Бортич – протесты и рок-н-ролл / вДудь (4)
Не то, что меня мама заставила,
ну я не очень хотела,
сам понимаешь почему.
Но я очень красиво выглядела, да это мне мама всё помогла сделать
Я была очень красивая леди, в чёрном платье.
Я сидела слушала этих, знаешь, на выпускных выступают
поп-исполнители.
Я сидела,
где выпускные проводятся,
и в какой-то момент, я такая:
«Да блин, наплевать».
Вдруг поймала что-то и пошла со всеми танцевать,
и что-то как-то расслабилась.
И там была эта девочка, и я
типа тоже начинаю с ней танцевать и вижу то, как он подходит,
разворачивает её.
И я прям слышу, как он говорит:
«Не надо с Бортич
тусоваться».
Я ему говорю: «Эй, ну ты чего?»
И он просто разворачивается и «тыщ».
Вот…
Это было неприятно.
— Это было больше обидно или было прям больно?
— Было больно. У меня слетели накладные ресницы с глаза.
— Да, это прям было сильно.
Этот чувак угадай, где работает теперь?
— В милиции? — Да.
(Саша смеётся) — С первой попытки! А?!
— Да, это было смешно, когда я узнала.
Причем несколько лет после школы про него ходили
другие совершенно слухи.
— Криминальные? — Ну там типа наркотики, что-то такое
не очень успешное, а потом он нашёл призвание своё.
Видимо.
— Как ты думаешь, где он был 23 января? — Не знаю, не хочу об этом думать.
— Есть понимание что делать, когда вот такая вот херня происходит?
— Да,
есть. Ребёнку, который
либо проявляет агрессию,
либо её получает, очень важно иметь
вот этого взрослого
близкого, которому он сможет довериться
и часто вот это поведение учителей, которые
по сути продолжают этот буллинг с другой стороны.
Когда тебе говорят: «Вот, ты такой-сякой!»
И ты просто не можешь никому довериться.
И вот очень важно как бы…
со стороны родителей, мне кажется,
замечать какие-то микроштуки,
подмечать, это тяжело.
Но детям,
если кто-то смотрит сейчас как я это говорю из подростков,
которые получают эту агрессию в школе
Всё, что я могу сказать: «Не молчите, делитесь.
Найдите какого-то близкого человека, взрослого.
Кому вы сможете это доверить, и он вам поможет».
Это сложно, особенно когда ты подросток и тебе кажется, что весь мир против тебя.
И ты очень сильно непонятый всеми:
родителями, в школе. Но
другого пути нет, самому с этим справиться практически невозможно.
— Что ты делала в тот вечер?
— Когда меня ударили на выпускном?
Плакала и курила
сигарету. — Маме рассказала?
— Маме рассказала через несколько лет. Она охренела.
Я помню, что все это видели.
Ну это же все видели.
И потом мне рассказали, что вот эта девочка
его,
моя бывшая как бы подруга,
она стояла, и к ней пришли и сказали:
«А ты знаешь, он ударил Сашу?»
И она сказала:
«Да, насрать типа».
Но она, кстати, через несколько лет передо мной извинялась за всё.
(музыкальная заставка)
— Ты много лет *хлопок*
занималась в музыкальной школе.
— Планировали снять в Гнесинке. — Да.
— В музыкалке, потому что ты там долго занималась. — А в Гнесинке,
потому что мы там проводили отчётные концерты каждый год.
— Нас туда не пустили.
— Нам дали от ворот поворот, да,
говоря, что коронавирус.
— Поэтому, мы хотим поговорить
про саксофон здесь.
— Давайте. — Почему саксофон?
—Да как-то так сложилось, просто я
пришла к маме с желанием
пойти в музыкальную школу.
По очевидным причинам, пианино
в однокомнатной квартире сложно разместить;
баян
носить тяжело
одиннадцатилетнему ребёнку
ну скрипка — это как бы *буэ*
— А что плохо?
— Ну на скрипке нужно быть очень талантливым человеком,
чтобы можно было это слушать.
Ну и представляешь, когда ребёнок учится на скрипке играть, это…
*звук скрежета*
Просто мешок с котятами.
— У меня есть фотки. Вот такая ты.
— Да, я здесь секси.
Мне здесь лет 16, я такая
протестую против уродских, оркестровых рубашек
А эти рубашки, здесь просто не видно, они были
такие шёлковые…
псевдо-шёлковые, синтетические естественно
голубо-серого цвета,
и женские рубашки были такие — вот так
и здесь такие две огромные рюши.
Ужасно! Ужасно! —Ты не любишь рюши?
— Да, ну очень люблю!
Обожаю рюши. М-м-м, рюши!
Мои любимые рюши.
— Ты подзабыла, как играть на нём?
— Да, я не играла очень много лет!
И даже, когда ты меня спросил. Я сказала:
«Не, Юр, не варик».
А потом мы начали эту всю активность с музыкальной школой…
Я подумала — ну что я,
что я не хвастану, что ли?
Хвастовством хвастушным.
— Просьба. Можно попросить тебя не только хвастануть,
но и кое-чем мне помочь?
Так-так-так, пацаны вы помните «Сентябрь»?
— «Горит?»
— (за кадром) «Убийца…» — «Плачет».
— (за кадром) «Но он…» — «Не смог поступить иначе!»
«А листья расскажут… »
«Нет! Но как же… я
плачу и вместе с тем?»
— «Умираю».
— «Ты же видишь? Забери». — «Страдаю, умоляю!»
(смеются)
А это ты откуда знаешь? — Всё. Готово! Пока, Юра.
— А это ты откуда знаешь?
— Так мне тоже было 15 когда-то.
— Подожди, мы вторую песню спели — это группа Maio.
— Это Оригами! — Это Maio!
— (за кадром) Потому что я знаю как Maio тоже.
— Опа!
— Так! Пропускали?
— Вот, нашёл! — Что?
— Смотри. 2018 год.
— Они дали тебе трубу без мундштука? А, нет.
— Нет. — Шутники.
— Короче, это Парыгин, у которого сейчас группа «Радар».
Бывший трубач «Ленинграда».
Он дал мне подуть.
— Так. Ну потому что Юра будет…
— Да, всё на поверхности. (Саша смеётся)
Вот КВН. Я ни одного звука не смог извлечь.
— Да, потому что труба
работает иначе, чем саксофон.
В саксофоне… Сейчас я буду собирать — могу продемонстрировать.
Есть мундштук. К нему прикладывается трость.
— Прошу.
Мундштук саксофона.
Вот трость. Саксофон относится к группе
деревянных духовых инструментов. Труба — это медные.
— Да, Александра. — Николаевна.
Когда Саша будет дуть…
(Саша играет) — Вот видишь?
(Саша играет) —Происходит колебание трости, и вот от этого звук.
— Потому что без этой штучки ничего не будет играть
У медных
вот мундштук. Он круглый.
— Труба медная? — Да, полностью.
Туда кларнет деревянный входит.
— Но смысл почему ты не смог играть. Если ты будешь делать так просто
(Саша дует) Вот в этот мундштук железный, да?
То звука не будет. Там надо…
вот так они как-то делают.
Там очень сложная система.
Ты ведел, что на трубе всего три клапана?
Всего три клапана. И всё остальное они делают губами.
(Саша играет)
— Так. На меня ошейничек.
— Нормально. Смотри.
Объясняю, гляди. — Угу.
— Ничего, что я оближу ту же деревяшку? — Ну, что ж поделать.
Видимо сегодня она будет одноразовой.
— Давай уточним — мы оба переболели.
— Да. — У нас у обоих антитела.
— И это шутка не про коронавирус.
Короче, ты берёшь, очень важно, натягиваешь нижнюю губу на зубы.
Ужасно выглядит.
И здесь должна быть шутка из «Друзей».
«oh god, chandler is making his sex face».
И он такой…
Ладно. Не важно. (смеётся)
Да, и теперь закрой ртом весь.
Натяни
подбородок.
Да, и теперь дуй.
(дует)
(смеётся) И теперь…
Так смотри сейчас.
Подожди расслабься немного. Господи! Ты в зажиме.
Вот это вот сюда. Вот это не трогай
Вот эти три верхние. Дуй. (дует)
— К вашему вниманию.
(дует)
Спасибо! (хлопает)
— Юрий Дудь, друзья.
С вас по косарю.
— Ты как-то сказала, что режиссёр Борис Хлебников
попадёт в рай. Почему? — Это правда.
— Не, вообще не только Боря попадёт. Я знаю ещё парочку.
Ну просто я так кайфовала от того, что, знаешь,
у меня прям перед этим, наверно,
если я ничего не путаю,
был проект.
Когда меня заставляли просто до буквы
говорить по не самому хорошему тексту.
Ты такой: «Давайте, я вам сделаю живенько, классненько».
Говорят: «Нет. Здесь — ну
— в начале предложения, и ты его не сказала.
И ты такой…
А к Боре ты приходишь:
«Борь, мне здесь неудобно». «Не говори, не говори вот это
тоже убери. Не надо всё».
Вообще это не только Боря.
Просто видимо у меня на контрасте с тем проектом.
Любой адекватный режиссёр понимает,
что один случай
из миллиона, когда, действительно,
штука, которую важно именно вот так сказать.
Но обычно адекватные классные режиссёры говорят:
«Да, конечно, говори как тебе удобно».
— Борис Хлебников очень крутой. (звук поцелуя)
Кто ещё попадёт в рай?
— Ну Нигуся, конечно, попадёт.
— Так. Первая любовь?
— Она запустила мою карьеру.
Нет, там несколько людей, кто запускал.
— С Нигиной Сайфуллаевой
вы даже репетировали.
Репетировать перед кино — это же дикая самая штука.
— Это большая редкость, к огромному моему сожалению.
Нет ничего лучше вот этих читок.
Когда вы просто сидите и читаете. Мы читали два месяца.
Перед каждыми съёмками мы читали.
— В офис приезжали? — Приезжали в офис, читали,
репетировали, обсуждали.
Это было охрененно. Мы знали текст наизусть…
И это было не в смысле, что надо учить. Мы дышали этим.
Это лучший проект, с которым можно начать съёмки в кино.
Мне безумно повезло во всех
то, что меня нашли,
сняли
И именно такой мне проект достался. В начале которого
вообще всё пошло.
— Говорят, Никита Михалков
свои величайшие фильмы снимал…
так, что перед этим несколько месяцев репетиций.
— Это безумно полезно для всех.
У нас, по-моему, даже светики
знали текст.
Это было круто. Ну то есть все были в этом.
— Сцена, где вы бухие.
— Угу. — Вы же там не бухие?
— Нет.
— Какая же она неудачная, мне кажется.
Вот я не верил ни капельки.
— Да, ты знаешь, это самая сложная вещь
играть пьяных, поэтому я больше трезвая пьяных не играю.
(смеётся)
Нет, а мне не стыдно даже. Если
режиссёр не против.
Я это обсуждаю заранее.
И, например, в «Я худею» сцена.
Ты же смотрел «Я худею»?
— Да. — Где меня Кулик забирает
из клуба, когда я похудевшая и пьяная.
Там потом есть сцена, где мы в тачке едем.
— Да. — И я такая: А вот мой папа вообще (пародируя пьяную речь)
Я просто понимала, что
очень к себе отношусь критически.
Я не считаю себя какой-то
супер-пупер актрисой талантливой.
Пожтому я и говорю, это сыграть невозможно.
Это, действительно, сложо даже для самых больших артистов.
Играть пьяного — очень сложно — человека.
Поэтому, если ты выпьешь бокал вина.
Никто не говорит, что надо напивать до состояния, которое надо играть.
Но чуть-чуть выпить и поймать «шофе»,
и ощутить
вот это всё внутри.
И тогда это можно разогнать и играть.
Это намного круче и легче идёт.
Поэтому не вижу в этом ничего такого.
— Я, конечно, помню эту сцену, где:
«Не трогай! Это харам.
Я православный!»
— Да-да, это смешно. Блин, Женёк вообще прекрасный.
Очень классный… — Кулик?
— Да, я считаю, он
очень здорово сыграл.
Типа блогер, бла-бла-бла,
а на самом деле он такой трогательный и молодец.
Обожаю его.
(музыкальная заставка)
(Саша играет)
Я отстой!
Это была моя мечта научиться на барабанах, но как мы видим…
— Антон Долин
в 2015 году писал
после «Духlessа»,
когда про тебя все узнали.
Сочетание вульгарности,
отчаянности
и чувственности
может превратить её в секс-символ поколения.
Если, конечно, будет выбирать проекты
с умом.
— Не получилось! (смеётся)
Но
что выросло, то выросло. Да, Серёж?
Не особо.
Я очень хочу с тобой поговорить про тему,
как талантливый актёр или актриса
вляпываются в плохие фильмы? — Угу.
— Как это происходит? Как это происходило у тебя?
У тебя есть несколько историй, которые прямо не получились…
Все «Неуловимые».
Как это получилось?
Это чисто неопытность начала карьеры? — Да.
Это неопытность;
это чуваки, которые тебя юзают,
потому что ты молодой и неопытный;
и на тот момент, например, у меня был агент,
которая не могла за меня постоять.
Просто говорят: «Ты приезжаешь
завтра в 8 утра», — и ты приезжаешь.
У тебя смена с адскими переработками.
Там 15-16 часов съёмки
в духоте, в аду.
И потом у тебя 6 часов пересменка.
— То есть это не про творчество, а просто про эксплуатацию.
— Ну да, и просто мне было
19 или 20 как раз лет…
И такая история про ребят,
которые делают справедливость; и такая крутая девчонка
с пацанами.
И, конечно, мы все думали, что
это будет очень круто.
Я очень верила
в то, что мы делаем. Мы все очень верили в то, что мы делаем.
К сожалению, не от нас зависит. Просто ещё
это мой по сути был там
второй и третий проект. То есть одновременно
снимались они и «Духless».
Ну…
Не было понимания. Это сейчас у меня есть
понимание — что хорошо, а что плохо.
Ни насмотренности, ни начитанности сценариев
тогда не было. Как ты поймёшь?
Ну ты маленький, глупенький
белорук… (смеётся)
который…
Как ты сейчас выбираешь роль?
Технически расскажи. То есть
ты получаешь название проекта
и знаешь, кто там режиссёр. — Да.
— Идёшь, вбиваешь в «Кинопоиск», что режиссёр наснимал?
— Да иногда. Иногда ты просто знаешь.
Сейчас, например, мне прислали сценарий один.
Я там знаю режиссёра и спорно
к нему отношусь — к его работам.
И я открываю сценарий и 5 страниц читаю.
Я уже понимаю, что это. Я такая, блин,
пожалуй, даже дочитывать не буду.
— А, плохо?
