×

We use cookies to help make LingQ better. By visiting the site, you agree to our cookie policy.

image

"Скверный анекдот" Достоевский ("Bad Joke" by Dostoevsky), ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ ДОСТОЕВСКИЙ "СКВЕРНЫЙ АНЕКДОТ", глава 12

ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ ДОСТОЕВСКИЙ "СКВЕРНЫЙ АНЕКДОТ", глава 12

12.

Между тем Ивана Ильича покамест перенесли на маленький кожаный диван, стоявший тут же в столовой.

Покамест убирали со столов и разбирали их, Пселдонимов бросался во все углы занять денег, пробовал даже занять у прислуги, но ни у кого ничего не оказалось. Он даже рискнул было побеспокоить Акима Петровича, остававшегося дольше других.

Но тот, хоть и добрый человек, услышав о деньгах, пришел в такое недоуменье и в такой даже испуг, что наговорил самой неожиданной дряни. — В другое время я с удовольствием, — бормотал он, — а теперь... право, меня извините...

И, взяв шапку, поскорей бежал из дому.

Один только добросердечный юноша, рассказывавший про сонник, еще пригодился на что-нибудь, да и то некстати.

Он тоже оставался дольше всех, принимая сердечное участие в бедствиях Пселдонимова. Наконец, Пселдонимов, мать его и юноша решили на общем совете не посылать за доктором, а лучше послать за каретой и свезти больного домой, а покамест, до кареты, испробовать над ним некоторые домашние средства, как-то: смачивать виски и голову холодной водой, прикладывать к темени льду и проч.

За это уж взялась мать Пселдонимова, Юноша полетел отыскивать карету.

Так как на Петербургской даже и ванек в этот час уже не было, то он отправился к извозчикам куда-то далеко на подворье, разбудил кучеров. Стали торговаться, говорили, что в такой час за карету и пяти рублей взять мало.

Согласились, однако ж, на трех. Но когда, уже в исходе четвертого часа, юноша прибыл в нанятой карете к Пселдонимовым, у них уже давно переменилось решенье. Оказалось, что Иван Ильич, который был всё еще не в памяти, до того разболелся, до того стонал и метался, что переносить его и везти в таком состоянии домой стало совершенно невозможным и даже рискованным.

«Еще что из этого выйдет?» — говорил совершенно обескураженный Пселдонимов. Что было делать?

Возник новый вопрос. Если уж оставить больного дома, то куда же перенести его и где положить? Во всем доме было только две кровати: одна огромная, двуспальная, на которой спали старик Млекопитаев с супругою, и другая новокупленная, под орех, тоже двуспальная и назначенная для новобрачных. Все прочие обитатели, или, лучше сказать, обитательницы дома, спали на полу, вповалку, более на перинах, отчасти уже попортившихся и продушенных, то есть вовсе неприличных, да и тех было ровно в обрез; даже и того не было.

Куда же положить больного?

Перина-то бы еще, пожалуй, и нашлась — можно было вытащить из-под кого-нибудь в крайнем случае, но где и на чем постлать? Оказалось, что постлать надо в зале, так как комната эта была отдаленнейшею от недр семейства и имела свой особый выход. Но на чем постлать? неужели на стульях? Известно, что на стульях стелют только одним гимназистам, когда они приходят с субботы на воскресенье домой, а для особы, как Иван Ильич, это было бы очень неуважительно.

Что сказал бы он назавтра, увидя себя на стульях? Пселдонимов и слышать не хотел об этом.

Оставалось одно: перенести его на брачное ложе. Это брачное ложе, как мы уже сказали, было устроено в маленькой комнатке, тотчас же подле столовой. На кровати был двуспальный, еще не обновленный, новокупленный матрас, чистое белье, четыре подушки в розовом коленкоре, а сверху в кисейных чехлах, обшитых рюшем.

Одеяло было атласное, розовое, выстеганное узорами. Из золотого кольца сверху опускались кисейные занавески. Одним словом, всё было как следует, и гости, почти все перебывавшие в спальне, похвалили убранство.

Новобрачная хоть и терпеть не могла Пселдонимова, но в продолжение вечера несколько раз, и особенно украдкой, забегала сюда посмотреть. Каково же было ее негодование, ее злость, когда она узнала, что на ее брачное ложе хотят перенести больного, заболевшего чем-то вроде холерины! Маменька новобрачной вступилась было за нее, бранилась, обещалась назавтра же жаловаться мужу; но Пселдонимов показал себя и настоял: Ивана Ильича перенесли, а новобрачным постлали в зале на стульях.

Молодая хныкала, готова была щипаться, но ослушаться не посмела: у папаши был костыль, ей очень знакомый, и она знала, что папаша непременно завтра потребует кой в чем подробного отчета.

В утешение ее перенесли в залу розовое одеяло и подушки в кисейных чехлах.

В эту-то минуту и прибыл юноша с каретой; узнав, что карета уже не нужна, он ужасно испугался. Приходилось платить ему самому, а у него и гривенника еще никогда не было.

Пселдонимов объявил свое полное банкротство. Пробовали уговорить извозчика. Но он начал шуметь и даже стучать в ставни. Чем это кончилось, подробно не знаю.

Кажется, юноша отправился в этой карете пленником на Пески, в четвертую Рождественскую улицу, где он надеялся разбудить одного студента, заночевавшего у своих знакомых, и попытаться: нет ли у него денег? Был уже пятый час утра, когда молодых оставили и заперли в зале. У постели страждущего осталась на всю ночь мать Пселдонимова.

Она приютилась на полу, на коврике, и накрылась шубенкой, но спать не могла, потому что принуждена была вставать поминутно: с Иваном Ильичам сделалось ужасное расстройство желудка. Пселдонимова, женщина мужественная и великодушная, раздела его сама, сняла с него всё платье, ухаживала за ним, как за родным сыном, и всю ночь выносила через коридор из спальни необходимую посуду и вносила ее опять.

И, однако ж, несчастия этой ночи еще далеко не кончились.

Learn languages from TV shows, movies, news, articles and more! Try LingQ for FREE

ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ ДОСТОЕВСКИЙ "СКВЕРНЫЙ АНЕКДОТ", глава 12 FEDOR MICHAILOWITSCH Dostojewski, "EINE QUADRATSANDEKTE", Kapitel 12. FEDOR MIKHAILOVICH Dostoevsky "THE SKVERSHIP ANECDOTE", Chapter 12 FEDOR MIKHAILOVICH Dostoiévski "O ANECDOTO DA ESQUERDA", Capítulo 12

12.

Между тем Ивана Ильича покамест перенесли на маленький кожаный диван, стоявший тут же в столовой. ||||for now||||leather|sofa|that was there||||dining room Inzwischen wurde Iwan Iljitsch vorerst zu einem kleinen Ledersofa getragen, das genau dort im Eßzimmer stand. In the meantime, Ivan Ilyich was carried for the time being to a small leather sofa that stood right there in the dining room.

Покамест убирали со столов и разбирали их, Пселдонимов бросался во все углы занять денег, пробовал даже занять у прислуги, но ни у кого ничего не оказалось. |cleaned up||||packed up|||||||||||||staff||||||| While they were clearing the tables and dismantling them, Pseldonimov rushed to all corners to borrow money, even tried to borrow from the servants, but no one had anything. Он даже рискнул было побеспокоить Акима Петровича, остававшегося дольше других. ||dared||disturb|||remaining|| Er wagte es sogar, Akim Petrowitsch zu stören, der länger blieb als die anderen. He even risked to disturb Akim Petrovich, who remained longer than the others.

Но тот, хоть и добрый человек, услышав о деньгах, пришел в такое недоуменье и в такой даже испуг, что наговорил самой неожиданной дряни. ||||||||||||confusion||||||||||nonsense Aber er war, obwohl er ein freundlicher Mann war, nachdem er von Geld gehört hatte, so verwirrt und sogar so verängstigt, dass er den höchst unerwarteten Unsinn von sich gab. But he, although a kind person, upon hearing about the money, was so perplexed and even so frightened that he uttered the most unexpected rubbish. — В другое время я с удовольствием, — бормотал он, — а теперь... право, меня извините... “Other times I’ll be happy,” he muttered, “but now ... really, excuse me ...

И, взяв шапку, поскорей бежал из дому. And, taking his hat, he hurried out of the house.

Один только добросердечный юноша, рассказывавший про сонник, еще пригодился на что-нибудь, да и то некстати. ||||who told||dream book||came in handy|||||||inopportunely Nur ein gutherziger junger Mann, der über das Traumbuch sprach, war noch für etwas nützlich und selbst dann unpassend. Only one kind-hearted young man who talked about the dream book was still useful for something, and even then it was inappropriate.

Он тоже оставался дольше всех, принимая сердечное участие в бедствиях Пселдонимова. ||||||heartfelt|||tragedies| He, too, remained the longest, taking a heartfelt part in the misfortunes of Pseldonimov. Наконец, Пселдонимов, мать его и юноша решили на общем совете не посылать за доктором, а лучше послать за каретой и свезти больного домой, а покамест, до кареты, испробовать над ним некоторые домашние средства, как-то: смачивать виски и голову холодной водой, прикладывать к темени льду и проч. |||||||||||send for|||||||carriage|||||||||try out||||||||moisten|temples|||||apply||crown of the head||| Finally, Pseldonimov, his mother and the young man decided at a general council not to send for the doctor, but rather to send for the carriage and take the patient home, and in the meantime, to the carriage, try some home remedies on him, such as moistening his whiskey and head with cold water , apply ice to the crown of the head, and so on.

За это уж взялась мать Пселдонимова, Das hat Pseldonimovs Mutter aufgegriffen, Pseldonimov's mother has already taken up this, Юноша полетел отыскивать карету. The young man flew off to find the carriage.

Так как на Петербургской даже и ванек в этот час уже не было, то он отправился к извозчикам куда-то далеко на подворье, разбудил кучеров. ||||||little boy|||||||||||cab drivers|||||courtyard||coachmen Since there were no vaniks on Petersburg at that hour, he went to the cabbies somewhere far away in the courtyard, woke up the coachmen. Стали торговаться, говорили, что в такой час за карету и пяти рублей взять мало. |bargain|||||||||||| They began to bargain, saying that at this hour it was not enough to take five rubles for a carriage.

Согласились, однако ж, на трех. They agreed, however, on three. Но когда, уже в исходе четвертого часа, юноша прибыл в нанятой карете к Пселдонимовым, у них уже давно переменилось решенье. ||||||||arrived||hired||||||||changed their mind|decision But when, already at the close of four o'clock, the young man arrived in a hired carriage to the Pseldonimovs, their decision had long since changed. Оказалось, что Иван Ильич, который был всё еще не в памяти, до того разболелся, до того стонал и метался, что переносить его и везти в таком состоянии домой стало совершенно невозможным и даже рискованным. |||||||||||||got sick|||moaned||thrashed|||||||||||||||risky It turned out that Ivan Ilyich, who was still not in his memory, was so ill, so moaning and rushing about that it became completely impossible and even risky to carry him and take him home in such a state.

«Еще что из этого выйдет?» — говорил совершенно обескураженный Пселдонимов. |||||||discouraged| "What else will come of this?" - said the completely discouraged Pseldonimov. Что было делать? What was to be done?

Возник новый вопрос. Eine neue Frage ist aufgetaucht. A new question arose. Если уж оставить больного дома, то куда же перенести его и где положить? If we are to leave the patient at home, where do we move him and where to put him? Во всем доме было только две кровати: одна огромная, двуспальная, на которой спали старик Млекопитаев с супругою, и другая новокупленная, под орех, тоже двуспальная и назначенная для новобрачных. |||||||||double bed|||||||wife|||newly purchased||||double bed||designated||newlyweds There were only two beds in the whole house: one huge, double, on which the old man Mlekopitayev and his wife slept, and the other, newly purchased, in a walnut look, also double and designated for the newlyweds. Все прочие обитатели, или, лучше сказать, обитательницы дома, спали на полу, вповалку, более на перинах, отчасти уже попортившихся и продушенных, то есть вовсе неприличных, да и тех было ровно в обрез; даже и того не было. ||inhabitants||||inhabitants|||||in a heap|||mattresses|partly||worn out||airing out||||indecent|||||||barely enough||||| All the other inhabitants, or, better to say, the inhabitants of the house, slept on the floor, side by side, more on featherbeds, partly already spoiled and blown away, that is, completely indecent, and even those were just barely enough; even that was not.

Куда же положить больного? Where to put the patient?

Перина-то бы еще, пожалуй, и нашлась — можно было вытащить из-под кого-нибудь в крайнем случае, но где и на чем постлать? featherbed||||||||||||||||||||||lay down Perina, perhaps, would have been found - it could have been pulled out from under someone in an extreme case, but where and on what to put on? Оказалось, что постлать надо в зале, так как комната эта была отдаленнейшею от недр семейства и имела свой особый выход. |||||||||||most remote||depths||||||exit It turned out that it was necessary to bed in the hall, since this room was the farthest from the depths of the family and had its own special exit. Но на чем постлать? |||lay down But on what to post? неужели на стульях? ||chairs really on chairs? Известно, что на стульях стелют только одним гимназистам, когда они приходят с субботы на воскресенье домой, а для особы, как Иван Ильич, это было бы очень неуважительно. ||||spread out|||gymnasium students|||||||||||individuals||||||||disrespectful It is known that only one schoolboy is put on chairs when they come home from Saturday to Sunday, but for a person like Ivan Ilyich, this would be very disrespectful.

Что сказал бы он назавтра, увидя себя на стульях? |||||seeing himself|||chairs What would he say the next day if he saw himself in the chairs? Пселдонимов и слышать не хотел об этом. Pseldonyms and did not want to hear about it.

Оставалось одно: перенести его на брачное ложе. ||||||bed There was only one thing left: to transfer him to the marriage bed. Это брачное ложе, как мы уже сказали, было устроено в маленькой комнатке, тотчас же подле столовой. |||||||||||small room|||next to|dining room This marriage bed, as we have already said, was arranged in a small room, immediately next to the dining room. На кровати был двуспальный, еще не обновленный, новокупленный матрас, чистое белье, четыре подушки в розовом коленкоре, а сверху в кисейных чехлах, обшитых рюшем. |||double bed|||updated|newly purchased|mattress||||pillows|||cotton fabric||||sheer|covers|trimmed with ruffles|ruffles On the bed was a double, not yet renewed, newly purchased mattress, clean linen, four pillows in a pink calico, and on top in muslin covers trimmed with ruffles.

Одеяло было атласное, розовое, выстеганное узорами. blanket||satin||quilted|patterns The blanket was pink satin quilted with patterns. Из золотого кольца сверху опускались кисейные занавески. ||||descended|sheer curtains|curtains From a golden ring, muslin curtains fell from above. Одним словом, всё было как следует, и гости, почти все перебывавшие в спальне, похвалили убранство. ||||||||||stayed|||praised|decorations In short, everything was as it should, and the guests, almost all staying in the bedroom, praised the decoration.

Новобрачная хоть и терпеть не могла Пселдонимова, но в продолжение вечера несколько раз, и особенно украдкой, забегала сюда посмотреть. newlywed|||||||||||||||secretly||| Die Jungvermählten, obwohl sie Pseldonimov nicht ausstehen konnten, rannten im Laufe des Abends mehrmals und besonders heimlich hierher, um nachzusehen. The newlywed, though she could not stand Pseldonimov, but during the evening several times, and especially furtively, ran here to look. Каково же было ее негодование, ее злость, когда она узнала, что на ее брачное ложе хотят перенести больного, заболевшего чем-то вроде холерины! ||||indignation||||||||||||||sick person||||cholera-like illness Imagine her indignation, her anger, when she found out that they wanted to transfer to her marriage bed a patient who had fallen ill with something like cholera! Маменька новобрачной вступилась было за нее, бранилась, обещалась назавтра же жаловаться мужу; но Пселдонимов показал себя и настоял: Ивана Ильича перенесли, а новобрачным постлали в зале на стульях. mother||intervened||||argued|promised|||complain||||||||||||newlyweds|made a bed||||chairs Die Mutter des frisch Vermählten setzte sich für sie ein, schimpfte mit ihr, versprach, sich am nächsten Tag bei ihrem Mann zu beschweren; aber Pseldonimow zeigte sich und bestand darauf: Iwan Iljitsch wurde versetzt, und die Jungvermählten wurden auf Stühlen im Saal verteilt. The mother of the newlywed stood up for her, scolded, promised to complain to her husband the next day; but Pseldonimov showed himself and insisted: Ivan Ilyich was moved, and the newlyweds were laid on chairs in the hall.

Молодая хныкала, готова была щипаться, но ослушаться не посмела: у папаши был костыль, ей очень знакомый, и она знала, что папаша непременно завтра потребует кой в чем подробного отчета. |whined|||pinch||||||dad||crutch||||||||dad|||||||detailed| Die junge Frau wimmerte, war bereit zu kneifen, wagte aber nicht, sich zu widersetzen: Papa hatte eine Krücke, ihr sehr vertraut, und sie wusste, dass Papa morgen bestimmt eine ausführliche Erklärung von irgendetwas verlangen würde. The young woman whimpered, was ready to pinch, but did not dare to disobey: papa had a crutch, very familiar to her, and she knew that papa would certainly demand a detailed report tomorrow.

В утешение ее перенесли в залу розовое одеяло и подушки в кисейных чехлах. |comfort||||||||||gauzy|covers For consolation, they carried a pink blanket and muslin pillows into the hall.

В эту-то минуту и прибыл юноша с каретой; узнав, что карета уже не нужна, он ужасно испугался. ||||||||carriage||||||||| It was at that moment that the young man arrived with the carriage; learning that the carriage was no longer needed, he was terribly frightened. Приходилось платить ему самому, а у него и гривенника еще никогда не было. ||||||||hryvnia|||| He had to pay him himself, and he had never even had a dime.

Пселдонимов объявил свое полное банкротство. ||||bankruptcy Pseldonimov erklärte seinen vollständigen Bankrott. Pseldonimov declared his complete bankruptcy. Пробовали уговорить извозчика. |persuade| Versuchte den Fahrer zu überreden. They tried to persuade the cabman. Но он начал шуметь и даже стучать в ставни. ||||||knock||shutters But he began to make noise and even knock on the shutters. Чем это кончилось, подробно не знаю. I don’t know in detail how it ended.

Кажется, юноша отправился в этой карете пленником на Пески, в четвертую Рождественскую улицу, где он надеялся разбудить одного студента, заночевавшего у своих знакомых, и попытаться: нет ли у него денег? |||||carriage|prisoner||sands||fourth|Christmas||||||||stayed overnight|||||||||| Es scheint, dass der junge Mann in diesem Wagen als Gefangener nach Sands in die vierte Rozhdestvenskaya-Straße gefahren ist, wo er hoffte, einen Studenten zu wecken, der die Nacht mit seinen Bekannten verbracht hatte, und zu versuchen: Hat er Geld? It seems that the young man went in this carriage as a prisoner to Sands, to the fourth Rozhdestvenskaya street, where he hoped to wake up one student who had spent the night with his acquaintances and try: does he have money? Был уже пятый час утра, когда молодых оставили и заперли в зале. |||||||||locked up|| Es war bereits fünf Uhr morgens, als die Jugendlichen in der Halle verlassen und eingesperrt wurden. It was already five o'clock in the morning when the young were left and locked up in the hall. У постели страждущего осталась на всю ночь мать Пселдонимова. |bed|suffering person|||||| Pseldonimovs Mutter blieb die ganze Nacht am Bett des Leidenden. Pseldonimov's mother stayed at the bedside of the sufferer for the whole night.

Она приютилась на полу, на коврике, и накрылась шубенкой, но спать не могла, потому что принуждена была вставать поминутно: с Иваном Ильичам сделалось ужасное расстройство желудка. |settled down||||mat||covered up|blanket||||||||||every minute|||Ilyich||||stomach upset Sie flüchtete sich auf den Boden, auf einen Teppich und bedeckte sich mit einem Pelzmantel, aber sie konnte nicht schlafen, weil sie gezwungen war, jede Minute aufzustehen: Iwan Iljitsch hatte eine schreckliche Magenverstimmung. She took shelter on the floor, on the rug, and covered herself with a fur coat, but she could not sleep, because she was forced to get up every minute: Ivan Ilyich had a terrible stomach upset. Пселдонимова, женщина мужественная и великодушная, раздела его сама, сняла с него всё платье, ухаживала за ним, как за родным сыном, и всю ночь выносила через коридор из спальни необходимую посуду и вносила ее опять. ||brave||magnanimous|||||||||cared for||||||||||carried out||||||||brought in|| Pseldonimov, eine mutige und großzügige Frau, entkleidete ihn selbst, zog ihm alle Kleider aus, pflegte ihn wie ihren eigenen Sohn und trug die ganze Nacht das notwendige Geschirr aus dem Schlafzimmer durch den Korridor und brachte es wieder herein. Pseldonimova, a courageous and generous woman, undressed him herself, took off all his dress, looked after him like her own son, and all night carried the necessary dishes out of the bedroom through the corridor and brought them in again.

И, однако ж, несчастия этой ночи еще далеко не кончились. |||misfortunes|||||| And yet, the misfortunes of that night were far from over.