×

Wir verwenden Cookies, um LingQ zu verbessern. Mit dem Besuch der Seite erklärst du dich einverstanden mit unseren Cookie-Richtlinien.

image

Лолита, 18

18

Когда невеста – вдовица, а жених – вдовец; когда она прожила в «нашем славном городке» меньше двух лет, он – не больше месяца; когда мосье ждет не дождется, чтобы кончилась глупая канитель, а мадам уступает ему со снисходительной улыбкой; тогда свадьба обыкновенно бывает довольно «скромная». Невеста может обойтись и без тиары апельсиновых цветов, держащей на месте короткую фату, и без белой орхидеи, заложенной в молитвенник. Дочка невесты, пожалуй, внесла бы в церемонию бракосочетания Г. и Г. живой малиновый блик; но я чувствовал, как рискованно было бы с моей стороны оказать припертой к стенке Лолите слишком много ласки, и посему я согласился, что не стоит отрывать девочку от ее любимого «Ку».

Моя так называемая «страстная и одинокая» Шарлотта была в повседневной жизни практичной и общительной. Сверх того, я установил, что, хотя она не могла сдержать ни порывов сердца в повседневной жизни, ни криков на ложе любви, она была женщина с принципами. Как только она стала более или менее моей любовницей (невзирая на возбудительные средства, ее «нервный, нетерпеливый cheri» – героический cheri, по правде сказать – не избежал некоторых первоначальных затруднений, за которые, впрочем, он вполне ее вознаградил прихотливейшим ассортиментом старосветских нежностей), милая Шарлотта учинила мне допросец насчет моих отношений с Господом Богом. Я мог бы ответить, что в этом смысле я был свободен ото всяких предубеждений; вместо этого я сказал – отдавая дань благостному общему месту, – что верю в одухотворенность космоса. Разглядывая ногти, она спросила еще, нет ли у меня в роду некоей посторонней примеси. Я ответил встречным вопросом – захотела ли бы она все-таки за меня выйти, если бы дед матери моего отца оказался, скажем, арабом. Она сказала, что это не имело бы никакого значения; но что если бы ей когда-нибудь стало известно, что я не верю в нашего христианского Бога, она бы покончила с собой. Она объявила это столь торжественно, что у меня прошел мороз по коже. Тогда-то я понял, что она женщина с принципами.

О, она была благовоспитаннейшей мещанкой! Говорила «извините», если случалось легчайшей отрыжке перебить ее плавную речь, произносила в английском envelope (конверт) первый слог в нос на французский манер и, говоря со знакомой дамой, называла меня «мистер Гумберт». Я подумал, что ей доставит удовольствие, если, входя в местное общество, я приволоку за собой романтическую тень. В день нашей свадьбы появилось маленькое интервью со мной в светской рубрике рамздэльской газеты, с фотографией Шарлотты: одна бровь приподнята, а фамилия с опечаткой: Гейзер. Несмотря на эту беду, реклама согрела фарфоровые створки ее сердца и вызвала издевательское дребезжание моих змеиных гремушек. Тем, что она участвовала в работе церковно-благотворительных кружков, и тем еще, что успела перезнакомиться с наиболее задающимися мамашами Лолитиных товарок, Шарлотта за полтора года изловчилась стать если не перворазрядным, то во всяком случае приемлемым членом местного общества; но никогда еще не доводилось ей попасть в эту восхитительную газетную рубрику, и попала она туда благодаря мне, г-ну Эдгару Г. Гумберту (этого «Эдгара» я подкинул из чистого ухарства), «писателю и исследователю». Репортер, брат моего Мак-Ку, записывая это, спросил, что именно я написал. Ответа моего не помню, но вышло у него так: «несколько трудов о Верлене, Рэмбодлере и других поэтах». В интервью было также отмечено, что мы с Шарлоттой были знакомы уже несколько лет и что я приходился дальним родственником ее первому мужу. Я намекнул, что у меня был с нею роман тринадцать лет тому назад, но в газете этого не появилось. Шарлотте я сказал, что светскую рубрику блестки опечаток только красят.

Будем продолжать сию любопытную повесть. Когда от меня потребовалось пожать плоды моего повышения из жильцов в сожители, испытал ли я лишь горечь и неохоту? Нет. Гумберт не мог не признаться в легком зуде тщеславия, в едва уловимом умилении, даже в некоем узоре изящного раскаяния, шедшем по стали его заговорщического кинжала. Я бы никогда не подумал, что довольно нелепая, хоть и довольно благообразная, г-жа Гейз, с ее слепой верой в мудрость своей религии и своего книжного клуба, ужимками дикции, жестким, холодным, презрительным отношением к обольстительной, голорукой, пушистенькой двенадцатилетней девочке – может обратиться в такое трогательное, беспомощное существо, как только наложу на нее руки – что случилось на пороге Лолитиной комнатки, в которую она отступала, прерывисто бормоча: «нет, нет, пожалуйста, нет…»

Перемена пошла впрок ее внешности. Ее улыбка, бывшая до тех пор столь искусственной, отныне сделалась сиянием совершенного обожания, – сиянием, полным чего-то мягкого и влажного, в котором я с изумлением различал сходство с обаятельным, бессмысленным, потерянным взглядом Лолиты, упивающейся какой-нибудь новой смесью сиропов в молочном баре или безмолвно любующейся моими дорогими, всегда отлично выглаженными вещами. Я, как зачарованный, наблюдал за лицом Шарлотты, когда она, делясь родительскими треволнениями с другой дамой, делала американскую гримасу женской резигнации (с закатыванием глаз и свисанием одной стороны рта), более детский вариант которой я видел, бывало, на лице у Лолиты. Мы выпивали что-нибудь – виски или джину перед тем как лечь спать, и это помогало мне воображать дочку, пока я ласкал мать. Вот – белый живот, в котором моя нимфетка лежала свернутой рыбкой в 1934-ом году. Эти тщательно подкрашенные волосы, такие для меня безжизненные на ощупь и обоняние, приобретали иногда (при свете лампы, в двуспальной постели с четырьмя колонками по углам) оттенок, если не мягкость, Лолитиных локонов. Я все повторял себе, меж тем как орудовал моей только что сфабрикованной, в натуральный рост женой, что в биологическом смысле она собой представляет максимально доступное мне приближение к Лолите; что в Лолитином возрасте, Лотточка была школьницей не менее соблазнительной, чем теперь ее дочка, – и чем будет когда-нибудь дочка самой Лолиты. Я заставил жену извлечь – из-под целой коллекции башмаков (у покойного г-на Гейза была, как оказалось, чуть ли не патологическая страсть к обуви) – тридцатилетний альбом, дабы я мог посмотреть, как выглядела Лотта ребенком; и несмотря на неправильность освещения и неуклюжесть одежд, мне удалось разобрать первый неясный черновик Лолитиного очерка, ее ног, маслачков, вздернутого носика. Лоттелита! Лолитхен!

Так, через изгороди времени, я запускал порочный взгляд в чужие мутные оконца. И когда путем жалких, жарких, наивно-похотливых ласок, она, эта женщина с царственными сосцами и тяжелыми лядвиями, подготовляла меня к тому, чтобы я мог наконец выполнить свою еженочную обязанность, то я и тут еще пытался напасть на пахучий след нимфетки, несясь с припадочным лаем сквозь подсед дремучего леса.

Просто не могу вам сказать, как кротка, как трогательна была моя бедная супруга! За утренним кофе, в угнетающем уюте кухни, с ее хромовым блеском, большим календарем (подарком кастрюльной фирмы) и хорошеньким уголком для первого завтрака (отделанным под стильный кафетерий, где Шарлотта и Гумберт будто бы ворковали вдвоем в студенческие дни), она сидела в красном капоте, облокотясь на пластиковую поверхность столика, подперев щеку кулаком и уставившись на меня с невыносимой нежностью во взгляде, пока я поглощал ветчину и яичницу. Хотя лицо Гумберта и подергивалось от невралгии, в ее глазах оно соперничало с солнечным светом и лиственными тенями, зыблющимися на белом рефрижераторе. Мою мрачность, мое раздражение она принимала за безмолвие любви. Мой небольшой доход в совокупности с ее еще меньшими средствами производил на нее впечатление блистательного состояния, и это не потому, что получавшейся суммы было теперь достаточно для среднебуржуазных нужд, а потому что даже мои деньги сверкали для нее волшебством моей мужественности, так что она представляла себе наш общий текущий счет в виде одного из тех бульваров на юге в полдень, с плотной тенью вдоль одной стороны и гладким солнцем вдоль другой, и этак до самого конца перспективы, где высятся розовые горы.

Пятидесятидневный срок нашего сожительства Шарлотта успела набить многолетней деятельностью. Бедняжка занялась всякими вещами, от которых ей приходилось прежде отказываться или которые никогда особенно ее не интересовали, как будто (чтобы продлить эту серию прустовских интонаций) тем самым, что я женился на матери любимого мною ребенка, я помог жене вернуть себе в изобилии юность по доверенности. С самозабвением пошлейшей «молодой хозяйки» она принялась «сублимировать домашний очаг». Я наизусть знал каждую щель этого «очага» – знал с тех пор, как, сидя у себя за столом, я наносил на мысленную карту Лолитин маршрут через весь дом; я душой давно породнился с ним – с его неказистостью и неубранностью, и теперь прямо чувствовал, как несчастный ежится в ужасном предвкушении ванны из экрю и охры и табачно-рыжей замазки, которую Шарлотта готовила ему. Она, слава Богу, до этого не дошла, но зато потратила огромное количество энергии, моя шторы, наващивая жалюзи, приобретая новые шторы и новые жалюзи, возвращая их магазину, замещая их другими и так далее, в постоянной смене света и мрака, улыбки и хмурости, сомнения и сожаления. Она возилась с кретоном и коленкором; она меняла масть дивана – священного того дивана, на котором в незабвенное утро во мне лопнул, замедленным темпом, пузырек райского блаженства. Она распределяла мебель и была довольна узнать из трактата о домашнем хозяйстве, что «вполне дозволено разъединить пару диванных комодиков и к ним относящиеся лампы». Следуя за авторшей книги «Твой Дом – это Ты», она возненавидела худосочные маленькие стулья и тонконогие столики. Она верила, что комната с широким размахом оконного стекла и обилием роскошных лакированных плоскостей представляла собой пример комнаты мужского типа, меж тем как женский тип определялся более легкими оконницами и более хрупкой деревянной отделкой. Романы, за чтеньем которых я застал ее при моем въезде, теперь были вытеснены иллюстрированными каталогами и руководствами по устройству дома. Фирме, находившейся в Филадельфии, Бульвар Рузвельта, дом 4640-ой, она заказала для нашей двуспальной постели особенный «штофом обитый пружинистый матрац, модель 312-я», – хотя старый казался мне достаточно упругим и выносливым для всего того, что ему приходилось выдерживать.

Происхождением она была со среднего Запада, как и ее первый муж, и перенесясь в жеманный Рамздэль, жемчужину одного из восточных штатов, прожила там слишком недолго, чтобы по-настоящему подружиться со всеми приличными людьми. Она слегка знала жовиального дантиста, жившего в чем-то вроде полуразвалившегося деревянного замка позади нашего сада. Она познакомилась на чае в прицерковном клубе со спесивой супругой отставного старьевщика, которому принадлежал страшный белый домище в так называемом «колониальном» стиле на углу проспекта. Время от времени она «наносила визиты» старушке Визави; но матроны познатнее из тех, которых она навещала или встречала на «садовых» приемах, или занимала длинными разговорами по телефону – изысканные дамы, как г-жа Шеридан, г-жа Мак-Кристал, г-жа Найт и прочие, – как-то редко заходили к моей пренебрегаемой светом Шарлотте. Единственно, с кем у нее сложились истинно-дружеские отношения, лишенные и задних мыслей и практических умыслов, это с четой по фамилии Фарло, которая вернулась из делового путешествия в Чили как раз вовремя, чтобы присутствовать на нашей свадьбе вместе с Чатфильдами, четой Мак-Ку и некоторыми другими (но не с г-жой Старьевщицей или с еще более высокомерной г-жой Тальбот). Джон Фарло был пожилой, спокойный, спокойно-атлетический, спокойно-удачливый торговец спортивными товарами, с конторой в Паркингтоне, в сорока милях от нас; это он снабдил меня амуницией для пресловутого Кольта и научил им пользоваться (как-то во время воскресной прогулки в приозерном бору); он также был «отчасти адвокатом» (как сам говорил с улыбкой) и в свое время привел в порядок некоторые Шарлоттины дела. Джоана, его моложавая жена, приходившаяся ему двоюродной сестрой, была долгоногая дама, в очках с раскосой оправой; у нее были два палевых бульдога, две острых грудки и большой красный рот. Она писала пейзажи и портреты – живо помню, как за рюмкой коктейля мне случилось похвалить сделанный ею портрет маленькой племянницы, Розалины Грац, грациозной, розовой красотки в гэрл-скаутской форме (берет из зеленой шерсти, зеленый вязаный поясок, прелестные кудри до плеч), и Джон вынул изо рта трубку и сказал, как жаль, что Долли (моя Доллита) и Розалина так неприязненно относятся друг к дружке в школе; впрочем, он выразил надежду, и мы все поддакнули, что они лучше сойдутся, когда вернутся, каждая из своего летнего лагеря. Мы поговорили о школе. У нее были свои недостатки и свои достоинства. «Конечно, среди наших торговцев многовато итальянцев, – сказал рассудительный Джон, – но зато мы до сих пор были избавлены от жи —». Джоана стремительно перебила его: «Как было бы хорошо, если бы наши девочки проводили это лето вместе!» Внезапно я вообразил Лолиту по возвращении из лагеря – посмуглевшую, теплую, сонную, одурманенную – и готов был зарыдать от страсти и нетерпения.

Learn languages from TV shows, movies, news, articles and more! Try LingQ for FREE

18 18 18 18

Когда невеста – вдовица, а жених – вдовец; когда она прожила в «нашем славном городке» меньше двух лет, он – не больше месяца; когда мосье ждет не дождется, чтобы кончилась глупая канитель, а мадам уступает ему со снисходительной улыбкой; тогда свадьба обыкновенно бывает довольно «скромная». ||||||||||||||||||||||||ne peut attendre||||tracas||||||||||||| |||||widower|||lived|||glorious||||||not|||||||waits||ended|silly||||gives in|||condescending||||usually|||modest When the bride is a widow and the bridegroom a widower; when she has lived in "our glorious town" less than two years, he not more than a month; when Monsieur cannot wait for the silly canniness to end, and Madame yields to him with a condescending smile; then the wedding is usually quite "modest." Невеста может обойтись и без тиары апельсиновых цветов, держащей на месте короткую фату, и без белой орхидеи, заложенной в молитвенник. ||||||||||||voile courte||||orchidée||| ||manage||||||holding||||veil||||orchids|inserted||prayer book The bride can do without a tiara of orange blossoms holding the short veil in place, or a white orchid embedded in a prayer book. Дочка невесты, пожалуй, внесла бы в церемонию бракосочетания Г. и Г. живой малиновый блик; но я чувствовал, как рискованно было бы с моей стороны оказать припертой к стенке Лолите слишком много ласки, и посему я согласился, что не стоит отрывать девочку от ее любимого «Ку». |||contributed|||ceremony|wedding|||||raspberry|glow|||||risky||||||show|cornered||wall||||||||agreed||||tear||||| The bride's daughter would perhaps have added a lively crimson glow to the marriage ceremony of G. and G.; but I felt how risky it would be on my part to lend too much affection to the pinned-down Lolita, and therefore I agreed that it was not worth while to tear the girl away from her favorite "Koo."

Моя так называемая «страстная и одинокая» Шарлотта была в повседневной жизни практичной и общительной. ||||||Charlotte|||||practical||sociable My so-called "passionate and lonely" Charlotte was in everyday life practical and sociable. Сверх того, я установил, что, хотя она не могла сдержать ни порывов сердца в повседневной жизни, ни криков на ложе любви, она была женщина с принципами. |||||||||hold||||||||screams||||||||principles Moreover, I found that, although she could not restrain the impulses of her heart in daily life, nor her cries on the bed of love, she was a woman of principles. Как только она стала более или менее моей любовницей (невзирая на возбудительные средства, ее «нервный, нетерпеливый cheri» – героический cheri, по правде сказать – не избежал некоторых первоначальных затруднений, за которые, впрочем, он вполне ее вознаградил прихотливейшим ассортиментом старосветских нежностей), милая Шарлотта учинила мне допросец насчет моих отношений с Господом Богом. ||||||||||||||||||||||||||||||||||le plus capricieux||||||me fit|||||||| ||||||||mistress|||stimulating|||nervous|impatient||heroic||||||avoided||initial||||||||rewarded|whimsical|assortment|old-world||||actions||interrogation|||relationships||Lord| As soon as she had become more or less my mistress (in spite of the excitatory means, her "nervous, impatient cheri"-a heroic cheri, to tell the truth-did not escape some initial difficulties, for which, however, he quite rewarded her with a fastidious assortment of old-world tenderness), sweet Charlotte interrogated me about my relations with the Lord God. Я мог бы ответить, что в этом смысле я был свободен ото всяких предубеждений; вместо этого я сказал – отдавая дань благостному общему месту, – что верю в одухотворенность космоса. |||||||||||||préjugés||||||hommage à|bienveillant||||||l'animation| ||||||||||||any|prejudices|||||paying|tribute|benign|common|place||||spirituality|cosmos I could have replied that in this sense I was free from any prejudice; instead I said - paying tribute to the benign common ground - that I believed in the spiritualization of the cosmos. Разглядывая ногти, она спросила еще, нет ли у меня в роду некоей посторонней примеси. |||||||||||||impurity Looking at my fingernails, she also asked if I had some foreign impurity in my lineage. Я ответил встречным вопросом – захотела ли бы она все-таки за меня выйти, если бы дед матери моего отца оказался, скажем, арабом. ||counter question|||||||||||||||||||Arab I answered with a counter question - would she still want to marry me if my father's maternal grandfather turned out to be, say, Arab. Она сказала, что это не имело бы никакого значения; но что если бы ей когда-нибудь стало известно, что я не верю в нашего христианского Бога, она бы покончила с собой. ||||||||||||||||||||||||Christian||||killed herself|| She said it wouldn't make any difference; but that if it ever became known to her that I didn't believe in our Christian God, she would kill herself. Она объявила это столь торжественно, что у меня прошел мороз по коже. ||||solemnly||||ran|chill|| She announced it so solemnly that a chill ran down my spine. Тогда-то я понял, что она женщина с принципами. |||ai compris||||| That's when I realized she was a woman of principles.

О, она была благовоспитаннейшей мещанкой! ||était|la plus bien élevée| |||most well-mannered| Oh, she was the most well-mannered petty bourgeois! Говорила «извините», если случалось легчайшей отрыжке перебить ее плавную речь, произносила в английском envelope (конверт) первый слог в нос на французский манер и, говоря со знакомой дамой, называла меня «мистер Гумберт». |||||burp|||smooth||pronounced|||envelope|envelope|||||||||||||||| She would say 'excuse me' if the slightest belch interrupted her smooth speech, pronounced the first syllable of 'envelope' in a nasal French manner, and when speaking to an acquaintance, referred to me as 'Mister Humbert.' Я подумал, что ей доставит удовольствие, если, входя в местное общество, я приволоку за собой романтическую тень. |||||||entering|||||bring|||romantic| I thought it would please her if, while entering local society, I brought along a romantic shadow. В день нашей свадьбы появилось маленькое интервью со мной в светской рубрике рамздэльской газеты, с фотографией Шарлотты: одна бровь приподнята, а фамилия с опечаткой: Гейзер. ||||||||||||||||||||||||Geyser(1) |||wedding||small||||||column|Ramzdel newspaper|||photograph|||eyebrow|raised||||typo|Geyser On our wedding day, a little interview with me appeared in the society section of a Ramsdell newspaper, with a picture of Charlotte: one eyebrow raised and a misspelled last name: Geyser. Несмотря на эту беду, реклама согрела фарфоровые створки ее сердца и вызвала издевательское дребезжание моих змеиных гремушек. |||||||volets||||a provoqué|moqueur|tintement|||rattles ||||||porcelain||||||mocking|rattle||snake|rattles Despite this misfortune, the commercial warmed the porcelain flaps of her heart and elicited a mocking rattle of my snake rattles. Тем, что она участвовала в работе церковно-благотворительных кружков, и тем еще, что успела перезнакомиться с наиболее задающимися мамашами Лолитиных товарок, Шарлотта за полтора года изловчилась стать если не перворазрядным, то во всяком случае приемлемым членом местного общества; но никогда еще не доводилось ей попасть в эту восхитительную газетную рубрику, и попала она туда благодаря мне, г-ну Эдгару Г. Гумберту (этого «Эдгара» я подкинул из чистого ухарства), «писателю и исследователю». ||||||||||||||||||||les camarades||||||||||||||acceptable|||||||||||||véridique||||||||||||||||||||espièglerie||| ||||||||||||||get to know|||assertive|moms|Lolitins|goods|||||managed||||first-rate|||||acceptable|member(1)|||||||had to|||||wonderful|newspaper|section|||||||||Edgar||||Edgar||threw in|||hooliganism|writer||researcher By the fact that she had taken part in the work of church and charity circles, and by the fact that she had made the acquaintance of the most inquiring mothers of Lolita's companions, Charlotte had in a year and a half contrived to become, if not a first-rate, at any rate an acceptable member of the local society; but she had never yet been placed in that delightful newspaper column, and she was placed there by me, Mr. Edgar G. Humbert (this "Edgar" I had thrown in out of sheer wit). Humbert (this "Edgar" I tossed in out of sheer gusto), "writer and researcher." Репортер, брат моего Мак-Ку, записывая это, спросил, что именно я написал. reporter|||||writing|||||| The reporter, my Mc-Q's brother, while writing this down, asked me exactly what I wrote. Ответа моего не помню, но вышло у него так: «несколько трудов о Верлене, Рэмбодлере и других поэтах». ||||||||||||Verlaine|Rimbaud||| ||not||||||||||Verlaine|||| I don't remember my answer, but it came out as "several works on Verlaine, Rambodler and other poets." В интервью было также отмечено, что мы с Шарлоттой были знакомы уже несколько лет и что я приходился дальним родственником ее первому мужу. ||||mentionné|||||||||||||||parent||| |||||||||||||||||was|distant|relative||first| It was also noted in the interview that Charlotte and I had known each other for several years and that I was a distant relative of her first husband. Я намекнул, что у меня был с нею роман тринадцать лет тому назад, но в газете этого не появилось. |aussi|||||||||il y a|||||||| |hinted||||||||||||||||| I hinted that I'd had an affair with her thirteen years ago, but it didn't appear in the paper. Шарлотте я сказал, что светскую рубрику блестки опечаток только красят. ||||||paillettes|de l'opinion|| Charlotte|||||||typos||paint I told Charlotte that the glitter of typos only colors the secular column.

Будем продолжать сию любопытную повесть. ||this|| We will continue this curious tale. Когда от меня потребовалось пожать плоды моего повышения из жильцов в сожители, испытал ли я лишь горечь и неохоту? |||||||||tenants|||||||bitterness||reluctance When I was asked to reap the fruits of my promotion from tenants to cohabitants, did I only experience bitterness and reluctance? Нет. No. Гумберт не мог не признаться в легком зуде тщеславия, в едва уловимом умилении, даже в некоем узоре изящного раскаяния, шедшем по стали его заговорщического кинжала. |||||||démangeaison||||||||||||||||| ||||||||vanity|||subtle|adoration|||certain|pattern|elegant|repentance|running||||conspiratorial|dagger Humbert could not help confessing a slight itch of vanity, a faint mortification, even a certain pattern of graceful remorse that marched along the steel of his conspiratorial dagger. Я бы никогда не подумал, что довольно нелепая, хоть и довольно благообразная, г-жа Гейз, с ее слепой верой в мудрость своей религии и своего книжного клуба, ужимками дикции, жестким, холодным, презрительным отношением к обольстительной, голорукой, пушистенькой двенадцатилетней девочке – может обратиться в такое трогательное, беспомощное существо, как только наложу на нее руки – что случилось на пороге Лолитиной комнатки, в которую она отступала, прерывисто бормоча: «нет, нет, пожалуйста, нет…» |||||||||||||||||||||||||||avec des grimaces|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||| ||||||||||||||||||||wisdom||religion|||book club|club|||harsh|cold|contemptuous|attitude||seductive|one-armed|fluffy|||||||touching|helpless||||would impose|||||||threshold||||||retreated|intermittently|muttering|||| I would never have thought that the rather incongruous, though rather plausible, Mrs. Gaze, with her blind faith in the wisdom of her religion and her book club, her grimaces of diction, her stiff, cold, contemptuous attitude toward the seductive bare-armed, pudgy twelve-year-old girl - could turn into such a touching, helpless creature as soon as I laid my hands on her - which happened on the threshold of Lolita's room, to which she retreated, intermittingly muttering: "no, no, no, please, no..."

Перемена пошла впрок ее внешности. ||pour le mieux|| ||for the better||appearance The change benefited her appearance. Ее улыбка, бывшая до тех пор столь искусственной, отныне сделалась сиянием совершенного обожания, – сиянием, полным чего-то мягкого и влажного, в котором я с изумлением различал сходство с обаятельным, бессмысленным, потерянным взглядом Лолиты, упивающейся какой-нибудь новой смесью сиропов в молочном баре или безмолвно любующейся моими дорогими, всегда отлично выглаженными вещами. ||||||||||un éclat|||||||||||||||||||bête||||||||||||||||||||| ||||||||from now on||radiance|perfect|adoration|||||soft||moist|||||astonishment|recognized|||charming|meaningless|lost|||intoxicating||||mixture|syrups||dairy|bar|||admiring|||||ironed| Her smile, which had been so artificial until then, now became the radiance of perfect adoration – a radiance full of something soft and moist, in which I could astonishingly discern a resemblance to the charming, senseless, lost gaze of Lolita, indulging in some new mixture of syrups at the milk bar or silently admiring my dear, always well-pressed things. Я, как зачарованный, наблюдал за лицом Шарлотты, когда она, делясь родительскими треволнениями с другой дамой, делала американскую гримасу женской резигнации (с закатыванием глаз и свисанием одной стороны рта), более детский вариант которой я видел, бывало, на лице у Лолиты. |||||||||||inquiétudes||||||||||||||||||||||||||| |||||||||sharing||worries|||||American|||resignation||rolling|||sagging|||||||||||||| I, as if enchanted, watched Charlotte's face as she, sharing parental worries with another lady, made the American grimace of female resignation (with rolling eyes and one side of her mouth drooping), a more childish version of which I had seen on Lolita's face before. Мы выпивали что-нибудь – виски или джину перед тем как лечь спать, и это помогало мне воображать дочку, пока я ласкал мать. |drank|||||gin||||||||helped||imagine||||| We would drink something - whiskey or gin before going to bed, and it helped me imagine my daughter while I caressed my mother. Вот – белый живот, в котором моя нимфетка лежала свернутой рыбкой в 1934-ом году. ||||||||curled|||| Here is the white belly in which my little nymph lay curled up like a fish in 1934. Эти тщательно подкрашенные волосы, такие для меня безжизненные на ощупь и обоняние, приобретали иногда (при свете лампы, в двуспальной постели с четырьмя колонками по углам) оттенок, если не мягкость, Лолитиных локонов. |||||||||au toucher||||||||||||||||||||| ||dyed|||||lifeless||||smell|acquired||in|||||||four|columns||corners||||softness||locks These carefully dyed hair, so lifeless to my touch and smell, sometimes acquired (in the light of the lamp, in a double bed with four posts in the corners) a shade, if not the softness, of Lolita's curls. Я все повторял себе, меж тем как орудовал моей только что сфабрикованной, в натуральный рост женой, что в биологическом смысле она собой представляет максимально доступное мне приближение к Лолите; что в Лолитином возрасте, Лотточка была школьницей не менее соблазнительной, чем теперь ее дочка, – и чем будет когда-нибудь дочка самой Лолиты. |||||||||||||natural|||||biological||||||available|||||||Lolita||Lottochka||schoolgirl|||tempting|||||||||||| I kept repeating to myself, while handling my freshly fabricated, life-sized wife, that in a biological sense she represents the closest approximation I can have to Lolita; that at Lolita's age, little Lotta was no less seductive as a schoolgirl than her daughter is now – and than her daughter will be someday when she becomes Lolita herself. Я заставил жену извлечь – из-под целой коллекции башмаков (у покойного г-на Гейза была, как оказалось, чуть ли не патологическая страсть к обуви) – тридцатилетний альбом, дабы я мог посмотреть, как выглядела Лотта ребенком; и несмотря на неправильность освещения и неуклюжесть одежд, мне удалось разобрать первый неясный черновик Лолитиного очерка, ее ног, маслачков, вздернутого носика. |||||||collections|shoes|||||||how|||||pathological|||shoes|thirty-year-old|||||||looked|Lotta|||||irregularity|lighting||clumsiness||||take apart|||draft|Lolita's|essay|||Maslachkov|pulled up|nose I made my wife extract – from under a whole collection of shoes (it turned out that the late Mr. Geiz had a nearly pathological passion for footwear) – a thirty-year-old album so that I could see what Lotta looked like as a child; and despite the awkward lighting and clumsy clothing, I managed to decipher the first vague draft of Lolita's sketch, her legs, little ruffles, and her upturned nose. Лоттелита! Lottelita Lottalita! Лолитхен! Lolita

Так, через изгороди времени, я запускал порочный взгляд в чужие мутные оконца. ||les haies||||||||| ||||||||||murky| Thus, through the hedges of time, I cast a wicked gaze into the murky windows of others. И когда путем жалких, жарких, наивно-похотливых ласок, она, эта женщина с царственными сосцами и тяжелыми лядвиями, подготовляла меня к тому, чтобы я мог наконец выполнить свою еженочную обязанность, то я и тут еще пытался напасть на пахучий след нимфетки, несясь с припадочным лаем сквозь подсед дремучего леса. ||||||||||||||||fesses lourdes|||||||||||||||||||||||nymphettes|||||||| |||pitiful||naively|lecherous||||||royal|breasts||heavy|thighs|prepared||||||||fulfill||nightly|duty|||||||||fragrant|duty||rushing||fainting|bark||seduction|dense| And when, through pitiful, hot, naively lustful caresses, she, this woman with royal breasts and heavy thighs, prepared me to finally fulfill my nightly duty, I still tried to pounce on the fragrant trail of the nymph, rushing with a fitful bark through the dense forest's underbrush.

Просто не могу вам сказать, как кротка, как трогательна была моя бедная супруга! ||||||gentle|||||| I simply cannot tell you how meek, how touching my poor wife was! За утренним кофе, в угнетающем уюте кухни, с ее хромовым блеском, большим календарем (подарком кастрюльной фирмы) и хорошеньким уголком для первого завтрака (отделанным под стильный кафетерий, где Шарлотта и Гумберт будто бы ворковали вдвоем в студенческие дни), она сидела в красном капоте, облокотясь на пластиковую поверхность столика, подперев щеку кулаком и уставившись на меня с невыносимой нежностью во взгляде, пока я поглощал ветчину и яичницу. |||||||||chrome|||||||||||||||||||||||||||||||||s'appuyant|||||||||||||||||||||| ||||||||||||calendar||cookware|||nice|corner||||finished||stylish|cafeteria|||||||chatted|together||student|||||red|Capote|leaning||plastic|surface||propped||||staring|||||tenderness|||||absorbed|ham||fried eggs Over morning coffee, in the stifling coziness of the kitchen, with its chrome shine, a large calendar (a gift from the cookware company) and a lovely nook for the first breakfast (styled like a chic café, where Charlotte and Humbert seemed to have cooed together in their student days), she sat in a red hood, leaning against the plastic surface of the table, propping her cheek on her fist and staring at me with unbearable tenderness in her gaze, while I devoured ham and eggs. Хотя лицо Гумберта и подергивалось от невралгии, в ее глазах оно соперничало с солнечным светом и лиственными тенями, зыблющимися на белом рефрижераторе. ||||||||||||||||||tremblant||| ||||twitching|||||||competed|||||leafy|shadows|quivering|||refrigerator Although Humbert's face twitched from neuralgia, in her eyes it rivaled the sunlight and the leafy shadows flickering on the white refrigerator. Мою мрачность, мое раздражение она принимала за безмолвие любви. She took my gloom, my irritation for the silence of love. Мой небольшой доход в совокупности с ее еще меньшими средствами производил на нее впечатление блистательного состояния, и это не потому, что получавшейся суммы было теперь достаточно для среднебуржуазных нужд, а потому что даже мои деньги сверкали для нее волшебством моей мужественности, так что она представляла себе наш общий текущий счет в виде одного из тех бульваров на юге в полдень, с плотной тенью вдоль одной стороны и гладким солнцем вдоль другой, и этак до самого конца перспективы, где высятся розовые горы. ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||s'élèvent|| ||||total||||smaller||produced||||brilliant|||||||resulting|amounts|||sufficient||middle bourgeois|needs|||||||sparkled|||||||||represented||||current|||||||boulevards||||||tight||||||smooth|||||that way||||prospects||towered|| My small income combined with her even smaller means made a brilliant impression on her, not because the amount obtained was now sufficient for middle-bourgeois needs, but because even my money sparkled for her with the magic of my masculinity, so that she imagined our joint current account as one of those boulevards in the south at noon, with a dense shadow along one side and a smooth sun along the other, and so on to the very end of the perspective, where pink mountains rise.

Пятидесятидневный срок нашего сожительства Шарлотта успела набить многолетней деятельностью. fifty-day|||||||long-term| During our fifty-day cohabitation, Charlotte managed to fill it with years of activity. Бедняжка занялась всякими вещами, от которых ей приходилось прежде отказываться или которые никогда особенно ее не интересовали, как будто (чтобы продлить эту серию прустовских интонаций) тем самым, что я женился на матери любимого мною ребенка, я помог жене вернуть себе в изобилии юность по доверенности. ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||de procurations |||||||||give up|||||||interested|||||||Proustian|intonations||||||||||||helped|||||abundance|||powers of attorney The poor thing got involved in all sorts of things that she had previously had to refuse or that had never particularly interested her, as if (to prolong this series of Proustian intonations) by marrying the mother of the child I love, I helped my wife restore her youth in abundance by proxy. С самозабвением пошлейшей «молодой хозяйки» она принялась «сублимировать домашний очаг». ||most vulgar|||||||hearth With the self-forgetfulness of a vulgar "young hostess" she set about "sublimating domesticity." Я наизусть знал каждую щель этого «очага» – знал с тех пор, как, сидя у себя за столом, я наносил на мысленную карту Лолитин маршрут через весь дом; я душой давно породнился с ним – с его неказистостью и неубранностью, и теперь прямо чувствовал, как несчастный ежится в ужасном предвкушении ванны из экрю и охры и табачно-рыжей замазки, которую Шарлотта готовила ему. ||||||||||||assis|||||||||||||||||||||||nonchalance||neubranne|||||||||||||||ochre||||замазки|||| ||||crack||hearth||||||||||||mapped||mental||Lolita's|route|||||||bonded|||||unremarkableness||messiness||||||unfortunate|shivers||terrible|anticipation|baths||ecru||ochre||tobacco|redhead|putty|||| I knew by heart every crevice of the "hearth"-I had known it ever since, sitting at my desk, I had mapped Lolitin's route through the house; I had long ago become soulmates with it, with its unsightliness and untidiness, and now I could feel the unhappy man shivering in dreadful anticipation of the bath of ecru and ochre and tobacco-red putty that Charlotte was preparing for him. Она, слава Богу, до этого не дошла, но зато потратила огромное количество энергии, моя шторы, наващивая жалюзи, приобретая новые шторы и новые жалюзи, возвращая их магазину, замещая их другими и так далее, в постоянной смене света и мрака, улыбки и хмурости, сомнения и сожаления. |||||||||||||||||||||||||||||||||constante|||||||||| ||||||got to|||spent|||||curtains|installing|blinds|acquiring||||||returning||store|replacing||||||||change|||darkness|||frowns|||regrets She didn't get to that point, thank God, but she expended a tremendous amount of energy washing curtains, drawing blinds, buying new curtains and new blinds, returning them to the store, replacing them with others, and so on, in a constant change of light and gloom, smiles and frowns, doubts and regrets. Она возилась с кретоном и коленкором; она меняла масть дивана – священного того дивана, на котором в незабвенное утро во мне лопнул, замедленным темпом, пузырек райского блаженства. |||crétin||toile de lin|||tissu|||||||||matin||||à un rythme ralentissant|||| |||||canvas||changed|||sacred||||||unforgettable||||burst|slow||bubble|heavenly| She was fiddling with cretonne and calico; she was changing the suit of the sofa-the sacred sofa on which, on an unforgettable morning, the bubble of heavenly bliss burst in me, in slow motion. Она распределяла мебель и была довольна узнать из трактата о домашнем хозяйстве, что «вполне дозволено разъединить пару диванных комодиков и к ним относящиеся лампы». |arranged||||pleased||||||||||separate||sofa|dressers||||| She distributed the furniture and was pleased to learn from a household treatise that "it is quite permissible to separate a pair of sofa dressers and their associated lamps." Следуя за авторшей книги «Твой Дом – это Ты», она возненавидела худосочные маленькие стулья и тонконогие столики. ||||||||||maigres||||| ||author|||||||hated|||||spindly|tables Following the author of "Your Home is You," she hated skinny little chairs and thin-legged tables. Она верила, что комната с широким размахом оконного стекла и обилием роскошных лакированных плоскостей представляла собой пример комнаты мужского типа, меж тем как женский тип определялся более легкими оконницами и более хрупкой деревянной отделкой. |||||||||||||||||||||||||||||||||finition |believed|||||||||abundance|luxurious|lacquered|surfaces||||||||||female||was defined||light|shutters|||||finishing She believed that the room, with its wide expanse of window glass and abundance of luxurious lacquered planes, was an example of a masculine type of room, whereas the feminine type was defined by lighter window panes and more fragile woodwork. Романы, за чтеньем которых я застал ее при моем въезде, теперь были вытеснены иллюстрированными каталогами и руководствами по устройству дома. |||||ai trouvée|||||||||||||| novels|||||caught||during||entrance|||replaced|illustrated|catalogs||guides||design| The novels I found her reading when I moved in were now supplanted by illustrated catalogs and home improvement manuals. Фирме, находившейся в Филадельфии, Бульвар Рузвельта, дом 4640-ой, она заказала для нашей двуспальной постели особенный «штофом обитый пружинистый матрац, модель 312-я», – хотя старый казался мне достаточно упругим и выносливым для всего того, что ему приходилось выдерживать. ||||||maison||||||||||||||||||||||||||||| ||||Boulevard|Roosevelt||||||||||mattress|upholstered|spring|mattress|||||||sufficient|||durable|||||||withstand To a firm in Philadelphia, 4640 Roosevelt Boulevard, she ordered for our double bed a special "darn upholstered spring mattress, model 312"-though the old one seemed to me firm and hardy enough for all that it had to endure.

Происхождением она была со среднего Запада, как и ее первый муж, и перенесясь в жеманный Рамздэль, жемчужину одного из восточных штатов, прожила там слишком недолго, чтобы по-настоящему подружиться со всеми приличными людьми. ||||||||||||moving||pretentious||pearl|||||||too|||||make friends|||| She was of Midwestern origin, like her first husband, and having been transported to token Ramzdel, the jewel of one of the eastern states, she had lived there too short a time to really make friends with all decent people. Она слегка знала жовиального дантиста, жившего в чем-то вроде полуразвалившегося деревянного замка позади нашего сада. Elle||||||||||||||| ||||dentist|who lived|||||dilapidated|wooden|castle||| She slightly knew the jovial dentist who lived in a sort of dilapidated, dilapidated wooden castle behind our garden. Она познакомилась на чае в прицерковном клубе со спесивой супругой отставного старьевщика, которому принадлежал страшный белый домище в так называемом «колониальном» стиле на углу проспекта. |||||de l'église||||||brocanteur||||||||||||| |met||||||||wife||antique dealer|||terrible||mansion|||called|colonial|||| She had met at tea at the church club the gregarious wife of a retired junk dealer who owned the ugly white house in the so-called "colonial" style on the corner of the avenue. Время от времени она «наносила визиты» старушке Визави; но матроны познатнее из тех, которых она навещала или встречала на «садовых» приемах, или занимала длинными разговорами по телефону – изысканные дамы, как г-жа Шеридан, г-жа Мак-Кристал, г-жа Найт и прочие, – как-то редко заходили к моей пренебрегаемой светом Шарлотте. ||||||||||||||||||||réceptions|||||||||||||||||||||||||||||| time||||made|||counterpart||matrons|more refined|||||visited||met||garden|receptions||occupied||conversations|||refined||||||||||||||||||visited|||neglected|| From time to time she "paid a visit" to old Lady Visavie; but the more learned matrons whom she visited, or met at "garden" receptions, or occupied with long conversations on the telephone-the refined ladies like Mrs. Sheridan, Mrs. McChrystal, Mrs. Knight, and others-somehow seldom dropped in on my neglected Charlotte. Единственно, с кем у нее сложились истинно-дружеские отношения, лишенные и задних мыслей и практических умыслов, это с четой по фамилии Фарло, которая вернулась из делового путешествия в Чили как раз вовремя, чтобы присутствовать на нашей свадьбе вместе с Чатфильдами, четой Мак-Ку и некоторыми другими (но не с г-жой Старьевщицей или с еще более высокомерной г-жой Тальбот). |||||developed|truly|friendly||devoid||hidden|||practical|intentions|||couple|||Farlo||||business|||Chile|||||attend|||wedding||||||||||||||joy|junk dealer|||||arrogant||| The only one with whom she formed a truly friendly relationship, devoid of both hindsight and practical intentions, was with a couple named Farlo, who returned from a business trip to Chile just in time to attend our wedding along with the Chatfields, the McCoo couple, and a few others (but not Ms. Older or the even more arrogant Ms. Talbot). Джон Фарло был пожилой, спокойный, спокойно-атлетический, спокойно-удачливый торговец спортивными товарами, с конторой в Паркингтоне, в сорока милях от нас; это он снабдил меня амуницией для пресловутого Кольта и научил им пользоваться (как-то во время воскресной прогулки в приозерном бору); он также был «отчасти адвокатом» (как сам говорил с улыбкой) и в свое время привел в порядок некоторые Шарлоттины дела. ||||||||chanceux|||||||||||||||||munition||presque|||||||||||||приозерном|бору|||||||||||||||||||| |Farley|||||||lucky|||||||Parkington||forty|miles(1)|||||supplied||gear||infamous|Colt|||||how|||||||lake|woods||also|||lawyer||||||||||||||Charlotte's| John Farlo was an elderly, quiet, quietly-athletic, quietly-successful sporting goods dealer, with an office in Parkington, forty miles away; it was he who supplied me with the ammunition for the notorious Colt and taught me how to use it (once on a Sunday walk in the lakeside moor); he was also "part lawyer" (as he himself said with a smile) and had at one time put some of Charlotte's affairs in order. Джоана, его моложавая жена, приходившаяся ему двоюродной сестрой, была долгоногая дама, в очках с раскосой оправой; у нее были два палевых бульдога, две острых грудки и большой красный рот. Joanna||jeune||||||||||||en biais|monture||||||||||||| ||||cousin||cousin|||long-legged|||||slanted|frame|||||fawn|bulldogs||sharp||||| Joana, his young wife, who came to be his cousin, was a long-legged lady, wearing slant-rimmed glasses; she had two pale bulldogs, two sharp breasts, and a big red mouth. Она писала пейзажи и портреты – живо помню, как за рюмкой коктейля мне случилось похвалить сделанный ею портрет маленькой племянницы, Розалины Грац, грациозной, розовой красотки в гэрл-скаутской форме (берет из зеленой шерсти, зеленый вязаный поясок, прелестные кудри до плеч), и Джон вынул изо рта трубку и сказал, как жаль, что Долли (моя Доллита) и Розалина так неприязненно относятся друг к дружке в школе; впрочем, он выразил надежду, и мы все поддакнули, что они лучше сойдутся, когда вернутся, каждая из своего летнего лагеря. ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||avec hostilité||||||||||||||||||||||||| ||landscapes||portraits|vividly|||||||||||||niece|Rosalina||graceful||beauty||girl|girl scout||||green|||knitted|belt||curls||shoulder|||took out|||||||||||Dollita||||unfavorably|relate|||||||||||||agreed||||will meet||return|each|||| She painted landscapes and portraits - I remember vividly how, over a cocktail, I happened to praise a portrait she had done of her little niece, Rosaline Gratz, a graceful, pink beauty in her Girl Scout uniform (green wool beret, green knitted sash, lovely shoulder-length curls), and John took his pipe out of his mouth and said how unfortunate it was that Dolly (my Dolly) and Rosaline were so hostile to each other at school; but he hoped, and we all agreed, that they would get together better when they came back, each from her summer camp. Мы поговорили о школе. We talked about the school. У нее были свои недостатки и свои достоинства. she|||||||merits It had its drawbacks and its merits. «Конечно, среди наших торговцев многовато итальянцев, – сказал рассудительный Джон, – но зато мы до сих пор были избавлены от жи —». ||||quite a few||||||||||||spared|| "Of course, among our merchants there are quite a few Italians," said the sensible John, "but we have so far been spared from the Jew —." Джоана стремительно перебила его: «Как было бы хорошо, если бы наши девочки проводили это лето вместе!» Внезапно я вообразил Лолиту по возвращении из лагеря – посмуглевшую, теплую, сонную, одурманенную – и готов был зарыдать от страсти и нетерпения. ||interrupted||how||||||||spent||||||||||||tanned|tan|sleepy|dazed||||burst into tears||||impatience Joana interrupted him impetuously, "How nice it would be if our girls spent this summer together!" Suddenly I imagined Lolita on her return from camp - darkened, warm, sleepy, stupefied - and I was ready to weep with passion and impatience.