×

Χρησιμοποιούμε cookies για να βελτιώσουμε τη λειτουργία του LingQ. Επισκέπτοντας τον ιστότοπο, συμφωνείς στην πολιτική για τα cookies.


image

Лолита, 12

12

Около Рождества она сильно простудилась, и ее осмотрела одна из подруг Биянки Лестер, докторша Ильза Тристрамсон – (здравствуйте, Ильза, вы были очень милы, не выказали излишнего любопытства и трогали мою голубку так нежно). Докторша установила бронхит, потрепала Лолиту по голой спине (где пушок вдоль хребта дыбом стоял от жара) и уложила ее в постель на недельку или дольше. Сначала у нее была высокая температура, и я не мог отказаться от зноя нежданных наслаждений (Venus febriculosa! ), но, по правде сказать, очень вялая девочка постанывала, и кашляла, и тряслась от озноба в моих настойчивых объятиях. А как только она поправилась, я устроил для нее Вечеринку с Мальчиками.

Пожалуй, я слишком много выпил, готовясь к тяжелому испытанию. Пожалуй, я поставил себя в дурацкое положение. Девочки украсили и заштепселили елочку (немецкий рождественский обычай, только раньше были свечки, а теперь – цветные лампочки). Выбирали пластинки и кормили ими граммофон моего домохозяина. Долли была в нарядном сером платье с облегающим лифом и юбкой клёш. Мурлыча мотив, я ушел к себе наверх, но затем каждые десять или двадцать минут спускался, как болван, на несколько секунд под предлогом, что забыл трубку на камине или пришел посмотреть, где оставил газету; и с каждым разом мне становилось труднее и труднее проделывать эти простые действия, и я поневоле вспоминал те ужасно далекие дни, в Рамздэле, когда я, бывало, так мучительно готовился к тому, чтобы небрежно войти в комнату, где граммофон пел «Маленькую Кармен».

Вечеринка не совсем удалась. Из трех приглашенных девочек одна не пришла вовсе, а один из кавалеров привел своего двоюродного брата Роя, так что оказалось два лишних мальчика. Оба кузена знали все танцы, но другие двое почти совсем не умели танцевать, вследствие чего большая часть вечера ушла на то, чтобы поставить вверх дном кухню, а затем на ведение трескучих споров насчет того, в какую сыграть карточную игру, и некоторое время спустя две девочки и четыре мальчика очутились сидящими на полу в гостиной, где отворили все окна и играли в какую-то словесную игру, правила которой Опаль никак не могла понять, меж тем как Мона и Рой, долговязый благообразный юноша, пили имбирный лимонад на кухне, сидя на столе и болтая ногами, и горячо обсуждая Предопределение и Закон Статистической Вероятности. Когда они все ушли, Лолита издала звук вроде «ых!», прикрыла глаза и упала в кресло, звездообразно раскинув руки и ноги, этим подчеркивая свое отвращение и измождение, и стала божиться, что такой мерзкой шайки мальчишек она никогда в жизни не видела. Я купил ей новую теннисную ракету за эту фразу.

Январь выдался сырой и мягкий, а февраль ввел в заблуждение кусты форситии, покрывшиеся вдруг золотыми цветами. Старожилы не могли запомнить такой погоды! Посыпались и другие подарки. На ее четырнадцатое рождение, в первый день 1949-го года, я подарил ей велосипед – ту очаровательную механическую газель, которую я уже однажды упоминал, и к этому прибавил Историю Современной Американской Живописи; мне почему-то доставляло дивное удовольствие обращение ее с велосипедом, то есть ее подход к нему, движение бедрышка при влезании на него и тому подобное; но мои попытки облагородить ее художественный вкус окончились неудачей: она хотела знать, надо ли считать фермера, дремлющего после полдника на сене (кисти Дориды Ли), отцом нарочито сладострастной дивчины на переднем плане, и не могла понять, почему я утверждаю, что Грант Вуд и Питер Гурд талантливы, а Реджинальд Марш и Фредерик Уо бездарны.

12 12 12 12

Около Рождества она сильно простудилась, и ее осмотрела одна из подруг Биянки Лестер, докторша Ильза Тристрамсон – (здравствуйте, Ильза, вы были очень милы, не выказали излишнего любопытства и трогали мою голубку так нежно). Around Christmas she caught a bad cold and was examined by one of Bijanka Lester's friends, Dr. Ilsa Tristramson - (hello Ilsa, you were very nice, didn't show undue curiosity and touched my dove so gently). Докторша установила бронхит, потрепала Лолиту по голой спине (где пушок вдоль хребта дыбом стоял от жара) и уложила ее в постель на недельку или дольше. The doctor diagnosed bronchitis, patted Lolita on her bare back (where the fluff along her spine was standing up from the heat) and put her to bed for a week or longer. Сначала у нее была высокая температура, и я не мог отказаться от зноя нежданных наслаждений (Venus febriculosa! At first she had a high fever, and I could not refuse the heat of unexpected pleasures (Venus febriculosa! ), но, по правде сказать, очень вялая девочка постанывала, и кашляла, и тряслась от озноба в моих настойчивых объятиях. ), but truth be told, the very lethargic girl was moaning, and coughing, and shaking with chills in my insistent embrace. А как только она поправилась, я устроил для нее Вечеринку с Мальчиками. And as soon as she got better, I threw her a Party with the Boys.

Пожалуй, я слишком много выпил, готовясь к тяжелому испытанию. Perhaps I've had too much to drink in preparation for the ordeal. Пожалуй, я поставил себя в дурацкое положение. I guess I put myself in a stupid position. Девочки украсили и заштепселили елочку (немецкий рождественский обычай, только раньше были свечки, а теперь – цветные лампочки). The girls decorated and stapled the Christmas tree (a German Christmas custom, only before there were candles and now there are colored lights). Выбирали пластинки и кормили ими граммофон моего домохозяина. Picked out records and fed them to my housemaster's gramophone. Долли была в нарядном сером платье с облегающим лифом и юбкой клёш. Dolly was wearing a smart gray dress with a tight bodice and flared skirt. Мурлыча мотив, я ушел к себе наверх, но затем каждые десять или двадцать минут спускался, как болван, на несколько секунд под предлогом, что забыл трубку на камине или пришел посмотреть, где оставил газету; и с каждым разом мне становилось труднее и труднее проделывать эти простые действия, и я поневоле вспоминал те ужасно далекие дни, в Рамздэле, когда я, бывало, так мучительно готовился к тому, чтобы небрежно войти в комнату, где граммофон пел «Маленькую Кармен». Murmuring the tune, I went upstairs to my room, but then every ten or twenty minutes I came down like a dummy for a few seconds on the pretext that I had forgotten my pipe on the mantelpiece, or had come to see where I had left the paper; and each time I found it more and more difficult to perform these simple acts, and I was reminded of those terribly distant days at Ramsdale when I used to be so painfully prepared to enter carelessly the room where the gramophone was singing "Little Carmen."

Вечеринка не совсем удалась. The party didn't quite work out. Из трех приглашенных девочек одна не пришла вовсе, а один из кавалеров привел своего двоюродного брата Роя, так что оказалось два лишних мальчика. Of the three girls invited, one didn't show up at all, and one of the suitors brought his cousin Roy, so there were two extra boys. Оба кузена знали все танцы, но другие двое почти совсем не умели танцевать, вследствие чего большая часть вечера ушла на то, чтобы поставить вверх дном кухню, а затем на ведение трескучих споров насчет того, в какую сыграть карточную игру, и некоторое время спустя две девочки и четыре мальчика очутились сидящими на полу в гостиной, где отворили все окна и играли в какую-то словесную игру, правила которой Опаль никак не могла понять, меж тем как Мона и Рой, долговязый благообразный юноша, пили имбирный лимонад на кухне, сидя на столе и болтая ногами, и горячо обсуждая Предопределение и Закон Статистической Вероятности. The two cousins knew all the dances, but the other two could hardly dance at all, so it took most of the evening to put the kitchen upside down, and then to argue over which card game to play, and some time later the two girls and four boys found themselves sitting on the living-room floor, where they had opened all the windows and were playing some word game, the rules of which Opal could not understand, while Mona and Roy, a lanky, genteel young man, were drinking ginger lemonade in the kitchen, sitting on the table with their feet tapping, and hotly discussing Predestination and the Law of Statistical Probability. Когда они все ушли, Лолита издала звук вроде «ых!», прикрыла глаза и упала в кресло, звездообразно раскинув руки и ноги, этим подчеркивая свое отвращение и измождение, и стала божиться, что такой мерзкой шайки мальчишек она никогда в жизни не видела. When they had all gone, Lolita made a sound like "uh!", covered her eyes, and fell into a chair, spreading her arms and legs in a star-like manner, emphasizing her disgust and exhaustion, and began to swear that she had never seen such an abominable gang of boys in her life. Я купил ей новую теннисную ракету за эту фразу. I bought her a new tennis racket for that phrase.

Январь выдался сырой и мягкий, а февраль ввел в заблуждение кусты форситии, покрывшиеся вдруг золотыми цветами. January was damp and mild, and February was misleading with forsythia bushes suddenly covered with golden flowers. Старожилы не могли запомнить такой погоды! The old-timers couldn't remember weather like this! Посыпались и другие подарки. На ее четырнадцатое рождение, в первый день 1949-го года, я подарил ей велосипед – ту очаровательную механическую газель, которую я уже однажды упоминал, и к этому прибавил Историю Современной Американской Живописи; мне почему-то доставляло дивное удовольствие обращение ее с велосипедом, то есть ее подход к нему, движение бедрышка при влезании на него и тому подобное; но мои попытки облагородить ее художественный вкус окончились неудачей: она хотела знать, надо ли считать фермера, дремлющего после полдника на сене (кисти Дориды Ли), отцом нарочито сладострастной дивчины на переднем плане, и не могла понять, почему я утверждаю, что Грант Вуд и Питер Гурд талантливы, а Реджинальд Марш и Фредерик Уо бездарны. For her fourteenth birthday, on the first day of 1949, I gave her a bicycle, that charming mechanical gazelle I've mentioned once before, and to that I added the History of Modern American Painting; for some reason I took a marvelous pleasure in her handling of the bicycle, that is, her approach to it, the movement of her hips as she climbed on it, and so forth; but my attempts to ennoble her artistic taste failed: she wanted to know whether the farmer taking an afternoon nap in the hay (by Dorida Lee) was to be considered the father of the deliberately voluptuous young woman in the foreground, and could not understand why I claimed that Grant Wood and Peter Gurd were talented and Reginald Marsh and Frederick Waugh were untalented.