×

Χρησιμοποιούμε cookies για να βελτιώσουμε τη λειτουργία του LingQ. Επισκέπτοντας τον ιστότοπο, συμφωνείς στην πολιτική για τα cookies.

image

"Портрет" Николай Гоголь (The Portrait by Gogol), НИКОЛАЙ ГОГОЛЬ "ПОРТРЕТ", ЧАСТЬ 1, ГЛАВА 3

НИКОЛАЙ ГОГОЛЬ "ПОРТРЕТ", ЧАСТЬ 1, ГЛАВА 3

НИКОЛАЙ ГОГОЛЬ "ПОРТРЕТ" ЧАСТЬ 1, ГЛАВА 3

Произнесши это, художник вдруг задрожал и побледнел: на него глядело,

высунувшись из-за поставленного холста, чье-то судорожно искаженное лицо.

Два страшные глаза прямо вперились в него, как бы готовясь сожрать его; на

устах написано было грозное повеленье молчать. Испуганный, он хотел

вскрикнуть и позвать Никиту, который уже успел запустить в своей передней

богатырское храпенье; но вдруг остановился и засмеялся. Чувство страха

отлегло вмиг. Это был им купленный портрет, о котором он позабыл вовсе.

Сияние месяца, озаривши комнату, упало и на него и сообщило ему странную

живость. Он принялся его рассматривать и оттирать. Омакнул в воду губку,

прошел ею по нем несколько раз, смыл с него почти всю накопившуюся и

набившуюся пыль и грязь, повесил перед собой на стену и подивился еще более

необыкновенной работе: все лицо почти ожило, и глаза взглянули на него так,

что он наконец вздрогнул и, попятившись назад произнес изумленным голосом:

"Глядит, глядит человеческими глазами!" Ему пришла вдруг на ум история,

слышанная давно им от своего профессора, об одном портрете знаменитого

Леонардо да Винчи, над которым великий мастер трудился несколько лет и все

еще почитал его неоконченным и который, по словам Вазари, был, однако же,

почтен от всех за совершеннейшее и окончательнейшее произведение искусства.

Окончательнее всего были в нем глаза, которым изумлялись современники; даже

малейшие, чуть видные в них жилки были не упущены и приданы полотну. Но

здесь, однако же, в сем, ныне бывшем пред ним, портрете было что-то

странное. Это было уже не искусство: это разрушало даже гармонию самого

портрета. Это были живые, эти были человеческие глаза! Казалось, как будто

они были вырезаны из живого человека и вставлены сюда. Здесь не было уже

того высокого наслажденья, которое объемлет душу при взгляде на произведение

художника, как ни ужасен взятый им предмет; здесь было какое-то болезненное,

томительное чувство. "Что это? - невольно вопрошал себя художник. - Ведь

это, однако же, натура, это живая натура; отчего же это странно-неприятное

чувство? Или рабское, буквальное подражание натуре есть уже проступок и

кажется ярким, нестройным криком? Или, если возьмешь предмет безучастно,

бесчувственно, не сочувствуя с ним, он непременно предстанет только в одной

ужасной своей действительности, не озаренный светом какой-то непостижимой,

скрытой во всем мысли, предстанет в той действительности, какая открывается

тогда, когда, желая постигнуть прекрасного человека, вооружаешься

анатомическим ножом, рассекаешь его внутренность и видишь отвратительного

человека? Почему же простая, низкая природа является у одного художника в

каком-то свету, и не чувствуешь никакого низкого впечатлениям; напротив,

кажется, как будто насладился, и после того спокойнее и ровнее все течет и

движется вокруг тебя? И почему же та же самая природа у другого художника

кажется низкою, грязною, а между прочим, он так же был верен природе? Но

нет, нет в ней чего-то озаряющего. Все равно как вид в природе: как он ни

великолепен, а все недостает чего-то, если нет на небе солнца". Он опять подошел к портрету, с тем чтобы рассмотреть эти чудные глазам,

и с ужасом заметил, что они точно глядят на него. Это уже не была копия с

натуры, это была та странная живость, которою бы озарилось лицо мертвеца,

вставшего из могилы. Свет ли месяца, несущий с собой бред мечты и облекающий

все в иные образы, противоположные положительному дню, или что другое было

причиною тому, только ему сделалось вдруг, неизвестно отчего, страшно сидеть

одному в комнате. Он тихо отошел от портрета, отворотился в другую сторону и

старался не глядеть на него, а между тем глаз невольно, сам собою, косясь,

окидывал его. Наконец ему сделалось даже страшно ходить по комнате; ему

казалось, как будто сей же час кто-то другой станет ходить позади его, и

всякий раз робко оглядывался он назад. Он не был никогда труслив; но

воображенье и нервы его были чутки, и в этот вечер он сам не мог истолковать

себе своей невольной боязни. Он сел в уголок, но и здесь казалось ему, что

кто-то вот-вот взглянет через плечо к нему в лицо. Самое храпенье Никиты,

раздававшееся из передней, не прогоняло его боязни. Он наконец робко, не

подымая глаз, поднялся с своего места, отправился к себе за ширму и лег в

постель. Сквозь щелки в ширмах он видел освещенную месяцем свою комнату и

видел прямо висевший на стене портрет. Глаза еще страшнее, еще значительнее

вперились в него и, казалось, не хотели ни на что другое глядеть, как только

на него. Полный тягостного чувства, он решился встать с постели, схватил

простыню и, приблизясь к портрету, закутал его всего.

Сделавши это, он лег в постель покойнее, стал думать о бедности и

жалкой судьбе художника, о тернистом пути, предстоящем ему на этом свете; а

между тем глаза его невольно глядели сквозь щелку ширм на закутанный

простынею портрет. Сиянье месяца усиливало белизну простыни, и ему казалось,

что страшные глаза стали даже просвечивать сквозь холстину. Со страхом

вперил он пристальнее глаза, как бы желая увериться, что это вздор. Но

наконец уже в самом деле... он видит, видит ясно: простыни уже нет...

портрет открыт весь и глядит мимо всего, что ни есть вокруг, прямо в него,

глядит просто к нему вовнутрь... У него захолонуло сердце. И видит: старик

пошевелился и вдруг уперся в рамку обеими руками. Наконец приподнялся на

руках и, высунув обе ноги, выпрыгнул из рам... Сквозь щелку ширм видны были

уже одни только пустые рамы. По комнате раздался стук шагов, который наконец

становился ближе и ближе к ширмам. Сердце стало сильнее колотиться у бедного

художника. С занявшимся от страха дыханьем он ожидал, что вот-вот глянет к

нему за ширмы старик. И вот он глянул, точно, за ширмы, с тем же бронзовым

лицом и поводя большими глазами. Чартков силился вскрикнуть - и

почувствовал, что у него нет голоса, силился пошевельнуться, сделать

какое-нибудь движенье - не движутся члены. С раскрытым ртом и замершим

дыханьем смотрел он на этот страшный фантом высокого роста, в какой-то

широкой азиатской рясе, и ждал, что станет он делать. Старик сел почти у

самых ног его и вслед за тем что-то вытащил из-под складок своего широкого

платья. Это был мешок. Старик развязал его и, схвативши за два конца,

встряхнул: с глухим звуком упали на пол тяжелые свертки в виде длинных

столбиков; каждый был завернут в синюю бумагу, и на каждом было выставлено:

"1000 червонных". Высунув свои длинные костистые руки из широких рукавов,

старик начал разворачивать свертки. Золото блеснуло. Как ни велико было

тягостное чувство и обеспамятевший страх художника, но он вперился весь в

золото, глядя неподвижно, как оно разворачивалось в костистых руках,

блестело, звенело тонко и глухо и заворачивалось вновь. Тут заметил он один

сверток, откатившийся подалее от других, у самой ножки его кровати, в

головах у него. Почти судорожно схватил он его и, полным страха, смотрел, не

заметит ли старик. Но старик был, казалось, очень занят. Он собрал все

свертки свои, уложил их снова в мешок и, не взглянувши на него, ушел за

ширмы. Сердце билось сильно у Чарткова, когда он услышал, как раздавался по

комнате шелест удалявшихся шагов. Он сжимал покрепче сверток свой в руке,

дрожа всем телом за него, и вдруг услышал, что шаги вновь приближаются к

ширмам, - видно, старик вспомнил, что недоставало одного свертка. И вот - он

глянул к нему вновь за ширмы. Полный отчаяния, стиснул он всею силою в руке

своей сверток, употребил все усилие сделать движенье, вскрикнул - и

проснулся.

Холодный пот облил его всего; сердце его билось так сильно, как только

можно было биться; грудь была так стеснена, как будто хотело улететь из нее

последнее дыханье. "Неужели это был сон?" - сказал он, взявши себя обеими

руками за голову; но страшная живость явленья не была похожа на сон. Он

видел, уже пробудившись, как старик ушел в рамки, мелькнула даже пола его

широкой одежды, и рука его чувствовала ясно, что держала за минуту пред сим

какую-то тяжесть. Свет месяца озарял комнату, заставляя выступатъ из темных

углов ее где холст, где гипсовую руку, где оставленную на стуле драпировку,

где панталоны и нечищенные сапоги. Тут только заметил он, что не лежит в

постели, а стоит на ногах прямо перед портретом. Как он добрался сюда - уж

этого никак не мог он понять. Еще более изумило его, что портрет был открыт

весь и простыни на нем действительно не было. С неподвижным страхом глядел

он на него и видел, как прямо вперились в него живые человеческие глаза.

Холодный пот выступил на лице его; он хотел отойти, но чувствовал, что ноги

его как будто приросли к земле. И видит он: это уже не сон: черты старика

двинулись, и губы его стали вытягиваться к нему, как будто бы хотели его

высосать... С воплем отчаянья отскочил он - и проснулся.

"Неужели и это был сон?" С бьющимся на разрыв сердцем ощупал он руками

вокруг себя. Да, он лежит на постеле в таком точно положенье, как заснул.

Пред ним ширмы; свет месяца наполнял комнату. Сквозь щель в ширмах виден был

портрет, закрытый как следует простынею, - так, как он сам закрыл его. Итак,

это был тоже сон! Но сжатая рука чувствует доныне, как будто бы в ней что-то

было. Биение сердца было сильно, почти страшно; тягость в груди невыносимая.

Он вперил глаза в щель и пристально глядел на простыню. И вот видит ясно,

что простыня начинает раскрываться, как будто бы под нею барахтались руки и

силились ее сбросить. "Господи, боже мой, что это!" - вскрикнул он, крестясь

отчаянно, и проснулся.

И это был также сон! Он вскочил с постели, полоумный, обеспамятевший, и

уже не мог изъяснять, что это с ним делается: давленье ли кошмара или

домового, бред ли горячки или живое виденье. Стараясь утишить сколько-нибудь

душевное волненье и расколыхавшуюся кровь, которая билась напряженным

пульсом по всем его жилам, он подошел к окну и открыл форточку. Холодный

пахнувший ветер оживил его. Лунное сияние лежало все еще на крышах и белых

стенах домов, хотя небольшие тучи стали чаще переходить по небу. Все было

тихо: изредка долетало до слуха отдаленное дребезжанье дрожек извозчика,

который где-нибудь в невидном переулке спал, убаюкиваемый своею ленивою

клячею, поджидая запоздалого седока. Долго глядел он, высунувши голову в

форточку. Уже на небе рождались признаки приближающейся зари; наконец

почувствовал он приближающуюся дремоту, захлопнул форточку, отошел прочь,

лег в постель и скоро заснул как убитый, самым крепким сном.

Learn languages from TV shows, movies, news, articles and more! Try LingQ for FREE

НИКОЛАЙ ГОГОЛЬ "ПОРТРЕТ", ЧАСТЬ 1, ГЛАВА 3 NIKOLAI GOGOL "PORTRAIT", PART 1, CHAPTER 3 NIKOLAI GOGOL "PORTRET", DEEL 1, HOOFDSTUK 3 尼古拉-戈戈尔 "肖像",第 1 部分,第 3 章

НИКОЛАЙ ГОГОЛЬ  "ПОРТРЕТ" NIKOLAI GOGOL "PORTRAIT" ЧАСТЬ 1, ГЛАВА 3

Произнесши это, художник вдруг задрожал и побледнел: на него глядело, uttered||||||paled||| Having said this, the artist suddenly trembled and turned pale: they were looking at him,

высунувшись из-за поставленного холста, чье-то судорожно искаженное лицо. |||||||convulsively|distorted| leaning out from behind the set canvas, someone's convulsively distorted face.

Два страшные глаза прямо вперились в него, как бы готовясь сожрать его; на ||||||||||devour|| Two terrible eyes stared straight at him, as if preparing to devour him; on

устах написано было грозное повеленье молчать. mouths||||| a formidable command to be silent was written on the lips. Испуганный, он  хотел Scared, he wanted

вскрикнуть и позвать Никиту, который уже успел запустить в своей передней ||call|||||||| scream and call Nikita, who has already managed to launch in his front

богатырское храпенье; но вдруг остановился и засмеялся. heroic||||||laughed heroic snoring; but suddenly he stopped and laughed. Чувство страха |fear Feeling of fear

отлегло вмиг. I was instantly relieved. Это был им купленный портрет, о котором он позабыл вовсе. It was a portrait he had bought, which he had completely forgotten about.

Сияние месяца, озаривши комнату, упало и на него и сообщило ему странную The radiance of the month, illuminating the room, fell on him and informed him of a strange

живость. vitality liveliness. Он принялся его рассматривать и оттирать. |||||wipe He began to examine it and wipe it off. Омакнул в воду губку, |||sponge I dipped a sponge into the water

прошел ею по нем несколько раз, смыл с него почти всю накопившуюся и passed it over it several times, washed off almost all the accumulated and

набившуюся пыль и грязь, повесил перед собой на стену и подивился еще более ||||||||||marveled|| accumulated dust and dirt, hung it in front of him on the wall and marveled even more

необыкновенной работе: все лицо почти ожило, и глаза взглянули на него так, |||||came alive|||||| extraordinary work: the whole face almost came to life, and the eyes looked at him so

что он наконец вздрогнул и, попятившись назад произнес изумленным голосом: that he finally shuddered and, stepping back, said in an astonished voice:

"Глядит, глядит человеческими глазами!" "Looks, looks with human eyes!" Ему пришла вдруг на ум история, A story suddenly came to his mind,

слышанная давно им от своего профессора, об одном портрете знаменитого heard long ago from his professor, about a portrait of the famous

Леонардо да Винчи, над которым великий мастер трудился несколько лет и все Leonardo da Vinci, on whom the great master worked for several years and that's all

еще почитал его неоконченным и который, по словам Вазари, был, однако же, still considered it unfinished and which, according to Vasari, was, however,

почтен от всех за совершеннейшее и окончательнейшее произведение искусства. ||||most perfect|||| honored by all for the perfect and ultimate work of art.

Окончательнее всего были в нем глаза, которым изумлялись современники; даже Ultimately there were in him the eyes with which his contemporaries were amazed; even

малейшие, чуть видные в них жилки были не упущены и приданы полотну. ||||||||missed||| the slightest, barely visible veins in them were not missed and given to the canvas. Но

здесь, однако же, в сем, ныне бывшем пред ним, портрете было что-то |||||now||||||| here, however, in this, now before him, the portrait there was something

странное. strange Это было уже не искусство: это разрушало даже гармонию самого ||||||destroyed||| It was no longer art: it destroyed even the harmony of

портрета. Это были живые, эти были человеческие глаза! These were alive, these were human eyes! Казалось, как будто It seemed as though

они были вырезаны из живого человека и вставлены сюда. they|||||||| they were cut from a living person and inserted here. Здесь не было уже

того высокого наслажденья, которое объемлет душу при взгляде на произведение that high pleasure that envelopes the soul when looking at the work

художника, как ни ужасен взятый им предмет; здесь было какое-то болезненное, the artist, no matter how terrible the object he takes; there was something painful here,

томительное чувство. tedious| painful feeling. "Что это? "What is it? - невольно вопрошал себя художник. involuntarily||| - the artist involuntarily questioned himself. - Ведь

это, однако же, натура, это живая натура; отчего же это странно-неприятное it is, however, nature, it is living nature; why is this strangely unpleasant

чувство? Или рабское, буквальное подражание натуре есть уже проступок и |slavish||imitation||||| Or slavish, literal imitation of nature is already an offense and

кажется ярким, нестройным криком? seems like a bright, discordant cry? Или, если возьмешь предмет безучастно, Or, if you take the subject indifferently,

бесчувственно, не сочувствуя с ним, он непременно предстанет только в одной emotionlessly|||||||||| insensibly, not sympathizing with him, he will certainly appear in only one

ужасной своей действительности, не озаренный светом какой-то непостижимой, terrible reality, not illuminated by the light of some incomprehensible

скрытой во всем мысли, предстанет в той действительности, какая открывается ||||will appear||||| hidden in everything thought, will appear in the reality that is revealed

тогда, когда,  желая  постигнуть  прекрасного  человека,  вооружаешься |||understand|||arm yourself when, wishing to comprehend a beautiful person, you arm yourself

анатомическим ножом, рассекаешь его внутренность и видишь отвратительного ||cut||||| with an anatomical knife, you cut through its insides and see the disgusting

человека? Почему же простая, низкая природа является у одного художника в |||low|nature||||| Why is it that simple, low nature appears with one artist in

каком-то свету, и не чувствуешь никакого низкого впечатлениям; напротив, some light, and you don't feel any low impressions; on the contrary,

кажется, как будто насладился, и после того спокойнее и ровнее все течет и it seems as if he had enjoyed, and after that everything flows more calmly and evenly and

движется вокруг тебя? moving around you? И почему же та же самая природа у другого художника |||||||||artist And why does another artist have the same nature

кажется низкою, грязною, а между прочим, он так же был верен природе? ||dirty||||||||| seems low, dirty, but by the way, he was just as true to nature? Но

нет, нет в ней чего-то озаряющего. No, there's nothing illuminating about it. Все равно как вид в природе: как он ни It's just like a species in nature: no matter how it is

великолепен, а все недостает чего-то, если нет на небе солнца". magnificent, and everything is missing something if there is no sun in the sky. " Он опять подошел к портрету, с тем чтобы рассмотреть эти чудные глазам, ||||||||examine||| He again went to the portrait in order to examine these wonderful eyes,

и с ужасом заметил, что они точно глядят на него. and with horror noticed that they were definitely looking at him. Это уже не была копия с It was no longer a copy from

натуры, это была та странная живость, которою бы озарилось лицо мертвеца, |||||vitality||||| nature, it was that strange liveliness that would illuminate the face of a dead man,

вставшего из могилы. risen|| Свет ли месяца, несущий с собой бред мечты и облекающий |||||||||enveloping Is it the light of the month that carries with it the delirium of dreams and clothe

все в иные образы, противоположные положительному дню, или что другое было ||||opposite|||||| everything in other images, opposite to the positive day, or whatever was

причиною тому, только ему сделалось вдруг, неизвестно отчего, страшно сидеть the reason for this, only he suddenly became, for some unknown reason, scared to sit

одному в комнате. Он тихо отошел от портрета, отворотился в другую сторону и |||||turned|||| He quietly stepped away from the portrait, turned away to the other side, and

старался не глядеть на него, а между тем глаз невольно, сам собою, косясь, ||||||||||||glancing tried not to look at him, and meanwhile the eye involuntarily, by itself, squinting,

окидывал его. threw him around. Наконец ему сделалось даже страшно ходить по комнате; ему Finally, he even became afraid to walk around the room; he

казалось, как будто сей же час кто-то другой станет ходить позади его, и it seemed as if at this very hour someone else would walk behind him, and

всякий раз робко оглядывался он назад. every time he timidly looked back. Он не был никогда труслив; но He was never a coward; but

воображенье и нервы его были чутки, и в этот вечер он сам не мог истолковать imagination|||||sensitive|||||||||interpret his imagination and nerves were sensitive, and that evening he himself could not interpret

себе своей невольной боязни. his own involuntary fear. Он сел в уголок, но и здесь казалось ему, что He sat down in a corner, but even here it seemed to him that

кто-то вот-вот взглянет через плечо к нему в лицо. someone is about to look over his shoulder into his face. Самое храпенье Никиты, Nikita's most snoring,

раздававшееся из передней, не прогоняло его боязни. that which was heard from the hall did not drive away his fear. Он наконец робко, не ||timidly| He is finally timid, not

подымая глаз, поднялся с своего места, отправился к себе за ширму и лег в He got up from his seat, went behind the screen, and lay down in the

постель. Сквозь щелки в ширмах он видел освещенную месяцем свою комнату и ||||||illuminated|||| Through the cracks in the screens he saw his room,

видел прямо висевший на стене портрет. saw a portrait directly hanging on the wall. Глаза еще страшнее, еще значительнее The eyes are even scarier, even more significant

вперились в него и, казалось, не хотели ни на что другое глядеть, как только stared at him and didn't seem to want to look at anything else but

на него. Полный тягостного чувства, он решился встать с постели, схватил ||||||||grabbed Full of a heavy feeling, he dared to get out of bed, grabbed

простыню и, приблизясь к портрету, закутал его всего. |||||wrapped|| a sheet and, approaching the portrait, wrapped it all around him.

Сделавши это, он лег в постель покойнее, стал думать о бедности и Having done this, he went to bed more peacefully and began to think about poverty and

жалкой судьбе художника, о тернистом пути, предстоящем ему на этом свете; а The artist's miserable fate, the thorny path that lies ahead of him in this world; and

между тем глаза его невольно глядели сквозь щелку ширм на закутанный ||||involuntarily|||||| meanwhile, his eyes involuntarily looked through the crack of the screens at the

простынею портрет. a sheet of a portrait. Сиянье месяца усиливало белизну простыни, и ему казалось, The glow of the month intensified the whiteness of the sheet, and it seemed to him,

что страшные глаза стали даже просвечивать сквозь холстину. |||||shine|| that the terrible eyes even began to shine through the canvas. Со страхом

вперил он пристальнее глаза, как бы желая увериться, что это вздор. ||||||||||nonsense he fixed his eyes more intently, as if to assure himself that it was nonsense. Но

наконец уже в самом деле... он видит, видит ясно: простыни уже нет... |||||||||sheets|| at last indeed... he sees, he sees clearly: the sheet is gone...

портрет открыт весь и глядит мимо всего, что ни есть вокруг, прямо в него, the portrait is open all over and looks past everything that is around, right into it,

глядит просто к нему вовнутрь... У него захолонуло сердце. just looking inside him ... His heart sank. И видит: старик And he sees the old man

пошевелился и вдруг уперся в рамку обеими руками. moved, and suddenly he put both hands on the frame. Наконец приподнялся на At last, he raised himself up on the

руках и, высунув обе ноги, выпрыгнул из рам... Сквозь щелку ширм видны были and, sticking out both legs, jumped out of the frames... Through a slit in the screen you could see

уже одни только пустые рамы. already|||| already there are only empty frames. По комнате раздался стук шагов, который наконец There was a clatter of footsteps across the room that finally

становился ближе и ближе к ширмам. was getting closer and closer to the screens. Сердце стало сильнее колотиться у бедного The poor man's heart started pounding harder

художника. С занявшимся от страха дыханьем он ожидал, что вот-вот глянет к Breathing with fear, he expected to glance at

нему за ширмы старик. an old man behind his screens. И вот он глянул, точно, за ширмы, с тем же бронзовым And so he looked, exactly, behind the screens, with the same bronze

лицом и поводя большими глазами. face and wiggle his big eyes. Чартков  силился  вскрикнуть  -  и Chartkov tried to cry out - and

почувствовал, что у него нет голоса, силился пошевельнуться, сделать felt that he had no voice, tried to move, to make

какое-нибудь движенье - не движутся члены. any movement - the members don't move. С раскрытым ртом и замершим With open mouth and frozen

дыханьем смотрел он на этот страшный фантом высокого роста, в какой-то He stared with a panting breath at this terrifying, tall phantom, in a kind of

широкой азиатской рясе, и ждал, что станет он делать. The wide Asian cassock, and waited to see what he would do. Старик сел почти у The old man sat down almost at

самых ног его и вслед за тем что-то вытащил из-под складок своего широкого He was in the midst of his feet and then pulled something out from beneath the folds of his broad

платья. Это был мешок. It was a bag. Старик развязал его и, схвативши за два конца, The old man untied it and grabbed it by its two ends,

встряхнул: с глухим звуком упали на пол тяжелые свертки в виде длинных He shook it: with a thud heavy rolls fell to the floor in the form of long

столбиков; каждый был завернут в синюю бумагу, и на каждом было выставлено: The columns were each wrapped in blue paper, and on each was a display:

"1000 червонных". "1,000 chervonnye. Высунув свои длинные костистые руки из широких рукавов, Sticking his long bony arms out of his wide sleeves,

старик начал разворачивать свертки. The old man began to unwrap the parcels. Золото блеснуло. The gold glistened. Как ни велико было As great as it was.

тягостное чувство и обеспамятевший страх художника, но он вперился весь в The painter's dread and unremembered fear, but he stared into the

золото, глядя неподвижно, как оно разворачивалось в костистых руках, gold, watching motionless as it unfolded in his bony hands,

блестело, звенело тонко и глухо и заворачивалось вновь. glittered, tinkled thinly and muffled, and wrapped up again. Тут заметил он один Then he noticed one

сверток, откатившийся подалее от других, у самой ножки его кровати, в The roll rolled back farther from the others, at the foot of his bed, in the

головах у него. his head. Почти судорожно схватил он его и, полным страха, смотрел, не Almost convulsively he grabbed it and, full of fear, watched without

заметит ли старик. Whether the old man will notice. Но старик был, казалось, очень занят. But the old man seemed very busy. Он собрал все He collected everything

свертки свои, уложил их снова в мешок и, не взглянувши на него, ушел за his parcels, put them back in the bag, and without looking at him, went

ширмы. screens. Сердце билось сильно у Чарткова, когда он услышал, как раздавался по Chartkov's heart was beating violently when he heard

комнате шелест удалявшихся шагов. the rustle of receding steps in the room. Он сжимал покрепче сверток свой в руке, He clutched the bundle tightly in his hand,

дрожа всем телом за него, и вдруг услышал, что шаги вновь приближаются к trembling with all his body for him, and suddenly he heard footsteps approaching again

ширмам, - видно, старик вспомнил, что недоставало одного свертка. The old man must have remembered that one roll was missing. И вот - он

глянул к нему вновь за ширмы. glanced back at him behind the screens. Полный отчаяния, стиснул он всею силою в руке Full of despair, he clutched with all his strength in his hand

своей сверток, употребил все усилие сделать движенье, вскрикнул - и his|||||||| his bundle, made every effort to make a movement, cried out - and

проснулся. woke up.

Холодный пот облил его всего; сердце его билось так сильно, как только A cold sweat washed over him; his heart was beating as hard as it could

можно было биться; грудь была так стеснена, как будто хотело улететь из нее it was possible to beat; the chest was so tight, as if it wanted to fly out of it

последнее дыханье. the last breath. "Неужели это был сон?" "Was it really a dream?" - сказал он, взявши себя обеими - He said, gripping himself with both hands

руками за голову; но страшная живость явленья не была похожа на сон. I was not asleep, but the terrible vividness of the apparition was not like a dream. Он

видел, уже пробудившись, как старик ушел в рамки, мелькнула даже пола его saw, already waking up, how the old man went into the frame, even his floor flashed

широкой одежды, и рука его чувствовала ясно, что держала за минуту пред сим wide clothes, and his hand felt clearly that it was holding a minute before

какую-то тяжесть. some kind of heaviness. Свет месяца озарял комнату, заставляя выступатъ из темных The light of the month illuminated the room, forcing the

углов ее где холст, где гипсовую руку, где оставленную на стуле драпировку, its corners where is the canvas, where is the plaster hand, where is the drapery left on the chair,

где панталоны и нечищенные сапоги. Тут только заметил он, что не лежит в

постели, а стоит на ногах прямо перед портретом. in bed, but stands on his feet right in front of the portrait. Как он добрался сюда - уж How did he get here?

этого никак не мог он понять. he could not understand this in any way. Еще более изумило его, что портрет был открыт

весь и простыни на нем действительно не было. the whole thing and the sheet wasn't really on it. С неподвижным страхом глядел He looked on with unmoving fear

он на него и видел, как прямо вперились в него живые человеческие глаза. he looked at him and saw how directly stared into his lively human eyes.

Холодный пот выступил на лице его; он хотел отойти, но чувствовал, что ноги Cold sweat beaded on his face; he wanted to move away, but felt that his legs

его как будто приросли к земле. It was as if he was stuck to the ground. И видит он: это уже не сон: черты старика And he sees that this is no longer a dream: the features of an old man

двинулись, и губы его стали вытягиваться к нему, как будто бы хотели его moved, and his lips began to stretch out toward him, as if they wanted his

высосать... С воплем отчаянья отскочил он - и проснулся. suck... With a cry of despair, he bounced back - and woke up.

"Неужели и это был сон?" "Was that a dream, too?" С бьющимся на разрыв сердцем ощупал он руками With his heart beating for a break, he felt with his hands

вокруг себя. around you. Да, он лежит на постеле в таком точно положенье, как заснул. Yes, he is lying on the bed in exactly the same position as he fell asleep.

Пред ним ширмы; свет месяца наполнял комнату. A screen in front of him; the light of the month filled the room. Сквозь щель в ширмах виден был Through the gap in the screens, one could see

портрет, закрытый как следует простынею, - так, как он сам закрыл его. the portrait, covered properly with a sheet, just as he himself had covered it. Итак, So,

это был тоже сон! it was also a dream! Но сжатая рука чувствует доныне, как будто бы в ней что-то But the clenched hand still feels as if there is something in it

было. Биение сердца было сильно, почти страшно; тягость в груди невыносимая. The heartbeat was strong, almost frightening; the heaviness in my chest was unbearable.

Он вперил глаза в щель и пристально глядел на простыню. He fixed his eyes on the slit and stared at the sheet. И вот видит ясно,

что простыня начинает раскрываться, как будто бы под нею барахтались руки и that the sheet begins to open up, as if hands and arms were floundering under it.

силились ее сбросить. tried to throw her off. "Господи, боже мой, что это!" - вскрикнул он, крестясь - he cried out, crossing himself

отчаянно, и проснулся. desperately, and woke up.

И это был также сон! And it was also a dream! Он вскочил с постели, полоумный, обеспамятевший, и He jumped out of bed, crazy, unconscious, and

уже не мог изъяснять, что это с ним делается: давленье ли кошмара или could no longer explain what was being done to him: whether the pressure of a nightmare or

домового, бред ли горячки или живое виденье. brownie, whether delirium fever or a vivid vision. Стараясь утишить сколько-нибудь Trying to quieten any

душевное волненье и расколыхавшуюся кровь, которая билась напряженным emotional excitement and cracking blood that beat tense

пульсом по всем его жилам, он подошел к окну и открыл форточку. pulse through all his veins, he went to the window and opened the vent. Холодный

пахнувший ветер оживил его. the smelling wind revived him. Лунное сияние лежало все еще на крышах и белых The moonlight lay still on the rooftops and white

стенах домов, хотя небольшие тучи стали чаще переходить по небу. walls of houses, although small clouds began to cross the sky more often. Все было

тихо: изредка долетало до слуха отдаленное дребезжанье дрожек извозчика, quietly: from time to time the distant rattle of the cabman's droshky could be heard,

который где-нибудь в невидном переулке спал, убаюкиваемый своею ленивою who was sleeping somewhere in an invisible alley, lulled by his lazy

клячею, поджидая запоздалого седока. nag, waiting for the belated rider. Долго глядел он, высунувши голову в |||sticking|| He looked for a long time with his head poking out into the

форточку. Уже на небе рождались признаки приближающейся зари; наконец Signs of the approaching dawn were already in the sky; finally

почувствовал он приближающуюся дремоту, захлопнул форточку, отошел прочь, ||||||stepped| he felt the drowsiness approaching, slammed the window shut, and stepped away,

лег в постель и скоро заснул как убитый, самым крепким сном. went to bed and soon fell asleep like a dead man, the soundest sleep possible.