×

우리는 LingQ를 개선하기 위해서 쿠키를 사용합니다. 사이트를 방문함으로써 당신은 동의합니다 쿠키 정책.

image

Евгений Замятин: Мы, Замятин - Мы - Запись 16-я

Замятин - Мы - Запись 16-я

Запись 16-я. Конспект: Желтое. Двухмерная тень. Неизлечимая душа

Не записывал несколько дней. Не знаю сколько: все дни – один. Все дни – одного цвета – желтого, как иссушенный, накаленный песок, и ни клочка тени, ни капли воды, и по желтому песку без конца. Я не могу без нее – а она, с тех пор как тогда непонятно исчезла в Древнем Доме…

С тех пор я видел ее только один раз на прогулке. Два, три, четыре дня назад – не знаю: все дни – один. Она промелькнула, на секунду заполнила желтый, пустой мир. С нею об руку – по плечо ей – двоякий S, и тончайше-бумажный доктор, и кто-то четвертый – запомнились только его пальцы: они вылетали из рукавов юнифы, как пучки лучей – необычайно тонкие, белые, длинные. I подняла руку, помахала мне; через голову I – нагнулась к тому с пальцами-лучами. Мне послышалось слово «Интеграл»: все четверо оглянулись на меня; и вот уже потерялись в серо-голубом небе, и снова – желтый, иссушенный путь.

Вечером в тот день у нее был розовый билет ко мне. Я стоял перед нумератором – и с нежностью, с ненавистью умолял его, чтобы щелкнул, чтобы в белом прорезе появилось скорее: I-330. Хлопала дверь, выходили из лифта бледные, высокие, розовые, смуглые; падали кругом шторы. Ее не было. Не пришла.

И может быть, как раз сию минуту, ровно в 22, когда я пишу это – она, закрывши глаза, так же прислоняется к кому-то плечом и так же говорит кому-то: «Ты любишь?» Кому? Кто он? Этот, с лучами-пальцами, или губастый, брызжущий R? Или S?

S… Почему все дни я слышу за собой его плоские, хлюпающие, как по лужам, шаги? Почему он все дни за мной – как тень? Впереди, сбоку, сзади, серо-голубая, двухмерная тень: через нее проходят, на нее наступают, но она все так же неизменно здесь, рядом, привязанная невидимой пуповиной. Быть может, эта пуповина – она, I? Не знаю. Или, быть может, им, Хранителям, уже известно, что я…

Если бы вам сказали: ваша тень видит вас, все время видит. Понимаете? И вот вдруг – у вас странное ощущение: руки – посторонние, мешают, и я ловлю себя на том, что нелепо, не в такт шагам, размахиваю руками. Или вдруг – непременно оглянуться, а оглянуться нельзя, ни за что, шея – закована. И я бегу, бегу все быстрее и спиною чувствую: быстрее за мною тень, и от нее – никуда, никуда…

У себя в комнате – наконец один. Но тут другое: телефон. Опять беру трубку: «Да, I-330, пожалуйста». И снова в трубке – легкий шум, чьи-то шаги в коридоре – мимо дверей ее комнаты, и молчание… Бросаю трубку – и не могу, не могу больше. Туда – к ней.

Это было вчера. Побежал туда и целый час, от 16 до 17, бродил около дома, где она живет. Мимо, рядами, нумера. В такт сыпались тысячи ног, миллионноногий левиафан, колыхаясь, плыл мимо. А я один, выхлестнут бурей на необитаемый остров, и ищу, ищу глазами в серо-голубых волнах.

Вот сейчас откуда-нибудь – остро-насмешливый угол поднятых к вискам бровей и темные окна глаз, и там, внутри, пылает камин, движутся чьи-то тени. И я прямо туда, внутрь, и скажу ей «ты» – непременно «ты»: «Ты же знаешь – я не могу без тебя. Так зачем же?»

Но она молчит. Я вдруг слышу тишину, вдруг слышу – Музыкальный Завод и понимаю: уже больше 17, все давно ушли, я один, я опоздал. Кругом – стеклянная, залитая желтым солнцем пустыня. Я вижу: как в воде – стеклянной глади подвешены вверх ногами опрокинутые, сверкающие стены, и опрокинуто, насмешливо, вверх ногами подвешен я.

Мне нужно скорее, сию же секунду – в Медицинское Бюро получить удостоверение, что я болен, иначе меня возьмут и – А может быть, это и будет самое лучшее. Остаться тут и спокойно ждать, пока увидят, доставят в Операционное – сразу все кончить, сразу все искупить.

Легкий шорох, и передо мною – двоякоизогнутая тень. Я не глядя чувствовал, как быстро ввинтились в меня два серо-стальных сверла, изо всех сил улыбнулся и сказал – что-нибудь нужно было сказать:

– Мне… мне надо в Медицинское Бюро.

– За чем же дело? Чего же вы стоите здесь?

Нелепо опрокинутый, подвешенный за ноги, я молчал, весь полыхая от стыда.

– Идите за мной, – сурово сказал S.

Я покорно пошел, размахивая ненужными, посторонними руками. Глаз нельзя было поднять, все время шел в диком, перевернутом вниз головой мире: вот какие-то машины – фундаментом вверх, и антиподно приклеенные ногами к потолку люди, и еще ниже – скованное толстым стеклом мостовой небо. Помню: обидней всего было, что последний раз в жизни я увидел это вот так, опрокинуто, не по-настоящему. Но глаз поднять было нельзя.

Остановились. Передо мною – ступени. Один шаг – и я увижу: фигуры в белых докторских фартуках, огромный немой Колокол…

С силой, каким-то винтовым приводом, я наконец оторвал глаза от стекла под ногами – вдруг в лицо мне брызнули золотые буквы «Медицинское»… Почему он привел меня сюда, а не в Операционное, почему он пощадил меня – об этом я в тот момент даже и не подумал: одним скачком – через ступени, плотно захлопнул за собой дверь – и вздохнул. Так: будто с самого утра я не дышал, не билось сердце – и только сейчас вздохнул первый раз, только сейчас раскрылся шлюз в груди…

Двое: один – коротенький, тумбоногий – глазами, как на рога, подкидывал пациентов, и другой – тончайший, сверкающие ножницы-губы, лезвие-нос… Тот самый.

Я кинулся к нему, как к родному, прямо на лезвия – что-то о бессоннице, снах, тени, желтом мире. Ножницы-губы сверкали, улыбались.

– Плохо ваше дело! По-видимому, у вас образовалась душа.

Душа? Это странное, древнее, давно забытое слово. Мы говорили иногда «душа в душу», «равнодушно», «душегуб», но душа —

– Это… очень опасно, – пролепетал я.

– Неизлечимо, – отрезали ножницы.

– Но… собственно, в чем же суть? Я как-то не… не представляю.

– Видите… как бы это вам… Ведь вы математик?

– Да.

– Так вот – плоскость, поверхность, ну вот это зеркало. И на поверхности мы с вами, вот – видите, и щурим глаза от солнца, и эта синяя электрическая искра в трубке, и вон – мелькнула тень аэро. Только на поверхности, только секундно. Но представьте – от какого-то огня эта непроницаемая поверхность вдруг размягчилась, и уж ничто не скользит по ней – все проникает внутрь, туда, в этот зеркальный мир, куда мы с любопытством заглядываем детьми – дети вовсе не так глупы, уверяю вас. Плоскость стала объемом, телом, миром, и это внутри зеркала – внутри вас – солнце, и вихрь от винта аэро, и ваши дрожащие губы, и еще чьи-то. И понимаете: холодное зеркало отражает, отбрасывает, а это – впитывает, и от всего след – навеки. Однажды еле заметная морщинка у кого-то на лице – и она уже навсегда в вас; однажды вы услышали: в тишине упала капля – и вы слышите сейчас…

– Да, да, именно… – я схватил его за руку. Я слышал сейчас: из крана умывальника – медленно капают капли в тишину. И я знал, это – навсегда. Но все-таки почему же вдруг душа? Не было, не было – и вдруг… Почему ни у кого нет, а у меня…

Я еще крепче вцепился в тончайшую руку: мне жутко было потерять спасательный круг.

– Почему? А почему у нас нет перьев, нет крыльев – одни только лопаточные кости – фундамент для крыльев? Да потому что крылья уже не нужны – есть аэро, крылья только мешали бы. Крылья – чтобы летать, а нам уже некуда: мы – прилетели, мы – нашли. Не так ли?

Я растерянно кивнул головой. Он посмотрел на меня, рассмеялся остро, ланцетно. Тот, другой, услышал, тумбоного протопал из своего кабинета, глазами подкинул на рога моего тончайшего доктора, подкинул меня.

– В чем дело? Как: душа? Душа, вы говорите? Черт знает что! Этак мы скоро и до холеры дойдем. Я вам говорил (тончайшего на рога) – я вам говорил: надо у всех – у всех фантазию… Экстирпировать фантазию. Тут только хирургия, только одна хирургия…

Он напялил огромные рентгеновские очки, долго ходил кругом и вглядывался сквозь кости черепа – в мой мозг, записывал что-то в книжку.

– Чрезвычайно, чрезвычайно любопытно! Послушайте: а не согласились бы вы… заспиртоваться? Это было бы для Единого Государства чрезвычайно… это помогло бы нам предупредить эпидемию… Если у вас, разумеется, нет особых оснований…

– Видите ли, – сказал он, – нумер Д-503 – строитель «Интеграла», и я уверен – это нарушило бы…

– А-а, – промычал тот и затумбовал назад в свой кабинет.

Мы остались вдвоем. Бумажная рука легко, ласково легла на мою руку, профильное лицо близко нагнулось ко мне; он шепнул:

– По секрету скажу вам – это не у вас одного. Мой коллега недаром говорит об эпидемии. Вспомните-ка, разве вы сами не замечали у кого-нибудь похожее – очень похожее, очень близкое… – он пристально посмотрел на меня. На что он намекает – на кого? Неужели —

– Слушайте… – я вскочил со стула. Но он уже громко заговорил о другом:

– …А от бессонницы, от этих ваших снов – могу вам одно посоветовать: побольше ходите пешком. Вот возьмите и завтра же с утра прогуляйтесь… ну хоть бы к Древнему Дому.

Он опять проколол меня глазами, улыбался тончайше. И мне показалось: я совершенно ясно увидел завернутое в тонкую ткань этой улыбки слово – букву – имя, единственное имя… Или это опять только фантазия?

Я еле дождался, пока написал он мне удостоверение о болезни на сегодня и на завтра, еще раз молча крепко сжал ему руку и выбежал наружу.

Сердце – легкое, быстрое, как аэро, и несет, несет меня вверх. Я знал: завтра – какая-то радость. Какая?

Learn languages from TV shows, movies, news, articles and more! Try LingQ for FREE

Замятин - Мы - Запись 16-я Zamyatin - Wir - Eintrag 16 Zamyatin - Us - Entry 16 Zamyatin - Nosotros - Entrada 16 Zamyatin - Nous - Entrée 16 Zamyatin - Noi - Voce 16 Zamyatin - Ons - Toegang 16 Zamyatin - Nós - Entrada 16

Запись 16-я. Конспект: Желтое. Двухмерная тень. Неизлечимая душа ||||two-dimensional||| Entry 16. Summary: Yellow. Two-dimensional shadow. The incurable soul.

Не записывал несколько дней. Haven't recorded in days. Не знаю сколько: все дни – один. I don't know how many: all days are one. Все дни – одного цвета – желтого, как иссушенный, накаленный песок, и ни клочка тени, ни капли воды, и по желтому песку без конца. ||||||dried up|scorched||||a speck|||||||||| All the days are the same color - yellow, like dried, heated sand, and not a shred of shadow, not a drop of water, and across the yellow sand with no end in sight. Я не могу без нее – а она, с тех пор как тогда непонятно исчезла в Древнем Доме… ||||||||||||mysteriously|||| I can't be without her - and she, ever since she then inexplicably disappeared into the Ancient House...

С тех пор я видел ее только один раз на прогулке. Два, три, четыре дня назад – не знаю: все дни – один. Two, three, four days ago - I don't know: all days are one. Она промелькнула, на секунду заполнила желтый, пустой мир. |flashed|||||| It flashed, filling the yellow, empty world for a second. С нею об руку – по плечо ей – двоякий S, и тончайше-бумажный доктор, и кто-то четвертый – запомнились только его пальцы: они вылетали из рукавов юнифы, как пучки лучей – необычайно тонкие, белые, длинные. |||||||ambiguous|||||||||||||||flew out|||||bundles||||| With her on her arm - over her shoulder - a double S, and a paper-thin doctor, and someone fourth - only his fingers were remembered: they flew out of the sleeves of the unifa like beams of rays - unusually thin, white, long. I подняла руку, помахала мне; через голову I – нагнулась к тому с пальцами-лучами. |||waved|||||||||| I raised my hand, waved to me; over my head I - bent over to the one with ray fingers. Мне послышалось слово «Интеграл»: все четверо оглянулись на меня; и вот уже потерялись в серо-голубом небе, и снова – желтый, иссушенный путь. ||||||||||||||||||||dry| I heard the word "Integral": all four looked back at me; and already lost in the gray-blue sky, and again the yellow, desiccated path.

Вечером в тот день у нее был розовый билет ко мне. That evening she had a pink slip to me. Я стоял перед нумератором – и с нежностью, с ненавистью умолял его, чтобы щелкнул, чтобы в белом прорезе появилось скорее: I-330. |||the ticket counter|||||||||||||opening||| I stood in front of the numbering machine, begging it with tenderness, with hatred, for it to click, for the white slot to appear sooner: I-330. Хлопала дверь, выходили из лифта бледные, высокие, розовые, смуглые; падали кругом шторы. was clapping||||||||tanned|||curtains The door slammed, the pale, tall, pink, swarthy ones came out of the elevator; the curtains fell all around. Ее не было. Не пришла.

И может быть, как раз сию минуту, ровно в 22, когда я пишу это – она, закрывши глаза, так же прислоняется к кому-то плечом и так же говорит кому-то: «Ты любишь?» Кому? ||||||||||||||||||leans||||||||||||| And maybe, just this minute, at exactly 22, as I write this, she is leaning with her eyes closed, leaning against someone's shoulder and saying to someone, "Do you love? Who? Кто он? Этот, с лучами-пальцами, или губастый, брызжущий R? |||||lippy|splashing| The one with the ray fingers, or the lip-smacking, splashing R? Или S?

S… Почему все дни я слышу за собой его плоские, хлюпающие, как по лужам, шаги? |||||||||flat|slurping|||puddles| S- Why do I hear his flat, squelching, puddle-like footsteps behind me all day long? Почему он все дни за мной – как тень? Why does he follow me around like a shadow all day? Впереди, сбоку, сзади, серо-голубая, двухмерная тень: через нее проходят, на нее наступают, но она все так же неизменно здесь, рядом, привязанная невидимой пуповиной. ||||blue|two-dimensional|||||||step|||||||||||by the umbilical In front, to the side, behind, a gray-blue, two-dimensional shadow: they pass through it, they step on it, but it is still invariably here, nearby, tied by an invisible umbilical cord. Быть может, эта пуповина – она, I? |||umbilical cord|| Could this umbilical cord be it, I? Не знаю. Или, быть может, им, Хранителям, уже известно, что я… ||||guardians|||| Or maybe they, the Guardians, already know that I...

Если бы вам сказали: ваша тень видит вас, все время видит. If you were told: your shadow sees you, sees you all the time. Понимаете? И вот вдруг – у вас странное ощущение: руки – посторонние, мешают, и я ловлю себя на том, что нелепо, не в такт шагам, размахиваю руками. |||||||||||||||||||||steps|wave| And then suddenly - you have a strange feeling: my hands are extraneous, they get in the way, and I catch myself waving my hands ridiculously, not in the rhythm of my steps. Или вдруг – непременно оглянуться, а оглянуться нельзя, ни за что, шея – закована. |||to look back||||||||is chained Or suddenly - surely to look back, but you can not look back, no way, the neck - chained. И я бегу, бегу все быстрее и спиною чувствую: быстрее за мною тень, и от нее – никуда, никуда… And I run, I run faster and faster, and I feel a shadow behind me faster, and there's nowhere, nowhere...

У себя в комнате – наконец один. Но тут другое: телефон. But here's the other thing: the phone. Опять беру трубку: «Да, I-330, пожалуйста». I pick up the phone again: "Yes, I-330, please. И снова в трубке – легкий шум, чьи-то шаги в коридоре – мимо дверей ее комнаты, и молчание… Бросаю трубку – и не могу, не могу больше. |||receiver||||||||||||||||||||| And again there is a slight noise on the receiver, someone's footsteps in the corridor - past the door of her room, and silence... I hang up - and I can't, I can't anymore. Туда – к ней.

Это было вчера. Побежал туда и целый час, от 16 до 17, бродил около дома, где она живет. I ran there and wandered around the house where she lived for an hour, from 16 to 17. Мимо, рядами, нумера. |rows| Past, in rows, numbers. В такт сыпались тысячи ног, миллионноногий левиафан, колыхаясь, плыл мимо. ||||||leviathan|swaying|| In rhythm, thousands of feet were crumbling, the million-legged leviathan swaying and floating by. А я один, выхлестнут бурей на необитаемый остров, и ищу, ищу глазами в серо-голубых волнах. |||thrown (by a storm)|by a storm||uninhabited||||||||| And I am alone, swept out by a storm onto a desert island, and searching, searching with my eyes in the gray-blue waves.

Вот сейчас откуда-нибудь – остро-насмешливый угол поднятых к вискам бровей и темные окна глаз, и там, внутри, пылает камин, движутся чьи-то тени. Right now, from somewhere, the sharp, mocking corner of his eyebrows raised to his temples and the dark windows of his eyes, and there, inside, the fireplace blazing, someone's shadows moving. И я прямо туда, внутрь, и скажу ей «ты» – непременно «ты»: «Ты же знаешь – я не могу без тебя. And I'll go right in there and tell her "you" - definitely "you: "You know I can't do it without you. Так зачем же?» So why?"

Но она молчит. Я вдруг слышу тишину, вдруг слышу – Музыкальный Завод и понимаю: уже больше 17, все давно ушли, я один, я опоздал. I suddenly hear silence, suddenly I hear - Music Factory and I realize: it's over 17, everyone has long gone, I'm alone, I'm late. Кругом – стеклянная, залитая желтым солнцем пустыня. All around is a glassy, yellow sun-drenched desert. Я вижу: как в воде – стеклянной глади подвешены вверх ногами опрокинутые, сверкающие стены, и опрокинуто, насмешливо, вверх ногами подвешен я. ||||||smoothness|suspended|||upside down||||upside down||||suspended| I see: as in water - a glassy smoothness suspended upside down, gleaming walls, and overturned, mockingly, upside down suspended me.

Мне нужно скорее, сию же секунду – в Медицинское Бюро получить удостоверение, что я болен, иначе меня возьмут и – А может быть, это и будет самое лучшее. ||||||||||||||||take|||||||||best I've got to get to the Medical Bureau right away, right now, to get a certificate that I'm sick, or they'll take me and - And maybe that would be the best thing. Остаться тут и спокойно ждать, пока увидят, доставят в Операционное – сразу все кончить, сразу все искупить. |||||||deliver||||||||redeem To stay here and calmly wait to be seen and taken to the Operating Room - to cum all at once, to redeem all at once.

Легкий шорох, и передо мною – двоякоизогнутая тень. A slight rustle, and in front of me is a double-curved shadow. Я не глядя чувствовал, как быстро ввинтились в меня два серо-стальных сверла, изо всех сил улыбнулся и сказал – что-нибудь нужно было сказать: ||looking||||||||gray||drills||||||||||| Without looking, I could feel the two gray-steel drills screwed into me quickly, smiled as hard as I could, and said-something had to be said:

– Мне… мне надо в Медицинское Бюро.

– За чем же дело? - What's the point? Чего же вы стоите здесь? What are you standing there for?

Нелепо опрокинутый, подвешенный за ноги, я молчал, весь полыхая от стыда. |overturned|suspended||||||burning|| Ridiculously toppled over, suspended by my legs, I was silent, burning with shame.

– Идите за мной, – сурово сказал S. - Follow me," said S. sternly.

Я покорно пошел, размахивая ненужными, посторонними руками. |obediently||||strange| I went obediently, waving unnecessary, extraneous hands. Глаз нельзя было поднять, все время шел в диком, перевернутом вниз головой мире: вот какие-то машины – фундаментом вверх, и антиподно приклеенные ногами к потолку люди, и еще ниже – скованное толстым стеклом мостовой небо. |||||||||upside down||||||||upwards||||stuck||||||||bound|||the sidewalk| It was impossible to lift my eyes, all the time I was walking in a wild, upside down world: here are some cars - foundations up, and antipodean people glued to the ceiling with their feet, and even lower - the sky bound by the thick glass of the sidewalk. Помню: обидней всего было, что последний раз в жизни я увидел это вот так, опрокинуто, не по-настоящему. |hurtful|||||||||||||upturned||| I remember: the most hurtful thing was that for the last time in my life I saw it like that, overturned, not real. Но глаз поднять было нельзя.

Остановились. stopped Передо мною – ступени. in front of|| Один шаг – и я увижу: фигуры в белых докторских фартуках, огромный немой Колокол… ||||||||coats|in white doctor's aprons||| One step and I will see: figures in white doctor's aprons, a huge mute Bell...

С силой, каким-то винтовым приводом, я наконец оторвал глаза от стекла под ногами – вдруг в лицо мне брызнули золотые буквы «Медицинское»… Почему он привел меня сюда, а не в Операционное, почему он пощадил меня – об этом я в тот момент даже и не подумал: одним скачком – через ступени, плотно захлопнул за собой дверь – и вздохнул. ||||with a screw|with (some) screw drive|||||||||||||splashed||||||||here|||||||spared|||||||||||||in one leap||||||||| With force, some kind of screw drive, I finally tore my eyes away from the glass under my feet - suddenly the golden letters "Medical" splashed in my face... Why he brought me here and not to the Operating Room, why he spared me - I did not even think about it at that moment: with one leap - over the steps, tightly slammed the door behind me - and sighed. Так: будто с самого утра я не дышал, не билось сердце – и только сейчас вздохнул первый раз, только сейчас раскрылся шлюз в груди… So: as if I hadn't breathed since this morning, as if my heart hadn't beaten - and only now I breathed for the first time, only now the floodgate in my chest opened...

Двое: один – коротенький, тумбоногий – глазами, как на рога, подкидывал пациентов, и другой – тончайший, сверкающие ножницы-губы, лезвие-нос… Тот самый. ||short|with short legs||||||||||||||||that Two of them: one was short, stumpy - with eyes like horns, tossing patients, and the other was thin, shiny scissor-mouth, blade-nose... The same one.

Я кинулся к нему, как к родному, прямо на лезвия – что-то о бессоннице, снах, тени, желтом мире. |||||||||the blades|||||||| I threw myself at him as if he were my own, right on the blades-something about insomnia, dreams, shadows, a yellow world. Ножницы-губы сверкали, улыбались. Scissor lips glistened, smiling.

– Плохо ваше дело! - Your case is bad! По-видимому, у вас образовалась душа. Apparently, you have formed a soul.

Душа? Это странное, древнее, давно забытое слово. It's a strange, ancient, long-forgotten word. Мы говорили иногда «душа в душу», «равнодушно», «душегуб», но душа — |||||||soul-killer|| We used to say sometimes "soul to soul," "indifferent," "soul to soul," but soul to

– Это… очень опасно, – пролепетал я. - It's... very dangerous," I muttered.

– Неизлечимо, – отрезали ножницы. - Incurable," the scissors cut off.

– Но… собственно, в чем же суть? - But... actually, what's the point? Я как-то не… не представляю. I somehow don't... I have no idea.

– Видите… как бы это вам… Ведь вы математик? |||||||mathematician - You see... how would you put it... You're a mathematician, aren't you?

– Да.

– Так вот – плоскость, поверхность, ну вот это зеркало. ||plane|surface|||| - So - the plane, the surface, well, this mirror. И на поверхности мы с вами, вот – видите, и щурим глаза от солнца, и эта синяя электрическая искра в трубке, и вон – мелькнула тень аэро. |||||||||squint|||||||electric|||tube(1)||||| And on the surface you and I, there - you see, and squinting our eyes from the sun, and that blue electric spark in the tube, and over there - the shadow of an aero flashed. Только на поверхности, только секундно. ||||second Only on the surface, only for a second. Но представьте – от какого-то огня эта непроницаемая поверхность вдруг размягчилась, и уж ничто не скользит по ней – все проникает внутрь, туда, в этот зеркальный мир, куда мы с любопытством заглядываем детьми – дети вовсе не так глупы, уверяю вас. |||||||impenetrable|||softened||||||||||||||||||||peep|||||||| But just imagine - some fire has suddenly softened this impenetrable surface, and nothing slides over it - everything penetrates it, this mirror world, where we curiously look into as children - children are not so stupid, I assure you. Плоскость стала объемом, телом, миром, и это внутри зеркала – внутри вас – солнце, и вихрь от винта аэро, и ваши дрожащие губы, и еще чьи-то. ||three-dimensional|||||||||||||the propeller||||||||| The plane has become a volume, a body, a world, and it's inside the mirror - inside you is the sun, and the swirl from the aero propeller, and your trembling lips, and someone else's. И понимаете: холодное зеркало отражает, отбрасывает, а это – впитывает, и от всего след – навеки. |||||reflects|||absorbs||||| And you see: a cold mirror reflects, it rejects, and this one absorbs, and everything leaves a trace forever. Однажды еле заметная морщинка у кого-то на лице – и она уже навсегда в вас; однажды вы услышали: в тишине упала капля – и вы слышите сейчас… Once a faint wrinkle in someone's face, and it's in you forever; once you heard: a drop fell in the silence, and you hear it now...

– Да, да, именно… – я схватил его за руку. Я слышал сейчас: из крана умывальника – медленно капают капли в тишину. |||||sink||||| I heard it now: from the washbasin faucet - slowly dripping into the silence. И я знал, это – навсегда. Но все-таки почему же вдруг душа? But still, why the soul all of a sudden? Не было, не было – и вдруг… Почему ни у кого нет, а у меня… |||||||||anyone|none||| I didn't have it, I didn't have it, and then suddenly... Why does no one else have it, but I do?

Я еще крепче вцепился в тончайшую руку: мне жутко было потерять спасательный круг. |||||the delicate||||||life buoy|lifebuoy I clung even tighter to the thin hand: I was terrified of losing my lifeline.

– Почему? А почему у нас нет перьев, нет крыльев – одни только лопаточные кости – фундамент для крыльев? ||||||||||scapular|||| And why do we have no feathers, no wings - just scapular bones - the foundation for wings? Да потому что крылья уже не нужны – есть аэро, крылья только мешали бы. |||||||||wings||| Yes, because we don't need wings anymore - we have aero, wings would only get in the way. Крылья – чтобы летать, а нам уже некуда: мы – прилетели, мы – нашли. Wings - to fly, and we have nowhere else to go: we - flew, we - found. Не так ли?

Я растерянно кивнул головой. Он посмотрел на меня, рассмеялся остро, ланцетно. ||||||sharply He looked at me, laughed a sharp, lancet-like laugh. Тот, другой, услышал, тумбоного протопал из своего кабинета, глазами подкинул на рога моего тончайшего доктора, подкинул меня. ||||rushed|||||glanced (with eyes)||||finest||| The one, the other one, heard it, stomped out of his office, eyes to the horns of my thinnest doctor, tossed me over.

– В чем дело? Как: душа? |soul Душа, вы говорите? Черт знает что! Этак мы скоро и до холеры дойдем. |||||to hell|get That's how we're going to get cholera. Я вам говорил (тончайшего на рога) – я вам говорил: надо у всех – у всех фантазию… Экстирпировать фантазию. |||subtlest||||||||||||to extirpate| I told you (thin on the horns) - I told you: you have to have everyone's - everyone's fantasy... Extirpate fantasy. Тут только хирургия, только одна хирургия… |||||surgery

Он напялил огромные рентгеновские очки, долго ходил кругом и вглядывался сквозь кости черепа – в мой мозг, записывал что-то в книжку. |put on||X-ray||||||peered|through||skull|||||||| He put on huge X-ray glasses, walked around for a long time and peered through the bones of my skull - into my brain, writing something in a book.

– Чрезвычайно, чрезвычайно любопытно! extremely|| Послушайте: а не согласились бы вы… заспиртоваться? ||||||to get drunk Listen: wouldn't you be willing to... get alcohol? Это было бы для Единого Государства чрезвычайно… это помогло бы нам предупредить эпидемию… Если у вас, разумеется, нет особых оснований… |||||||||||warn|epidemic||||||| It would be enormous for the One State... it would help us prevent an epidemic... Unless, of course, you have special reasons...

– Видите ли, – сказал он, – нумер Д-503 – строитель «Интеграла», и я уверен – это нарушило бы… - You see," he said, "number D-503 is the builder of Integral, and I'm sure - it would violate

– А-а, – промычал тот и затумбовал назад в свой кабинет. |||||muttered and stumbled|||| - Ah," he mumbled and stumbled back into his office.

Мы остались вдвоем. Бумажная рука легко, ласково легла на мою руку, профильное лицо близко нагнулось ко мне; он шепнул: ||||||||profile|||leaned|||| A paper hand rested lightly, affectionately on my arm, a profiled face bent close to me; he whispered:

– По секрету скажу вам – это не у вас одного. ||||||||one - I'll tell you a secret - you're not the only one. Мой коллега недаром говорит об эпидемии. My colleague speaks of an epidemic for a reason. Вспомните-ка, разве вы сами не замечали у кого-нибудь похожее – очень похожее, очень близкое… – он пристально посмотрел на меня. Think back, haven't you ever noticed anything like that-very similar, very close-" he looked at me intently. На что он намекает – на кого? |||implies|| What is he hinting at - who? Неужели —

– Слушайте… – я вскочил со стула. - Look..." I jumped up from my chair. Но он уже громко заговорил о другом: |||loudly||| But he was already talking loudly about something else:

– …А от бессонницы, от этих ваших снов – могу вам одно посоветовать: побольше ходите пешком. ||insomnia||||||||recommend||| - ...And for insomnia, for these dreams of yours - I can give you one piece of advice: walk more. Вот возьмите и завтра же с утра прогуляйтесь… ну хоть бы к Древнему Дому. |||||||take a walk|||||| Take a walk tomorrow morning... at least to the Ancient House.

Он опять проколол меня глазами, улыбался тончайше. ||pierced|||| He pierced me with his eyes again, smiling thinly. И мне показалось: я совершенно ясно увидел завернутое в тонкую ткань этой улыбки слово – букву – имя, единственное имя… Или это опять только фантазия? |||||||wrapped||||||||||||||| And it seemed to me: I saw quite clearly a word - a letter - a name, the only name - wrapped in the thin fabric of that smile... Or was it just a fantasy again?

Я еле дождался, пока написал он мне удостоверение о болезни на сегодня и на завтра, еще раз молча крепко сжал ему руку и выбежал наружу. I barely waited for him to write me a sick note for today and for tomorrow, once again silently squeezed his hand tightly and ran outside.

Сердце – легкое, быстрое, как аэро, и несет, несет меня вверх. My heart is light, fast, like an aeroplane, and carries, carries me upward. Я знал: завтра – какая-то радость. I knew: tomorrow is some kind of joy. Какая?