Лапенко – новая звезда русского интернета / вДудь (4)
Мы просто друг друга полюбили невероятно.
Это просто какой-то кайф.
Мы назвали его Ирландцем почему-то.
— Почему? — Ну братья как-то так сказали: «Он же ирландец! Он же ирландец!»
В итоге для нас он Ирландец.
И он сценарист, да, он пишет всю канву: что происходит, куда и зачем —
все эти линии прописывает.
А сверху уже я накидываю свои импровизации, ну, свой текст.
Ага!
Как вы познакомились?
Мы снимали... Мы работали на одном проекте с ним вместе.
Просто я практически пришёл на пробы, мы там чё-то чуть-чуть пообщались,
буквально пару минут, и как-то поняли,
что какой-то есть контакт такой классный.
И всё. И потом созванивались, встречались, виделись просто так, общались.
По поводу того проекта ещё.
Ну и по телефону как-то так держали связь.
В этом есть даже какой-то прикол.
Что вроде у тебя и денег особо нет, что ты такой весь какой-то простенький вроде бы как.
А при этом ты приходишь в какой-то бар или ресторан —
тебе там чуть ли не три комплимента уже делают,
приносят одно, другое, всё бесплатно,
сразу дают скидочную карту и всё такое.
То есть ещё не надо платить, а ты уже бухой?
Ну типа того.
— Это полезно! — Ну конечно. Это такой бонусик неплохой.
На что тебе хватает зарплаты в театре?
Может, на бензин. Только вот так где-то.
То есть я же изначально — почему я не монетизировал до сих пор?
Если бы мне нужны были очень сильно деньги, я, наверно, это уже сделал бы.
Но я же снимаюсь в кино.
— Так? — Поэтому... Ну и нормально сейчас поснимался.
И поэтому какие-то деньги есть всё равно.
На театральную зарплату, я не представляю, как можно прожить.
— Она 20 тысяч рублей? — Нет. У нас в театре где-то под полтинник.
— То есть это хорошая зарплата, типа, считается. — Ну да.
Полтинник на бензин? Ты много ездишь!
А так оно и есть. Я дофига езжу.
Капец!
Слушай, а киноха была параллельно «Лапенко» или после она была?
Это... параллельно. Как-то странно так получилось,
что это всё началось параллельно,
как будто я ожил — вдруг чё-то произошло.
И вот сейчас выйдет сериал, ещё какой-то выйдет скоро,
ещё, ещё — ну вот как-то они...
Ну то есть это происходило во время, грубо говоря.
То есть я снимался в сериале,
и во время съёмок, грубо говоря, у меня начало всё вот это происходить.
Но тачка у тебя та же?
— Тачка та же. — Та малышка, которую ты в Инстаграме показывал, «Ситроен».
Да, моя малышка «Ситроен». Жози я её называю.
— Как? — Жози.
Жози. Моя французская Жози.
— Сколько ей лет? — Восемь уже.
— О! Она в возрасте! — Это моя первая тачка.
Я получил права и в этот же день её купил.
(Дудь) М-м!
— Долго копил? — Да, прилично. Прилично.
Где-то тут упало, там-сям...
— Но я удачно её купил — был кризис. — Там пиццу принёс...
Там пиццу принёс, здесь обоссался в кадре. (смеётся)
Серёг, а как ты называешь свою немочку?
— (оператор) Кого? — Свою немочку. — Хельга?
(оператор) Просто нормально. «Моя бэха».
«Бэха»? Блин, ну ты чего? Надо Хельгой назвать.
(музыкальная заставка)
Журналист, который ведёт программу «Загадки дыры».
Это история о криминальных беспредельщиках,
потрошащих кошельки всех без исключения пассажиров,
в новом выпуске программы... (драматическая пауза)
«Загадка дыры»!
Это кто?
— Это молодой Парфёнов? — Ну да.
Это Глеб Пьяных из программы «Максимум»?
— Это Каневский, который..? — Мне кажется, что это Парфёнов.
— Парфёнов? — Ну да, как-то от него...
Я, вот опять же, анализирую уже сейчас...
Вот это он охренеет, когда увидит!
Но это чуть-чуть... Ну там, естественно, все эти интонации и музыка — вот это всё.
И вот это...
Они тоже, кстати, журналисты, одинаковые практически интонации используют.
(изображает манеру речи)
И под музычку накладывают. Ну там все эти ходы журналистские.
Я думаю, он, и в какой-то момент там начал появляться Радзинский в нём почему-то.
То есть начало всегда спокойное:
(манерой Журналиста) «Это вот тот-то город. Здесь началась...»
А потом... (переходит на истеричную манеру) И начинает у него какой-то Радзинский возникать.
Я не знаю, они сами уже как-то по себе живут, я уже не могу ими управлять.
Ну они даже меняются немножко.
— Очки с диоптриями? — Да.
— Больно, если у тебя нормальное зрение? — Неа.
— То есть ты долго в них... — Я как-то так сделал, что я в них типа не смотрю.
— В расфокусе у тебя? — Ну как бы я... Да, чуть-чуть в расфокусе.
То есть я не напрягаю глаз при этом.
Поэтому в них так иногда взгляд такой немножко безумный.
Как так вышло, что во «Внутри Лапенко» есть отсылки
к «Брату», «Брату-2» и даже к «Игле»,
фильму, в котором снялся Виктор Цой?
Как это происходило? Одно, второе, третье.
«Игла» — это мы снимали ещё в Инстаграме эту штуку.
То есть это взято из Инстаграма, вот это... Как это называется?
— Проходка. — Проходка, да. Грубо говоря.
Это просто я услышал эту песню, и чё-то как-то...
Вспомнил этот сюжет и подумал: а почему бы нет? Почему не вставить?
И время то. И нашёл аллейку в Зеленограде.
Такой думаю: «Вот это класс будет!» И всё, и сняли.
А потом, да, мы взяли со Смирнягой и перенесли это туда.
То есть это просто так появилось.
А эти вещи...
Ну это мы начали увлекаться вот этими всеми отсылочками.
Это дань уважения, это поклон.
— Немножко в Тарантино вы решили поиграть, да? — Ну чуть-чуть, да. Чуть-чуть.
— Который тоже всё такими омажами обклеивает. — Ну да. Да.
Но в этом же есть кайф, какой-то прикол.
Там очень много всяких заложено таких пасхалочек интересных.
Бандит, который говорит поговорками, —
это же чистая калька с чувака из «Брата-1».
Как говорят американцы: «Кто много знает, тот пули глотает».
Да, так получилось, кстати, почему-то у меня.
Который (голосом бандита): «Любишь медок...»
— «Любишь медок — люби и холодок!» — «...люби и холодок!» — Да, да, да!
Это прямо к нему?
Ну так получилось, да.
— Ты был фанатом «Брата» и «Брата-2»? — Конечно.
Я его вчера пересматривал, второго «Брата».
Зачем?
Ну просто получить удовольствие от кино.
Это шедевр вообще.
Я пересматриваю периодически такие вот картины.
Что тебе нравится больше: «Брат-1» или «Брат-2»?
— Второй мне больше нравится почему-то. — Ух!
— Считается же, что более попс. — Да, да, да. Более попс.
Не знаю. Почему-то так.
Первый мрачноватый какой-то.
Своим передай:
кто журналиста тронет —
завалю.
Данила Багров — положительный или отрицательный герой?
(вздыхает)
Отрицательный.
Но с положительными оттенками.
— Почему? — Нет, ну...
Он...
Скажем так: он положительный герой в отрицательных обстоятельствах.
В тех обстоятельствах, в которых он там существует.
Ну, совсем положительным и добреньким невозможно быть.
Приходится биться, воевать.
За правду.
И даже убивать.
А почему отрицательный?
А потому что он убивает людей. Нельзя людей убивать.
Вот здесь висит плакат Михаила Чехова.
Расскажи для людей, которые думали, что Чехова могут звать только Антон:
кто это такой?
Чехов — основатель актёрской системы,
так же, как и Станиславский,
но она отличается тем... ну, вообще кардинально отличается от системы Станиславского,
тем, что у Станиславского система основана на том,
что ты идёшь от внутреннего к внешнему.
То есть от своей природы, да? И у тебя как бы...
Ну ты в себе что-то надумал, посидел, подумал, обдумал материал и так далее,
и у тебя начинает возникать какой-то персонаж.
У Чехова всё ровно наоборот:
он идёт от внешнего к внутреннему.
То есть, например, как в моих роликах...
У меня есть некоторые персонажи, которые так мною были придуманы.
Я походил по барахолкам, нашёл какие-то старые вещи, надел их на себя,
посмотрел в зеркало и только тогда понял, что это за чувак.
— А-а! — То есть он от вещей, от всего: от какой-то бороды, шапки, очков —
я понял, примерно какой у него может быть голос,
и он начал у меня в уме возникать.
— Внешние атрибуты? — Да, да, да!
Так, то есть смотри: «Внутри Лапенко» — это актёрская игра по системе Чехова.
В основном — да.
А можешь привести пример, чтобы все сразу зафиксировали,
по системе Станиславского — это, например, кто?
— «Внутри...»? — Не, не, не, не!
Ну, либо «Внутри Лапенко», либо, может, кого-то известного.
Ну, это типа... Это кино. Это в кино в основном используют.
Потому что у меня немножко гротескно всё равно
во «Внутри Лапенко», и в Инсте то же самое.
— Это гротеск небольшой. — «Немножко»!
— Немножко, да. Небольшой гротеск присутствует. — Немножко! (смеётся)
Ну это все голливудские, кстати...
Ну, не все конечно, но многие голливудские актёры работают по Станиславскому.
Один из комментариев:
«Чтобы снимать в России про 80-е и 90-е, даже декорации не нужны».
Да, это так.
— Это так? — Это так. Это так.
Нет, есть где-то пластиковые окна выскакивают.
Но если чуть-чуть ещё... Это ещё Зеленоград притом!
То есть это ещё так, цивильно.
Если чуть-чуть отъехать,
то там даже можно 60-е застать.
— Да ладно? — Ну да! Есть прямо деревянные домишки такие.
Я их, кстати, ездил недавно фоткал.
Там тоже надо поснимать.
Прям старые-старые.
Единственное — машины иногда палят, а так...
Древние-древние места есть.
Как так вышло? Мы же вроде развиваемся и с коленей подняты, нет? Ну, где-то развиваемся, в каких-то местах. Где-то — нет. Где-то всё стоит на месте. Рынок в Инстаграме,
где ты продаёшь какие-то приблуды электронные, а к вам приходят чуваки из ОПГ, пытаясь тебя кинуть.
— Это ты... Это есть такой рынок в Зеленограде? — Это рынок. Это барахолка.
— Ну типа блошиный? — Это блошиный рынок, да. Там, где я покупаю всё вообще. Практически всё, что мне надо из костюмов, из реквизита, — всё я там беру. Слушай, но даже для блошиного рынка он выглядит... трындецово. Да, да. Вот это прям 90-е там! Чистой воды.
Там машины, там мужики — они все там живут в этом времени. Они просто приходят...
Слушай, я там купил недавно часов очень много, циферблаты. Я хочу сделать стол, закидать его циферблатами и залить эпоксидкой — ну просто это моя какая-то заморочка. Я пришёл к мужичку старенькому, который пьянень... Они там все пьют, всё, такие уютненькие все. Я пришёл и говорю: «Сколько стоит циферблатик?» Он говорит: «Ну, по рублей 50, 30».
А у него весь стол в них, просто весь. Я говорю: «Давай всё».
«За тыщ пять, четыре, я у тебя возьму это всё». Он говорит: «Давай».
И я увидел в нём прям грусть!
То есть я взял у него все эти часы, положил себе в пакет вот так вот, и я смотрю, что у него пусто и он как голенький вот так стоит. — Ему нечем заниматься? — Ему просто нечем заниматься.
Для них это прям жизнь. Они там живут и кайфуют.
Друг с другом общаются, где-то выпивают, чё-то ржут, слушают радио из того же времени.
И я просто его... Мне даже жалко его стало. Но я забрал эти часы, ушёл.
Офигеть!
Не, я его спросил, типа: «А что вы дальше? Как?» Он говорит: «Я ещё найду!»
Я сейчас эту берёзку подпираю примерно так же... — ...как путана стояла на... — Да, да, да. На шоссе.
На трассе. Это вот здесь прям тоже рядышком совсем. — Это же единственная дама, которая появлялась в сериале? — Нет! Как это? Татьяна Восьмиглазова!
— А-а! — Которая: «Сто!» — вот это.
— А с кого калька Татьяна Восьмиглазова? — Я не знаю с кого.
Это просто тупик у меня уже был творческий. Потому что у неё нет никакого текста, она просто... (изображает невнятную речь) Это я просто говорил какую-то ересь. — И она говорит: «Сто!» А там 21. — Да, да, да. А там 21!
(говорит невнятно)
(смеётся)
Это тоже на ходу пришло.
Там вообще в принципе нет цифры 100 в этих шариках. «Сто!» Но она максимально глупенькая. Ты сам понимаешь, почему вот этот абсурд заходит людям? Не всем. Не всем. Потому что я знаю много людей, и тоже, кстати, из юмористической тусы, которые говорят: «Ну прям вообще не моё!» Да, да, да. Мне тоже говорят часто, что никакого юмора. «Что здесь смешного?» — и так далее. Но это нормально, чего.
Почему это заходит, я не знаю. Отчасти потому, что мы сами там кайфуем и сами ржём очень сильно над этим всем, и нам всем там нереально классно. И эта энергетика, которая из Инсты и перешла которая тоже в Ютуб, мне кажется, она там есть внутри. Может, она тоже как-то приманивает, эта энергия. А сами вот эти шутки абсурдные —
не знаю, кому-то нравится, кому-то — нет. Я не могу понять, почему это заходит. Как ты к юмору Гудкова относишься?
Хорошо. Я вообще к Гудку хорошо отношусь. Он очень добрый, хороший человек.
