Часть 2 Part 2 Parte 2

В пароходном салончике было пусто... Только за пианино, украшенным букетом цветного ковыля, сидел кряжистый молодой человек в голубой ситцевой косоворотке. The steamer salon was empty ... Only at the piano, decorated with a bouquet of colored feather grass, sat a dumpy young man in a blue chintz shirt.

Сидел он на табуретке боком, спустив левое колено к полу, словно ямщик на облучке, и, лихо расставив локти, тоже как-то по-ямщицки (будто правил тройкой), лупил по клавишам. He sat sideways on a stool, lowering his left knee to the floor, like a coachman on an irradiation, and, dashingly spreading his elbows, also somehow coachman-like (as if he ruled with a troika), beat the keys. "Надо быть немножко недотро-гай, Немножко стро-гай, И он готов!" "You have to be a little tough-guy, A little hard-guy, And he's ready!" Он встряхивал могучей гривой плохо расчесанных светлых волос. He shook a mighty mane of ill-combed blond hair. "И на уступки Пойдут голубки, И траля-ля-ля-ля, И траля-ля." "And the doves will make concessions, And the trawl-la-la-la, And the trawl-la." Заметил Платонова и вскочил. I noticed Platonov and jumped up.

-- Разрешите представиться, Окулов, холерный студент-медик. “Allow me to introduce myself, Okulov, cholera medical student.

-- Ах да,-- сообразил Платонов. “Oh, yes,” Platonov realized.

-- То-то пассажиров так мало. - There are so few passengers. Холера.

-- Да какая там, к черту, холера.

Перепьются -- ну, их и тошнит. Get too drunk - well, they are sick. Я вот мотался который рейс и еще не констатировал ни одного случая. I've been on which flight and have not yet stated a single case. Рожа у студента Окулова была здоровая, красная, темнее волос, и выражение было на ней такое, какое бывает у человека, приготовившегося дать кому-нибудь по физиономии: рот распяленный, ноздри раздутые, глаза выпученные. The student Okulov's face was healthy, red, darker than hair, and the expression on it was the same as that of a person preparing to give someone in the face: a crucified mouth, swollen nostrils, bulging eyes. Словно природа зафиксировала этот предпоследний момент, да так и пустила студента вдоль по всей жизни. As if nature fixed this penultimate moment, and so it let the student along throughout his life.

-- Да, голубчик мой, -- говорил студент.

-- Тощища патентованная. - Patented Lean. Ни одной дамочки. А сядет, так такой мордоворот, что морская болезнь на тихой воде делается. And he sits down, so muzzle that seasickness in calm water is done. А вы что ж, для удовольствия едете? Не стоило того. It wasn't worth it. Река -- дрянь. The river is rubbish. Жарища, вонища. Heat, stinks. На пристанях ругня. On the docks there is swearing. Капитан -- черт его знает что; должно быть, запойный, потому что за столом водки не пьет. Captain - God knows what; he must be drunk, because he doesn't drink vodka at the table. Жена у него девчонка -- четыре месяца женаты. His wife is a girl - they have been married for four months. Я было пробовал с ней, как с путной. I have tried with her, as with a good one. Дурища, аж лоб трещит. You fool, your forehead is cracking. Учить меня вздумала. She decided to teach me. "От ликующих, праздно болтающих" и "приноси пользу народу". "From the jubilant, idle chatter" and "benefit the people." Подумаешь -- мать-командирша! Just think - a mother-commander! Изволите ли видеть, из Вятки -- с запросами и душевными изгибами. If you please see, from Vyatka - with requests and mental bends. Плюнул и бросил. Spat and threw. А вот, знаете этот мотивчик! Прехорошенький: "От цветов моих Дивный аромат... Во всех кафешантанах поют." Он быстро повернулся, сел "на облучок", тряхнул космами и поехал: "Увы, мамаша, Ах, что такое...""Ну и медик!" He quickly turned, sat down "on the beam", shook his hair and drove off: "Alas, mother, Oh, what is it ..." "Well, a medic!" -- подумал Платонов и пошел бродить по палубе. - thought Platonov and went to wander around the deck.

К обеду выползли пассажиры. By lunchtime, the passengers crawled out.

Тот самый купец-мастодонт с супругой, нудные старухи, священник, еще какие-то двое торговых людей и личность с длинными прядистыми волосами, в грязном белье, в медном пенсне, с газетами в оттопыренных карманах. That same mastodon merchant with his wife, boring old women, a priest, some two other merchants and a person with long, flowing hair, in dirty linen, in a copper pince-nez, with newspapers in protruding pockets. Обедали на палубе, каждый за своим столиком. Пришел и капитан, серый, одутловатый, мрачный, в поношенном холщовом кителе. The captain also came, gray, puffy, gloomy, in a shabby linen jacket. С ним девочка лет четырнадцати, гладенькая, с подкрученной косой, в ситцевом платьице. With him is a girl of about fourteen, smooth, with a twisted braid, in a chintz dress. Платонов уже кончал свою традиционную ботвинью, когда к столу его подошел медик и крикнул лакею: Platonov was already finishing his traditional botvinya when a doctor came up to his table and shouted to the footman:

-- Мой прибор сюда! - My device is here!

-- Пожалуйста, пожалуйста!

-- пригласил его Платонов, -- Очень рад. Медик сел. Спросил водку, селедку. I asked for vodka, herring.

-- Па-аршивая река! - Pa-arsh river!

-- начал он разговор. -- "Волга, Волга, весной многоводною ты не так затопляешь поля..." Не так. - "Volga, Volga, in the spring with abundant water, you do not flood the fields so much ..." Not so. Русский интеллигент всегда чему-нибудь учит. The Russian intellectual always teaches something. Волга, вишь, не так затопляет. The Volga, you see, does not flood like that. Он лучше знает, как надо затоплять. He knows better how to flood.

-- Позвольте,-- вставил Платонов,-- вы как будто что-то путаете. - Excuse me, - put in Platonov, - you seem to be confusing something.

А впрочем, я толком не помню. However, I don’t really remember.

-- Да я и сам не помню, -- добродушно согласился студент.

-- А видели нашу дуру-то? - Have you seen our fool?

-- Какую дуру?

-- Да мать-командиршу. Вот с капитаном сидит. Нарочно сюда не смотрит. Возмущена моей "кафешантанной натурой". I am outraged by my "cafe-chanting nature". -- Как?

-- удивился Платонов. -- Эта девочка? Да ведь ей не больше пятнадцати лет.

-- Нет, немножко больше.

Семнадцать, что ли. А он-то хорош? Я ей сказал: "Ведь это все равно что за барсука выйти замуж. I told her: “It's like marrying a badger. Как вас поп венчать согласился?" How did the priest agree to marry you? " Ха-ха! Барсука с козявкой! Badger with a booger! Так что вы думаете? Обиделась! Offended! Вот-то дура!