×

Wir verwenden Cookies, um LingQ zu verbessern. Mit dem Besuch der Seite erklärst du dich einverstanden mit unseren Cookie-Richtlinien.

image

Беларусь на кануне "выборов" 2020, НЕ БОЙТЕСЬ: при поддержке Отряда милиции особого назначения

НЕ БОЙТЕСЬ: при поддержке Отряда милиции особого назначения

— Постойте, ведь я журналист! У меня официальное удостоверение и разрешение на работу!

Пятница, 19 июня. Сотрудники ОМОНа хватают меня, а потом и моего коллегу Артёма Майорова, и заталкивают в автозак. Это происходит на главном проспекте Беларуси под шум сигналящих машин, скандирование “Выпускай!” и “Позор!”. Только что здесь прошёл последний официальный пикет в поддержку потенциальных кандидатов в президенты. Милиция объявила, что мероприятие незаконно и все должны разойтись, но никто не понимает почему. В Минске глушат мобильный интернет — стримы журналистов прерваны, парализована работа службы Яндекс-такси.

Это мы, белорусские журналисты Маша и Артём. 19 июня около 18:00 мы начали вести стрим с последнего официального пикета, на который пришли люди, чтобы подписаться за потенциальных кандидатов в президенты и выразить солидарность с задержанными Виктором Бабарикой и Сергеем Тихановским. Не проходит и 10 минут, как стрим прерывается. Кто-то глушит мобильный интернет, оставляя без заработка работников Яндекс-такси, или, пытаясь помешать работе журналистам. Артём остаётся фотографировать у филармонии, а я иду по проспекту и разговариваю с людьми в очереди. За неполный час она растягивается до площади Победы. Многие пришли сюда семьями, какой-то парень играет на гитаре, кто-то даже привёл с собой собаку. Большинство пришедших — в масках, никто не кричит. В интервью журналистам люди возмущаются задержанием политиков, говорят о своих нарушенных правах и о том, что власть пора менять. По проспекту едут машины и сигналят в знак солидарности. И тут — мне навстречу, перекрыв дорогу, движется наряд ОМОНа! Я нажимаю на запись и на расстоянии двух метров шагаю спиной в обратную сторону. Рассматриваю каждого: в основном — это молодые парни, новое поколение, в глазах — пустота. Есть ощущение, что каждый ждёт команды “Фас!” и поступи такая команда — все они будут готовы наброситься на меня. Но я — журналист, на мне обозначенная яркая жилетка, с собой — аккредитация и я — на работе. Мне не страшно и я вижу, что не страшно и тем, кого эти ребята выщемляют с проспекта в сторону площади у филармонии. Люди становятся рядом с ними, шагают впереди, поют песни. — Эй! Нам ведь не страшно, давайте возьмёмся за руки и покажем, что нам не страшно, что нас больше! — кричит кто-то в толпе. В кругу поющих и улыбающихся людей чёрная полосочка омоновцев кажется почти незаметной.

Артём сидит напротив меня и журналистки “112 Украина”. Одному из сотрудников ОМОН что-то не нравится в его позе.

— Сядь нормально! Вообще, это я должен сидеть здесь, а ты должен лежать! — орёт он, сопровождая приказы отборным матом.

Мы пытаемся заступиться, но нас так же грубо затыкают. Фотограф Вадим Замировский спрашивает, почему задерживают аккредитованных журналистов, ведь статья 198 УК Беларуси гласит:

“Воспрепятствование в какой бы то ни было форме законной профессиональной деятельности журналиста либо принуждение его к распространению или отказу от распространения информации, совершенные с применением насилия или с угрозой его применения, уничтожением или повреждением имущества, ущемлением прав и законных интересов журналиста, — наказываются штрафом или лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью, или ограничением свободы на срок до трех лет, или лишением свободы на тот же срок”.

— Я всё про закон знаю, у меня высшее юридическое образование, — звучит в ответ.

Потом один из омоновцев неожиданно переходит на белорусский и при этом ржёт, мол, видишь — и по-белорусски могу! Выглядит это нелепо. Что? Хотел показать, что тоже образованный?..

Едем непонятно куда, но я почти постоянно слышу сигналящие машины, хлопающих прохожих и скандирование, значит — наматываем круги. В какой-то момент крышу автозака царапают ветки деревьев.

— В лес вас везём, — смеются омоновцы.

— Наверное, психологически трудно работать, осознавая, сколько людей вас не любят?

— Вы же не знаете, где я работал раньше, — отвечает один из них.

Потом ему кто-то звонит и он рассказывает, что сегодня у него первое задание. И я думаю: какие жизненные обстоятельства заставляют людей превращаться в омоновцев?..

Автозак останавливается. Омоновцы вталкивают мужчину, который говорит, что шёл домой кормить больную мать и у него с собой банка с холодником. Он возмущён и постоянно повторяет, что его права нарушаются. И тут омоновец, который орал на Артёма, внезапно стаскивает мужчину на пол, переворачивает на живот, заламывает руки, и начинает давить. Голова застывает в воздухе над ступеньками к выходу.

— Так лежать! — лапа омоновца с силой прижимает “добычу” к полу, в глазах появляется звериный блеск, на безымянном пальце блестит кольцо.

— Ооо, так дома жена ждёт? Ты её там тоже так, да? — не выдерживает кто-то из пассажиров.

Я вопросительно смотрю в глаза его коллеге, который наблюдает за этим, и пытаюсь поймать хотя бы нотку эмоций, но нет — там пусто. Омоновец пальцем указывает, чтобы я тоже наблюдала за происходящим.

— Фашисты! — слышу чьи-то крики на проспекте, и вспоминаю пассажи главы государства о ненависти к фашизму и “никогда снова”.

Постепенно автозак наполняется новыми пассажирами: одних — просто заталкивают, других — с силой толкают и кидают на сидения. Омоновцы постоянно матерятся, разговаривают с задержанными преимущественно на ты, ведут себя так, словно мы, как минимум, организовали теракт, в результате которого погибли тысячи людей.

...Вместе с пятью журналистами в автозаке едет ещё 7 человек. Парень, историю которого я не знаю, так как его задержали раньше, девушка, которая приехала из Борисова на шопинг и вообще не была в курсе пикета, парень из Солигорска, которого омоновцы закинули в автозак вместе с велосипедом.

— А почему такие зрачки расширенные? Не наркоман ли? — издевательским тоном спрашивает у него сотрудник в чёрном.

Наверное, когда людей превращают в омоновцев, их тоже чем-то запугивают, думаю я. И потом им кажется, что методы устрашения всегда срабатывают — судят по себе. Но я внимательно разглядываю каждого задержанного и не вижу, что кому-то страшно. Людям просто хочется вернуться к своим делам.

Один из омоновцев зачем-то щупает накаченную ногу парня на роликах и мерзко улюлюкает. Мне хочется помыться.

Двух юных девушек наши надзиратели принимают за парней. На вид девчонкам нет 18, но их не спрашивают, совершеннолетние они или нет. В то же время ещё один омоновец, который подсел в автозак позже, учит их жизни, мол, в их годы он с уважением относился к сотрудникам милиции. Девчонки переглядываются, мне кажется, что они сейчас лопнут со смеху.

Потом нас зачем-то пересаживают в другой автозак (даже когда ты не сопротивляешься, тебя все равно толкают) и распределяют по очень узким камерам-стаканам. Одну из девушек, которую омоновцы перепутали с парнем, сажают туда вместе с крупным мужчиной. Ну что тут скажешь?.. Вместе со мной в такой же камере оказываются две девушки. Мы долго едем нос к носу, обливаясь потом, требуем открыть дверь, потому что задыхаемся, напоминаем про коронавирус — никакой реакции. Обстановку разряжает телефонный разговор одного из омоновцев:

Ближе к ночи нас привозят непонятно куда, обыскивают и отправляют в строение вроде ангара (я вспоминаю истории про то, как сжигали людей в Хатыни). Со временем “ангар” наполняется людьми, которых привезли в других автозаках. Парней на роликах уже двое, один из них в окровавленной маске, говорит — “били руками и ногами”. По ангару ходит неизвестный, спрашивает и записывает наши данные, далее нас приводят в актовый зал административного здания и только тут нам сообщают, что мы находимся в Ленинском РОВД. У какой-то девушки началась паническая атака — ей вызывают скорую помощь.

Милиция общается с нами вежливо. Я напоминаю про коронавирус — нас просят рассаживаться на расстоянии друг от друга. Мы с Артёмом сидим в первом ряду. Когда зал заполняется, кто-то обращает внимание на наши жилеты “ПРЭСА”.

— Вы журналисты? У вас есть разрешение и вас забрали, когда вы работали? Ка-ак?

Присутствующие начинают хлопать, а мне становится неловко, потому что я не понимаю, почему забрали не журналистов.

Задержанные спрашивают у сотрудника милиции, почему нарушаются права граждан, почему ОМОН применяет силу, мол мы что здесь — страшные преступники? Милиционер говорит, что он не знает, что сам с этим не согласен, и что, если бы не рабочий день, может быть, тоже был бы возле филармонии.

Один из сотрудников РОВД фотографирует удостоверения журналистов и в начале двенадцатого нас, наконец, выпускают. Перед этим в зал входит полковник милиции и объясняет остальным, что в течение трёх часов сотрудники РОВД будут разбираться в обстоятельствах задержаний.

— Мы понимаем, что кто-то мог попасть сюда по ошибке.

P.S. На воле меня с Артёмом встречают коллеги, которые, заметив, что мы не выходим на связь, искали нас по всем минским РОВД. Оказалось, что задержаны почти все журналисты, которых мы видели на пикете. Рассказываем редактору, что, пока катались в автозаке, познакомились с разными людьми, насобирали материал и обязательно напишем тот текст, который вы сейчас читаете. И тут Паша Свердлов выдаёт историю:

— А прикиньте, жду вас здесь, ко мне милиционер подходит и говорит: “Чего сидишь?” Отвечаю: “встречаю журналистов”. Тогда милиционер спрашивает: “А они что, потерялись?”

Нет. Мы не потерялись. И глупо думать, что журналисту можно закрыть глаза, заткнуть рот и уши, приглушив мобильный интернет или запихнув в автозак. Мы всё равно будем писать, рассказывать и показывать то, что видим. Пересажаете всех независимых журналистов? Останутся люди, которые будут делать то же самое без корреспондентских удостоверений. Выражаю особую признательность сотрудникам в чёрном. Без вас, ребята, я бы просто рассказала о пикете, о котором и так уже все знают. БЕЗ ВАС, РЕБЯТА, ЭТОГО ТЕКСТА БЫ НЕ БЫЛО. Автор: Мария Войтович, Еврорадио

Learn languages from TV shows, movies, news, articles and more! Try LingQ for FREE

НЕ БОЙТЕСЬ: при поддержке Отряда милиции особого назначения |n'ayez pas peur||soutien|de l'escouade||de police spéciale|d'intervention |||support of|||| KEINE FURCHT: mit Unterstützung der Special Purpose Police Detachment Fear not: with the support of the Special Purpose Militia Unit Ne craignez rien : avec le soutien de l'unité spéciale de la milice

— Постойте, ведь я журналист! Attendez||| 기다려주세요|그러니까|| - Wait, I'm a journalist! - ¡Espera, soy periodista! - Attendez, je suis journaliste ! У меня официальное удостоверение и разрешение на работу! |||certificat||permis|| |||증명서|||| I have an official ID and work permit! ¡Tengo una identificación oficial y un permiso de trabajo! J'ai une licence officielle et un permis de travail !

Пятница, 19 июня. Vendredi| Viernes 19 de junio Сотрудники ОМОНа хватают меня, а потом и моего коллегу Артёма Майорова, и заталкивают в автозак. Les employés|OMON||||||||Artem|Maiorov||me poussent||fourgon de police 직원들|OMON|||||||||||밀어넣는다|| Die Bereitschaftspolizisten packen mich und dann mein Kollege Artjom Mayorov und schieben mich in den Reiswagen. OMON officers grab me, and then my colleague Artyom Mayorov, and push me into the paddy wagon. Los oficiales de OMON me agarran a mí, y luego a mi colega Artyom Mayorov, y me empujan hacia el vagón de arroz. La police anti-émeute m'a attrapé, ainsi que mon collègue Artyom Mayorov, et m'a poussé dans un centre de détention. Это происходит на главном проспекте Беларуси под шум сигналящих машин, скандирование “Выпускай!” и “Позор!”. |se passe|||avenue|||bruit des|||les slogans|Libérez-le||Honte This is happening on the main avenue of Belarus, accompanied by the noise of signaling cars, the chant "Let go!" and "Shame!" Esto está sucediendo en la avenida principal de Bielorrusia, acompañado por el ruido de los coches de señalización, el grito "¡Suéltame!" y "¡Vergüenza!" Cela se passe sur la principale avenue du Belarus, sous le bruit des voitures klaxonnant, scandant "Release !" et "Shame !". Только что здесь прошёл последний официальный пикет в поддержку потенциальных кандидатов в президенты. juste|||||officiel|pique-nique|||potentiels|candidats potentiels||présidentielle The last official picket in support of potential presidential candidates has just been held here. El último piquete oficial en apoyo de posibles candidatos presidenciales acaba de realizarse aquí. Le dernier piquet de grève officiel en faveur des candidats potentiels à l'élection présidentielle vient d'avoir lieu ici. Милиция объявила, что мероприятие незаконно и все должны разойтись, но никто не понимает почему. la police|||l'événement|||||se disperser||||comprend| |||행사|||||||||| Die Polizei kündigte an, dass die Veranstaltung illegal sei und sich alle auflösen sollten, aber niemand versteht warum. The police announced that the event is illegal and everyone should disperse, but no one understands why. La policía anunció que el evento es ilegal y que todos deberían dispersarse, pero nadie entiende por qué. La police a annoncé que l'événement était illégal et que tout le monde devait se disperser, mais personne ne comprend pourquoi. В Минске глушат мобильный интернет — стримы журналистов прерваны, парализована работа службы Яндекс-такси. |||||les streams|des journalistes|sont interrompus|paralysée||service|Yandex| In Minsk ist das mobile Internet blockiert - die Streams von Journalisten sind unterbrochen, die Arbeit des Yandex-Taxidienstes ist lahmgelegt. Mobile Internet is jammed in Minsk - journalists' streams are interrupted, the work of Yandex-taxi service is paralyzed. Internet móvil está bloqueado en Minsk: se interrumpen las transmisiones de periodistas, el trabajo del servicio de taxi Yandex está paralizado. L'Internet mobile est bloqué à Minsk - les flux de journalistes ont été interrompus, le service Yandex-taxi a été paralysé.

Это мы, белорусские журналисты Маша и Артём. |||les journalistes||| Estos somos nosotros, los periodistas bielorrusos Masha y Artyom. Nous sommes les journalistes biélorusses Masha et Artyom. 19 июня около 18:00 мы начали вести стрим с последнего официального пикета, на который пришли люди, чтобы подписаться за потенциальных кандидатов в президенты и выразить солидарность с задержанными Виктором Бабарикой и Сергеем Тихановским. juin|||||||dernier|officiel|du piquet||||||signer||potentiels|candidats||présidentielles||exprimer|solidarité||les détenus|Viktor Babarika|Viktor Babaryka|||Svetlana Tikhanovskaya Am 19. Juni, gegen 18:00 Uhr, begannen wir mit dem Streaming der letzten offiziellen Streikposten, an denen Menschen teilnahmen, um potenzielle Präsidentschaftskandidaten zu unterschreiben und ihre Solidarität mit den inhaftierten Viktor Babarika und Sergei Tikhanovsky auszudrücken. On June 19, at about 18:00, we began to stream with the last official picket, which was attended by people to sign for potential presidential candidates and express solidarity with the detained Viktor Babarika and Sergei Tikhanovsky. El 19 de junio, alrededor de las 18:00, comenzamos a transmitir desde el último piquete oficial, al que asistieron personas para firmar por posibles candidatos presidenciales y expresar solidaridad con los detenidos Viktor Babarika y Sergei Tikhanovsky. Le 19 juin vers 18h00, nous avons commencé à affluer depuis le dernier piquet officiel, où les gens sont venus signer pour les candidats potentiels à la présidence et exprimer leur solidarité avec les détenus Viktar Babarika et Siarhei Tihanouski. Не проходит и 10 минут, как стрим прерывается. |||||le stream|s'interrompt Es sind noch nicht einmal 10 Minuten vergangen, seit der Stream unterbrochen wurde. No han pasado ni 10 minutos desde que se interrumpió la transmisión. Кто-то глушит мобильный интернет, оставляя без заработка работников Яндекс-такси, или, пытаясь помешать работе журналистам. Jemand stört das mobile Internet, lässt Yandex-Taximitarbeiter ohne Einkommen zurück oder versucht, die Arbeit von Journalisten zu stören. Someone is jamming the mobile Internet, leaving Yandex taxi workers without earnings, or trying to interfere with the work of journalists. Alguien está interfiriendo en Internet móvil, dejando a los trabajadores de los taxis de Yandex sin ingresos o tratando de interferir con el trabajo de los periodistas. Артём остаётся фотографировать у филармонии, а я иду по проспекту и разговариваю с людьми в очереди. Artjom muss noch in der Philharmonie fotografieren, während ich die Avenue entlang laufe und mit den Leuten in der Schlange spreche. Artyom remains to photograph at the Philharmonic, while I walk along the avenue and talk to people in line. Artyom queda para fotografiar en la Filarmónica, mientras yo camino por la avenida y hablo con la gente en la fila. За неполный час она растягивается до площади Победы. In weniger als einer Stunde führt sie zum Siegesplatz. In less than an hour, it stretches to Victory Square. En menos de una hora, se extiende hasta Victory Square. Многие пришли сюда семьями, какой-то парень играет на гитаре, кто-то даже привёл с собой собаку. Muchos vinieron aquí con familias, un chico toca la guitarra, alguien incluso trajo un perro con ellos. Большинство пришедших — в масках, никто не кричит. Die meisten, die gekommen sind, tragen Masken, niemand schreit. Most of those who came are wearing masks, no one is shouting. La mayoría de los que vinieron llevan máscaras, nadie grita. В интервью журналистам люди возмущаются задержанием политиков, говорят о своих нарушенных правах и о том, что власть пора менять. In Interviews mit Journalisten sind die Menschen empört über die Inhaftierung von Politikern, sprechen über ihre verletzten Rechte und dass es an der Zeit ist, die Regierung zu wechseln. In interviews with journalists, people are outraged by the detention of politicians, talk about their violated rights and that it is time to change the government. En entrevistas con periodistas, la gente está indignada por la detención de políticos, habla de sus derechos vulnerados y de que es hora de cambiar de gobierno. По проспекту едут машины и сигналят в знак солидарности. Los coches circulan por la avenida y tocan la bocina en solidaridad. И тут — мне навстречу, перекрыв дорогу, движется наряд ОМОНа! And then - to meet me, blocking the road, the riot police squad moves! Y luego, para encontrarme, bloqueando la carretera, ¡la brigada de la policía antidisturbios se mueve! Я нажимаю на запись и на расстоянии двух метров шагаю спиной в обратную сторону. I click on the record and at a distance of two meters I walk with my back in the opposite direction. Hago clic en el registro y a una distancia de dos metros camino con la espalda en sentido contrario. Рассматриваю каждого: в основном — это молодые парни, новое поколение, в глазах — пустота. I consider everyone: basically, these are young guys, a new generation, there is emptiness in the eyes. Considero a todos: básicamente, estos son chicos jóvenes, una nueva generación, hay un vacío en los ojos. Есть ощущение, что каждый ждёт команды “Фас!” и поступи такая команда — все они будут готовы наброситься на меня. There is a feeling that everyone is waiting for the FAS! and follow such a command - they will all be ready to pounce on me. ¡Existe la sensación de que todo el mundo está esperando el FAS! y siga esa orden, todos estarán listos para abalanzarse sobre mí. Но я — журналист, на мне обозначенная яркая жилетка, с собой — аккредитация и я — на работе. But I am a journalist, I am wearing a brightly colored vest, accreditation with me and I am at work. Pero soy periodista, llevo un chaleco de colores brillantes, una acreditación conmigo y estoy en el trabajo. Мне не страшно и я вижу, что не страшно и тем, кого эти ребята выщемляют с проспекта в сторону площади у филармонии. I'm not scared, and I see that it is not scary for those who these guys drag out from the avenue towards the square near the Philharmonic. No tengo miedo, y veo que no da miedo a los que estos tíos arrastran desde la avenida hacia la plaza cerca de la Filarmónica. Люди становятся рядом с ними, шагают впереди, поют песни. People stand next to them, walk in front, sing songs. La gente se para junto a ellos, camina al frente, canta canciones. — Эй! - ¡Oye! Нам ведь не страшно, давайте возьмёмся за руки и покажем, что нам не страшно, что нас больше! We are not afraid, let's join hands and show that we are not afraid, that there are more of us! No tenemos miedo, unamos nuestras manos y demostremos que no tenemos miedo, ¡que somos más! — кричит кто-то в толпе. - grita alguien en la multitud. В кругу поющих и улыбающихся людей чёрная полосочка омоновцев кажется почти незаметной. In the circle of singing and smiling people, the black stripe of riot police seems almost imperceptible. En el círculo de gente que canta y sonríe, la franja negra de la policía antidisturbios parece casi imperceptible.

Артём сидит напротив меня и журналистки “112 Украина”. Artyom is sitting opposite me and the journalist "112 Ukraine". Artyom está sentado frente a mí y el periodista "112 Ucrania". Одному из сотрудников ОМОН что-то не нравится в его позе. One of the riot police officers doesn't like something in his posture. A uno de los agentes de la policía antidisturbios no le gusta algo en su postura.

— Сядь нормально! - Sit down normally! - ¡Siéntese normalmente! Вообще, это я должен сидеть здесь, а ты должен лежать! Actually, I should be sitting here, and you should be lying! En realidad, debería estar sentado aquí, ¡y tú deberías estar mintiendo! — орёт он, сопровождая приказы отборным матом. - he yells, accompanying the orders with selective obscenities. - grita, acompañando las órdenes con obscenidades selectivas. - Urla i suoi ordini con una voce piena di bestemmie.

Мы пытаемся заступиться, но нас так же грубо затыкают. We try to intercede, but we are just as rudely shut up. Tratamos de interceder, pero nos callamos con la misma rudeza. Фотограф Вадим Замировский спрашивает, почему задерживают аккредитованных журналистов, ведь статья 198 УК Беларуси гласит: Photographer Vadim Zamirovsky asks why accredited journalists are being detained, since Article 198 of the Criminal Code of Belarus says: El fotógrafo Vadim Zamirovsky pregunta por qué se detiene a los periodistas acreditados, ya que el artículo 198 del Código Penal de Bielorrusia dice:

“Воспрепятствование в какой бы то ни было форме законной профессиональной деятельности журналиста либо принуждение его к распространению или отказу от распространения информации, совершенные с применением насилия или с угрозой его применения, уничтожением или повреждением имущества, ущемлением прав и законных интересов журналиста, — наказываются штрафом или лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью, или ограничением свободы на срок до трех лет, или лишением свободы на тот же срок”. “Obstruction in any form of the lawful professional activity of a journalist or forcing him to disseminate or refuse to disseminate information, committed with the use of violence or with the threat of its use, destruction or damage to property, infringement of the rights and legitimate interests of a journalist, - shall be punished with a fine or deprivation of the right to hold certain positions or engage in certain activities, or restriction of freedom for up to three years, or imprisonment for the same period. ” “Obstrucción en cualquier forma de la actividad profesional lícita de un periodista o obligarlo a difundir o negarse a difundir información, cometido con el uso de la violencia o con la amenaza de su uso, destrucción o daño a la propiedad, vulneración de los derechos y legítimas intereses del periodista, - será sancionado con multa o privación del derecho a ocupar determinados cargos o realizar determinadas actividades, o restricción de la libertad hasta por tres años, o pena de prisión por el mismo período ”. "Ostacolare in qualsiasi forma la legittima attività professionale di un giornalista o costringerlo a diffondere o rifiutare di diffondere informazioni, commesso con l'uso o la minaccia di violenza, distruzione o danneggiamento di proprietà, violazione dei diritti e degli interessi legittimi del giornalista - è punibile con una multa o con la privazione del diritto a ricoprire determinate cariche o a svolgere determinate attività, o con la restrizione della libertà fino a tre anni, o con la reclusione per lo stesso periodo."

— Я всё про закон знаю, у меня высшее юридическое образование, — звучит в ответ. - I know everything about the law, I have a higher legal education, - sounds in response. - Sé todo sobre la ley, tengo una educación jurídica superior, - suena en respuesta.

Потом один из омоновцев неожиданно переходит на белорусский и при этом ржёт, мол, видишь — и по-белорусски могу! Then one of the riot police suddenly switches to Belarusian and at the same time laughs, they say, you see - and I can in Belarusian! Entonces, uno de los policías antidisturbios cambia repentinamente a bielorruso y al mismo tiempo se ríe, dicen, ya ves, ¡y yo puedo en bielorruso! Выглядит это нелепо. It looks ridiculous. Parece ridículo. Что? What? ¿Qué? Хотел показать, что тоже образованный?.. ¿Quería demostrar que yo también soy educado? ..

Едем непонятно куда, но я почти постоянно слышу сигналящие машины, хлопающих прохожих и скандирование, значит — наматываем круги. We are going it is not clear where, but I almost constantly hear beeping cars, clapping passers-by and chanting, which means we are winding circles. Vamos, no está claro a dónde, pero casi constantemente escucho los pitidos de los autos, los transeúntes aplaudiendo y cantando, lo que significa que estamos en círculos sinuosos. В какой-то момент крышу автозака царапают ветки деревьев. At some point, tree branches scratch the roof of the paddy wagon. En algún momento, las ramas de los árboles rayan el techo del carro de arroz. A un certo punto, il tetto della roulotte viene graffiato dai rami degli alberi.

— В лес вас везём, — смеются омоновцы. - We're taking you to the forest, - the riot police laugh. - Te llevamos al bosque, - ríe la policía antidisturbios.

— Наверное, психологически трудно работать, осознавая, сколько людей вас не любят? - Probably, it is psychologically difficult to work, realizing how many people do not like you? - Probablemente, es psicológicamente difícil trabajar, ¿darse cuenta de cuánta gente no le agrada? - Deve essere psicologicamente difficile lavorare, rendendosi conto di quante persone non ti amano?

— Вы же не знаете, где я работал раньше, — отвечает один из них. “You don’t know where I worked before,” one of them replies. "No sabes dónde trabajaba antes", responde uno de ellos.

Потом ему кто-то звонит и он рассказывает, что сегодня у него первое задание. Then someone calls him and he says that today he has his first task. Entonces alguien lo llama y le dice que hoy tiene su primera tarea. И я думаю: какие жизненные обстоятельства заставляют людей превращаться в омоновцев?.. And I think: what life circumstances force people to turn into riot police? .. Y pienso: ¿qué circunstancias de la vida obligan a las personas a convertirse en policías antidisturbios? ...

Автозак останавливается. The paddy wagon stops. El carro de arroz se detiene. Омоновцы вталкивают мужчину, который говорит, что шёл домой кормить больную мать и у него с собой банка с холодником. The riot police push in a man who says that he was going home to feed his sick mother and that he has a jar of cold fridge with him. La policía antidisturbios empuja a un hombre que dice que iba a casa para alimentar a su madre enferma y que tiene un frasco de nevera fría con él. La polizia antisommossa spinge un uomo che dice che stava tornando a casa per dare da mangiare alla madre malata e aveva con sé una lattina di acqua fredda. Он возмущён и постоянно повторяет, что его права нарушаются. He is outraged and constantly repeats that his rights are being violated. Está indignado y repite constantemente que se están violando sus derechos. И тут омоновец, который орал на Артёма, внезапно стаскивает мужчину на пол, переворачивает на живот, заламывает руки, и начинает давить. And then the riot policeman, who was yelling at Artyom, suddenly pulls the man to the floor, turns him over on his stomach, wringing his hands, and starting to press. Y luego el policía antidisturbios, que le estaba gritando a Artyom, de repente tira al hombre al suelo, lo pone boca abajo, se retuerce las manos y comienza a presionar. Голова застывает в воздухе над ступеньками к выходу. The head freezes in the air above the steps to the exit. La cabeza se congela en el aire sobre los escalones de la salida. La sua testa si blocca a mezz'aria sopra i gradini dell'uscita.

— Так лежать! - So lie! - ¡Así que miente! — лапа омоновца с силой прижимает “добычу” к полу, в глазах появляется звериный блеск, на безымянном пальце блестит кольцо. - the paw of the riot police force presses the “prey” to the floor, an animal shine appears in his eyes, a ring shines on his ring finger. - La garra de la policía antidisturbios presiona a la “presa” contra el piso, aparece un brillo animal en sus ojos, un anillo brilla en su dedo anular. - La zampa del poliziotto preme con forza la "preda" sul pavimento, un luccichio animale appare nei suoi occhi, un anello luccica sul suo anulare.

— Ооо, так дома жена ждёт? - Ooh, ¿la esposa está esperando en casa? Ты её там тоже так, да? You her there too, right? Tú también estás allí, ¿verdad? — не выдерживает кто-то из пассажиров. - one of the passengers can't stand it. - uno de los pasajeros no puede soportarlo.

Я вопросительно смотрю в глаза его коллеге, который наблюдает за этим, и пытаюсь поймать хотя бы нотку эмоций, но нет — там пусто. I look inquiringly into the eyes of his colleague, who is watching this, and try to catch at least a hint of emotion, but no - it's empty. Miro inquisitivamente a los ojos de su colega, que está viendo esto, y trato de captar al menos una nota de emoción, pero no, está vacío. Омоновец пальцем указывает, чтобы я тоже наблюдала за происходящим. The riot policeman points his finger to me to watch what is happening. El policía antidisturbios me señala con el dedo para que observe lo que está sucediendo.

— Фашисты! — слышу чьи-то крики на проспекте, и вспоминаю пассажи главы государства о ненависти к фашизму и “никогда снова”. - I hear someone's shouts on the avenue, and I remember the head of state's passages about hatred of fascism and “never again”. - Escucho los gritos de alguien en la avenida, y recuerdo los pasajes del jefe de Estado sobre el odio al fascismo y “nunca más”. - Sento qualcuno gridare sul viale e ricordo i passaggi del capo di Stato sull'odio per il fascismo e sul "mai più".

Постепенно автозак наполняется новыми пассажирами: одних — просто заталкивают, других — с силой толкают и кидают на сидения. Gradually, the paddy wagon is filled with new passengers: some are simply pushed in, others are pushed with force and thrown onto the seats. Poco a poco, el vagón de arroz se llena de nuevos pasajeros: algunos simplemente son empujados hacia adentro, otros son empujados con fuerza y arrojados a los asientos. Омоновцы постоянно матерятся, разговаривают с задержанными преимущественно на ты, ведут себя так, словно мы, как минимум, организовали теракт, в результате которого погибли тысячи людей. The riot police constantly swear, talk to the detainees mostly in you, behave as if we, at least, organized a terrorist attack, as a result of which thousands of people died. La policía antidisturbios jura constantemente, habla con los detenidos principalmente en ti, se comporta como si nosotros, al menos, organizáramos un ataque terrorista, como resultado del cual murieron miles de personas.

...Вместе с пятью журналистами в автозаке едет ещё 7 человек. ... Together with five journalists, another 7 people are traveling in the paddy wagon. ... Junto con cinco periodistas, otras 7 personas viajan en el vagón de arroz. Парень, историю которого я не знаю, так как его задержали раньше, девушка, которая приехала из Борисова на шопинг и вообще не была в курсе пикета, парень из Солигорска, которого омоновцы закинули в автозак вместе с велосипедом. A guy whose story I don't know, since he was detained earlier, a girl who came from Borisov for shopping and was not aware of the picket at all, a guy from Soligorsk who was thrown into a paddy wagon along with a bicycle by riot police. Un tipo cuya historia no conozco, ya que fue detenido antes, una chica que vino de Borisov para ir de compras y no estaba al tanto del piquete en absoluto, un chico de Soligorsk que fue arrojado a un vagón de arroz junto con una bicicleta por la policía antidisturbios.

— А почему такие зрачки расширенные? - Why are such dilated pupils? - ¿Por qué están tan dilatadas las pupilas? Не наркоман ли? Is it a drug addict? ¿Es adicto a las drogas? — издевательским тоном спрашивает у него сотрудник в чёрном. - the employee in black asks him in a mocking tone. - le pregunta un empleado de negro en tono burlón.

Наверное, когда людей превращают в омоновцев, их тоже чем-то запугивают, думаю я. И потом им кажется, что методы устрашения всегда срабатывают — судят по себе. Probably, when people are turned into riot police, they are also intimidated with something, I think. And then it seems to them that intimidation methods always work - they judge by themselves. Probablemente, cuando la gente se convierte en policía antidisturbios, también se siente intimidada con algo, creo. Y luego les parece que los métodos de intimidación siempre funcionan: juzgan por sí mismos. Но я внимательно разглядываю каждого задержанного и не вижу, что кому-то страшно. But I carefully examine each detainee and do not see that someone is afraid. Pero examino cuidadosamente a cada detenido y no veo que alguien tenga miedo. Людям просто хочется вернуться к своим делам. People just want to get back to their business. La gente solo quiere volver a sus negocios.

Один из омоновцев зачем-то щупает накаченную ногу парня на роликах и мерзко улюлюкает. One of the riot police for some reason feels the inflated leg of the guy on the rollers and hooters disgustingly. Uno de los policías antidisturbios, por alguna razón, siente la pierna inflada del tipo sobre los rodillos y ulula de manera desagradable. Мне хочется помыться. I want to wash myself. Quiero lavarme.

Двух юных девушек наши надзиратели принимают за парней. Our guards mistake two young girls for boys. Nuestros guardias confunden a dos niñas con niños. На вид девчонкам нет 18, но их не спрашивают, совершеннолетние они или нет. The girls look under 18, but they are not asked if they are adults or not. Las chicas parecen menores de 18 años, pero no se les pregunta si son adultas o no. В то же время ещё один омоновец, который подсел в автозак позже, учит их жизни, мол, в их годы он с уважением относился к сотрудникам милиции. At the same time, another riot policeman, who got into the paddy wagon later, teaches them life, they say, in their years he treated the police officers with respect. Al mismo tiempo, otro policía antidisturbios, que luego se subió a la carreta, les enseña la vida, dicen, en sus años trató a los policías con respeto. Девчонки переглядываются, мне кажется, что они сейчас лопнут со смеху. The girls look at each other, it seems to me that they will burst with laughter now. Las chicas se miran, me parece que ahora van a estallar de risa.

Потом нас зачем-то пересаживают в другой автозак (даже когда ты не сопротивляешься, тебя все равно толкают) и распределяют по очень узким камерам-стаканам. Then for some reason we are transferred to another paddy wagon (even when you don’t resist, you are still pushed) and distributed among very narrow chambers. Luego, por alguna razón, nos trasladan a otro vagón de arroz (incluso cuando no te resistes, todavía te empujan) y se distribuyen entre cámaras-vasos muy estrechos. Одну из девушек, которую омоновцы перепутали с парнем, сажают туда вместе с крупным мужчиной. One of the girls, whom the riot police confused with a guy, is put there together with a large man. Una de las chicas, a quien la policía antidisturbios confundió con un chico, está junto a un hombre corpulento. Ну что тут скажешь?.. Well, what can you say? .. ¿Bueno, que puedes decir? .. Вместе со мной в такой же камере оказываются две девушки. Together with me, two girls find themselves in the same cell. Junto a mí, dos chicas se encuentran en la misma celda. Мы долго едем нос к носу, обливаясь потом, требуем открыть дверь, потому что задыхаемся, напоминаем про коронавирус — никакой реакции. We go nose to nose for a long time, drenched in sweat, demanding to open the door, because we are suffocating, we remind about the coronavirus - no reaction. Estamos cara a cara durante mucho tiempo, empapados en sudor, exigiendo abrir la puerta, porque nos estamos asfixiando, recordamos el coronavirus, sin reacción. Обстановку разряжает телефонный разговор одного из омоновцев: The situation is defused by a telephone conversation of one of the riot police: La situación se calma con una conversación telefónica de uno de los policías antidisturbios:

Ближе к ночи нас привозят непонятно куда, обыскивают и отправляют в строение вроде ангара (я вспоминаю истории про то, как сжигали людей в Хатыни). Closer to night, they bring us to an unknown destination, search and send us to a structure like a hangar (I remember stories about how people were burned in Khatyn). Más cerca de la noche, nos llevan a un destino desconocido, nos buscan y nos envían a una estructura como un hangar (recuerdo historias sobre cómo la gente fue quemada en Khatyn). Со временем “ангар” наполняется людьми, которых привезли в других автозаках. Over time, the "hangar" is filled with people who were brought in other paddy wagons. Con el tiempo, el "hangar" se llena de personas que fueron traídas en otros vagones de arroz. Парней на роликах уже двое, один из них в окровавленной маске, говорит — “били руками и ногами”. There are already two guys on roller skates, one of them in a bloody mask, says - "they beat me with their hands and feet." Ya hay dos tipos en patines, uno de ellos con una máscara ensangrentada, dice: "Me golpearon con las manos y los pies". По ангару ходит неизвестный, спрашивает и записывает наши данные, далее нас приводят в актовый зал административного здания и только тут нам сообщают, что мы находимся в Ленинском РОВД. An unknown person walks through the hangar, asks and writes down our data, then they bring us to the assembly hall of the administrative building and only then they tell us that we are in the Leninsky District Department of Internal Affairs. Una persona desconocida camina por el hangar, pregunta y anota nuestros datos, luego nos llevan al salón de actos del edificio administrativo y solo entonces nos dicen que estamos en el Departamento de Asuntos Internos del Distrito de Leninsky. У какой-то девушки началась паническая атака — ей вызывают скорую помощь. A girl started a panic attack - an ambulance was called for her. Una niña comenzó un ataque de pánico: llamaron a una ambulancia.

Милиция общается с нами вежливо. La policía nos trata con educación. Я напоминаю про коронавирус — нас просят рассаживаться на расстоянии друг от друга. Les recuerdo sobre el coronavirus: se nos pide que nos sentemos a una distancia el uno del otro. Мы с Артёмом сидим в первом ряду. Artyom y yo estamos sentados en la primera fila. Когда зал заполняется, кто-то обращает внимание на наши жилеты “ПРЭСА”. When the hall is full, someone pays attention to our PRESA vests. Cuando el salón está lleno, alguien se fija en nuestros chalecos PRESA.

— Вы журналисты? - ¿Son periodistas? У вас есть разрешение и вас забрали, когда вы работали? Do you have a permit and were taken away while you were working? ¿Tiene un permiso y se lo quitaron cuando estaba trabajando? Ка-ак? Ka-ak? Ka-ak?

Присутствующие начинают хлопать, а мне становится неловко, потому что я не понимаю, почему забрали не журналистов. The audience starts clapping, and I feel embarrassed because I don't understand why the journalists were not taken away. La audiencia empieza a aplaudir y me da vergüenza porque no entiendo por qué no se llevaron a los periodistas.

Задержанные спрашивают у сотрудника милиции, почему нарушаются права граждан, почему ОМОН применяет силу, мол мы что здесь — страшные преступники? The detainees ask the police officer why the rights of citizens are being violated, why the riot police use force, they say that we are terrible criminals here? Los detenidos le preguntan al policía por qué se están violando los derechos de los ciudadanos, por qué la policía antidisturbios usa la fuerza, dicen que aquí somos unos criminales terribles. Милиционер говорит, что он не знает, что сам с этим не согласен, и что, если бы не рабочий день, может быть, тоже был бы возле филармонии. The policeman says that he does not know that he himself does not agree with this, and that if it were not for a working day, perhaps, he would also be near the Philharmonic. El policía dice que no sabe que él mismo no está de acuerdo con esto, y que si no fuera por una jornada laboral, quizás, también estaría cerca de la Filarmónica.

Один из сотрудников РОВД фотографирует удостоверения журналистов и в начале двенадцатого нас, наконец, выпускают. Uno de los oficiales del ROVD toma fotografías de las cédulas de identidad de los periodistas y al inicio de las doce finalmente nos liberan. Перед этим в зал входит полковник милиции и объясняет остальным, что в течение трёх часов сотрудники РОВД будут разбираться в обстоятельствах задержаний. Before that, a police colonel enters the hall and explains to the others that within three hours the police officers will investigate the circumstances of the arrests. Antes de eso, un coronel de la policía ingresa al pasillo y les explica a los demás que dentro de tres horas los policías investigarán las circunstancias de las detenciones.

— Мы понимаем, что кто-то мог попасть сюда по ошибке. - We understand that someone could have got here by mistake. - Entendemos que alguien pudo haber llegado aquí por error.

P.S. На воле меня с Артёмом встречают коллеги, которые, заметив, что мы не выходим на связь, искали нас по всем минским РОВД. In the wild, Artyom and I were met by colleagues who, noticing that we were not getting in touch, were looking for us at all Minsk police stations. Оказалось, что задержаны почти все журналисты, которых мы видели на пикете. It turned out that almost all the journalists we saw at the picket had been detained. Resultó que casi todos los periodistas que vimos en el piquete habían sido detenidos. Рассказываем редактору, что, пока катались в автозаке, познакомились с разными людьми, насобирали материал и обязательно напишем тот текст, который вы сейчас читаете. We tell the editor that while we were driving in the paddy wagon, we met different people, collected material and we will definitely write the text that you are reading now. Le decimos al editor que mientras conducíamos en el paddy wagon, conocimos a diferentes personas, recopilamos material y definitivamente escribiremos el texto que estás leyendo ahora. И тут Паша Свердлов выдаёт историю: And here Pasha Sverdlov gives out a story: Y aquí Pasha Sverdlov da una historia:

— А прикиньте, жду вас здесь, ко мне милиционер подходит и говорит: “Чего сидишь?” Отвечаю: “встречаю журналистов”. - And think, I'm waiting for you here, a policeman comes up to me and says: “Why are you sitting?” The answer is: "I meet journalists." - Y piensa, te estoy esperando aquí, se me acerca un policía y me dice: "¿Por qué estás sentado?" La respuesta es: "Me encuentro con periodistas". Тогда милиционер спрашивает: “А они что, потерялись?” Then the policeman asks: "Are they lost?" Entonces el policía pregunta: "¿Están perdidos?"

Нет. Мы не потерялись. No estamos perdidos. И глупо думать, что журналисту можно закрыть глаза, заткнуть рот и уши, приглушив мобильный интернет или запихнув в автозак. And it’s silly to think that a journalist can close his eyes, shut his mouth and ears by muffling the mobile Internet or pushing him into a paddy wagon. Y es una tontería pensar que un periodista puede cerrar los ojos, cerrar la boca y los oídos amortiguando el Internet móvil o empujándolo a un coche de policía. Мы всё равно будем писать, рассказывать и показывать то, что видим. Seguiremos escribiendo, contando y mostrando lo que vemos. Пересажаете всех независимых журналистов? ¿Está encarcelando a todos los periodistas independientes? Останутся люди, которые будут делать то же самое без корреспондентских удостоверений. Habrá gente que hará lo mismo sin sus correspondientes credenciales. Выражаю особую признательность сотрудникам в чёрном. Special thanks to the black staff. Un agradecimiento especial al personal negro. Без вас, ребята, я бы просто рассказала о пикете, о котором и так уже все знают. Without you guys, I would just talk about the picket, which everyone already knows about. Sin ustedes, solo hablaría sobre el piquete, que todo el mundo ya conoce. БЕЗ ВАС, РЕБЯТА, ЭТОГО ТЕКСТА БЫ НЕ БЫЛО. Автор: Мария Войтович, Еврорадио SIN USTEDES, CHICOS, ESTE TEXTO NO HABÍA SIDO. Autor: Maria Voytovych, Euroradio