025 - 28 ИЮНЯ 2014
С. КОРЗУН: Всех приветствую, Сергей Корзун – это я. В гостях у меня сегодня человек, который открывал эту программу, и было это, мы посчитали перед эфиром, уже практически 8 лет назад, 2 февраля 2006 года. Лена Ханга.
Е. ХАНГА: Здравствуйте.
С. КОРЗУН: Здравствуйте, Лена. Лена Ханга, думаю, как представить, журналист, телеведущий, собственно, так оно и есть.
Е. ХАНГА: По-прежнему.
С. КОРЗУН: Где на этом этапе? Russia Today?
Е. ХАНГА: Russia Today. Там есть такая передача «Точка отсчета». Веду я ее вместе с Гурновым Александром, очень-очень известным в прошлом корреспондентом России, по-моему, в Лондоне. И потом он очень много делал новости, это вообще человек, который умеет делать все. Вот на телевидении он все знает: и как хорошо выглядеть, и как новости делать, и как ток-шоу организовать. Это он придумал передачу. Мы там поднимаем социально-политические темы. И второе мое место работы – на радио и телевидении «Комсомольской правды», вот многие, наверное, знают.
С. КОРЗУН: … одновременно или раздельно они…
Е. ХАНГА: Нет, это раздельные, но там, это как Тернер, вот Сунгоркин как Тернер, у него есть газета, у него есть сайт интернетовский, у него есть радиоканал, который многие слушают, особенно когда в машине едут, и есть телевизионный канал, который можно легко наблюдать, это кабельный. И вот журналисты, очень правильный такой ход, замкнутый круг.
С. КОРЗУН: А там о чем?
Е. ХАНГА: А там одна передача называется «В гостях у Ханги» очень оригинально, неожиданное такое название, куда я приглашаю людей, которые мне просто бесконечно симпатичны. Туда к нам приходил, вот последний был Смехов, приходил Митта, приходил Витя Ерофеев, ну, вот, кто только не приходил. Приходили спортсмены, писатели…
С. КОРЗУН: Без политики обходитесь?
Е. ХАНГА: В основном без политики. Если хочет человек говорить о политике – это пожалуйста. Но в основном говорят о том, что близко, что приятно. К нам приходит шеф-повар, который готовит какие-то неожиданные вещи. Приходила Лена Чекалова, которая там готовила вкусную и здоровую еду. Вот это вот странно, я вообще не считаю, что здоровая может быть вкусной, и наоборот. Ну, и тем не менее, у нее большая книжка, она ее презентовала. А на радио есть передача, которая называется «В поисках истины», где я… ну, это я везде веду с соведущими. Вот на радио у меня есть Оля Медведева, и мы берем социальную какую-то проблему и обсуждаем. Бывают серьезные социальные проблемы, но вот следующую мы решили посвятить троечникам. Я вдохновилась, дело даже не в ЕГЭ, в этом году уровень…
С. КОРЗУН: Сразу вспоминается один из самых известных троечников в истории.
Е. ХАНГА: А я скажу, самый известный троечник не Черномырдин, а Буш-младший. И он, по-моему, выступал на каком-то выпускном вечере своего университета, тоже вот, не помню, не то Йельский, не то какой-то, и сказал большую речь пламенную, которую посвятил всем троечникам, потому что именно из троечников, как он сказал, рождаются президенты.
С. КОРЗУН: Самые настоящие и премьер-министры, естественно. В какой-то степени осуществилась твоя мечта стать психотерапевтом?
Е. ХАНГА: Нет, к сожалению, не закончила, я поступила в Нью-Йоркский университет…
С. КОРЗУН: … работа на радио, особенно в таких контактных программах…
Е. ХАНГА: Я скажу так, она помогает, эта работа помогает, особенно если какая-то неожиданная тема, вдруг ты понимаешь, сколько людей... Вот я помню, давно мы делали, еще «Принцип домино» на НТВ, и предложили тему «Есть ли жизнь на Марсе». Я, конечно, сказала: ни в коем случае, кому это надо, кто это будет смотреть, бред какой-то. Самый высокий рейтинг был у этой передачи. Звонили люди, ну, то, что кто-то рассказывал, что видел марсиан, это ладно, вот сразу же надо было приглашать специалиста, который бы помог. Но сколько интересных ученых позвонило, столько всего, вот эта тема так будоражит умы наших соотечественников. И было две темы, которые, конечно, я была категорически против, но мне выкрутили руки, и я согласилась, и потом поняла, как был неправа.
С. КОРЗУН: … экстрасенсы, наверное?
Е. ХАНГА: Нет. Вторая тема – это когда принц Чарльз решился жениться на своей Камилле. И мы сделали передачу под названием «Чарльз женится, мы против». Это был еще прямой эфир. Было столько звонков, люди звонили и кричали: да как он может, Диана еще только-только, еще не остыл дом, а он уже женится! И я думала: ну, неужели своих проблем нет? Я вам больше скажу: НТВ позволило нам сделать прямой эфир с нашим корреспондентом в Лондоне, это колоссальные деньги, никогда в жизни нам не позволяли, только новостникам такую роскошь, открывали вот этот вот канал, который стоит бешеных денег. И вот он говорил: вот я стою, за мной Букингемский дворец, и вот сейчас… И все, и это был колоссальный рейтинг, потому что все всё сказали принцу, что они по поводу него думают.
С. КОРЗУН: Напомню: Елена Ханга в программе «Без дураков» на радио «Эхо Москвы». Слушай, тут то ли лето, то ли, не знаю, время такое, вообще все офигели, конечно, со своими комментариями к передаче. Я говорю, употребляю самое мягкое слово из тех, что может быть. Поэтому тема, с которой я собственно хотел бы начать, наверное, это тема расизма, тема известная давно.
Е. ХАНГА: Да.
С. КОРЗУН: И говорили мы, и в прошлой передаче немного затрагивали ее. Как бы гуталин и бананы – это самое мягкое в вопросах к этой передаче. К ним обращаться не буду. Привыкла уже? Вообще, становится лучше или хуже? Как живется в последние годы?
Е. ХАНГА: Ну, справедливости ради надо сказать, что я, к счастью, не сталкивалась с расизмом. Но…
С. КОРЗУН: В глаза не говорили?
Е. ХАНГА: Да, в глаза не говорили. Но, опять же, надо различать бытовой расизм, надо разделять то, что на английском institushen, я не знаю, как по-русски.
С. КОРЗУН: Институциональный.
Е. ХАНГА: Институциональный, да, государственный может быть расизм. Может быть просто любопытство, может быть глупость, может быть необразованность. Вот это вот все, мы говорим, это все разное. Одно дело, расизм, когда тебя не берут в университет и не берут на работу из-за того, что ты черный. А другое дело – тебя никто не приглашает в гости, потому что ты черный и тебе трудно живется. Вот к счастью я избежала этого. Но при этом я знаю, сколько ребят сталкивается с этим, которые живут на окраине Москвы, которые живут в спальных районах, которые живут в не очень благоприятных местах. Вот они вот это получают по полной программе. Там спроси у студентов африканских, они много чего расскажут. Но опять же там разные корни, и все гораздо сложнее.
С. КОРЗУН: А есть какое-то содружество, может, темнокожих в Москве?
Е. ХАНГА: Нет. Такого нет.
С. КОРЗУН: Вообще на улицах видно…
Е. ХАНГА: Очень много. Когда я родилась, я была одна из, ну, я была просто второе поколение, чуть ли не первое поколение, моя мама, наверное, была первое поколение, которые появились на улицах Москвы, я была второе, но нас было очень мало и, конечно, мы привлекали внимание. С детства я помню, меня каждый второй пытался погладить по голове, узнать, вся ли я черная, или только у меня голова и руки черные. Ну, и вот это все – это, конечно же, не расизм, это просто любопытство и незнание, но оно тоже раздражало. Позже это вот, конечно же, были столкновения африканских студентов, очень много было неприятных историй, были даже с летальными исходами. Ну, мы даже не об этом будем говорить, я бы хотела сказать, что сейчас, с одной стороны, стало лучше, потому что нас много, и никого это не удивляет. Вот, человек идет с черным цветом кожи и говорит на идеальном русском языке, это значит, что у него мама русская, и чего тут удивляться. А с другой стороны, есть просто, есть политики, есть писатели, я сейчас просто не хочу называть их имена, интеллигентные люди, которые вслух на радио, кстати, «Эхо Москвы» позволяли себе делать такие высказывания неприличные, что я даже думала, вот я сейчас позвоню и скажу: ну, вы что, это «Эхо Москвы», как вы себе позволяете? Например, там, последний раз, когда выбрали Обаму, там говорили, что, как может чернокожий быть президентом? То есть, искренне удивлялись, как американцы могли выбрать. То есть, претензия была не к его политике, что совершенно понятно, естественно, нормально: ты не согласен. А сам факт, что, как это так, американцы, да еще второй раз, выбрали такого.
С. КОРЗУН: А что для тебя еще неприлично? Ну, я напомню историю, она известна, о том, что у мамы твоей было записано «негритянка» в паспорте еще советского образца.
Е. ХАНГА: Ну, так и у меня было написано.
С. КОРЗУН: Тоже национальность: негритянка?
Е. ХАНГА: Да, негритянка, национальность. Ну, а что, у моей мамы, она вообще родилась в Ташкенте, мама у нее была белая американка, папа был черный американец, и когда пришло время получать паспорт, она пришла, ей сказали: мы вам напишем узбечка. Она говорит: ну, а как – узбечка? Что у меня узбекского-то кроме места рождения? Они говорят: ну, мы не знаем, а что, ну, давайте напишем «русская». Она говорит: ну, хорошо, ну, какая же я русская, посмотрите. Они говорят: да, действительно, прямо не знаем. Она говорит: ну, пишите как есть: американка. Они сказали: ага, нетушки, тоже нашла дураков, нет. И долго думали, препирались, и они сказали: хорошо, напишем негритянка. Причем, там смешно, у нее написано было: отец – негер, и потом «е» аккуратно перечеркнуто. А у меня еще смешнее было написано. Если помнишь, в журнале в школе, был журнал большой, куда выставляли оценки, а сзади были записаны все сведения о родителях. И у меня отец, который был родом из Танзании, а Танзания была колонией Великобритании, и было написано: отец – гражданин Великобритании (племя Пемба). И про меня шептались и говорили: вы с ней поосторожнее, она из племени Пемба, это очень агрессивное племя, и лучше с ней не связываться. Большое и агрессивное. Так вот, возвращаясь к расизму, я хотела бы сказать, что…
С. КОРЗУН: И о политкорректности, вот «негр» в русском языке…
Е. ХАНГА: Это вот большие споры у нас с Гурновым постоянно. Он считает, что он имеет полное право говорить слово «негр», потому что русские, российские, в нашей истории ничего такого не было плохого, никто никого не угнетал, и поэтому для нас это слово, которое раньше было литературным, это все равно, что раньше говорили «жид». Это же не считалось оскорбительным. Сейчас, может, считается, а вот он считает… Я считаю, что если в Америке это слово считается оскорбительным, то нельзя обращаться к человеку и говорить, что он негр. Ну, у вас ничего не отвалится, корона с головы не упадет, если вы скажете «афроамериканец». Даже если вы не разделяете позицию политкорректных американцев. Мне кажется, что если человек говорит, что мне так неприятно, ну, хорошо, ну скажи так, как ему приятно, вот зачем на ровном месте создавать какие-то стрессовые ситуации? Это о политкорректности. А вот если говорить о самом расизме, в конце концов, черт с ней, с этой политкорректностью, лишь бы люди не были злыми. Что касается расизма, мне кажется, бороться с ним нужно с детства, нужно в школе это говорить, и никакими запретительными какими-то мерами: а вот, мы запрещаем – это нельзя, это все гораздо глубже должно быть. И пока русские, пока представители вот такие, как, знаете, кого мы очень уважаем, это политики, это спортсмены, это, если хотите, депутаты, которых мы уважаем, не выскажутся по этому поводу, мы все будем сталкиваться так или иначе с расизмом, с разными проявлениями, как на бытовом уровне, так и на каком-то профессиональном.
С. КОРЗУН: В последнее время заметны какие-то изменения? Потому что есть некое единение внутри страны, там цифры зашкаливают и президента, и поддержки инициатив, там, по Крыму и прочее. И есть ощущение, что, ну, у меня, по крайней мере, со стороны, - я, понятно, что не сталкиваюсь с проявлениями расизма, - что нетерпимость становится больше.
Е. ХАНГА: Да, нетерпимость, но, опять же, я не могу сказать, что это нетерпимость по отношению только к людям африканского происхождения. Нет, это нетерпимость ко всем другим. Я больше скажу, нетерпимость к людям, которые не разделяют твою точку зрения. Вот в чем нетерпимость. Ну и, в частности, это проявляется и в отношении, там, скажем, к кавказцам, там, я не знаю, к евреям. Ну, мы можем брать любую национальность, и любой человек вам расскажет о своих проблемах. Может быть, если бы люди с черным цветом кожи, вот ты спросил, есть ли община, как в Америке, как в Англии, как во Франции – конечно, такого же нету. Людей не связывает общая история, у нас нет общей истории, у всех своя история. У кого-то американские корни, у кого-то африканские. Но африканские – это тоже разные страны. Один из Танзании, другой из Замбии, третий из Алжира. Разные совершенно истории, во-первых. Во-вторых, разная религия. И в-третьих – ну, вот все разное, поэтому нет общины и людей, которые бы могли сплотиться, защищать свои интересы. К сожалению, этого нету, как, например, у представителей каких-то, я не знаю, там, кавказских республик, там, наверное, свои какие-то, не знаю, там, места, где они могут объединиться.
С. КОРЗУН: … кавказцы тоже не все едины.
Е. ХАНГА: Они тоже все разные, да, конечно. И все равно там хотя бы есть какое-то ядро общее, история, или хотя бы общая религия. Вот у нас такого нету. Да, нетерпимость, она становится, вот просто это ощущается не только в отношении, опять же, я говорю, людей с другим цветом кожи, с другим разрезом глаз, это ощущение людей, которые... Ну, ты не разделяешь мою позицию – все, уже о чем с тобой дальше разговаривать.
С. КОРЗУН: Дочь премьер-министра Занзибара Елена Ханга в гостях в программе «Без дураков» на радио «Эхо Москвы». Эту историю мы уже рассказывали тогда, давно. Ну, можешь напомнить.
Е. ХАНГА: А я другую историю расскажу. Я была в Швейцарии…
С. КОРЗУН: Или про американского отца.
Е. ХАНГА: Не, не. Я была в Швейцарии и пошла в парикмахерскую. Надо сказать, что эта парикмахерская была не простая, она была недалеко от ЮНЕСКО, и в основном туда приходили сотрудники, я думаю, ЮНЕСКО и дипломаты. И вот передо мной сидела женщина, тоже африканского происхождения, и говорила о политике. Но так интересно она говорила, я заслушалась, думаю: боже мой, какие разговоры-то в парикмахерской, не про Мадонну, там, не про какого-то, а о политике. Она вышла, я сажусь в кресло и говорю стилисту: о, какая интересная у вас была женщина. А она говорит: да, вы знаете, это дочка президента Танзании Ньерере. И я была потрясена, потому что Ньерере как раз убил моего отца. И я ей говорю: ой, ее отец убил моего отца. Она говорит: ой, давай мы ее позовем сейчас, вы поговорите, как интересно! И я так сначала дернулась, а потом я подумала: а что я ей скажу? Твой отец убил моего отца? О чем нам разговаривать? И мне как-то нехорошо стало, но при этом она мне так была симпатична, такая интеллигентная, славная женщина. Ну, вот такие вот бывают встречи.
С. КОРЗУН: Елена Ханга в программе «Без дураков» на радио «Эхо Москвы». В последнее время, я посмотрел, ты приходила все больше на программу «Родительское собрание». Сколько уже дочке?
Е. ХАНГА: Уже 12 лет, представляешь?
С. КОРЗУН: 12 лет, вступает в возраст…
Е. ХАНГА: Да уже вступила. Уже все, уже ну, вот, все, что можно, тинэйджеры делают, уже все делает, уже выше меня ростом, уже все сама знает, уже вот мне советует.
С. КОРЗУН: Когда заменит всех теннисных звезд?
Е. ХАНГА: Ой, не знаю.
С. КОРЗУН: А что, уже отказались от этой мысли? Кто же будущее будет обеспечивать?
Е. ХАНГА: Да, да.
Вот сейчас посылала ее в Испанию в теннисную академию. Но я так на это смотрю, как на пионерлагерь, уже надо оторваться от юбки от маминой и пусть едет, и чтобы не так, не бездумно там шататься, а вот 6 часов в день тренировки, да, очень хорошо. И я с ней по скайпу общалась, невозможно говорить, она падала, засыпала, как муха, на ходу, шлеп – и засыпала. Ну, это очень важно…
С. КОРЗУН: Продолжаешь лишать ребенка детства?
Е. ХАНГА: Значит, я считаю, что это самое счастливое детство, когда ты просыпаешься, и у тебя все расписано. И тебе надо бежать. И ты знаешь, что если ты не успеешь сделать это, это, это, то не успеешь сделать уроки. Или наоборот, если ты не успеешь сделать уроки, тебя не пустят на тренировку. Это гораздо лучше, чем если бы она сидела и смотрела эти бесконечные сериалы, которые хорошему не научат.
С. КОРЗУН: Но у тебя же было другое детство.
Е. ХАНГА: Значит, мое детство тоже было не такое уж безоблачное. После школы я садилась, из Черемушек ехала на метро полтора часа до Динамо, и оттуда на троллейбусе еще 15 минут ехала до ЦСКА и оттуда через парк шла еще 10 минут на тренировку, полтора часа тренировка, и обратно тот же самый маршрут. Поэтому сказать, что у меня прямо такое легкое детство, было бы преувеличением.
С. КОРЗУН: Ну, ты со спортом, а, кстати, почему тогда получилось, тогда Анна Дмитриева тебя передала в другие руки…
Е. ХАНГА: Да, тренер, да.
С. КОРЗУН: Разладилось, или что?
Е. ХАНГА: Да, да, все правильно. Да.
Анна Дмитриева, если бы она продолжала быть тренером, то я думаю, что наша страна гремела бы не только шараповыми, а таких шараповых было бы у нас десяток, если бы она практиковала.
С. КОРЗУН: Так вернемся к дочке. Ты рассчитываешь на то, что получится Шарапова или, по крайней мере, человек из пятидесятки, из сотни?
Е. ХАНГА: Понимаешь, об этом можно мечтать столько, сколько угодно. И мне кажется, что каждый родитель, плох тот родитель, который не мечтает, чтобы из его ребенка что-то такое получилось. Но так же надо отдавать себе отчет, что это вот один из тысяч, я бы сказала, не тысячи, а сотни тысяч. Но я надеюсь, что ребенок будет достаточно хорошо играть, чтобы поступить в университет, в любой университет, в который она захочет, и там получить стипендию. Как шутит мой муж: ты уже заплатила столько денег, что ты уже в принципе могла бы оплатить 5 лет в любом Колумбийском университете. Но это другой вопрос. А сейчас ребенок занимается спортом, это хорошая фигура, это здоровье, это амбиции, воспитание амбиций. И мне кажется, сейчас очень трудно, особенно детям с безоблачным детством, вот очень трудно у них воспитать амбиции, потому что у них все есть, в принципе, они совершенно не понимают, почему надо напрягаться, они считают, что дети рождены, чтобы быть счастливыми.
С. КОРЗУН: Ну, в общем, справедливо.
Е. ХАНГА: Правильно, да и она не понимает, почему надо: давай, давай, давай. Почему давай? Кому давай? Зачем давай? Когда все так хорошо. Ну, почему же давай? Зачем надо это все устраивать? И почему я должна быть лучше других, почему надо, чтобы были все пятерки. Она говорит: ну, почему? Вот кто сказал, что должны быть все пятерки? И у меня нет аргументов никаких.
С. КОРЗУН: А с образованием, с направлением, по крайней мере, определились сейчас? Или рановато?
Е. ХАНГА: Ну, еще рано, еще рано. Но я точно знаю, что она не математик, тем более, что у нас одна четверка, это вот по математике. Ну, и не претендуем. А что дальше будет? Ну, я думаю, еще года 3 будем искать, думать.
С. КОРЗУН: Учится в обычной московской школе?
Е. ХАНГА: Да, да, в средней хорошей, очень хорошей школе с традицией, в спецанглийской, уже там французский язык. В этой школе училась и Дмитриева Анна Владимировна, и Миронов, и, по-моему, Захаров, по-моему, не помню, и Ливанов. Ну, такая школа в центре, там, очень приятная, сохранились традиции.
С. КОРЗУН: Надолго ее упекли от себя-то, выбросили за границу в Испанию?
Е. ХАНГА: Нет, она там 3 недели отыграла, срок свой отмотала, слава богу, вернулась, сейчас приступила к соревнованиям. И дальше повезу ее. Потому что ни секунды не должно быть свободной.
С. КОРЗУН: … даже в каникулы…
Е. ХАНГА: В каникулы тренироваться надо в два раза больше, потому что и тренируешься, и соревнования играешь еще. Ну, а как иначе? А что еще делать детям? Ну, конечно же, там, по музеям, это все правильно, и в театр мы ходим, там, и читать заставляю. Но должна сказать, что я проиграла схватку с компьютером.
С. КОРЗУН: Да?
Е. ХАНГА: Да, я вот признаюсь, как мать и как женщина: проиграли. И когда я начинаю в очередной раз подсовывать книгу, скандалить и ультиматумы какие-то выставлять, вдруг свекровь встала на сторону ребенка и сказала: Лена, что ты пристаешь? Я говорю: ну, вот вы же, вы же, Людмила Петровна, вспомните, сколько в своем возрасте вы прочитали! А она говорит: это потому, что у меня не было iPad. Может быть, если бы был iPad, я бы все это даже и не вздумала вот эти, все эти тома читать. А вот так, все эти игры, это же так здорово. И они вдвоем с ней сидят, тыр-тыр-тыр, вот это вот все, смотрят сериалы. Поэтому вот знаешь, у меня пятая колонна в доме.
С. КОРЗУН: Девушку в свет уже выводили, в том числе в телевизионной программе принимала участие, следы этого есть. Как это ей было, прикольно? Либо это действительно важно, она захотела стать такой же известной…
Е. ХАНГА: Нет, ей было забавно, но скорее, она любит петь и она обожает петь русские народные песни, это у них с бабушкой. И поэтому они спели любимую песню «Виновата ли я, что люблю» со свекровью, и я ужасно была довольна, потому что, на мой взгляд, чем больше она чего-то делает с бабушкой, тем лучше.
С. КОРЗУН: Лена Ханга в программе «Без дураков». Вернемся в студию через 5 минут.
НОВОСТИ
С. КОРЗУН: Напомню, что сегодня гостья моя – Елена Ханга. Несколько вопросов от радиослушателей, которые пришли уже по ходу этой программы. А вот, смотрите, Сергей из Челябинска: «Уважаемая госпожа Ханга, вы хотите показать, как у вас все хорошо. Но теперь никто вас не видит и не слышит, даже ведущий не в курсе (насчет этого еще скажу), а вам остается только делать вид полного благополучия. Если не согласны – опровергните». Вопрос об известности, который, конечно, с программами «Про это» и, конечно, с программами «Принцип домино», она была сумасшедшей. А сейчас – ну, это шаг назад в карьере, либо как?
Е. ХАНГА: А я вообще не совсем поняла, о чем идет речь. Благополучие в смысле карьеры или семейной жизни?
С. КОРЗУН: Я думаю, что речь идет о карьере.
Е. ХАНГА: А, понятно. Ну, смотрите, благополучие в смысле карьеры. Я считаю, что успех – это не то, сколько человек тебя видит и не то, сколько ты зарабатываешь денег. Я считаю, что успех в карьере, это когда ты делаешь то, что тебе интересно. И в каждый период времени тебе интересны разные вещи. Вот, наверное, человек, который позвонил, считает, что человек, который вел ежедневную передачу на НТВ, он был счастлив, а теперь, когда ты работаешь на Russia Today или на «Комсомольской правде», ты несчастлив. Ну, это очень большое заблуждение, потому что мне очень комфортно то, что я сейчас делаю. Мне очень комфортно, там, и с финансовой точки зрения, и с точки зрения расписания, потому что я работаю не так много, как когда ежедневный был эфир. У меня сейчас гораздо больше времени на то, чтобы заниматься моей дочкой, а это для меня сейчас самое главное. Когда я была на НТВ, ребенок был маленький, были няни, и слава богу. Сейчас, когда ребенок подросток, я считаю, что мать обязана быть рядом, иначе она просто упустит этого ребенка. И вот в этот промежуток времени для меня это оптимальный вариант. Я бы и не хотела ходить с 9-ти до 8-ми, а как мы знаем, журналистская работа – это неограниченный рабочий день, и только узнавать об успехах своего ребенка по отчетам няни или, там, бабушки. А если речь шла о карьере, то вот в этот момент это так.
С. КОРЗУН: А не жалеешь тогда о том, что согласилась на предложение Парфенова в свое время…
Е. ХАНГА: Уехать из Америки?..
С. КОРЗУН: Да.
Е. ХАНГА: Нет, нет, ни в коем случае не жалею. Сейчас бы я была рядовым психотерапевтом, сидела бы где-нибудь, закинув ногу на ногу, в Манхеттене и выслушивала капризы богатых жителей «Большого яблока», что тоже, наверное, очень интересно, но такого драйва, как у меня был, когда когда-то мы делали передачу «Про это», и когда когда-то мы делали «Принцип домино», не было, нет.
С. КОРЗУН: Чем восполняешь сейчас тот драйв недостающий?
Е. ХАНГА: Дочка. Я поняла, что про меня уже все давно мне ясно. Вот что со мной может произойти, ну, плюс-минус, там, чуть больше, ну, там, книжку, например, еще какую-то. Ну, передачу еще какую-то можно сделать, ну, еще что-то. Но, в общем-то, это понятно. А ребенок – это то, вот что в него вложишь, а получишь в пять раз больше. То есть, если ты ее заинтересуешь, например, я не знаю, неважно, музыкой, из нее может получиться певица. Ну, это не наш случай. Ну, неважно. Да, спорт, из нее может получиться великая спортсменка. Там, история, из нее можно… То есть, я ощущаю, что вот я прямо леплю историю, и ты в принципе продлеваешь себе жизнь, и она такая интересная. Я читаю сейчас книги, которые она читает, по второму разу, и мне это по второму разу так интересно. Я хожу с ней на все фильмы. Вот все, вот сейчас со мной разговаривать можно, я фильмы детей знаю лучше, чем взрослые оскароносные фильмы. И все мои амбиции связаны с ней. Это, наверное, неправильно. И вот я уверена, что сейчас вам позвонят, скажут…
С. КОРЗУН: … через 5-6 лет, например, там, да…
Е. ХАНГА: То, что меня пошлют через 4 года, я не сомневаюсь. Я очень хорошо это понимаю, и поэтому я хочу насладиться этим сейчас, потому что через 4 года, я думаю, опять, когда меня пошлют, появятся карьерные амбиции, и я захочу что-то сделать совсем свое и другое, может быть, на этих же каналах, может быть, на других, неважно. Но может быть, но пока мне, конечно же, важно, чтобы я как можно больше участвовала в ее жизни. Потому что сейчас мы закладываем основы. Вот знаете, это как в математике, если ты таблицу умножения не выучил, там бессмысленно потом требовать от ребенка, чтобы он какую-то там геометрию или какую-нибудь физику изучал. Вот сейчас азбука, сейчас таблица умножения, но вот душевная, духовная.
С. КОРЗУН: Дмитрий Мезенцев спрашивает, занимались ли вы изучением своих корней и насколько продвинулись в этом. Целая книга, в общем, написана. Африканская вторая мама там есть...
Е. ХАНГА: Там все есть. Я проследила корни своей семьи, начиная с 1865 года по 1992 год. Ну, и там искала корни и в России, и в Америке, и в Танзании, везде, и все это написала.
С. КОРЗУН: Происхождение: из рабов.
Е. ХАНГА: Да, совершенно верно. Это как в советское время писали: происхождение, все писали, там, из крестьян, из служащих. Я писала – из рабов.
С. КОРЗУН: Из рабов. Тут сейчас был вопрос про программу. Была бы запрещена сейчас программа «Про это?».
Е. ХАНГА: Да, конечно, была бы.
С. КОРЗУН: Помогут ли вопросы в этой сфере решить проблему пропаганды секса среди несовершеннолетних?
Е. ХАНГА: Да, нет. Мне кажется, ну, во-первых, она была бы запрещена, это однозначно. И мне кажется, что очень большая ошибка, что сейчас такой передачи нет. Потому что запретить порнографию никто не может, то есть, конечно же, она запрещена, но формально – вы зайдите на любой сайт, там, ну, это, к сожалению, дети с этим сталкиваются постоянно. И я что-то не вижу особой борьбы наших депутатов, вот, с этой порнографией, которая лезет из всех щелей. А поговорить с ребенком, с подростком, и объяснить ему, что такое хорошо, что такое плохо, такой передачи нету. По идее, считают, что это родители должны делать. А многие родители не могу, не хотят, а потом, еще неизвестно, какие ценности у этих родителей. Значит, это перекладывается на школу. В школе нет сексуального образования, опять же, это отдельная тема. Ну, нету. Дальше, кто-то говорит: а, вот, там пусть церковь. Ну, церковь тоже этим не занимается. В результате дети предоставлены сами себе и все, что в интернете они нашли, вот все, вот этим они и живут. И это ужасно, это очень-очень грустно. И очень много трагедий происходит из-за этого. И какие-то элементарные вещи, конечно же, должны объяснять, ну, должно что-то взять на себя государство.
С. КОРЗУН: Елена Ханга в программе «Без дураков».
Обычно как-то остается очень мало времени на мою любимую игрушку такую, создание некой энциклопедии, либо словника с объяснением каких-то понятий. Вот я воспользуюсь случаем и начну пораньше и буду смотреть еще на другие вопросы, которые у нас приходят. Вот как бы ты описала понятие «власть» для своей, там, ну, ребенку объяснила в конце концов, что такое власть. Что такое власть для тебя?
Е. ХАНГА: Ой, это очень сложный вопрос. Я так за 2 секунды не могу быстро ответить. Это мне надо много думать. Я тугодум.
С. КОРЗУН: Ты хотела бы иметь власть?..
Е. ХАНГА: Я – власть?
С. КОРЗУН: … над людьми? Над другими людьми?
Е. ХАНГА: Нет, ни в коем случае, потому что власть – это ответственность, это огромная ответственность, и я не уверена, что я, я просто знаю, что я не смогла бы взять вот так… я помню, что когда мы делали «Принцип домино», и у нас был большой коллектив, и я понимала, что я должна нести ответственность за всех этих людей, и за героев, которых мы приглашали, и это было непросто. А уж такую большую власть, я точно знаю, что я не возьму, если я не могу гарантировать, то я не возьму на себя такую ответственность.
С. КОРЗУН: Ты хочешь сказать, что ты не глава семьи в семье?
Е. ХАНГА: Конечно, нет. Ха! Как сказала моя подружка: тобою все помыкают в доме, даже ваш йоркширский терьер.
(смех)
С. КОРЗУН: Но это же неправда.
Е. ХАНГА: Как это неправда? Единственный, над кем у меня власть, это над канарейкой, да и то, потому что она молчит. А все остальные, включая даже этого нашего морского хрюна, и тот, как только слышит, что я открываю холодильник, тут же пищать начинает, требует еды. Вот. Нет-нет, я не глава семьи.
С. КОРЗУН: Ладно, следующая статья. Деньги. Твое личное отношение к деньгам. Ты сказала, что вот сейчас работа материально как бы тебе помогает, но вроде и семья-то не бедная. Муж – известный руководитель известного пиар-агентства.
Е. ХАНГА: Да.
С. КОРЗУН: В общем, как относишься к деньгам? Легко соришь, либо то, что заработала, бережешь?
Е. ХАНГА: Я так скажу: я на себя не трачу, я на себя очень тяжело трачу деньги. И моя стилистка, она всегда издевается надо мной и говорит, что ты на себя не потратишь больше ста долларов, там, на одежду. Потому что я не считаю, что одежда должна стоить больше ста долларов.
С. КОРЗУН: Как в школе называли тебя Крупской, да?..
Е. ХАНГА: Да, да.
Но я потрачу любые деньги, например, вот как мне сказали, теннисная академия в Испании. Я даже не спрашивала, сколько это стоит. Я только спросила качество: хорошее качество? Да.
Ответ «да». Если мне сейчас скажут… вот у нас собрание было в школе, всех собрали и сказали: мы хотим ввести специальные уроки английского языка дополнительно. К вам придут из специальных школ, потому что там британская какая-то школа, вы там сдадите экзамены международные, тыр-пыр. Опять же, я даже не стала спрашивать, сколько это стоит, потому что я считаю, вкладывать в ребенка стоит, это даже не обсуждается. Поэтому, есть вещи, на которые я легко потрачу деньги, даже не буду уточнять, сколько, а вот когда там дочка начинает препираться: я хочу новый Айпод или Айпэд – вот здесь я становлюсь ужасной этой самой… А вот у Дуси есть. Я говорю: у Дуси есть? Так, все, разговор закончен. Так что, я считаю, что деньги для того, чтобы вкладывать их в будущее своего ребенка. В этом смысле, да, я транжира.
С. КОРЗУН: Давай возьмем еще другое понятие – харизма. Об этом много говорят, люди, у которых есть харизма, нет. Как ты к этому относишься? Действительно есть люди, которые обладают каким-то обаянием, харизмой?
Е. ХАНГА: Да, да.
С. КОРЗУН: Кто? Называй.
Е. ХАНГА: Ой, есть люди, которые… вот есть отрицательная харизма, кстати, человек, который вызывает отвращение, но оторваться невозможно. Есть положительная харизма. И все телеведущие тебе скажут это, потому что они знают, кого приглашать и кто гарантирует тебе рейтинг.
С. КОРЗУН: Вот твои любимые кто?
Е. ХАНГА: Ну, я не буду сейчас вспоминать этих людей, потому что другие обидятся, но если говорить о политиках, я помню, подпала под вот такое обаяние Клинтона в свое время. И в Америке очень многие говорят, что он бесконечно обаятельный человек. Ну, сейчас уже, может быть, это не так видно, а когда он был колодой, может быть. Вот это была харизма, то, как он говорил. И я даже ездила на слет Демократической партии, где он выступал, и, конечно, он умел обаять…
С. КОРЗУН: То есть, по доброй воле поехала?
Е. ХАНГА: Мне это безумно интересно было. Нет, я тогда стажировалась в газете… ну, неважно, в Америке была, и была возможность попасть на слет. В Madison Square Garden съехались все демократы со всей Америки. И вот он там выступал, и это было очень забавно. Он мог, конечно, очаровать кого угодно. Харизма – это такая вещь, я думаю, с ней рождаются, это невозможно приобрести, воспитать это невозможно, приобрести.
С. КОРЗУН: А та же власть, те же деньги, они дают харизму дополнительную?
Е. ХАНГА: Конечно, конечно. Деньги – это, конечно же, дополнительный…
С. КОРЗУН: То есть, можно заработать и стать харизматичным в силу этого?
Е. ХАНГА: В частности. Это одна из составных частей, я скажу. С этим можно родиться, но чтобы заработать большие деньги, тоже, я думаю, не всем дано. Вот все говорят: о, мы пойдем в бизнесмены. А мне муж говорил, что только 5% населения может стать реально бизнесменами. Это тоже большой талант, и не каждому это дано.
С. КОРЗУН: С мужем у вас любопытная история была о том, что первое предложение вы же получили еще…
Е. ХАНГА: В 86-м году.
С. КОРЗУН: А свадьба состоялась…
Е. ХАНГА: В 2001-м, да-да-да.
С. КОРЗУН: И что же вы делали все это время?
Е. ХАНГА: Ну, я потом уехала в Америку. А потом, когда я приехала сюда, мы с ним столкнулись уже в 2000-м году…
С. КОРЗУН: То есть, переписку не поддерживали.
Е. ХАНГА: Нет-нет-нет-нет.
С. КОРЗУН: А учились вместе.
Е. ХАНГА: Нет, не учились. Мы познакомились очень случайно. Я работала в газете «Московские новости», а он был социологом. И ему Егор Владимирович… Третьяков еще Виталий, помню, он тогда нас познакомил, заказал статью о расизме в Советском Союзе, в России. И он как социолог это делал, а меня привлекли как журналиста, чтобы мы объединили усилия. Вот так вот мы познакомились на теме о расизме.
С. КОРЗУН: Потом была сумасшедшая какая-то большая свадьба…
Е. ХАНГА: Да-да-да. Ну ладно, слушайте, давно это было, уже 13 лет прошло.
С. КОРЗУН: Тогда, естественно, возникает вопрос про энциклопедическую статью о женской доле. Есть такая, какая судьба, что вообще в женщине определяет, вот как ты для себя думаешь? Женская судьба есть какая-то особая? Ну, как там, три К, немцы говорили: Kinder, Küche, Kirche.
Е. ХАНГА: У всех свое, у всех свое.
С. КОРЗУН: У тебя?
Е. ХАНГА: У меня… я не могу сказать… у меня все менялось. У меня вообще все ценности менялись, в зависимости от периода жизни, в котором я находилась. То, что мне казалось очень важным в 25 лет, ближе к 30 очень поменялось. Потому что когда нам 16 лет, мы мечтаем о том, чтобы поступить в университет в хороший – вот это предел мечтаний. Когда нам побольше, мы мечтаем встретить, там, бойфренда какого-то. О муже не думаем, но бойфренд, чтобы было весело, здорово и так далее. Когда приближается время, там, 30, уже думаем: надо искать отца твоего ребенка. А потом там та же самая карьера в какой-то период времени. А потом ты понимаешь, что карьера – это вообще пепел, это все ерунда, если ты уже что-то такое сделал. Ну, что кому-то доказывать, чего, кому это важно? Как говорила мне Дмитриева – я все никак не рожала, я родила в 38 – и она мне говорит: Лена, Лена, надо рожать. Я говорю: да нет, надо сначала денег заработать, надо сначала это, вначале то. Она говорит: ты что, с ума сошла? Вот ты что, будешь ложиться, когда тебе сто лет будет, в гроб и прижимать к себе книжку или кассету с передачами? Только дети имеют смысл, дети и внуки. Давай рожай, и если денег у тебя нету, я сама возьму, что, борща, что ли не налью? У меня своих вон сколько – ну, будет еще один. Поэтому, мне кажется, что в каждый период времени у женщины ценности меняются.
С. КОРЗУН: Но сейчас о главной ценности ты уже сказала. А на втором, третьем, четвертом месте? Давай тогда тройку, которая идет вслед за дочерью и за семьей.
Е. ХАНГА: Ну, дочь и семья, и работа, работа, которая радует. Мне кажется, что миллионер или какой-то большой начальник, который просыпается с утра и идет на работу, от которой ему просто плохо… Вот я вам скажу, последнее время, когда мы делали «Принцип домино», я смотрела в зеркало и я видела, как я реально старею. Вот это просто удивительно. Я старела, потому что это мне не приносило радости. Вот ответ человеку, который позвонил и говорит: ну, как же так? Тогда было так вот, ты вроде каждый день в эфире, все. Ну, не приносит это радости. А если это не приносит радости, и тех денег не надо. А если ты собираешься и идешь на эфир, пусть раз в неделю, пусть два раза в неделю, и ты знаешь, что тебя встречают милые люди, которые тебе рады, и это до сих пор прямой эфир и тебе могут позвонить люди и сказать. У нас не так много прямого эфира осталось. И вообще тебе это в радость. Вот это, мне кажется, большой успех.
С. КОРЗУН: Елена из Саратова спрашивает, где сейчас Ищеева? Вспоминает «Принцип домино» и то, что вы расстались как-то не очень дружелюбно так.
Е. ХАНГА: Да, это все правда. Ищеева Лена в Москве, и я очень рада, что у нее родилась дочка. Ну, давно, пару лет назад. Она все мечтала о дочке, у нее теперь сын и дочка. И она занимается интернет-проектом, связанным с банками. Я точнее не знаю, но у нее муж тоже связан с банками, по-моему, пиаром он занимается банковским, и у них какой-то свой сайт. Ну, вот она ушла из журналистики вот в смежную профессию, занимается пиаром.
С. КОРЗУН: Соведущий – это почти супруг, когда программа выходит часто особенно? Какие особые взаимоотношения возникают? Либо, как рассказывают, в подводной лодке или в космическом полете дальнем.
Е. ХАНГА: Вот это вот все, все есть, это абсолютно все правильно. Вот я думаю, что нас, когда делали «Принцип домино», с Леной нас же не подбирали, как космонавтов, которых подбирают по совместимости, и мы были очень разные. И вот, конечно, мы не выдержали вот это вот испытание тем, что ты стоишь с человеком по два, по три эфира в день и дышишь прямо вот в одну ноздрю. И если нет совместимости, нету химии, то это очень сложно выстоять.
С. КОРЗУН: «Удачный журналист, - Таня из Москвы спрашивает, - это много денег, известность или что-то другое?»
Е. ХАНГА: Это, понимаете, одно вытекает из другого. Но при этом мы знаем очень хороших журналистов, которые не получают много денег. Мы знаем очень бездарных журналистов, которые делают много денег. Поэтому, каждый для себя решает, что такое удачный. Я считаю, что удачный журналист – это тот, которого читают, которого уважают, и который сам доволен тем, что он делает. Я знаю много журналистов, которые делают, получают большие деньги – и каются. Вот это самое страшное. Потому что они понимают, что они душу дьяволу продали, но надо, это, там, работа, ты получаешь за нее деньги. И это глубоко, на мой взгляд, несчастные люди, потому что я считаю, что люди рождены, чтобы получать удовольствие, и от семейной жизни, и от работы, на которой ты проводишь 9 часов ежедневно. Поэтому, если у тебя хорошо получается, деньги получатся.
С. КОРЗУН: У тебя в жизни не возникало, в журналистской карьере, разрыва между тем, что ты делаешь, и тем, что ты думаешь?
Е. ХАНГА: Я стараюсь, чтобы этого не было.
(смех)
Е. ХАНГА: Я стараюсь.
С. КОРЗУН: Получается, по возможности?
Е. ХАНГА: Получается, получается, получается, да.
С. КОРЗУН: Но, в принципе, все, что хочешь спросить, ты можешь спросить в своей нынешней деятельности.
Е. ХАНГА: Да, да.
С. КОРЗУН: «Радость от передачи возникает для вас по какой причине?» - Таня продолжает свой вопрос.
Е. ХАНГА: Радость от передачи? Я когда, например, приглашаю… ну, если говорить, там, о том, что я сейчас делаю, то приезжает ко мне на «Комсомольскую правду» – да, маленькая студия, да, может быть, не такой, конечно же, объем, как на НТВ. Но люди уютно сидят, это милые люди, с которыми я бы никогда так просто не познакомилась. Вот так вот я Марка Захарова никогда бы не увидела. А так я могу задать ему вопросы, которые многие мечтают задать, ему могут позвонить. Вот удачная передача – когда людям звонят, говорят приятные вещи. Вот, мне кажется… слава богу, сейчас слово «рейтинг», как вот когда на «НТВ», рейтинг-рейтинг, надо скандал-скандал, надо, там, стравить, и мы знаем все эти приемы, как стравить людей, как довести до истерики. Но зато как это смотрится! Ну, вот, слава богу, больше мне это не надо делать, и я очень довольна.
С. КОРЗУН: Где в мире жить хорошо? Ну, известно, что ты пожила довольно долго в Соединенных Штатах. Собственно, у тебя по рождению даже так получилось, что и паспорт американский, да? Остается он там, ничего не изменилось с этим? Ну, и такой вопрос в лоб: а чего не выезжаешь? Здесь все устраивает или как? Или уже корнями проросла и уже… или просто лень?
Е. ХАНГА: Нет, а почему уезжать? У меня интересная работа, у меня муж, который работает…
С. КОРЗУН: …пишут 15 причин, чтобы уехать, или 15 причин, чтобы остаться.
Е. ХАНГА: Я их понимаю. Для них вот… они не могут остаться. Ну, я могу понять очень многих людей. Но в моем случае, нет, в моем случае моя дочка здесь живет, хотя она родилась в Америке, но живет она здесь, ей тут очень хорошо. Она ходит в школу, которую она обожает. Она обожает свою бабушку, без которой она не может прожить и дня. Она обожает Москву, в которой живет. Она путешествует по миру. Придет время, я думаю, что это время придет, когда она поедет в университет в какой-то. И слава богу, карты ей в руки. И пусть она сама решает, где она хочет жить. А может, она захочет поступать в МГУ, так же, как и я, и останется здесь. Ей решать. Я считаю, что она должна повидать многое и сама сделать выбор, что ей хорошо. А я здесь, потому что мой муж здесь, которому здесь интересно, у него здесь работа, у него здесь бизнес. И, ну, вот…
С. КОРЗУН: Страна для тебя – это территория? Это люди? Это политическая система? Что в первую очередь?
Е. ХАНГА: Я думаю, страна для меня – это друзья, с которыми я… друзья и семья. Ну, в более широком смысле этого слова. Вот мне комфортно, я знаю, что здесь есть Анна Владимировна, к которой я прихожу, когда мне плохо, я звоню и тут же напрашиваюсь к ней в гости. С 9 лет она была моим тренером. И какие-то еще люди. Страна для меня – это, ну, я не знаю, все то, где нам хорошо. Я не хочу сказать, что мне было в Америке плохо. Там вся моя родня. У меня же родственников в России никогда не было, у меня вся родня там. И там мне тоже очень комфортно. И Нью-Йорк, который, я закрываю глаза, я его вижу, я по запаху могу рассказать город Нью-Йорк, где он, как он, там, все эти маленькие ресторанчики, запахи кофе по утрам, эти запахи духов вечером. И так далее. Ну, вот это два родных города, которые, мне кажется, очень похожи, Москва и Нью-Йорк очень похожи, там, по разным причинам – если это интересно, я могу кому-то рассказать. Но вот этот этап жизни мне комфортен, мне хорошо в Москве.
С. КОРЗУН: Ну, тогда скажи, сначала еще расскажешь об этом, о том, чем Москва и Нью-Йорк похожи. Где еще уютно? В англоязычных странах? Ну, английский родной…
Е. ХАНГА: Конечно же. Когда я могу совершенно комфортно разговаривать и не дергаться… И хотя сейчас во всем мире все говорят по-английски, но, например, в том же самом Берлине я вот так вот не могу пойти гулять, хотя я уверена, что все говорят по-английски, и там русских очень много, но мне не так комфортно. Или, скажем, во Франции. Тем более они не очень-то и любят говорить по-английски, хотя все прекрасно говорят по-английски. Да, в Нью-Йорке… Но я так скажу, что, например, вот мне в Нью-Йорке комфортнее, чем, скажем, в Лос-Анджелесе. Я уж не говорю о каком-то городе в средней Америке. Но просто вот мне кажется, что я когда-то жила в городе Нью-Йорке. Я, может быть, больше нигде бы не согласилась жить, там, в Америке, кроме как в Нью-Йорке. Ну, я в Бостоне еще одно время жила, когда стажировалась в Christian Science Monitor. Но, наверное, вот Москва и Нью-Йорк – мои два родных города. Москва – это мама, а Нью-Йорк – это возлюбленный.
С. КОРЗУН: Ну, и тогда самое последнее, 30 секунд у нас. Что роднит Москву с Нью-Йорком?
Е. ХАНГА: Вот этот драйв, этот адреналин. Это новый Вавилон, вот все стремятся сюда, ну, из разных мест стремятся, и тем не менее. Это новый Вавилон и это ощущение, что все возможно, стоит только захотеть. Но не надо просто обманываться, потому что можно очень сильно удариться.
С. КОРЗУН: Елена Ханга была гостьей программы «Без дураков». Спасибо огромное, счастливо всем.
