Разговор с Аллой Демидовой. О Шекспире, переводах, жизни за границей.
– Здравствуйте Алла Сергеевна.
– Добрый день.
– Алла Сергеевна, вы говорите по-английски?
– Нет, французский иногда да, когда нужно.
– Я почему спрашиваю, потому что… э-э-э… ну вот что я хотел сказать... Скажем, там Бах, есть Бах. Или Моцарт, есть Моцарт. Ван Гог – Ван Гог. То есть там э-э-э… Музыку мы всегда слышим в оригинале. Живопись видим в оригинале. Литература другое дело, приходится переводить. И перевод никогда не соответствует полностью или даже близко полностью к оригиналу. Оригинал он всегда есть. Перевод, во-первых, устаревает и приходится заново, потом может быть несколько переводов разных переводчиков, а оригинал – всегда оригинал. И вот если в частности взять Шекспира, то ну я вам просто говорю как человек, который очень много этим увлекался, и знает это. Э-э-э… Русский перевод Шекспира во многом отличается от самого Шекспира, это неизбежная вещь. Значит, вы э-э-э… играли разные роли Шекспировские, меня очень интересует, Гамлета, кто только не играл из великих, театральных, но женщины почти никогда не играли. Все-таки это мужчина, так задуман Шекспиром, хотя тогда, правда, как мы с вами говорили, женщины и не играли. Э-э-э… Почему вы захотели сыграть Гамлета? Это что, м-м-м… азарт, этого никто не делал, в смысле, женщины не играли или себе надо было что-то доказывать? Что вас потянуло, чтобы вы сыграли Гамлета?
– Вы знаете что, кстати, женщины играли, даже в кино. Э-э-э… По-моему, хм… Нильсен сыграла в кино, в немом кино, но там было так, что э-э-э… родилась девочка и скрыли, что это девочка, да. Там был какой-то ход такой придуманный. Перед войной, Станиславский репетировал с какой-то своей студенткой, чтобы Гамлет был. Дело в том, что я, когда в театральное училище пришла, я пришла из университета, ну и чтобы освободится вот от этой прямой спины и застегнутых пуговиц до горла, мне Анна Андреевна Орочко, наш художественный руководитель посоветовала мне что-нибудь несвойственной мне. Я взяла тогда Гамлета, на первом курсе.
– Так…
– Ну и так далее, и так далее, и так далее. Потом, я все-таки сыграла там моно спектакль Гамлета. Э-э-э… Адаптируя. Я сначала позвонила Евгению Борисовичу Пастернаку, сыну Пастернака, мол, можно ли мне это делать. Он сказал: «Вам можно». И я сыграла это. Но что касается переводов, я помню на Таганке, когда мы играли «Гамлета», как-то приехали английские актеры, которые тоже играли соответственно «Гамлета». Потом пришли за кулисы и сказали: «вы-то счастливые, вы играете Пастернака, а мы-то Шекспира средневекового»…
– (смеется)
– …это первое, а второе, конечно переводы. Вы знаете, одна из моих таких любимых книг, таких… бессонных – «Трое в одной лодке, не считая собаки». И там, две главы, в каком бы настроение я не была, я всегда смеюсь. Когда дядюшка Поджер вешает картину и когда они открывают без ножа эту консервную банку. Всегда смеюсь. Наконец, эта книжка превратилась в листочки. Э-э-э…Я спустилась в книжный магазин в нашем доме, смотрю новый перевод Донского. А Донской это… в свое время перевел на Таганке «Тартюф». А «Тартюф», кстати, тоже вот Мольер очень трудно играть его переводили, видите «bonjour» – вверх все время, да? А тут «здрасте», ну и так далее и получался…
– Да, да, да, да…
– … бытовой, бытовой, скучный театр, а не французское, такое шампанское, да. Он перевел очень точно и тогда «Тартюф» на Таганке очень хорошо был принят. И вот, Донской переводит трое в одной лодке, я покупаю, читаю. Не смешно.
– Ага.
– Я подумала, может быть, я в другом настроении…
– Вот.
– …беру свои листочки. Нет, очень смешно! Не смешно, хотя очень умный, образованный человек. Он там… эм… доктор математических наук и так далее. И хорошо знает английский, но не смешно!
– Вот.
– Да.
– Так оно и есть.
– Да.
– Я очень часто об этом думаю…
– Да.
– Эта э-э-э… пьеса Шекспира же «Юлий Цезарь», когда э-э-э… Цезарь убит и выступает сначала Брут э-э-э…, а потом выступает э-э-э… значит…. Ну сподвижник Цезаря, ну который потом у него роман был с Клеопатрой эээ… Вдруг вылетело из головы, ну неважно, он обращается к толпе и говорит по-английски: «Friends romans countrymen lend me your ears…”. Э-э-э… Марк Антонио, значит, он говорит так: «Друзья, римляне, сограждане одолжите мне ваши уши…». По-русски это ж так не скажешь…
– Ну да.
– … значит надо найти вот этот образ, а оказывается….
– ну кстати, на современный язык можно и найти
– это трудно
– настройте свой слух на мои речи
– ну да, что-нибудь такое, да, хорошо.
– Вот знаете, я никогда не читаю вот в своих поэтических концертах переводы. Никогда! Потому что, переводы э-э-э… невозможно перевести музыку…
– Вот, точно.
– … стихи это музыка, да.
– А вот это вот желание вообще уехать, у вас не было никогда? Ну были темные времена э-э-э… в Советском Союзе, да и сегодня. У вас не было желания просто плюнуть, как Глинка, хлопнуть дверью и …?
– Вы знаете, мне повезло. Я довольно таки рано стала выезжать за границу на «Недели советских фильмов». И поэтому очень рано узнала заграницу и их жизнь.
– Так.
– Но когда, в 77-м году «Таганка» полтора месяца была во Франции, я влюбилась в Париж и во Францию. И потом каждый год, каждый год по два, по три месяца жила по приглашению. Каждый год. Э-э-э…
– Здорово.
– Последнее время я перестала это делать. Э-э-э… Но, три месяца и я уставала от чужой культуры...
– Все-таки.
– … от чужих реакций. Потому что у нас реакции другие на какие-то… И казалось, бы творческая интеллигенция во всех странах одинаковая. Нет! Да… но вот эти реакции на очевидное, они другие.
– Другие.
– От этого устаешь.
– Да-да, и смех другой. И вообще, многое другое. Это правда. Это правда. Это была Алла Демидова. Спасибо большое.
