×

Χρησιμοποιούμε cookies για να βελτιώσουμε τη λειτουργία του LingQ. Επισκέπτοντας τον ιστότοπο, συμφωνείς στην πολιτική για τα cookies.


image

вДудь, Долгополов - депрессия, политика, секс втроем / вДудь (4)

Долгополов - депрессия, политика, секс втроем / вДудь (4)

вместо того, чтобы жить настоящей жизнью,

говорить о реальных проблемах, которые всех беспокоят.

Мы говорим только о том,

что выгодно этому спектаклю, чтобы он продолжался.

И я считаю, что это плохо.

И это именно проблема режима, который оторван от жизни.

И ему выгодно сохранять все так, как есть,

потому что он выгодополучатель этого… застоя.

— Что такое «настоящая жизнь»?

— Настоящая жизнь — это то, что происходит среди нас.

Это проблемы, которые нас касаются. Настоящая жизнь…

Это то, что к моей девушке недавно в лифте домогался какой-то мужик,

она пошла в полицию, написала заявление,

они посмотрели видео с камер

и они ничего с этим не сделали.

Настоящая жизнь — это когда мою жену избил отец,

мы пошли написали заявление в полицию,

они приняли это заявление, но ничего не сделали с этим.

Настоящая жизнь — это когда мне угрожают, и я иду в полицию,

и они знают, кто угрожает,

и они ничего с этим не делают.

Настоящая жизнь — это

(вздыхает)

Настоящая жизнь — это закон о запрете гей-пропаганды,

из-за которого количество преступлений на почве ненависти возросло.

Настоящая жизнь — это

проблемы, на которые наша власть закрывает глаза.

И которые… Мало того, что она закрывает глаза,

так она еще и мешает нам самим

решать эти проблемы.

Закрывают разные общественные организации, которые борются

с эпидемиями различными, с эпидемией СПИДа.

Вот что настоящая жизнь — проблемы, которые нас беспокоят

и которые абсолютно не стоят в повестке дня у людей, которые управляют нашей страной.

— Как ты относишься к гипотезе, что

любое изменение при нынешней системе,

любое изменение будет означать какой-то пиздец.

Потому что гайка так крепко закручена,

что она просто слетит, если ее начать чуть-чуть откручивать?

— Ну вот мне кажется, что это не совсем так.

Потому что вот сейчас, допустим, к вопросу о домашнем насилии… Я слышал, что

сейчас ведется дискуссия в Госдуме…

Проводят работу над тем, чтобы принять закон о домашнем насилии.

Чтобы выписывали эти ордера, чтобы, допустим, если на тебя…

Если доказано, что ты совершаешь насилие по отношению к своим близким,

то ты не можешь приближаться к ним, ну короче, проводят какую-то работу.

И как будто бы это один из тех законов, который должен благоприятно повлиять на нашу жизнь.

И мне кажется, что это не совсем так. Проблема просто в том, что

рычаги воздействия на ситуацию в стране, они полностью отобраны

у населения…

За исключением каких-то небольших общественных организаций.

За исключением тех ситуаций, когда

поднимается большой общественный резонанс.

Но мы не можем влиять на законодательный процесс

так, как мы могли бы влиять, если бы у нас была

честная…

выбранная…

система.

И мне кажется, что у России все еще есть шанс избежать этого

ужаса, который может произойти

в будущем.

Потому что…

Как будто бы я сейчас чувствую, что люди радикализуются,

и они становятся более злыми к режиму,

и они становятся более непримиримыми.

И люди меньше боятся.

И мне кажется, что это,

с одной стороны, хорошо, но с другой стороны, это симптом того, что

общество становится более злым.

И не может быть такого, что

радикальная оппозиция побеждает режим,

и потом наступает демократия.

Когда радикальная оппозиция побеждает режим, она сама становится новым режимом.

Поэтому я считаю, что чем больше

этот режим борется за свою жизнь сейчас,

чем больше он подавляет

наше общество,

тем хуже нам придется в будущем,

когда этот режим изменится.

— Как ты думаешь, почему режим это не волнует?

— Ну потому что у них все хорошо наверное.

Потому что им плевать… Почему Николая II не волновало,

что в его стране устраивают еврейские погромы?

Почему его не волновало, что рабочие страдают?

То, что крестьяне не свободны?

Потому что ему было нормально, потому что это входило в его систему ценностей.

Это нормально, почему нет?

«Я царь».

Возможно, он даже любил свой народ, по-своему любил.

И возможно просто он считал, что это правильно и что так должно быть.

Я думаю, что

это просто… такие люди.

(музыкальная заставка)

— Мы все ждем, когда у нас пернет кто-нибудь на выпуске.

И на самом деле у нас, когда мы писались с Поперечным,

мы…

мы блядь до последнего думали…

Там был момент, где прямо ну отчетливо

(изображает звук пердежа) …вот это произносится.

И мы думали: «Блин, что это?»

То есть прямо в редакторской группе нашей, в крошечной творческой артели разделились —

два думали, что кто-то пернул,

вот, а два — что это… (чмокает губами)

…вот так вот губы сделали.

— Ну скорее всего, это просто

Поперечный прямо во время интервью начал производить материал свой.

— Бля, тихо!

Подожди, ну про это дальше!

(смеется)

— Все.

— Мы будем не очень громко, там спит человек сейчас,

будет забавно, если он проснется во время разговора.

Почему ты не любишь комедию Данилы Поперечного?

— Я бы не сказал, что я не люблю комедию Данилы Поперечного.

Я думаю, что она становится лучше, как и у всех комиков.

Он часто бывает несмешным,

он часто бывает банальным, но все комики такими бывают,

мы все только учимся.

Но то, что мне не нравится, это что Данила Поперечный постоянно делает громкие заявления

от лица всего комедийного сообщества, к которому он, по сути,

я бы не сказал, что принадлежит

и имеет право говорить за всех.

Когда он говорит: «Я собираю «Ледовый», а остальные комики ленятся» —

это очень обидно, потому что комики не ленятся, комики работают даже больше него.

Они не хотят собирать «Ледовый».

Просто потому, что они не хотят на этом уровне,

который у них есть,

выходить на такую большую аудиторию,

чтобы она слышала весь этот поверхностный материал,

который мы сейчас делаем.

Мне так кажется.

— Не понял, то есть

комики не хотели бы собирать «Ледовый»?

— Ну…

— Ты не хотел бы собрать… — Я бы не хотел собирать «Ледовый».

Мне нравятся маленькие залы, и я…

Короче, ну, я часто замечаю.

Или когда он говорит: «Я единственный комик, который шутит про политику».

Ну короче постоянно.

Он делает такие вещи, которые

обижают всех.

И они как будто бы… Он…

безответственно подходит к тому, что у него такая большая аудитория,

которая начинает сразу верить всему, что он говорит.

И…

Эти вещи, которые он говорит, они слишком необдуманные

для того, чтобы это не имело негативных последствий для остальных комиков.

— Но при этом ты согласен, что многие его позиции прямо совпадают с твоими?

Про домашнее насилие, про феминизм…

Он же…

— Ну не знаю, ну может быть.

Но Данила Поперечный — яркий пример такого человека, который

говорит: «Я не гомофоб, но…» — и дальше там что-нибудь супер…

супер, вообще, неосознанное, несознательное.

Не знаю. Я смотрел его последний концерт.

Там было про феминисток типа: «Я поддерживаю феминисток, но…»

И там дальше огромная часть с набором стереотипов.

Там весь набор с крашеными подмышками

и с этими женщинами, которые

борются в Саудовской Аравии за права женщин,

а в России они просто меняют суффиксы.

Так что я не уверен, что

Данила Поперечный…

Он возможно, он возможно…

хорош для того, чтобы

перейти от этой супержестокости современного общества

к чему-то более спокойному,

но это…

По сути, Данила Поперечный — это Павел Воля для,

возможно, моего поколения или поколения 2000-х.

Который такой же консервативный и несознательный человек,

но просто более современный.

Мне кажется, что так можно о нем сказать.

(музыкальная заставка)

— Я хочу с тобой поговорить про голову.

Ты недавно ходил к психотерапевту,

и тебе поставили биполярное расстройство.

— Да.

— Это так, это не часть выдуманного стендапа?

— Нет, так и есть.

— Расскажи вкратце, вот максимально коротко,

что такое биполярное расстройство?

— Это заболевание, при котором у тебя маниакальные эпизоды сменяются депрессивными эпизодами.

И большую часть жизни ты, естественно, проводишь в депрессии.

А маниакальные эпизоды время от времени происходят, когда у тебя внезапный прилив сил.

Энергия, ты становишься суетливым.

Ты не можешь держать себя в руках.

И это…

время между импульсом и действием — оно макисмально сокращено.

У тебя появилась идея — и ты сразу пытаешься ее реализовать.

И тяжесть этого

заболевания, она варьируется — то есть это может быть как

совершенно полное безумие, когда человек не контролирует себя.

Он пребывает в своем собственном мире некоторое время.

Потом снова наступает депрессия.

Или как у меня — мне поставили

вторую форму биполярного расстройства, это где у тебя

легкая мания, это называется гипомания.

Время от времени ты так себя чувствуешь.

И я…

Помню несколько таких случаев, когда я себя так чувствовал.

И один из них был, когда я…

Я выступал в Воронеже несколько лет, три года.

И в конце этого времени я понял, что я совсем запутался,

я вообще не понимаю, куда это идет.

Это уже превратилось явно не в то, что я хотел.

Я будто бы сбился с пути,

намеченного заранее.

И я понял, что мне нужно обдумать заново все.

Я вернулся в Павловск, к родителям.

Сидел там несколько месяцев дома,

просто никуда не выходил.

И пытался понять, что мне делать дальше.

В какой-то момент я пришел к мысли, что я хочу выступать,

но мне нужно перебраться в большой город, чтоб там было больше возможностей.

И я подумал: «Я не могу просто переехать туда, мне нужно чем-то заниматься,

чтоб мои родители помогали мне,

они хотят, чтоб я учился —

поступлю куда-нибудь, чтобы мне нравилось учиться».

Начал готовиться к экзаменам, чтобы поступить в Петербург на режиссуру.

И в какой-то момент я посмотрел видео на Ютубе,

где… был документальный фильм про рэп.

И там…

один из рэперов — про Комптон это было, и он

говорит, что:

«Я всю жизнь писал рэп в Комптоне, а потом подумал, почему бы мне не писать рэп в Нью-Йорке?

И я переехал в Нью-Йорк».

И я подумал: «Блин, действительно, почему бы…

Блин, зачем мне куда-то поступать? Я ведь просто могу переехать!»

И я так внезапно загорелся этим,

что я не мог остановиться.

И я почувствовал это ощущение, как будто бы

ты… оно…

Ты меняешься как будто бы физически.

Ты начинаешь чувствовать эту энергию, которая буквально из тебя льется.

Но это не такая энергия, как когда ты хорошо выспался,

покушал и готов к хорошему дню,

а это такая энергия, которая как будто сжигает тебя изнутри.

И ты не можешь успокоиться, пока ты не реализуешь свои идеи.

Это очень тяжело.

И я понял, что я хочу переехать, и я начал думать, как мне это сделать.

И я не мог это, естественно, сразу сделать.

Я помню, как я гулял… Когда я это понял,

я весь день… Я вышел из дома

и я гулял по городу, просто ходил.

Думал об этом, как я перееду.

В итоге я позвонил бабушке.

А один из симптомов биполярного расстройства в том, что ты

абсолютно отрываешься от земли, и ты не соизмеряешь свои возможности

со своими желаниями.

И я помню, что я…

я уехал из Воронежа

абсолютно — у меня никаких эфиров, никто меня абсолютно не знает.

Ничего.

И я позвонил бабушке, я сказал, что я… прошу ее, чтоб она заняла мне денег на переезд.

— Не дала свои, а заняла?

— А нет, дала свои, просто, чтоб она дала. — А, в смысле…

— Чтоб она дала мне денег.

Я не мог их вернуть.

И в качестве благодарности я предложил ей…

Я решил снимать блог о том, как я переезжаю.

И у меня в голове это было потрясающе.

Я подумал: «Отлично! Я не просто перееду,

но я еще и покажу другим комикам,

которые боятся делать решительные шаги,

что это можно, что ты можешь просто приехать и выступать туда».

И я подумал, что это будет…

это приобретет резонанс.

И я предложил ей, я спросил у нее:

«Как ты относишься к тому?..»

Ну сейчас я понимаю, что это было безумие абсолютное, но тогда для меня это было нормально.

Я спросил у нее: «Хочешь ли ты остаться в истории, бабушка?»

И моя бабушка такая:

«А? Что? Все хорошо?

Десять тысяч — это большие деньги, Саш, ты уверен, что ты справишься?»

И я предложил ей, что она даст мне 10 тысяч,

и как бы в ответ

я вставлю ее имя в титры своего видеоблога о покорении Москвы.

И действительно, если посмотреть в интернете, в каждом выпуске

в титрах есть имя моей бабушки.

Но там по две тысячи просмотров,

так что это не совсем она вошла в историю, упс!

— Ты вернул ей деньги?

— Нет.

— Почему?

— Ну это бабушка, зачем ей возвращать деньги?

Она и так бы мне дала деньги, но позже.

— Шакал!

— Но я приезжал к ней потом в гости.

Я помню, как я приехал. Она живет в Белгороде.

Я приехал… Я переехал в Москву уже.

И на следующий год после переезда меня позвали выступать в Белгород.

И я приехал.

Долгополов - депрессия, политика, секс втроем / вДудь (4) Dolgopolov - Depression, Politik, Dreier / vDud (4) Dolgopolov - depression, politics, threesome / vdud (4)

вместо того, чтобы жить настоящей жизнью, instead of living a real life,

говорить о реальных проблемах, которые всех беспокоят. talk about the real issues that everyone is concerned about.

Мы говорим только о том, We only talk about

что выгодно этому спектаклю, чтобы он продолжался. what is beneficial to this performance, so that it continues.

И я считаю, что это плохо. And I think it's bad.

И это именно проблема режима, который оторван от жизни. And this is precisely the problem of a regime that is out of touch with life.

И ему выгодно сохранять все так, как есть, And it is beneficial for him to keep everything as it is,

потому что он выгодополучатель этого… застоя. because he is the beneficiary of this... stagnation.

— Что такое «настоящая жизнь»? What is "real life"?

— Настоящая жизнь — это то, что происходит среди нас. “Real life is what happens among us.

Это проблемы, которые нас касаются. Настоящая жизнь… These are issues that concern us. Real life…

Это то, что к моей девушке недавно в лифте домогался какой-то мужик, It's that my girlfriend was recently harassed in an elevator by some guy,

она пошла в полицию, написала заявление, she went to the police, wrote a statement,

они посмотрели видео с камер they watched the video from the cameras

и они ничего с этим не сделали. and they did nothing about it.

Настоящая жизнь — это когда мою жену избил отец, Real life is when my wife was beaten by my father

мы пошли написали заявление в полицию,

они приняли это заявление, но ничего не сделали с этим.

Настоящая жизнь — это когда мне угрожают, и я иду в полицию,

и они знают, кто угрожает,

и они ничего с этим не делают.

Настоящая жизнь — это

(вздыхает)

Настоящая жизнь — это закон о запрете гей-пропаганды,

из-за которого количество преступлений на почве ненависти возросло.

Настоящая жизнь — это

проблемы, на которые наша власть закрывает глаза.

И которые… Мало того, что она закрывает глаза,

так она еще и мешает нам самим

решать эти проблемы.

Закрывают разные общественные организации, которые борются

с эпидемиями различными, с эпидемией СПИДа.

Вот что настоящая жизнь — проблемы, которые нас беспокоят

и которые абсолютно не стоят в повестке дня у людей, которые управляют нашей страной.

— Как ты относишься к гипотезе, что

любое изменение при нынешней системе,

любое изменение будет означать какой-то пиздец.

Потому что гайка так крепко закручена,

что она просто слетит, если ее начать чуть-чуть откручивать?

— Ну вот мне кажется, что это не совсем так.

Потому что вот сейчас, допустим, к вопросу о домашнем насилии… Я слышал, что

сейчас ведется дискуссия в Госдуме…

Проводят работу над тем, чтобы принять закон о домашнем насилии.

Чтобы выписывали эти ордера, чтобы, допустим, если на тебя…

Если доказано, что ты совершаешь насилие по отношению к своим близким,

то ты не можешь приближаться к ним, ну короче, проводят какую-то работу.

И как будто бы это один из тех законов, который должен благоприятно повлиять на нашу жизнь.

И мне кажется, что это не совсем так. Проблема просто в том, что

рычаги воздействия на ситуацию в стране, они полностью отобраны

у населения…

За исключением каких-то небольших общественных организаций.

За исключением тех ситуаций, когда

поднимается большой общественный резонанс.

Но мы не можем влиять на законодательный процесс

так, как мы могли бы влиять, если бы у нас была

честная…

выбранная…

система.

И мне кажется, что у России все еще есть шанс избежать этого

ужаса, который может произойти

в будущем.

Потому что…

Как будто бы я сейчас чувствую, что люди радикализуются,

и они становятся более злыми к режиму,

и они становятся более непримиримыми.

И люди меньше боятся.

И мне кажется, что это,

с одной стороны, хорошо, но с другой стороны, это симптом того, что

общество становится более злым.

И не может быть такого, что

радикальная оппозиция побеждает режим,

и потом наступает демократия.

Когда радикальная оппозиция побеждает режим, она сама становится новым режимом.

Поэтому я считаю, что чем больше

этот режим борется за свою жизнь сейчас,

чем больше он подавляет

наше общество,

тем хуже нам придется в будущем,

когда этот режим изменится.

— Как ты думаешь, почему режим это не волнует?

— Ну потому что у них все хорошо наверное.

Потому что им плевать… Почему Николая II не волновало,

что в его стране устраивают еврейские погромы?

Почему его не волновало, что рабочие страдают?

То, что крестьяне не свободны?

Потому что ему было нормально, потому что это входило в его систему ценностей.

Это нормально, почему нет?

«Я царь».

Возможно, он даже любил свой народ, по-своему любил.

И возможно просто он считал, что это правильно и что так должно быть.

Я думаю, что

это просто… такие люди.

(музыкальная заставка)

— Мы все ждем, когда у нас пернет кто-нибудь на выпуске.

И на самом деле у нас, когда мы писались с Поперечным,

мы…

мы блядь до последнего думали…

Там был момент, где прямо ну отчетливо

(изображает звук пердежа) …вот это произносится.

И мы думали: «Блин, что это?»

То есть прямо в редакторской группе нашей, в крошечной творческой артели разделились —

два думали, что кто-то пернул,

вот, а два — что это… (чмокает губами)

…вот так вот губы сделали.

— Ну скорее всего, это просто

Поперечный прямо во время интервью начал производить материал свой.

— Бля, тихо!

Подожди, ну про это дальше!

(смеется)

— Все.

— Мы будем не очень громко, там спит человек сейчас,

будет забавно, если он проснется во время разговора.

Почему ты не любишь комедию Данилы Поперечного?

— Я бы не сказал, что я не люблю комедию Данилы Поперечного.

Я думаю, что она становится лучше, как и у всех комиков.

Он часто бывает несмешным,

он часто бывает банальным, но все комики такими бывают,

мы все только учимся.

Но то, что мне не нравится, это что Данила Поперечный постоянно делает громкие заявления

от лица всего комедийного сообщества, к которому он, по сути,

я бы не сказал, что принадлежит

и имеет право говорить за всех.

Когда он говорит: «Я собираю «Ледовый», а остальные комики ленятся» —

это очень обидно, потому что комики не ленятся, комики работают даже больше него.

Они не хотят собирать «Ледовый».

Просто потому, что они не хотят на этом уровне,

который у них есть,

выходить на такую большую аудиторию,

чтобы она слышала весь этот поверхностный материал,

который мы сейчас делаем.

Мне так кажется.

— Не понял, то есть

комики не хотели бы собирать «Ледовый»?

— Ну…

— Ты не хотел бы собрать… — Я бы не хотел собирать «Ледовый».

Мне нравятся маленькие залы, и я…

Короче, ну, я часто замечаю.

Или когда он говорит: «Я единственный комик, который шутит про политику».

Ну короче постоянно.

Он делает такие вещи, которые

обижают всех.

И они как будто бы… Он…

безответственно подходит к тому, что у него такая большая аудитория,

которая начинает сразу верить всему, что он говорит.

И…

Эти вещи, которые он говорит, они слишком необдуманные

для того, чтобы это не имело негативных последствий для остальных комиков.

— Но при этом ты согласен, что многие его позиции прямо совпадают с твоими?

Про домашнее насилие, про феминизм…

Он же…

— Ну не знаю, ну может быть.

Но Данила Поперечный — яркий пример такого человека, который

говорит: «Я не гомофоб, но…» — и дальше там что-нибудь супер…

супер, вообще, неосознанное, несознательное.

Не знаю. Я смотрел его последний концерт.

Там было про феминисток типа: «Я поддерживаю феминисток, но…»

И там дальше огромная часть с набором стереотипов.

Там весь набор с крашеными подмышками

и с этими женщинами, которые

борются в Саудовской Аравии за права женщин,

а в России они просто меняют суффиксы.

Так что я не уверен, что

Данила Поперечный…

Он возможно, он возможно…

хорош для того, чтобы

перейти от этой супержестокости современного общества

к чему-то более спокойному,

но это…

По сути, Данила Поперечный — это Павел Воля для,

возможно, моего поколения или поколения 2000-х.

Который такой же консервативный и несознательный человек,

но просто более современный.

Мне кажется, что так можно о нем сказать.

(музыкальная заставка)

— Я хочу с тобой поговорить про голову.

Ты недавно ходил к психотерапевту,

и тебе поставили биполярное расстройство.

— Да.

— Это так, это не часть выдуманного стендапа?

— Нет, так и есть.

— Расскажи вкратце, вот максимально коротко,

что такое биполярное расстройство?

— Это заболевание, при котором у тебя маниакальные эпизоды сменяются депрессивными эпизодами.

И большую часть жизни ты, естественно, проводишь в депрессии.

А маниакальные эпизоды время от времени происходят, когда у тебя внезапный прилив сил.

Энергия, ты становишься суетливым.

Ты не можешь держать себя в руках.

И это…

время между импульсом и действием — оно макисмально сокращено.

У тебя появилась идея — и ты сразу пытаешься ее реализовать.

И тяжесть этого

заболевания, она варьируется — то есть это может быть как

совершенно полное безумие, когда человек не контролирует себя.

Он пребывает в своем собственном мире некоторое время.

Потом снова наступает депрессия.

Или как у меня — мне поставили

вторую форму биполярного расстройства, это где у тебя

легкая мания, это называется гипомания.

Время от времени ты так себя чувствуешь.

И я…

Помню несколько таких случаев, когда я себя так чувствовал.

И один из них был, когда я…

Я выступал в Воронеже несколько лет, три года.

И в конце этого времени я понял, что я совсем запутался,

я вообще не понимаю, куда это идет.

Это уже превратилось явно не в то, что я хотел.

Я будто бы сбился с пути,

намеченного заранее.

И я понял, что мне нужно обдумать заново все.

Я вернулся в Павловск, к родителям.

Сидел там несколько месяцев дома,

просто никуда не выходил.

И пытался понять, что мне делать дальше.

В какой-то момент я пришел к мысли, что я хочу выступать,

но мне нужно перебраться в большой город, чтоб там было больше возможностей.

И я подумал: «Я не могу просто переехать туда, мне нужно чем-то заниматься,

чтоб мои родители помогали мне,

они хотят, чтоб я учился —

поступлю куда-нибудь, чтобы мне нравилось учиться».

Начал готовиться к экзаменам, чтобы поступить в Петербург на режиссуру.

И в какой-то момент я посмотрел видео на Ютубе,

где… был документальный фильм про рэп.

И там…

один из рэперов — про Комптон это было, и он

говорит, что:

«Я всю жизнь писал рэп в Комптоне, а потом подумал, почему бы мне не писать рэп в Нью-Йорке?

И я переехал в Нью-Йорк».

И я подумал: «Блин, действительно, почему бы…

Блин, зачем мне куда-то поступать? Я ведь просто могу переехать!»

И я так внезапно загорелся этим,

что я не мог остановиться.

И я почувствовал это ощущение, как будто бы

ты… оно…

Ты меняешься как будто бы физически.

Ты начинаешь чувствовать эту энергию, которая буквально из тебя льется.

Но это не такая энергия, как когда ты хорошо выспался,

покушал и готов к хорошему дню,

а это такая энергия, которая как будто сжигает тебя изнутри.

И ты не можешь успокоиться, пока ты не реализуешь свои идеи.

Это очень тяжело.

И я понял, что я хочу переехать, и я начал думать, как мне это сделать.

И я не мог это, естественно, сразу сделать.

Я помню, как я гулял… Когда я это понял,

я весь день… Я вышел из дома

и я гулял по городу, просто ходил.

Думал об этом, как я перееду.

В итоге я позвонил бабушке.

А один из симптомов биполярного расстройства в том, что ты

абсолютно отрываешься от земли, и ты не соизмеряешь свои возможности

со своими желаниями.

И я помню, что я…

я уехал из Воронежа

абсолютно — у меня никаких эфиров, никто меня абсолютно не знает.

Ничего.

И я позвонил бабушке, я сказал, что я… прошу ее, чтоб она заняла мне денег на переезд.

— Не дала свои, а заняла?

— А нет, дала свои, просто, чтоб она дала. — А, в смысле…

— Чтоб она дала мне денег.

Я не мог их вернуть.

И в качестве благодарности я предложил ей…

Я решил снимать блог о том, как я переезжаю.

И у меня в голове это было потрясающе.

Я подумал: «Отлично! Я не просто перееду,

но я еще и покажу другим комикам,

которые боятся делать решительные шаги,

что это можно, что ты можешь просто приехать и выступать туда».

И я подумал, что это будет…

это приобретет резонанс.

И я предложил ей, я спросил у нее:

«Как ты относишься к тому?..»

Ну сейчас я понимаю, что это было безумие абсолютное, но тогда для меня это было нормально.

Я спросил у нее: «Хочешь ли ты остаться в истории, бабушка?»

И моя бабушка такая:

«А? Что? Все хорошо?

Десять тысяч — это большие деньги, Саш, ты уверен, что ты справишься?»

И я предложил ей, что она даст мне 10 тысяч,

и как бы в ответ

я вставлю ее имя в титры своего видеоблога о покорении Москвы.

И действительно, если посмотреть в интернете, в каждом выпуске

в титрах есть имя моей бабушки.

Но там по две тысячи просмотров,

так что это не совсем она вошла в историю, упс!

— Ты вернул ей деньги?

— Нет.

— Почему?

— Ну это бабушка, зачем ей возвращать деньги?

Она и так бы мне дала деньги, но позже.

— Шакал!

— Но я приезжал к ней потом в гости.

Я помню, как я приехал. Она живет в Белгороде.

Я приехал… Я переехал в Москву уже.

И на следующий год после переезда меня позвали выступать в Белгород.

И я приехал.