×

Usamos cookies para ayudar a mejorar LingQ. Al visitar este sitio, aceptas nuestras politicas de cookie.

image

"Семья и судьба. Шмеманы.", Часть 2

Часть 2

Иван Толстой: Что было после вашего возвращения с вьетнамской войны?

Сергей Шмеман: Я женился, окончил учение в Колумбийском университете, поступил в маленькую газетку в Нью-Джерси, чтобы научиться делу. Через год я перешел в Ассошиэйтед-пресс, потом, через несколько лет, в «Нью-Йорк Таймс». Тут я стал заграничным корреспондентом, и мы жили больше 20 лет по всяким странам. И продолжаем жить. Мы были в Южной Африке, потом в России, потом в Германии, когда стена спустилась, потом опять в России, потом в Израиле, потом мы думали, что возвращаемся в Нью-Йорк, но не тут-то было, и вот теперь мы в Париже.

Иван Толстой: Насколько корреспондент «Нью-Йорк Таймс» волен сам распоряжаться своей журналистской судьбой, где ему быть, а насколько он вынужден следовать требованиям газеты?

Сергей Шмеман: Вы знаете, нужно найти момент. Каждый раз следишь, где кто-то готовится уехать. Так что, если ты видишь, что происходит, в общем, ты мастер судьбы. Я попал в те места, где я хотел быть. Особенно после Германии, после того, как коммунизм начал валиться по всей Восточной Европе, я очень хотел вернуться в Россию. Они обычно они не посылают людей второй раз. Но после того, как я 5 лет прожил в Советском Союзе в брежневские времена, мне ужасно захотелось вернуться, я хотел написать книгу об этом. И, если сказать нескромно, мне очень помогло, что в Германии я получил Пулитцеровскую премию. После этого им было очень сложно мне отказать. Так что я на этом сыграл, вернулся, и очень благодарен, что это вышло, потому что это были самые интересные годы, ельцинские времена. Потом я еще один год там остался, просто чтобы писать книгу. Это была история деревни, которая когда-то принадлежала моей матери, которую я часто навещал, так что я мог проследить историю этой деревни под Калугой за 200 лет. Все оставили воспоминания, и я мог это довести до настоящего дня, когда я уже туда возвращаюсь, при свободе. Очень помогло, что в первые годы после советской власти все архивы были открыты, и архивисты, которые за всем этим следили, ужасно хотели поделиться своими бумагами и своими знаниями. Они ко мне из Калуги и из Тулы приезжали в Москву: «Сергей Александрович, посмотрите, что мы нашли…». Информация просто валилась. И, кроме того, Владимир Познер сделал тогда программу в России о моем проекте, люди это видели и начали ко мне приезжать: «Я знаю, что вы интересуетесь, вот я знаю о ваших предках, у меня дедушка в этой деревне был... «Казалось просто удивительным, сколько информации возможно было получить. Все это не потерялось, существовало, нужно было только найти все это. Мне даже не нужно было особенно искать, все это ко мне приходило.

Иван Толстой: Отец моего собеседника – протопресвитер Александр Шмеман - на протяжении трех десятилетий выступал в воскресными беседами у микрофона РС. Александр Солженицын считал его своим любимым проповедником.

Голос отца Александра.

Александр Шмеман: «Христос на земле. Возноситесь», - поется в одном рождественском песнопении. В этих словах выражена одна из самых главных идей христианства, совсем не соответствующая тому извращенному толкованию, которое дается в антирелигиозной пропаганде. Это идея вознесения человека, возвращения ему его достоинства, его господства и свободы в мире. Если понятие Бога неотделимо от понятия власти и всемогущества, а в первобытных религиях даже от страшной тирании, то в образе Христа эта власть, прежде всего, сама себя смиряет. «Христос, - говорит апостол Павел, - смирил себя и принял образ раба». Бог смиряется, чтобы человек возвысился. Древнему, всемогущему Богу приносили жертвы, но Христос говорит: «Я милости хочу, а не жертвы». В понимании древних, Бог требовал трепета и страха перед собой, сознания людей его рабами. А Христос говорит: «Я не называю вас рабами, я называю вас друзьями».

Повторим снова и снова, когда антирелигиозная пропаганда говорит нам о религии, пускай она скажет, о какой религии она говорит. С христианством приходит конец всякому унижению и порабощению человека, и к нему, человеку, обращен призыв «Возносись!». Что значит - стань тем, чем ты задуман, исполни в себе образ свободы и совершенства, духовности и творчества, обрети истинную человечность. Христианская идея человека это не идея части, винтика во Вселенной, порабощенного законами природы, законами общества, законами истории, законами питания и еще какими угодно законами. Это идея живой, единственной, неповторимой личности, обладающей способностью к свободе и способностью к совершенствованию. И когда христианство говорит о грехе, оно разумеет, прежде всего, измену человека самому себе, своему образу, человечности в себе. Грех это не найти в себе этого образа, не поверить в эту божественную печать свободы в себе и, тем самым, поработить себя всевозможными законами. Но мы знаем, почему христианское учение о человеке замалчивается антирелигиозной пропагандой, и она обращает свое жало только на выдуманный и исковерканный ею образ религии. Она знает, что идея вознесенного человека, который, по замыслу, есть дитя любви и света и весь свободы торжество, - эта идея не совместима с идеологией тоталитарного общества, стремящегося каждому человеку привить психологию винтика, сознание полной его подчиненности целому. Это идея несовместимости идеологии неограниченной власти, которая одна, мол, знает и толкует все законы. Эта идея подавляется потому, что она взрывает царство казенщины, царство слепого подчинения. И, подавляя его, выдумывает сказку о христианстве как религии слабости и эксплуатации. Но вот снова Рождество, и снова звучат слова: «Христос на земле, возноситесь!». На земле, здесь, в нашем мире, звучит этот призыв к свободе и вознесению человека. Так или иначе, этот призыв дойдет до слуха и сознания людей. Услышать его и исполнить - это и есть призвание человека.

Отец Александр Шмеман, архивная запись 1959 года.

Learn languages from TV shows, movies, news, articles and more! Try LingQ for FREE

Часть 2 Teil 2 Part 2 Parte 2 Partie 2 Część 2

Иван Толстой: Что было после вашего возвращения с вьетнамской войны? Ivan Tolstoy: What happened after you returned from the Vietnam War? Ivan Tolstoy : Que s'est-il passé après votre retour de la guerre du Vietnam ? Ivan Tolstoy: Vietnam Savaşı'ndan döndükten sonra ne oldu?

Сергей Шмеман: Я женился, окончил учение в Колумбийском университете, поступил в маленькую газетку в Нью-Джерси, чтобы научиться делу. Sergei Schmemann: I got married, finished my studies at Columbia University, went to a small newspaper in New Jersey to learn the business. Sergei Schmemann : Je me suis marié, j'ai fini d'enseigner à l'université de Columbia et je suis allé travailler dans un petit journal du New Jersey pour apprendre le métier. Sergei Schmemann: Evlendim, Columbia Üniversitesi'nde öğretmenliği bitirdim, işi öğrenmek için New Jersey'de küçük bir gazeteye gittim. Через год я перешел в Ассошиэйтед-пресс, потом, через несколько лет, в «Нью-Йорк Таймс». A year later, I moved to the Associated Press, then, a few years later, to the New York Times. Un an plus tard, je suis passé à l'Associated Press, puis, quelques années plus tard, au New York Times. Тут я стал заграничным корреспондентом, и мы жили больше 20 лет по всяким странам. |||||||||||verschiedenen| That's when I became a foreign correspondent, and we lived for over 20 years in all sorts of countries. C'est alors que je suis devenue correspondante à l'étranger, et nous avons vécu pendant plus de 20 ans dans toutes sortes de pays. İşte o zaman yabancı muhabir oldum ve 20 yıldan fazla bir süre boyunca her türlü ülkede yaşadık. И продолжаем жить. And we go on with our lives. Et nous continuons notre vie. Ve hayatımıza devam ederiz. Мы были в Южной Африке, потом в России, потом в Германии, когда стена спустилась, потом опять в России, потом в Израиле, потом мы думали, что возвращаемся в Нью-Йорк, но не тут-то было, и вот теперь мы в Париже. |||||||||||||heruntergekommen|||||||||||||||||||||||||| We were in South Africa, then Russia, then Germany when the wall came down, then Russia again, then Israel, then we thought we were going back to New York, but no such luck, and now we're in Paris. Nous avons été en Afrique du Sud, puis en Russie, puis en Allemagne lorsque le mur est tombé, puis à nouveau en Russie, puis en Israël, puis nous pensions retourner à New York, mais ce n'était pas le cas, et maintenant nous sommes à Paris. Güney Afrika'daydık, sonra Rusya'ya, duvar yıkılınca Almanya'ya, sonra tekrar Rusya'ya, sonra İsrail'e, sonra New York'a döneceğimizi sanıyorduk ama öyle olmadı ve şimdi Paris'teyiz.

Иван Толстой: Насколько корреспондент «Нью-Йорк Таймс» волен сам распоряжаться своей журналистской судьбой, где ему быть, а насколько он вынужден следовать требованиям газеты? |||||||frei||verfügen über||||||||||||| Ivan Tolstoy: To what extent is the New York Times correspondent free to decide for himself where he wants to be and to what extent is he forced to follow the newspaper's demands? Ivan Tolstoï : Dans quelle mesure un correspondant du New York Times est-il libre de contrôler son propre destin journalistique, où se situer, et dans quelle mesure est-il contraint de suivre les exigences du journal ? Ivan Tolstoy: Bir New York Times muhabiri kendi gazetecilik kaderini, nerede olacağını kontrol etmekte ne ölçüde özgürdür ve gazetenin taleplerini takip etmeye ne ölçüde zorlanır?

Сергей Шмеман: Вы знаете, нужно найти момент. Sergey Schmemann: You know, you need to find a moment. Sergei Shmeman : Vous savez, il faut trouver le moment. Sergei Shmeman: Bilirsiniz, o anı bulmanız gerekir. Каждый раз следишь, где кто-то готовится уехать. Every time you watch where someone is preparing to leave. Chaque fois que vous regardez quelqu'un s'apprêter à partir. Ne zaman birinin ayrılmaya hazırlandığını görseniz. Так что, если ты видишь, что происходит, в общем, ты мастер судьбы. So if you see what's going on, in general, you're a master of destiny. Donc, si vous pouvez voir ce qui se passe, en général, vous êtes un maître du destin. Yani neler olup bittiğini görebiliyorsanız, genel olarak konuşursak, kaderin efendisisiniz demektir. Я попал в те места, где я хотел быть. I got to the places I wanted to be. J'ai atteint les endroits où je voulais aller. Olmak istediğim yerlere ulaştım. Особенно после Германии, после того, как коммунизм начал валиться по всей Восточной Европе, я очень хотел вернуться в Россию. besonders||||||||zusammenbrechen|||||||||| Especially after Germany, after communism started to fall all over Eastern Europe, I really wanted to go back to Russia. Surtout après l'Allemagne, après que le communisme a commencé à tomber dans toute l'Europe de l'Est, je voulais vraiment retourner en Russie. Özellikle Almanya'dan sonra, komünizm tüm Doğu Avrupa'da çökmeye başladıktan sonra, Rusya'ya geri dönmeyi çok istedim. Они обычно они не посылают людей второй раз. They usually do not send people a second time. En général, ils n'envoient pas les gens une deuxième fois. Genelde insanları ikinci kez göndermezler. Но после того, как я 5 лет прожил в Советском Союзе в брежневские времена, мне ужасно захотелось вернуться, я хотел написать книгу об этом. But after I spent 5 years in the Soviet Union during the Brezhnev era, I really wanted to return, I wanted to write a book about it. Mais après avoir vécu cinq ans en Union soviétique à l'époque de Brejnev, j'ai eu une terrible envie d'y retourner, je voulais écrire un livre à ce sujet. Ancak Brejnev döneminde Sovyetler Birliği'nde 5 yıl yaşadıktan sonra, geri dönmek için korkunç bir dürtü duydum, bunun hakkında bir kitap yazmak istedim. И, если сказать нескромно, мне очень помогло, что в Германии я получил Пулитцеровскую премию. |||unbescheiden|||||||||| And, to put it immodestly, it helped me a lot that I received the Pulitzer Prize in Germany. Et, sans vouloir être impudique, le fait d'avoir remporté un prix Pulitzer en Allemagne m'a beaucoup aidé. Ve utanmazca konuşmak gerekirse, Almanya'da Pulitzer Ödülü kazanmam bana çok yardımcı oldu. После этого им было очень сложно мне отказать. After that, it was very difficult for them to refuse me. Par la suite, il leur a été très difficile de me refuser. Ondan sonra beni geri çevirmeleri çok zor oldu. Так что я на этом сыграл, вернулся, и очень благодарен, что это вышло, потому что это были самые интересные годы, ельцинские времена. So I played on it, came back, and am very grateful that it came out, because these were the most interesting years, Yeltsin's times. J'ai donc joué là-dessus, je suis revenu, et je suis très reconnaissant qu'il ait été publié, parce que c'étaient les années les plus intéressantes, les années Eltsine. Bu yüzden o kitapta oynadım, geri döndüm ve ortaya çıktığı için çok minnettarım çünkü o yıllar en ilginç yıllardı, Yeltsin yılları. Потом я еще один год там остался, просто чтобы писать книгу. Then I stayed there for another year, just to write a book. J'y suis resté un an de plus pour écrire le livre. Sonra sadece kitabı yazmak için bir yıl daha orada kaldım. Это была история деревни, которая когда-то принадлежала моей матери, которую я часто навещал, так что я мог проследить историю этой деревни под Калугой за 200 лет. ||||||||||||||||||verfolgen||||||| It was the story of a village that once belonged to my mother, which I often visited, so that I could trace the history of this village near Kaluga for 200 years. C'était l'histoire d'un village qui avait appartenu à ma mère, à qui je rendais souvent visite. J'ai donc pu retracer l'histoire de ce village près de Kaluga en remontant jusqu'à 200 ans en arrière. Bir zamanlar sık sık ziyaret ettiğim anneme ait olan bir köyün hikayesiydi, böylece Kaluga yakınlarındaki bu köyün tarihini 200 yıl öncesine kadar takip edebildim. Все оставили воспоминания, и я мог это довести до настоящего дня, когда я уже туда возвращаюсь, при свободе. |haben|Erinnerungen|||||bringen|||||||||| All left memories, and I could bring it to the present day, when I return there, with freedom. Tout le monde a laissé des souvenirs et j'ai pu les transposer dans le présent, alors que je suis déjà là-bas, en liberté. Herkes anılarını bıraktı ve ben de bunu günümüze getirebildim, zaten oraya geri döndüğümde, özgürlüğümde. Очень помогло, что в первые годы после советской власти все архивы были открыты, и архивисты, которые за всем этим следили, ужасно хотели поделиться своими бумагами и своими знаниями. |||||||||||||||||||aufpassten|||||||| It was very helpful that in the first years after the Soviet power all the archives were open, and the archivists who followed all this, terribly wanted to share their papers and their knowledge. Le fait que, dans les premières années qui ont suivi la chute du régime soviétique, toutes les archives aient été ouvertes et que les archivistes qui en assuraient le suivi aient été terriblement désireux de partager leurs documents et leurs connaissances a été d'une grande aide. Sovyet yönetiminden sonraki ilk yıllarda tüm arşivlerin açık olması ve bunların kaydını tutan arşivcilerin belgelerini ve bilgilerini paylaşmaya son derece hevesli olmaları çok yardımcı oldu. Они ко мне из Калуги и из Тулы приезжали в Москву: «Сергей Александрович, посмотрите, что мы нашли…». They came to me from Kaluga and from Tula to Moscow: "Sergei Alexandrovich, look what we found ...". Ils sont venus me voir de Kalouga et de Toula à Moscou : "Sergey Alexandrovich, regardez ce que nous avons trouvé...". Kaluga'dan ve Tula'dan Moskova'ya bana geldiler: "Sergey Aleksandroviç, bak ne bulduk...". Информация просто валилась. ||strömte herein The information just fell. Les informations ont afflué. Bilgi yağıyordu. И, кроме того, Владимир Познер сделал тогда программу в России о моем проекте, люди это видели и начали ко мне приезжать: «Я знаю, что вы интересуетесь, вот я знаю о ваших предках, у меня дедушка в этой деревне был... «Казалось просто удивительным, сколько информации возможно было получить. And besides, Vladimir Pozner made a program in Russia about my project, people saw it and started coming to me: “I know that you are interested, so I know about your ancestors, my grandfather was in this village ... “It seemed amazing how much information was available. De plus, Vladimir Pozner a réalisé une émission en Russie sur mon projet, et les gens l'ont vue et ont commencé à venir me voir : "Je sais que vous êtes intéressé, je connais vos ancêtres, mon grand-père était dans ce village..... "C'était incroyable de voir la quantité d'informations qu'il était possible d'obtenir. Ayrıca Vladimir Pozner Rusya'da projemle ilgili bir program yaptı ve insanlar bunu görüp bana gelmeye başladı: "İlgilendiğinizi biliyorum, atalarınızı biliyorum, dedem bu köydeydi..." Bu kadar çok bilgi elde edilebilmesi inanılmazdı. Все это не потерялось, существовало, нужно было только найти все это. None of it was lost, it existed, you just had to find it all. Rien n'était perdu, tout existait, il suffisait de le trouver. Hiçbiri kayıp değildi, hepsi vardı, sadece hepsini bulmanız gerekiyordu. Мне даже не нужно было особенно искать, все это ко мне приходило. I didn’t even have to look particularly; it all came to me. Je n'ai même pas eu besoin de chercher particulièrement, tout est venu à moi. Özellikle aramama bile gerek kalmadı, hepsi bana geldi.

Иван Толстой: Отец моего собеседника – протопресвитер Александр Шмеман - на протяжении трех десятилетий выступал в воскресными беседами у микрофона РС. ||||Gesprächspartner|Protopresbyter||||im Verlauf von||||||Gesprächen||| Ivan Tolstoy: The father of my interlocutor - Protopresbyter Alexander Schmemann - spoke in Sunday talks at the RS microphone for three decades. Ivan Tolstoï : Le père de mon interlocuteur, le protopresbytre Alexander Schmemann, donne des conférences dominicales au micro de la MS depuis trois décennies. Ivan Tolstoy: Muhatabımın babası, Protopresbyter Alexander Schmemann, otuz yıldır MS mikrofonunda Pazar konuşmaları yapıyor. Александр Солженицын считал его своим любимым проповедником. ||||||Prediger Alexander Solzhenitsyn considered him his favorite preacher. Alexandre Soljenitsyne le considérait comme son prédicateur préféré. Alexander Solzhenitsyn onu en sevdiği vaiz olarak görüyordu.

Голос отца Александра. Father Alexander's voice. La voix du père Alexandre. Peder Alexander'ın sesi.

Александр Шмеман: «Христос на земле. Alexander Schmemann: "Christ on Earth. Alexander Schmemann : "Le Christ sur terre. Alexander Schmemann: "İsa Yeryüzünde. Возноситесь», - поется в одном рождественском песнопении. Erhebt euch|es singt|||| Ascend," sings one Christmas carol. Ascendez", chante un chant de Noël. Yükselin," diyor bir Noel şarkısı. В этих словах выражена одна из самых главных идей христианства, совсем не соответствующая тому извращенному толкованию, которое дается в антирелигиозной пропаганде. ||||||||||||||verzerrten|Auslegung||gegeben wird||| These words express one of the most important ideas of Christianity, not at all consistent with the perverse interpretation given in anti-religious propaganda. Ces mots expriment l'une des idées les plus fondamentales du christianisme, qui ne correspond en rien à l'interprétation pervertie qu'en donne la propagande antireligieuse. Bu sözler, Hıristiyanlığın en temel fikirlerinden birini ifade etmektedir ve din karşıtı propagandada verilen sapkın yorumla hiç uyuşmamaktadır. Это идея вознесения человека, возвращения ему его достоинства, его господства и свободы в мире. ||der Erhebung|||||Würde||Herrschaft|||| This is the idea of man's ascension, his return to his dignity, his domination and freedom in the world. C'est l'idée de l'ascension de l'homme, de la restauration de sa dignité, de sa domination et de sa liberté dans le monde. Bu, insanın yükselişi, ona saygınlığını, dünyadaki egemenliğini ve özgürlüğünü yeniden kazandırma fikridir. Если понятие Бога неотделимо от понятия власти и всемогущества, а в первобытных религиях даже от страшной тирании, то в образе Христа эта власть, прежде всего, сама себя смиряет. |||untrennbar|||||Allmacht|||primitiven||||||||Bild||||||||demütigt sich If the concept of God is inseparable from the concept of power and omnipotence, and in primitive religions even from the terrible tyranny, then in the image of Christ this power, first of all, humbles itself. Si le concept de Dieu est inséparable du concept de pouvoir et de toute-puissance, et même, dans les religions primitives, d'une terrible tyrannie, à l'image du Christ, ce pouvoir, avant tout, s'humilie. Eğer Tanrı kavramı güç ve her şeye kadir olma kavramından ve hatta ilkel dinlerde korkunç bir zorbalıktan ayrılamazsa, o zaman Mesih'in suretinde bu güç her şeyden önce kendini alçaltır. «Христос, - говорит апостол Павел, - смирил себя и принял образ раба». ||||erniedrigte||||| “Christ,” says the apostle Paul, “humbled himself and assumed the form of a slave.” "Le Christ, dit l'apôtre Paul, s'est abaissé lui-même et a pris la forme d'un serviteur. Elçi Pavlus, "Mesih" der, "kendini alçalttı ve bir hizmetkâr biçimini aldı. Бог смиряется, чтобы человек возвысился. |erniedrigt sich|||erhöht wird God humbles Himself so that man may be exalted. Dieu s'abaisse pour que l'homme puisse s'élever. İnsan yüceltilebilsin diye Tanrı kendini alçaltır. Древнему, всемогущему Богу приносили жертвы, но Христос говорит: «Я милости хочу, а не жертвы». dem alten|allmächtigen||opferte||||||Barmherzigkeit|||| They offered sacrifices to the ancient, almighty God, but Christ says: "I want mercy, not sacrifice." Kadim, her şeye gücü yeten Tanrı'ya kurbanlar sunulurdu, ama Mesih, "Ben kurban değil, merhamet istiyorum" der. В понимании древних, Бог требовал трепета и страха перед собой, сознания людей его рабами. |||||Ehrfurcht|||||||| In the understanding of the ancients, God demanded trembling and fear of himself, the consciousness of his people as slaves. Dans l'esprit des anciens, Dieu exigeait la crainte de lui-même, la conscience que les hommes étaient ses esclaves. Eskilerin anlayışına göre, Tanrı kendisine karşı huşu ve korku duyulmasını, insanların onun köleleri olduğunun bilincinde olmasını isterdi. А Христос говорит: «Я не называю вас рабами, я называю вас друзьями». And Christ says: "I do not call you slaves, I call you friends." Et le Christ dit : "Je ne vous appelle pas esclaves, je vous appelle amis". Ve İsa şöyle der: "Ben size köle demiyorum, dost diyorum."

Повторим снова и снова, когда антирелигиозная пропаганда говорит нам о религии, пускай она скажет, о какой религии она говорит. |||||||||||lass||||||| Let us repeat over and over again, when anti-religious propaganda tells us about a religion, let it tell us what kind of religion it is talking about. Tekrar ve tekrar, din karşıtı propaganda bize dinden bahsettiğinde, bize hangi dinden bahsettiğini söylesin. С христианством приходит конец всякому унижению и порабощению человека, и к нему, человеку, обращен призыв «Возносись!». ||||jedem|Demütigung||||||||gerichtet|Ruf|Erhebe dich With Christianity, the end comes to all humiliation and enslavement of man, and to him, man, the call is called "To ascend!" Hıristiyanlıkla birlikte insanın tüm aşağılanması ve köleleştirilmesi sona erer ve ona, insana, "Yüksel!" çağrısı yapılır. Что значит - стань тем, чем ты задуман, исполни в себе образ свободы и совершенства, духовности и творчества, обрети истинную человечность. ||werde|||||verwirkliche||||||Vollkommenheit|Spiritualität||Kreativität|erlange|wahre| What does it mean - become what you intended, fulfill in yourself the image of freedom and perfection, spirituality and creativity, gain true humanity. Bu da olmanız gereken kişi olmanız, özgürlük ve mükemmellik, maneviyat ve yaratıcılık imgesini kendinizde gerçekleştirmeniz, gerçek insanlığı bulmanız anlamına gelir. Христианская идея человека это не идея части, винтика во Вселенной, порабощенного законами природы, законами общества, законами истории, законами питания и еще какими угодно законами. ||||||Teil|Zahnrad|||versklavten||||||||||||| The Christian idea of man is not the idea of a part, a cog in the Universe, enslaved by the laws of nature, the laws of society, the laws of history, the laws of nutrition and any other laws. Hıristiyanlığın insan fikri, doğa yasalarına, toplum yasalarına, tarih yasalarına, beslenme yasalarına ve istediğiniz diğer yasalara tutsak edilmiş bir parça, evrenin bir dişlisi fikri değildir. Это идея живой, единственной, неповторимой личности, обладающей способностью к свободе и способностью к совершенствованию. ||||einmaligen|Persönlichkeit|die über|Fähigkeit||||||Vervollkommnung This is the idea of a living, unique, unique personality with the ability to freedom and the ability to improve. Bu, özgürlük kapasitesine ve gelişme yeteneğine sahip, yaşayan, tek, eşsiz bir birey fikridir. И когда христианство говорит о грехе, оно разумеет, прежде всего, измену человека самому себе, своему образу, человечности в себе. |||||Sünde||versteht||||||||||| And when Christianity speaks of sin, it understands, first of all, the betrayal of a person to himself, to his image, to humanity in himself. Ve Hıristiyanlık günahtan söz ettiğinde, her şeyden önce insanın kendine, kendi imgesine, kendi içindeki insanlığa ihanet etmesi anlamına gelir. Грех это не найти в себе этого образа, не поверить в эту божественную печать свободы в себе и, тем самым, поработить себя всевозможными законами. ||||||||||||||||||||unterwerfen||allerlei| It is a sin not to find this image in oneself, not to believe in this divine seal of freedom in oneself and, thereby, to enslave oneself by all kinds of laws. Bu imgeyi kendimizde bulmamak, bu ilahi özgürlük mührüne kendimizde inanmamak ve böylece kendimizi her türlü yasanın kölesi haline getirmek günahtır. Но мы знаем, почему христианское учение о человеке замалчивается антирелигиозной пропагандой, и она обращает свое жало только на выдуманный и исковерканный ею образ религии. ||||||||verschwiegen wird||||||||||erfundenen||verzerrten||| But we know why the Christian doctrine of man is hushed up by anti-religious propaganda, and it turns its sting only on the invented and distorted image of religion. Ancak Hıristiyan insan doktrininin din karşıtı propaganda tarafından neden susturulduğunu biliyoruz ve bu propaganda iğnesini sadece kendi icat ettiği ve saptırdığı din imgesine batırıyor. Она знает, что идея вознесенного человека, который, по замыслу, есть дитя любви и света и весь свободы торжество, - эта идея не совместима с идеологией тоталитарного общества, стремящегося каждому человеку привить психологию винтика, сознание полной его подчиненности целому. ||||erhöhten|||||||||||||Triumph der Freiheit|||||||||der darauf abzielt|||vermitteln||||||Vollständigen Unterordnung| She knows that the idea of an ascended person, who, by design, is a child of love and light and all freedom is a triumph - this idea is incompatible with the ideology of a totalitarian society, which seeks to instill in every person the psychology of a screw, the consciousness of its complete subordination to the whole. Plana göre sevgi ve ışığın çocuğu ve tüm özgürlüğün zaferi olan yükselmiş insan fikrinin, her insana bir çarkın psikolojisini, bütüne tamamen tabi olduğu bilincini aşılamaya çalışan totaliter bir toplumun ideolojisiyle uyumlu olmadığını biliyor. Это идея несовместимости идеологии неограниченной власти, которая одна, мол, знает и толкует все законы. ||Inkompatibilität||unbeschränkter||||angeblich|||interpretiert|| This is the idea of the incompatibility of the ideology of unlimited power, which alone, they say, knows and interprets all the laws. Bu, tek başına tüm yasaları bildiğini ve yorumladığını söyledikleri sınırsız güç ideolojisinin uyumsuzluğu fikridir. Эта идея подавляется потому, что она взрывает царство казенщины, царство слепого подчинения. ||wird unterdrückt||||sprengt||Staatsbürokratie||blinden| This idea is suppressed because it explodes the realm of bureaucracy, the realm of blind obedience. Bu fikir bastırılır, çünkü bu fikir para kazanma ve körü körüne itaat etme dünyasını patlatır. И, подавляя его, выдумывает сказку о христианстве как религии слабости и эксплуатации. |indem er unterdrückt||erfindet||||||||Ausbeutung And, suppressing it, he invents a fairy tale about Christianity as a religion of weakness and exploitation. Ve bunu bastırarak, Hıristiyanlığın bir zayıflık ve sömürü dini olduğu masalını uydurur. Но вот снова Рождество, и снова звучат слова: «Христос на земле, возноситесь!». But here again Christmas, and again the words sound: "Christ on earth, ascend!". Ama işte yine Noel'deyiz ve yine "Mesih yeryüzünde, göğe yüksel!" sözleri duyuluyor. На земле, здесь, в нашем мире, звучит этот призыв к свободе и вознесению человека. On earth, here in our world, this call for freedom and human ascension sounds. Yeryüzünde, burada, dünyamızda, insanın özgürlüğü ve yükselişi için bu çağrı duyulmaktadır. Так или иначе, этот призыв дойдет до слуха и сознания людей. ||||Aufruf|||Ohr||| One way or another, this call will reach the ears and consciousness of people. Öyle ya da böyle, bu çağrı insanların kulaklarına ve zihinlerine ulaşacaktır. Услышать его и исполнить - это и есть призвание человека. |||seine Bestimmung erfüllen||||Berufung| Hearing it and fulfilling it is the calling of a person. Onu duymak ve yerine getirmek insanın çağrısıdır.

Отец Александр Шмеман, архивная запись 1959 года. Father Alexander Schmemann, archived entry from 1959. Peder Alexander Schmemann, 1959 yılına ait arşiv kaydı.