V

— Так вот оно, так вот оно наконец столкновенье-то с действительностью, — бормотал я, сбегая стремглав с лестницы. “So this is it, so this is finally a collision with reality,” I muttered, running headlong down the stairs. — Это, знать, уж не папа, оставляющий Рим и уезжающий в Бразилию; это, знать, уж не бал на озере Комо! - This, you know, is not the Pope leaving Rome and leaving for Brazil; this, you know, is not a ball on Lake Como!

«Подлец ты! — пронеслось в моей голове, — коли над этим теперь смеешься». - flashed through my head, - if you laugh at this now. — Пусть!— крикнул я, отвечая себе.— Теперь ведь уж все погибло! “Let it!” I shouted, answering myself. “Now, after all, everything has perished! Их уж и след простыл; но все равно: я знал, куда они поехали. They are already gone; but all the same: I knew where they went.

У крыльца стоял одинокий Ванька, ночник, в сермяге, весь запорошенный все еще валившимся мокрым и как будто теплым снегом. At the porch stood a lonely Vanka, a night light, in a sermyag, all covered with the still falling wet and seemingly warm snow. Было парно и душно. It was steamy and stuffy. Маленькая лохматая, пегая лошаденка его была тоже вся запорошена и кашляла; я это очень помню. His little shaggy, piebald horse was also covered with dust and coughed; I remember that very much. Я бросился в лубошные санки; но только было я занес ногу, чтоб сесть, воспоминание о том, как Симонов сейчас давал мне шесть рублей, так и подкосило меня, и я, как мешок, повалился в санки. I threw myself into the lubosh sled; but as soon as I raised my leg to sit down, the recollection of how Simonov was now giving me six rubles knocked me down, and I, like a sack, fell into the sled.

— Нет! Надо много сделать, чтоб все это выкупить!— прокричал я, — но я выкуплю или в эту же ночь погибну на месте. There is a lot to be done to redeem all this! ”I shouted,“ but I will redeem it or die on the spot that very night. Пошел!

Мы тронулись. Целый вихрь кружился в моей голове. «На коленах умолять о моей дружбе — они не станут. Это мираж, пошлый мираж, отвратительный, романтический и фантастический; тот же бал на озере Комо. И потому я должен дать Зверкову пощечину! Я обязан дать. Итак, решено; я лечу теперь дать ему пощечину».

— Погоняй!

Ванька задергал вожжами.

«Как войду, так и дам. Надобно ли сказать перед пощечиной несколько слов в виде предисловия? Нет! Просто войду и дам. Они все будут сидеть в зале, а он на диване с Олимпией. Проклятая Олимпия! Она смеялась раз над моим лицом и отказалась от меня. Я оттаскаю Олимпию за волосы, а Зверкова за уши! Нет, лучше за одно ухо и за ухо проведу его по всей комнате. Они, может быть, все начнут меня бить и вытолкают. Это даже наверно.

Пусть! Все же я первый дал пощечину: моя инициатива; а по законам чести — это все; он уже заклеймен и никакими побоями уж не смоет с себя пощечины, кроме как дуэлью. Он должен будет драться. Да и пусть они теперь бьют меня. Пусть, неблагородные! Особенно будет бить Трудолюбов: он такой сильный; Ферфичкин прицепится сбоку и непременно за волосы, наверно. Но пусть, пусть! Я на то пошел. Их бараньи башки принуждены же будут раскусить наконец во всем этом трагическое! Когда они будут тащить меня к дверям, я закричу им, что, в сущности, они не стоят моего одного мизинца». — Погоняй, извозчик, погоняй! — закричал я на Ваньку. Он даже вздрогнул и взмахнул кнутом. Очень уж дико я крикнул.

«На рассвете деремся, это уж решено. С департаментом кончено. The department is over. Ферфичкин сказал давеча вместо департамента — лепартамент. Ferfichkin said just now instead of the department - the department. Но где взять пистолетов? But where to get pistols? Вздор! Nonsense! Я возьму вперед жалованья и куплю. I'll take my salary up front and buy it. А пороху, а пуль? Это дело секунданта. This is the matter of the second. И как успеть все это к рассвету? And how to get it all done by dawn? И где я возьму секунданта? And where can I get a second? У меня нет знакомых…»

— Вздор! — крикнул я, взвихриваясь еще больше, — вздор! - I shouted, swirling even more, - nonsense! «Первый встречный на улице, к которому я обращусь, обязан быть моим секундантом точно так же, как вытащить из воды утопающего. “The first person I meet on the street, to whom I turn, must be my second in the same way as pulling a drowning person out of the water. Самые эксцентрические случаи должны быть допущены. The most eccentric cases must be tolerated. Да если б я самого даже директора завтра попросил в секунданты, то и тот должен бы был согласиться из одного рыцарского чувства и сохранить тайну! Yes, if I myself even asked the director tomorrow as a second, then he too would have to agree from one chivalrous feeling and keep a secret! Антон Антоныч…»

Дело в том, что в ту же самую минуту мне яснее и ярче, чем кому бы то ни было во всем мире, представлялась вся гнуснейшая нелепость моих предположений и весь оборот медали, но… The fact is that at that very moment I saw clearer and brighter than anyone else in the whole world, the whole disgusting absurdity of my assumptions and the entire circulation of the medal, but ...

— Погоняй, извозчик, погоняй, шельмец, погоняй! - Drive, cabman, drive, rascal, drive!

— Эх, барин! — проговорила земская сила.

Холод вдруг обдал меня.

«А не лучше ли… а не лучше ли… прямо теперь же домой? “Isn't it better… isn't it better… right now to go home? О боже мой! зачем, зачем вчера я вызвался на этот обед! why, why did I volunteer for this dinner yesterday! Но нет, невозможно! А прогулка-то три часа от стола до печки? Нет, они, они, а не кто другой должны расплатиться со мною за эту прогулку! Они должны смыть это бесчестие!» They must wash away this dishonor! "

— Погоняй!

«А что, если они меня в часть отдадут? “What if they turn me over to the unit? Не посмеют! Скандала побоятся. А что, если Зверков из презренья откажется от дуэли? Это даже наверно; но я докажу им тогда… Я брошусь тогда на почтовый двор, когда он будет завтра уезжать, схвачу его за ногу, сорву с него шинель, когда он будет в повозку влезать. It's even likely; but I will prove to them then ... I will then rush to the post yard when he leaves tomorrow, grab his leg, rip off his greatcoat, when he gets into the carriage. Я зубами вцеплюсь ему в руку, я укушу его. „Смотрите все, до чего можно довести отчаянного человека!“ Пусть он бьет меня в голову, а все они сзади. “Look at everything you can bring a desperate person!” Let him hit me in the head, and they are all from behind. Я всей публике закричу: „Смотрите, вот молодой щенок, который едет пленять черкешенок с моим плевком на лице!“Разумеется, после этого все уже кончено! I will shout to the whole audience: "Look, here is a young puppy who is going to captivate a Circassian with my spit on his face!" Of course, after that it's all over! Департамент исчез с лица земли.

Меня схватят, меня будут судить, меня выгонят из службы, посадят в острог, пошлют в Сибирь, на поселение. They will arrest me, they will judge me, they will expel me from the service, they will put me in prison, they will send me to Siberia, to a settlement. Нужды нет! Через пятнадцать лет я потащусь за ним в рубище, нищим, когда меня выпустят из острога. Fifteen years later, I will trudge after him in rags, a beggar, when they release me from prison. Я отыщу его где-нибудь в губернском городе. I'll find him somewhere in the provincial town. Он будет женат и счастлив. У него будет взрослая дочь… Я скажу: „Смотри, изверг, смотри на мои ввалившиеся щеки и на мое рубище! He will have a grown daughter ... I will say: “Look, you monster, look at my sunken cheeks and my rags! Я потерял все — карьеру, счастье, искусство, науку, любимую женщину , и все из-за тебя. I lost everything - career, happiness, art, science, my beloved woman, and all because of you. Вот пистолеты. Here are the pistols. Я пришел разрядить свой пистолет и… и прощаю тебя“. I came to unload my pistol and ... and I forgive you. " Тут я выстрелю на воздух, и обо мне ни слуху ни духу…» Then I will shoot into the air, and there is not a word about me ... "

Я было даже заплакал, хотя совершенно точно знал в это же самое мгновение, что все это из Сильвио и из «Маскарада» Лермонтова. I even began to cry, although I knew for sure at the same instant that all this was from Silvio and from Lermontov's "Masquerade". И вдруг мне стало ужасно стыдно, до того стыдно, что я остановил лошадь, вылез из саней и стал в снег среди улицы. And suddenly I felt terribly ashamed, so ashamed that I stopped my horse, got out of the sleigh and stood in the snow in the middle of the street. Ванька с изумлением и вздыхая смотрел на меня. Vanka looked at me with amazement and sighing. «Что было делать? “What was to be done? И туда было нельзя — выходил вздор; и оставить дела нельзя, потому что уж тут выйдет… Господи! And there was no way - nonsense came out; and you can't leave your business, because here it will come out ... Lord! Как же это можно оставить! How can you leave it! И после таких обид!»

— Нет! — вскликнул я, снова кидаясь в сани, — это предназначено, это рок! - I exclaimed, throwing myself into the sleigh again, - this is destined, this is rock! погоняй, погоняй, туда! drive, drive, there! И в нетерпении я ударил кулаком извозчика в шею.

— Да что ты, чего дерешься? — закричал мужичонка, стегая, однако ж, клячу, так что та начала лягаться задними ногами.

Мокрый снег валил хлопьями; я раскрылся, мне было не до него. Wet snow fell in flakes; I opened up, I had no time for him. Я забыл все прочее, потому что окончательно решился на пощечину и с ужасом ощущал, что это ведь уж непременно сейчас, теперь случится, и уж никакими силами остановить нельзя. I forgot all the rest, because I finally decided on a slap in the face and felt with horror that this would surely happen now, now, and it was impossible to stop it by any means. Пустынные фонари угрюмо мелькали в снежной мгле, как факелы на похоронах. Desert lanterns glimmered gloomily in the snow, like funeral torches. Снег набился мне под шинель, под сюртук, под галстук и там таял; я не закрывался: ведь уж и без того все было потеряно! Наконец мы подъехали. Finally we drove up. Я выскочил почти без памяти, взбежал по ступенькам и начал стучать в дверь руками и ногами. I jumped out almost without memory, ran up the steps and began to knock on the door with my hands and feet. Особенно ноги, в коленках, у меня ужасно слабели. Как-то скоро отворили; точно знали о моем приезде. (Действительно, Симонов предуведомил, что, может быть, еще будет один, а здесь надо было предуведомлять и вообще брать предосторожности. (Indeed, Simonov foresaw that there might be one more, but here it was necessary to notify and generally take precautions. Это был один из тех тогдашних «модных магазинов», которые давно уже теперь истреблены полицией. It was one of those "fashion shops" of that time, which have long since been destroyed by the police. Днем и в самом деле это был магазин; а по вечерам имеющим рекомендацию можно было приезжать в гости). Я прошел скорыми шагами через темную лавку в знакомый мне зал, где горела всего одна свечка, и остановился в недоумении: никого не было. I walked with quick steps through the dark shop into the familiar room, where only one candle was burning, and stopped in bewilderment: there was no one there.

— Где же они? — спросил я кого-то. Но они, разумеется, уже успели разойтись… But they, of course, have already dispersed ...

Передо мной стояла одна личность, с глупой улыбкой, сама хозяйка, отчасти меня знавшая. Before me stood one person, with a stupid smile, the hostess herself, who partly knew me. Через минуту отворилась дверь, и вошла другая личность. A minute later the door opened and another person entered. Не обращая ни на что внимания, я шагал по комнате и, кажется говорил сам с собой. Not paying attention to anything, I walked around the room and seemed to be talking to myself. Я был точно от смерти спасен и всем существом своим радостно это предчувствовал: ведь я бы дал пощечину, я бы непременно, непременно дал пощечину! I was as if saved from death, and with all my being I had a joyful presentiment: after all, I would have given a slap in the face, I would certainly, certainly, have given a slap in the face! Но теперь их нет и… все исчезло, все переменилось!.. But now they are gone and ... everything has disappeared, everything has changed! ..

Я оглядывался. Я еще не мог сообразить. I couldn't figure it out yet. Машинально я взглянул на вошедшую девушку: передо мной мелькнуло свежее, молодое, несколько бледное лицо, с прямыми темными бровями, с серьезным и как бы несколько удивленным взглядом. Mechanically, I glanced at the girl who entered: a fresh, young, somewhat pale face flashed before me, with straight dark eyebrows, with a serious and somewhat surprised look. Мне это тотчас же понравилось; я бы возненавидел ее, если б она улыбалась. I liked it immediately; I would hate her if she smiled. Я стал вглядываться пристальнее и как бы с усилием: мысли еще не все собрались. I began to peer more intently and, as it were, with an effort: not all of my thoughts had gathered yet. Что-то простодушное и доброе было в этом лице, но как-то до странности серьезное. There was something innocent and kind in this face, but somehow strangely serious. Я уверен, что она этим здесь проигрывала, и из тех дураков ее никто не заметил. Впрочем, она не могла назваться красавицей, хоть и была высокого роста, сильна, хорошо сложена. However, she could not call herself a beauty, although she was tall, strong, well-built. Одета чрезвычайно просто. She is dressed extremely simply. Что-то гадкое укусило меня; я подошел прямо к ней… Something nasty bit me; I went straight to her ...

Я случайно погляделся в зеркало. Взбудораженное лицо мое мне показалось до крайности отвратительным: бледное, злое, подлое, с лохматыми волосами. My agitated face seemed to me extremely disgusting: pale, angry, mean, with shaggy hair. «Это пусть, этому я рад, — подумал я, —я именно рад, что покажусь ей отвратительным; мне это приятно…» “Let it be, I’m glad for that,” I thought, “I’m just glad that I will seem disgusting to her; it pleases me ... "