×

Mes naudojame slapukus, kad padėtume pagerinti LingQ. Apsilankę avetainėje Jūs sutinkate su mūsų slapukų politika.

image

Евгений Замятин: Мы, Замятин - Мы - Запись 20-я

Замятин - Мы - Запись 20-я

Запись 20-я. Конспект: Разряд. Материал идей. Нулевой утес

Разряд – самое подходящее определение. Теперь я вижу, что это было именно как электрический разряд. Пульс моих последних дней становится все суше, все чаще, все напряженней – полюсы все ближе – сухое потрескивание – еще миллиметр: взрыв, потом – тишина.

Во мне теперь очень тихо и пусто – как в доме, когда все ушли и лежишь один, больной, и так ясно слышишь отчетливое металлическое постукивание мыслей.

Быть может, этот «разряд» излечил меня наконец от моей мучительной «души» – и я снова стал, как все мы. По крайней мере, сейчас я без всякой боли мысленно вижу О на ступенях Куба, вижу ее в Газовом Колоколе. И если там, в Операционном, она назовет мое имя – пусть: в последний момент – я набожно и благодарно лобызну карающую руку Благодетеля. У меня по отношению к Единому Государству есть это право – понести кару, и этого права я не уступлю. Никто из нас, нумеров, не должен, не смеет отказаться от этого единственного своего – тем ценнейшего – права.

…Тихонько, металлически-отчетливо постукивают мысли; неведомый аэро уносит меня в синюю высь моих любимых абстракций. И я вижу, как здесь – в чистейшем, разреженном воздухе – с легким треском, как пневматическая шина, – лопается мое рассуждение «о действенном праве». И я вижу ясно, что это только отрыжка нелепого предрассудка древних – их идеи о «праве».

Есть идеи глиняные – и есть идеи, навеки изваянные из золота или драгоценного нашего стекла. И чтобы определить материал идеи, нужно только капнуть на него сильнодействующей кислотой. Одну из таких кислот знали и древние: reductio ad finem. Кажется, это называлось у них так; но они боялись этого яда, они предпочитали видеть хоть какое-нибудь, хоть глиняное, хоть игрушечное небо, чем синее ничто. Мы же – слава Благодетелю – взрослые, и игрушки нам не нужны.

Так вот – если капнуть на идею «права». Даже у древних – наиболее взрослые знали: источник права – сила, право – функция от силы. И вот – две чашки весов! На одной – грамм, на другой – тонна, на одной – «я», на другой – «мы», Единое Государство. Не ясно ли: допускать, что у «я» могут быть какие-то «права» по отношению к Государству, и допускать, что грамм может уравновесить тонну, – это совершенно одно и то же. Отсюда – распределение: тонне – права, грамму – обязанности; и естественный путь от ничтожества к величию: забыть, что ты – грамм, и почувствовать себя миллионной долей тонны…

Вы, пышнотелые, румяные венеряне, вы, закопченные, как кузнецы, ураниты – я слышу в своей синей тишине ваш ропот. Но поймите же вы: все великое – просто; поймите же: незыблемы и вечны только четыре правила арифметики. И великой, незыблемой, вечной – пребудет только мораль, построенная на четырех правилах. Это – последняя мудрость, это – вершина той пирамиды, на которую люди – красные от пота, брыкаясь и хрипя, карабкались веками. И с этой вершины – там, на дне, где ничтожными червями еще копошится нечто, уцелевшее в нас от дикости предков, – с этой вершины одинаковы: и противозаконная мать – О, и убийца, и тот безумец, дерзнувший бросить стихом в Единое Государство; и одинаков для них суд: довременная смерть. Это – то самое божественное правосудие, о каком мечтали каменнодомовые люди, освещенные розовыми наивными лучами утра истории: их «Бог» – хулу на Святую Церковь – карал так же, как убийство.

Вы, ураниты, – суровые и черные, как древние испанцы, мудро умевшие сжигать на кострах, – вы молчите, мне кажется, вы – со мною. Но я слышу: розовые венеряне – что-то там о пытках, казнях, о возврате к варварским временам. Дорогие мои: мне жаль вас – вы не способны философски-математически мыслить.

Человеческая история идет вверх кругами – как аэро. Круги разные – золотые, кровавые, но все они одинаково разделены на 360 градусов. И вот от нуля – вперед: 10, 20, 200, 360 градусов – опять нуль. Да, мы вернулись к нулю – да. Но для моего математически мыслящего ума ясно: нуль – совсем другой, новый. Мы пошли от нуля вправо – мы вернулись к нулю слева, и потому: вместо плюса нуль – у нас минус нуль. Понимаете?

Этот Нуль мне видится каким-то молчаливым, громадным, узким, острым, как нож, утесом. В свирепой, косматой темноте, затаив дыхание, мы отчалили от черной ночной стороны Нулевого Утеса. Века – мы, Колумбы, плыли, плыли, мы обогнули всю землю кругом, и, наконец, ура! Салют – и все на мачты: перед нами – другой, дотоле неведомый бок Нулевого Утеса, озаренный полярным сиянием Единого Государства, голубая глыба, искры радуги, солнца – сотни солнц, миллиарды радуг…

Что из того, что лишь толщиною ножа отделены мы от другой стороны Нулевого Утеса. Нож – самое прочное, самое бессмертное, самое гениальное из всего, созданного человеком. Нож – был гильотиной, нож – универсальный способ разрешить все узлы, и по острию ножа идет путь парадоксов – единственно достойный бесстрашного ума путь…

Learn languages from TV shows, movies, news, articles and more! Try LingQ for FREE

Замятин - Мы - Запись 20-я Zamyatin - Wir - Eintrag 20 Zamyatin - Us - Entry 20 Zamyatin - Nous - Entrée 20 Zamyatin - Us - Wpis 20 Zamyatin - Nós - Entrada 20 Замятін - Ми - Запис 20-й 扎米亚京 - 我们 - 条目 20

Запись 20-я. Конспект: Разряд. Материал идей. Нулевой утес |||||||cliff Eintrag 20. Gliederung: Entlastung. Ideenmaterial. Null-Klippe. Entry 20. Outline: Discharge. Material of ideas. Zero cliff.

Разряд – самое подходящее определение. category||suitable|definition Discharge is the most appropriate definition. Теперь я вижу, что это было именно как электрический разряд. |||||||||shock Now I see that it was exactly like an electrical discharge. Пульс моих последних дней становится все суше, все чаще, все напряженней – полюсы все ближе – сухое потрескивание – еще миллиметр: взрыв, потом – тишина. ||||||drier||||tenser|closer||||crackling|||||silence The pulse of my last days is getting drier, more frequent, more tense - the poles are getting closer - a dry crackle - another millimeter: an explosion, then silence.

Во мне теперь очень тихо и пусто – как в доме, когда все ушли и лежишь один, больной, и так ясно слышишь отчетливое металлическое постукивание мыслей. ||||||||||||||lie|||||||clear|metallic|knocking| It is very quiet and empty inside me now - like in a house when everyone is gone and you lie alone, sick, and you can hear so clearly the distinct metallic tapping of thoughts.

Быть может, этот «разряд» излечил меня наконец от моей мучительной «души» – и я снова стал, как все мы. Maybe this "discharge" finally cured me of my painful "soul"-and I became like all of us again. По крайней мере, сейчас я без всякой боли мысленно вижу О на ступенях Куба, вижу ее в Газовом Колоколе. ||||||||||||||||||bell At least now I can mentally see O on the steps of the Cube without any pain, I can see her in the Gas Bell. И если там, в Операционном, она назовет мое имя – пусть: в последний момент – я набожно и благодарно лобызну карающую руку Благодетеля. |||||||||||||||||kiss|the punishing|| And if there, in the Operating Room, she calls my name - let it be: at the last moment - I will piously and gratefully lob the punishing hand of the Benefactor. У меня по отношению к Единому Государству есть это право – понести кару, и этого права я не уступлю. ||||||||||to endure|punishment||||||will not give up I have this right in relation to the One State to suffer retribution, and this right I will not surrender. Никто из нас, нумеров, не должен, не смеет отказаться от этого единственного своего – тем ценнейшего – права. |||||||must not|||||||the most valuable| None of us numbskulls should, dare not, give up this one right of ours - the more precious one.

…Тихонько, металлически-отчетливо постукивают мысли; неведомый аэро уносит меня в синюю высь моих любимых абстракций. |||||||||||the sky||| ...Quietly, metallic-clearly tapping thoughts; an unknown aero takes me to the blue heights of my favorite abstractions. И я вижу, как здесь – в чистейшем, разреженном воздухе – с легким треском, как пневматическая шина, – лопается мое рассуждение «о действенном праве». |||||||rare||||||pneumatic|tire|bursts||reasoning||effective| And I see here - in the purest, thinnest air - with a slight crackle, like a pneumatic tire - my reasoning "about effective law" bursts. И я вижу ясно, что это только отрыжка нелепого предрассудка древних – их идеи о «праве». |||||||a belch||prejudice||||| And I see clearly that this is only a belching of the ridiculous prejudice of the ancients - their idea of "right".

Есть идеи глиняные – и есть идеи, навеки изваянные из золота или драгоценного нашего стекла. ||clay|||||sculpted|||||| There are ideas of clay - and there are ideas forever sculpted in gold or our precious glass. И чтобы определить материал идеи, нужно только капнуть на него сильнодействующей кислотой. |||||||drop|||strong-acting|acid And to determine the material of an idea, you only need to drop some strong acid on it. Одну из таких кислот знали и древние: reductio ad finem. |||acids|||ancients|to the end|to|to the end The ancients also knew one of these acids: reductio ad finem. Кажется, это называлось у них так; но они боялись этого яда, они предпочитали видеть хоть какое-нибудь, хоть глиняное, хоть игрушечное небо, чем синее ничто. ||||||||feared||||||||||clay||toy|||| I think they called it that; but they were afraid of that poison, they preferred to see any, even a clay, even a toy sky, than blue nothingness. Мы же – слава Благодетелю – взрослые, и игрушки нам не нужны. We're adults, thank goodness, and we don't need toys.

Так вот – если капнуть на идею «права». |||drop||| So - if you dig into the idea of "entitlement". Даже у древних – наиболее взрослые знали: источник права – сила, право – функция от силы. Even with the ancients - most adults knew: the source of law is force, law is a function of force. И вот – две чашки весов! And here are the two scales! На одной – грамм, на другой – тонна, на одной – «я», на другой – «мы», Единое Государство. |||||ton|||||||| One has a gram on it, one has a ton on it, one has "I" on it, one has "we" on it, One State. Не ясно ли: допускать, что у «я» могут быть какие-то «права» по отношению к Государству, и допускать, что грамм может уравновесить тонну, – это совершенно одно и то же. |||to admit||||||||||||||||||||||||| Isn't it clear: allowing that "I" may have some "rights" with respect to the State, and allowing that a gram can balance a ton, are exactly the same thing. Отсюда – распределение: тонне – права, грамму – обязанности; и естественный путь от ничтожества к величию: забыть, что ты – грамм, и почувствовать себя миллионной долей тонны… ||||||||||||||||||||millionth|| Hence the distribution: to the ton - rights, to the gram - duties; and the natural way from nothingness to greatness: forget that you are a gram, and feel yourself a millionth of a ton....

Вы, пышнотелые, румяные венеряне, вы, закопченные, как кузнецы, ураниты – я слышу в своей синей тишине ваш ропот. |plump-bodied||the Venuses||blackened|||uranites||||||||murmur You puffy-bodied, ruddy Venusians, you blacksmith-smoked Uranites - I hear in my blue silence your murmurings. Но поймите же вы: все великое – просто; поймите же: незыблемы и вечны только четыре правила арифметики. |||||||||immutable||eternal|||rules| But understand this: all great things are simple; understand this: only the four rules of arithmetic are immutable and eternal. И великой, незыблемой, вечной – пребудет только мораль, построенная на четырех правилах. ||unshakable||will remain|||built||| And only a morality built on the four rules will be great, immutable, eternal. Это – последняя мудрость, это – вершина той пирамиды, на которую люди – красные от пота, брыкаясь и хрипя, карабкались веками. |||||||||||||struggling||wheezing|climbed| This is the final wisdom, this is the top of the pyramid that people - red with sweat, kicking and wheezing - have been climbing for centuries. И с этой вершины – там, на дне, где ничтожными червями еще копошится нечто, уцелевшее в нас от дикости предков, – с этой вершины одинаковы: и противозаконная мать – О, и убийца, и тот безумец, дерзнувший бросить стихом в Единое Государство; и одинаков для них суд: довременная смерть. |||||||||with worms||wiggles||surviving||||savagery|ancestors||||||illegal|mother|||||||who dared||in verse|||||||||timely|death And from this summit - there, at the bottom, where something that survived in us from the savagery of our ancestors still swarms with insignificant worms - from this summit are the same: the unlawful mother - O, and the murderer, and the madman who dared to throw a verse into the One State; and the same for them is the judgment: untimely death. Это – то самое божественное правосудие, о каком мечтали каменнодомовые люди, освещенные розовыми наивными лучами утра истории: их «Бог» – хулу на Святую Церковь – карал так же, как убийство. ||||justice||||stone-house||illuminated||naive||||||blasphemy||||punished|||| This is the same divine justice dreamed of by the stone-house people, illuminated by the rosy naive rays of the morning of history: their "God" - blasphemy against the Holy Church - was punished in the same way as murder.

Вы, ураниты, – суровые и черные, как древние испанцы, мудро умевшие сжигать на кострах, – вы молчите, мне кажется, вы – со мною. |||||||||who knew how to|||pyres||||||| You Uranites - stern and black as the ancient Spaniards, who wisely knew how to burn at the fires - you are silent, I think you are with me. Но я слышу: розовые венеряне – что-то там о пытках, казнях, о возврате к варварским временам. ||||Venusians|||||about torture|executions||||barbaric|times But I hear: pink Venusians - something in there about torture, executions, a return to barbaric times. Дорогие мои: мне жаль вас – вы не способны философски-математически мыслить. My dear ones: I feel sorry for you - you are not capable of philosophical and mathematical thinking.

Человеческая история идет вверх кругами – как аэро. Human history goes upward in circles - like aero. Круги разные – золотые, кровавые, но все они одинаково разделены на 360 градусов. The circles are different - golden, bloody, but they are all the same 360 degree separation. И вот от нуля – вперед: 10, 20, 200, 360 градусов – опять нуль. And so from zero - forward: 10, 20, 200, 360 degrees - zero again. Да, мы вернулись к нулю – да. Но для моего математически мыслящего ума ясно: нуль – совсем другой, новый. ||||thinking||||completely|| But it's clear to my math-minded mind: zero is different, new. Мы пошли от нуля вправо – мы вернулись к нулю слева, и потому: вместо плюса нуль – у нас минус нуль. |||||||||||||plus||||| We went from zero to the right - we went back to zero to the left, and therefore: instead of plus zero - we have minus zero. Понимаете?

Этот Нуль мне видится каким-то молчаливым, громадным, узким, острым, как нож, утесом. ||||||silent|huge|||||a cliff I see this Null as some silent, enormous, narrow, knife-sharp cliff. В свирепой, косматой темноте, затаив дыхание, мы отчалили от черной ночной стороны Нулевого Утеса. |the fierce|into the hairy|||||set sail|||||Zero| In the fierce, slanting darkness, breathless, we set off from the black night side of Zero Cliff. Века – мы, Колумбы, плыли, плыли, мы обогнули всю землю кругом, и, наконец, ура! ||Columbus||||circumnavigated|||||| For centuries - we Columbuses have sailed, sailed, sailed, we have circled the earth round and round, and finally, hurrah! Салют – и все на мачты: перед нами – другой, дотоле неведомый бок Нулевого Утеса, озаренный полярным сиянием Единого Государства, голубая глыба, искры радуги, солнца – сотни солнц, миллиарды радуг… ||||masts||||until then|||||illuminated|polar|||||block|||||||rainbows Salute - and all to the masts: before us - another, hitherto unknown side of the Zero Cliff, illuminated by the polar glow of the One State, a blue block, sparks of rainbows, suns - hundreds of suns, billions of rainbows ...

Что из того, что лишь толщиною ножа отделены мы от другой стороны Нулевого Утеса. |||||thickness of|||||||zero| So what if we're only a knife's breadth away from the other side of Zero Cliff. Нож – самое прочное, самое бессмертное, самое гениальное из всего, созданного человеком. ||durable||immortal|||||created| The knife is the most durable, the most timeless, the most ingenious of all things created by man. Нож – был гильотиной, нож – универсальный способ разрешить все узлы, и по острию ножа идет путь парадоксов – единственно достойный бесстрашного ума путь… ||guillotine||||||knots|||blade||||paradoxes|||fearless|| The knife was the guillotine, the knife is the universal way to resolve all knots, and along the knife edge goes the path of paradoxes - the only way worthy of the fearless mind...