×

We use cookies to help make LingQ better. By visiting the site, you agree to our cookie policy.

image

Евгений Замятин: Мы, Замятин - Запись 8-я

Замятин - Запись 8-я

Запись 8-я. Конспект: Иррациональный корень. R-13. Треугольник

Это – так давно, в школьные годы, когда со мной случился квадратный корень из минус единицы. Так ясно, вырезанно помню: светлый шаро-зал, сотни мальчишеских круглых голов – и Пляпа, наш математик. Мы прозвали его Пляпой: он был уже изрядно подержанный, разболтанный, и когда дежурный вставлял в него сзади штепсель, то из громкоговорителя всегда сначала: «Пля-пля-пля-тшшш», а потом уже урок. Однажды Пляпа рассказал об иррациональных числах – и, помню, я плакал, бил кулаками об стол и вопил: «Не хочу квадратный корень из минус единицы! Выньте из меня квадратный корень из минус единицы!» Этот иррациональный корень врос в меня, как что-то чужое, инородное, страшное, он пожирал меня – его нельзя было осмыслить, обезвредить, потому что он был вне ratio.

И вот теперь снова квадратный корень из минус единицы. Я пересмотрел свои записи – и мне ясно: я хитрил сам с собой, я лгал себе – только чтобы не увидеть квадратный корень из минус единицы. Это все пустяки – что болен и прочее: я мог пойти туда; неделю назад – я знаю, пошел бы не задумываясь. Почему же теперь… Почему?

Вот и сегодня. Ровно в 16.10 – я стоял перед сверкающей стеклянной стеной. Надо мной – золотое, солнечное, чистое сияние букв на вывеске Бюро. В глубине сквозь стекла длинная очередь голубоватых юниф. Как лампады в древней церкви, теплятся лица: они пришли, чтобы совершить подвиг, они пришли, чтобы предать на алтарь Единого Государства своих любимых, друзей – себя. А я – я рвался к ним, с ними. И не могу: ноги глубоко впаяны в стеклянные плиты – я стоял, смотрел тупо, не в силах двинуться с места…

– Эй, математик, замечтался!

Я вздрогнул. На меня – черные, лакированные смехом глаза, толстые, негрские губы. Поэт R-13, старый приятель, и с ним розовая О.

Я обернулся сердито (думаю, если бы они не помешали, я бы в конце концов с мясом вырвал из себя квадратный корень из минус единицы, я бы вошел в Бюро).

– Не замечтался, а уж если угодно – залюбовался, – довольно резко сказал я.

– Ну да, ну да! Вам бы, милейший, не математиком быть, а поэтом, поэтом, да! Ей-ей, переходите к нам – в поэты, а? Ну, хотите – мигом устрою, а?

R-13 говорит захлебываясь, слова из него так и хлещут, из толстых губ – брызги; каждое «п» – фонтан, «поэты» – фонтан.

– Я служил и буду служить знанию, – нахмурился я: шуток я не люблю и не понимаю, а у R-13 есть дурная привычка шутить.

– Ну что там: знание! Знание ваше это самое – трусость. Да уж чего там: верно. Просто вы хотите стенкой обгородить бесконечное, а за стенку-то и боитесь заглянуть. Да! Выгляните – и глаза зажмурите. Да!

– Стены – это основа всякого человеческого… – начал я.

R – брызнул фонтаном, О – розово, кругло смеялась. Я махнул рукой: смейтесь, все равно. Мне было не до этого. Мне надо было чем-нибудь заесть, заглушить этот проклятый корень из минус единицы.

– Знаете что, – предложил я, – пойдемте, посидим у меня, порешаем задачки (вспомнился вчерашний тихий час – может быть, такой будет и сегодня).

О взглянула на R; ясно, кругло взглянула на меня, щеки чуть-чуть окрасились нежным, волнующим цветом наших талонов.

– Но сегодня я… У меня сегодня – талон к нему, – кивнула на R, – а вечером он занят… Так что…

Мокрые, лакированные губы добродушно шлепнули:

– Ну чего там: нам с нею и полчаса хватит. Так ведь, О? До задачек ваших – я не охотник, а просто – пойдем ко мне, посидим.

Мне было жутко остаться с самим собой – или, вернее, с этим новым, чужим мне, у кого только будто по странной случайности был мой нумер – Д-503. И я пошел к нему, к R. Правда, он не точен, не ритмичен, у него какая-то вывороченная, смешливая логика, но все же мы – приятели. Недаром же три года назад мы с ним вместе выбрали эту милую, розовую О. Это связало нас как-то еще крепче, чем школьные годы.

Дальше – в комнате R. Как будто – все точно такое, что и у меня: Скрижаль, стекло кресел, стола, шкафа, кровати. Но чуть только вошел – двинул одно кресло, другое – плоскости сместились, все вышло из установленного габарита, стало неэвклидным. R – все тот же, все тот же. По Тэйлору и математике – он всегда шел в хвосте.

Вспомнили старого Пляпу: как мы, мальчишки, бывало, все его стеклянные ноги обклеим благодарственными записочками (мы очень любили Пляпу). Вспомнили Законоучителя.[Примечание: Разумеется, речь идет не о «Законе Божьем» древних, а о законе Единого Государства]. Законоучитель у нас был громогласен необычайно – так и дуло ветром из громкоговорителя, – а мы, дети, во весь голос орали за ним тексты. И как отчаянный R-13 напихал ему однажды в рупор жеваной бумаги: что ни текст – то выстрел жеваной бумагой. R, конечно, был наказан, то, что он сделал, было, конечно, скверно, но сейчас мы хохотали – весь наш треугольник, – и, сознаюсь, я тоже.

– А что, если бы он был живой – как у древних, а? Вот бы – «б» – фонтан из толстых, шлепающих губ…

Солнце – сквозь потолок, стены; солнце сверху, с боков, отраженное – снизу. О – на коленях у R-13, и крошечные капельки солнца у ней в синих глазах. Я как-то угрелся, отошел корень из минус единицы; заглох, не шевелился…

– Ну, а как же ваш «Интеграл»? Планетных-то жителей просвещать скоро полетим, а? Ну, гоните, гоните! А то мы, поэты, столько вам настрочим, что и вашему «Интегралу» не поднять. Каждый день от 8 до 11… – R мотнул головой, почесал в затылке: затылок у него – это какой-то четырехугольный, привязанный сзади чемоданчик (вспомнилась старинная картина – «в карете»).

Я оживился:

– А, вы тоже пишете для «Интеграла»? Ну, а скажите, о чем? Ну вот хоть, например, сегодня.

– Сегодня – ни о чем. Другим занят был… – «б» брызнуло прямо в меня.

– Чем другим?

R сморщился:

– Чем-чем! Ну, если угодно – приговором. Приговор поэтизировал. Один идиот, из наших же поэтов… Два года сидел рядом, как будто ничего. И вдруг – на тебе: «Я, – говорит, – гений, гений – выше закона». И такое наляпал… Ну, да что… Эх!

Толстые губы висели, лак в глазах съело. R-13 вскочил, повернулся, уставился куда-то сквозь стену. Я смотрел на его крепко запертый чемоданчик и думал: что он сейчас там перебирает – у себя в чемоданчике?

Минута неловкого асимметричного молчания. Мне было неясно, в чем дело, но тут было что-то.

– К счастью, допотопные времена всевозможных шекспиров и достоевских – или как их там – прошли, – нарочно громко сказал я.

R повернулся лицом. Слова по-прежнему брызгали, хлестали из него, но мне показалось – веселого лака в глазах уже не было.

– Да, милейший математик, к счастью, к счастью, к счастью! Мы – счастливейшее среднее арифметическое… Как это у вас говорится: проинтегрировать от нуля до бесконечности – от кретина до Шекспира… Так!

Не знаю почему – как будто это было совершенно некстати – мне вспомнилась та, ее тон, протягивалась какая-то тончайшая нить между нею и R. (Какая?) Опять заворочался квадратный корень из минус единицы. Я раскрыл бляху: 25 минут 17-го. У них на розовый талон оставалось 45 минут.

– Ну, мне пора… – и я поцеловал О, пожал руку R, пошел к лифту.

На проспекте, уже перейдя на другую сторону, оглянулся: в светлой, насквозь просолнеченной стеклянной глыбе дома – тут, там были серо-голубые, непрозрачные клетки спущенных штор – клетки ритмичного тэйлоризованного счастья. В седьмом этаже я нашел глазами клетку R-13: он уже опустил шторы.

Милая О… Милый R… В нем есть тоже (не знаю, почему «тоже», – но пусть пишется, как пишется) – в нем есть тоже что-то, не совсем мне ясное. И все-таки я, он и О – мы треугольник, пусть даже и неравнобедренный, а все-таки треугольник. Мы, если говорить языком наших предков (быть может, вам, планетные мои читатели, этот язык – понятней), мы – семья. И так хорошо иногда хоть ненадолго отдохнуть, в простой, крепкий треугольник замкнуть себя от всего, что…

Learn languages from TV shows, movies, news, articles and more! Try LingQ for FREE

Замятин - Запись 8-я Zamyatin - Rekord 8 Zamyatin - Record 8 Zamyatin - Disco 8 Zamyatin - Dossier 8 Zamyatinas - Įrašas 8 Zamyatin - Registo 8 Zamyatin - Skiva 8 Замятін - Запис 8-й

Запись 8-я. Конспект: Иррациональный корень. R-13. Треугольник Entry 8. Outline: The Irrational Root. R-13. Triangle Entrada 8. Esquema: Raíz irracional. R-13. Triángulo

Это – так давно, в школьные годы, когда со мной случился квадратный корень из минус единицы. This is so long ago, in my high school years, when the square root of minus one happened to me. Esto es - hace tanto tiempo, en mis días de escuela, cuando me ocurrió la raíz cuadrada de menos uno. Так ясно, вырезанно помню: светлый шаро-зал, сотни мальчишеских круглых голов – и Пляпа, наш математик. ||cut out|||ball|||boys'||||Plyapa|| So clearly, carved I remember: a bright orb-room, hundreds of boys' round heads - and Plyapa, our mathematician. Мы прозвали его Пляпой: он был уже изрядно подержанный, разболтанный, и когда дежурный вставлял в него сзади штепсель, то из громкоговорителя всегда сначала: «Пля-пля-пля-тшшш», а потом уже урок. |nicknamed||Plyapa|||||used|worn-out||||||||plug||||||||||||| We nicknamed it Plapa: it was already pretty used and rattled, and when the duty officer plugged it in from behind, the loudspeaker would always say, "Plapa, Plapa, Plapa, Plapa, Plapa, Plapa, Plapa, Plapa, Plapa, Plapa, Plapa, Plapa, Plapa: "Pla, pla, pla, pla, pla, pla, pla, pla," and then the lesson. Однажды Пляпа рассказал об иррациональных числах – и, помню, я плакал, бил кулаками об стол и вопил: «Не хочу квадратный корень из минус единицы! ||||irrational|||||||||||||||||| One day, Plyapa told me about irrational numbers-and I remember crying, pounding my fists on the table, and yelling: "I don't want the square root of minus one! Выньте из меня квадратный корень из минус единицы!» Этот иррациональный корень врос в меня, как что-то чужое, инородное, страшное, он пожирал меня – его нельзя было осмыслить, обезвредить, потому что он был вне ratio. extract|||||||||||||||||||||devoured||||||neutralize||||||ratio Take the square root of minus one out of me!" This irrational root grew into me, like something alien, foreign, terrible, it was devouring me - it could not be comprehended, disarmed, because it was beyond ratio.

И вот теперь снова квадратный корень из минус единицы. And now the square root of minus one again. Я пересмотрел свои записи – и мне ясно: я хитрил сам с собой, я лгал себе – только чтобы не увидеть квадратный корень из минус единицы. ||||||||cheated||||||||||||||| I have reviewed my notes and it is clear to me: I have been cheating with myself, I have been lying to myself - just to avoid seeing the square root of minus one. Это все пустяки – что болен и прочее: я мог пойти туда; неделю назад – я знаю, пошел бы не задумываясь. It's all nothing, being sick and all that: I could have gone there; a week ago, I know I would have gone without a second thought. Почему же теперь… Почему?

Вот и сегодня. Ровно в 16.10 – я стоял перед сверкающей стеклянной стеной. At exactly 4:10 p.m., I was standing in front of the glittering glass wall. Надо мной – золотое, солнечное, чистое сияние букв на вывеске Бюро. Above me is the golden, sunny, clear glow of the letters on the Bureau sign. В глубине сквозь стекла длинная очередь голубоватых юниф. There's a long line of bluish unifs through the glass in the back. Как лампады в древней церкви, теплятся лица: они пришли, чтобы совершить подвиг, они пришли, чтобы предать на алтарь Единого Государства своих любимых, друзей – себя. |lamps||||||||||||||sacrifice|||||||| Like lamps in an ancient church, the faces are warming: they came to perform a feat, they came to sacrifice on the altar of the One State their loved ones, their friends - themselves. А я – я рвался к ним, с ними. And I - I was eager to go to them, with them. И не могу: ноги глубоко впаяны в стеклянные плиты – я стоял, смотрел тупо, не в силах двинуться с места… |||||stuck||||||||||||| And I couldn't: my feet were deeply sunk into the glass slabs - I stood there, staring dumbly, unable to move from my seat...

– Эй, математик, замечтался! ||daydreamed - Hey, mathematician, you're dreaming!

Я вздрогнул. На меня – черные, лакированные смехом глаза, толстые, негрские губы. |||glossy||||African| At me, black, lacquered laughing eyes, thick, Negro lips. Поэт R-13, старый приятель, и с ним розовая О. |||||||pink|

Я обернулся сердито (думаю, если бы они не помешали, я бы в конце концов с мясом вырвал из себя квадратный корень из минус единицы, я бы вошел в Бюро). I turned around angrily (I think if they hadn't interfered, I would have ended up with the square root of minus one out of me with the meat, I would have entered the Bureau).

– Не замечтался, а уж если угодно – залюбовался, – довольно резко сказал я. |daydreamed||||||||| - I wasn't dreaming, I was admiring, if you will," I said rather sharply.

– Ну да, ну да! Вам бы, милейший, не математиком быть, а поэтом, поэтом, да! ||||mathematician||||| You, my dear, should not be a mathematician, but a poet, a poet, yes! Ей-ей, переходите к нам – в поэты, а? Hey, come on over to us poets, huh? Ну, хотите – мигом устрою, а? ||in a flash|arrange| Well, you want me to make it happen in a jiffy, huh?

R-13 говорит захлебываясь, слова из него так и хлещут, из толстых губ – брызги; каждое «п» – фонтан, «поэты» – фонтан. ||gasping||||||splash|||||||||fountain R-13 speaks sputtering, the words spurt out of his thick lips; every "p" is a fountain, "poets" is a fountain.

– Я служил и буду служить знанию, – нахмурился я: шуток я не люблю и не понимаю, а у R-13 есть дурная привычка шутить. - I have served and will continue to serve knowledge," I frowned: I don't like or understand jokes, and R-13 has a bad habit of joking.

– Ну что там: знание! - What is it: knowledge! Знание ваше это самое – трусость. ||||cowardice Your knowledge of this very thing is cowardice. Да уж чего там: верно. That's right. Просто вы хотите стенкой обгородить бесконечное, а за стенку-то и боитесь заглянуть. ||||fence|||||||| It's just that you want to wall off the infinite, and you're afraid to look behind the wall. Да! Выгляните – и глаза зажмурите. peek|||squint Look out and close your eyes. Да!

– Стены – это основа всякого человеческого… – начал я. - Walls are the foundation of every human being," I began.

R – брызнул фонтаном, О – розово, кругло смеялась. R - splashed with a fountain, O - pink, round laugh. Я махнул рукой: смейтесь, все равно. I waved my hand: laugh it off, whatever. Мне было не до этого. I wasn't up to it. Мне надо было чем-нибудь заесть, заглушить этот проклятый корень из минус единицы. |||||eat||||||| I needed something to eat, to drown out that damn root of minus one.

– Знаете что, – предложил я, – пойдемте, посидим у меня, порешаем задачки (вспомнился вчерашний тихий час – может быть, такой будет и сегодня). |||||||||problems|||||||||| - You know what," I suggested, "let's go sit at my place and solve some problems (I remembered yesterday's quiet time - maybe it will be the same today).

О взглянула на R; ясно, кругло взглянула на меня, щеки чуть-чуть окрасились нежным, волнующим цветом наших талонов. ||||||||||||blushed||exciting|||tickets O looked at R; clearly, roundly she looked at me, her cheeks a little colored by the gentle, exciting color of our coupons.

– Но сегодня я… У меня сегодня – талон к нему, – кивнула на R, – а вечером он занят… Так что… ||||||ticket|||||||||busy|| - But today I... I have an appointment with him today," she nodded at R, "and he's busy tonight... So...

Мокрые, лакированные губы добродушно шлепнули: ||||slapped Wet, lacquered lips slapped good-naturedly:

– Ну чего там: нам с нею и полчаса хватит. |||||||half an hour| - What's the big deal: half an hour is enough for me and her. Так ведь, О? До задачек ваших – я не охотник, а просто – пойдем ко мне, посидим. |tasks|||||||||| I'm not a hunter of your problems, but let's just go to my place and sit down.

Мне было жутко остаться с самим собой – или, вернее, с этим новым, чужим мне, у кого только будто по странной случайности был мой нумер – Д-503. I felt terrible to be left with myself-or, rather, with this new, alien to me, who only, as if by a strange coincidence, had my number, D-503. И я пошел к нему, к R. Правда, он не точен, не ритмичен, у него какая-то вывороченная, смешливая логика, но все же мы – приятели. ||||||||||||rhythmic|||||twisted|funny|||||| And I went to him, to R. True, he's not precise, he's not rhythmic, he has some twisted, laughing logic, but still, we're buddies. Недаром же три года назад мы с ним вместе выбрали эту милую, розовую О. Это связало нас как-то еще крепче, чем школьные годы. It's not for nothing that three years ago he and I chose that cute, pink O. It bound us together somehow even more tightly than our high school years.

Дальше – в комнате R. Как будто – все точно такое, что и у меня: Скрижаль, стекло кресел, стола, шкафа, кровати. |||||||||||||tablet||||| Next, in Room R. It's like - everything is exactly the same as mine: the Tablet, the glass of the chairs, the table, the closet, the bed. Но чуть только вошел – двинул одно кресло, другое – плоскости сместились, все вышло из установленного габарита, стало неэвклидным. |||||||||shifted|||||dimensions||non-Euclidean But as soon as you entered - moved one chair, the other - the planes shifted, all went out of the established dimension, became non-Euclidean. R – все тот же, все тот же. R is still the same, still the same. По Тэйлору и математике – он всегда шел в хвосте. |Taylor|||||||tail In Taylor and math, he always trailed behind.

Вспомнили старого Пляпу: как мы, мальчишки, бывало, все его стеклянные ноги обклеим благодарственными записочками (мы очень любили Пляпу). |||||||||||stick||notes||||Plump We remembered the old Plyapa: how we boys used to stick all his glass legs with thank-you notes (we loved Plyapa very much). Вспомнили Законоучителя.\[Примечание: Разумеется, речь идет не о «Законе Божьем» древних, а о законе Единого Государства\]. Законоучитель у нас был громогласен необычайно – так и дуло ветром из громкоговорителя, – а мы, дети, во весь голос орали за ним тексты. |law teacher||||||||God's|||||||||||boisterous|||||||loudspeaker(1)|||||||||| We remembered the Law Teacher. [Note: Of course, we are not talking about the Law of God of old, but about the Law of the One State.] Our teacher was unusually boisterous-the wind was blowing from the loudspeaker-and we children shouted the texts after him at the top of our voices. И как отчаянный R-13 напихал ему однажды в рупор жеваной бумаги: что ни текст – то выстрел жеваной бумагой. ||||stuffed||||megaphone|chewed|||||||chewed|paper And how desperate R-13 once stuffed chewed paper into his mouthpiece: every text is a shot of chewed paper. R, конечно, был наказан, то, что он сделал, было, конечно, скверно, но сейчас мы хохотали – весь наш треугольник, – и, сознаюсь, я тоже. |||punished||||||||||||||||I confess||too R, of course, was punished, what he had done was certainly bad, but now we were laughing - our whole triangle - and, I confess, so was I.

– А что, если бы он был живой – как у древних, а? - What if he were alive - like the ancients, eh? Вот бы – «б» – фонтан из толстых, шлепающих губ… ||||||slapping| Here's a "b"-fountain of thick, spanking lips...

Солнце – сквозь потолок, стены; солнце сверху, с боков, отраженное – снизу. ||||||||reflected| The sun - through the ceiling, the walls; the sun from above, from the sides, reflected - from below. О – на коленях у R-13, и крошечные капельки солнца у ней в синих глазах. O is on R-13's lap, and tiny droplets of sunshine in her blue eyes. Я как-то угрелся, отошел корень из минус единицы; заглох, не шевелился… |||||||||stopped|| I somehow got a little hot, the root of minus one went away; I stalled, didn't move...

– Ну, а как же ваш «Интеграл»? - Well, what about your Integral? Планетных-то жителей просвещать скоро полетим, а? planetary|||||fly| We'll be flying to educate the planet's inhabitants soon, won't we? Ну, гоните, гоните! |go| Well, drive, drive! А то мы, поэты, столько вам настрочим, что и вашему «Интегралу» не поднять. ||||||write|||||| Otherwise, we poets will write so much for you that even your "Integral" will not rise. Каждый день от 8 до 11… – R мотнул головой, почесал в затылке: затылок у него – это какой-то четырехугольный, привязанный сзади чемоданчик (вспомнилась старинная картина – «в карете»). |||||||||nape|nape|||||||||suitcase|||||carriage Every day from 8 to 11..." R shook his head and scratched the back of his head: the back of his head was a quadrangular suitcase tied to the back (an old painting "in a carriage" came to mind).

Я оживился: I perked up:

– А, вы тоже пишете для «Интеграла»? Ну, а скажите, о чем? Ну вот хоть, например, сегодня.

– Сегодня – ни о чем. - Today it's nothing. Другим занят был… – «б» брызнуло прямо в меня. ||||splashed||| I was busy with something else..." The "b" splashed right back at me.

– Чем другим? - What else?

R сморщился: R wrinkled his nose:

– Чем-чем! - With what? Ну, если угодно – приговором. Well, if you like, a verdict. Приговор поэтизировал. The sentence was poeticized. Один идиот, из наших же поэтов… Два года сидел рядом, как будто ничего. One idiot, one of our own poets... For two years he sat around, as if nothing. И вдруг – на тебе: «Я, – говорит, – гений, гений – выше закона». |||||||genius|above|law And suddenly - on you: "I," he says, "am a genius, a genius - above the law. И такое наляпал… Ну, да что… Эх! ||scribbled|||| And what a mess... Well, what... Eh!

Толстые губы висели, лак в глазах съело. ||||||ate Thick lips hung down, the polish in his eyes ate away. R-13 вскочил, повернулся, уставился куда-то сквозь стену. R-13 jumped up, turned around, stared somewhere through the wall. Я смотрел на его крепко запертый чемоданчик и думал: что он сейчас там перебирает – у себя в чемоданчике? |||||locked|suitcase|||||||sifts||||suitcase I looked at his tightly locked briefcase and wondered what he was going through right now - in his briefcase?

Минута неловкого асимметричного молчания. A moment of awkward asymmetrical silence. Мне было неясно, в чем дело, но тут было что-то. It wasn't clear to me what it was about, but there was something here.

– К счастью, допотопные времена всевозможных шекспиров и достоевских – или как их там – прошли, – нарочно громко сказал я. |||||||Dostoevskys||||||||| - Fortunately, the prehistoric times of all sorts of Shakespeares and Dostoevskys - or whatever they are - are gone," I said deliberately loudly.

R повернулся лицом. Слова по-прежнему брызгали, хлестали из него, но мне показалось – веселого лака в глазах уже не было. ||||||||||cheerful|shine||||| The words were still sputtering, whipping out of him, but it seemed to me - the cheerful polish in his eyes was no longer there.

– Да, милейший математик, к счастью, к счастью, к счастью! - Yes, sweetest mathematician, fortunately, fortunately, fortunately! Мы – счастливейшее среднее арифметическое… Как это у вас говорится: проинтегрировать от нуля до бесконечности – от кретина до Шекспира… Так! |happiest||||||||||||infinity||||| We are the happiest arithmetic average... How do you say it: to integrate from zero to infinity - from moron to Shakespeare... So!

Не знаю почему – как будто это было совершенно некстати – мне вспомнилась та, ее тон, протягивалась какая-то тончайшая нить между нею и R. ||||||||inopportunely||||||stretched||||thread|||| I don't know why - as if it was completely out of place - I was reminded of that, her tone, some thin thread stretched out between her and R. (Какая?) Опять заворочался квадратный корень из минус единицы. |stirred||||| Again, the square root of minus one is wiggling. Я раскрыл бляху: 25 минут 17-го. ||cap|| I opened the badge: 25 minutes of the 17th. У них на розовый талон оставалось 45 минут. ||||ticket|| They had 45 minutes left on the pink slip.

– Ну, мне пора… – и я поцеловал О, пожал руку R, пошел к лифту. |||||kissed||||||| - Well, I have to go..." and I kissed O, shook R's hand, and went to the elevator.

На проспекте, уже перейдя на другую сторону, оглянулся: в светлой, насквозь просолнеченной стеклянной глыбе дома – тут, там были серо-голубые, непрозрачные клетки спущенных штор – клетки ритмичного тэйлоризованного счастья. |||||||||||sunlit||block|||||||||drawn||||Taylorized| On the avenue, having already crossed to the other side, I looked around: in the bright, sunlit glass block of the house - here, there were gray-blue, opaque cells of the downcast curtains - cells of rhythmic Taylorized happiness. В седьмом этаже я нашел глазами клетку R-13: он уже опустил шторы. |||||||||||curtains On the seventh floor, I found R-13's cage with my eyes: he had already lowered the curtains.

Милая О… Милый R… В нем есть тоже (не знаю, почему «тоже», – но пусть пишется, как пишется) – в нем есть тоже что-то, не совсем мне ясное. Sweet O... Sweet R... There's also (I don't know why "also" - but let it be spelled as it's spelled) - there's also something about him that's not quite clear to me. И все-таки я, он и О – мы треугольник, пусть даже и неравнобедренный, а все-таки треугольник. ||||||||||||scalene|||| And yet, me, him, and O, we are a triangle, even if it's not an isosceles triangle, but still a triangle. Мы, если говорить языком наших предков (быть может, вам, планетные мои читатели, этот язык – понятней), мы – семья. |||||||||planetary|||||clearer|| We are, in the language of our ancestors (perhaps you, my planetary readers, understand this language better), we are a family. И так хорошо иногда хоть ненадолго отдохнуть, в простой, крепкий треугольник замкнуть себя от всего, что… And so good sometimes at least for a while to rest, in a simple, strong triangle to close myself off from everything that ...