×

Mes naudojame slapukus, kad padėtume pagerinti LingQ. Apsilankę avetainėje Jūs sutinkate su mūsų slapukų politika.

image

"Дама с собачкой" Антон Чехов, Антон Павлович Чехов. Дама с собачкой. Глава 2.

Антон Павлович Чехов. Дама с собачкой. Глава 2.

Прошла неделя после знакомства. Был праздничный день. В комнатах было душно, а на улицах вихрем носилась пыль, срывало шляпы. Весь день хотелось пить, и Гуров часто заходил в павильон и предлагал Анне Сергеевне то воды с сиропом, то мороженого. Некуда было деваться. Вечером, когда немного утихло, они пошли на мол, чтобы посмотреть, как придет пароход. На пристани было много гуляющих; собрались встречать кого-то, держали букеты. И тут отчетливо бросались в глаза две особенности нарядной ялтинской толпы: пожилые дамы были одеты как молодые и было много генералов. По случаю волнения на море пароход пришел поздно, когда уже село солнце, и, прежде чем пристать к молу, долго поворачивался. Анна Сергеевна смотрела в лорнетку на пароход и на пассажиров, как бы отыскивая знакомых, и когда обращалась к Гурову, то глаза у нее блестели. Она много говорила, и вопросы у нее были отрывисты, и она сама тотчас же забывала, о чем спрашивала; потом потеряла в толпе лорнетку. Нарядная толпа расходилась, уже не было видно лиц, ветер стих совсем, а Гуров и Анна Сергеевна стояли, точно ожидая, не сойдет ли еще кто с парохода. Анна Сергеевна уже молчала и нюхала цветы, не глядя на Гурова. - Погода к вечеру стала получше, - сказал он. - Куда же мы теперь пойдем? Не поехать ли нам куда-нибудь? Она ничего не ответила. Тогда он пристально посмотрел на нее и вдруг обнял ее и поцеловал в губы, и его обдало запахом и влагой цветов, и тотчас же он пугливо огляделся: не видел ли кто? - Пойдемте к вам... - проговорил он тихо. И оба пошли быстро. У нее в номере было душно, пахло духами, которые она купила в японском магазине. Гуров, глядя на не теперь, думал: "Каких только не бывает в жизни встреч! " От прошлого у него сохранилось воспоминание о беззаботных, добродушных женщинах, веселых от любви, благодарных ему за счастье, хотя бы очень короткое; и о таких, - как, например, его жена, - которые любили без искренности, с излишними разговорами, манерно, с истерией, с таким выражением, как будто то была не любовь, не страсть, а что-то более значительное; и о таких двух-трех, очень красивых, холодных, у которых вдруг промелькало на лице хищное выражение, упрямое желание взять, выхватить у жизни больше, чем она может дать, и это были не первой молодости, капризные, не рассуждающие, властные, не умные женщины, и когда Гуров охладевал к ним, то красота их возбуждала в нем ненависть, и кружева на их белье казались тогда похожими на чешую. Но тут все та же несмелость, угловатость неопытной молодости, неловкое чувство; и было впечатление растерянности, как будто кто вдруг постучал в дверь. Анна Сергеевна, эта "дама с собачкой", к тому, что произошло, отнеслась как-то особенно, очень серьезно, точно к своему падению, - так казалось, и это было странно и некстати. У нее опустились, завяли черты и по сторонам лица печально висели длинные волосы, она задумалась в унылой позе, точно грешница на старинной картине. - Нехорошо, - сказала она. - Вы же первый меня не уважаете теперь. На столе в номере был арбуз. Гуров отрезал себе ломоть и стал есть не спеша. Прошло по крайней мере полчаса в молчании. Анна Сергеевна была трогательна, от нее веяло чистотой порядочной, наивной, мало жившей женщины; одинокая свеча, горевшая на столе, едва освещала ее лицо, но было видно, что у нее нехорошо на душе. - Отчего бы я мог перестать уважать тебя? - спросил Гуров. - Ты сама не знаешь, что говоришь. - Пусть бог меня простит! - сказала она, и глаза у нее наполнились слезами. - Это ужасно. - Ты точно оправдываешься. - Чем мне оправдаться? Я дурная, низкая женщина, я себя презираю и об оправдании не думаю. Я не мужа обманула, а самое себя. И не сейчас только, а уже давно обманываю. Мой муж, быть может, честный, хороший человек, но ведь он лакей! Я не знаю, что он делает там, как служит, я знаю только, что он лакей. Мне, когда я вышла за него, было двадцать лет, меня томило любопытство, мне хотелось чего-нибудь получше; ведь есть же, - говорила я себе, - другая жизнь. Хотелось пожить! Пожить и пожить... Любопытство меня жгло... вы этого не понимаете, но, клянусь богом, я уже не могла владеть собой, со мной что-то делалось, меня нельзя было удержать, я сказала мужу, что больна, и поехала сюда... И здесь все ходила, как в угаре, как безумная... и вот я стала пошлой, дрянной женщиной, которую всякий может презирать. Гурову было уже скучно слушать, его раздражал наивный тон, это покаяние, такое неожиданное и неуместное; если бы не слезы на глазах, то можно было бы подумать, что она шутит или играет роль. - Я не понимаю, - сказал он тихо, - что же ты хочешь? Она спрятала голову у него на груди и прижалась к нему. - Верьте, верьте мне, умоляю вас... - говорила она. - Я люблю честную, чистую жизнь, а грех мне гадок, я сама не знаю, что делаю. Простые люди говорят: нечистый попутал. И я могу теперь про себя сказать, что меня попутал нечистый. - Полно, полно... - бормотал он. Он смотрел ей в неподвижные, испуганные глаза, целовал ее, говорил тихо и ласково, и она понемногу успокоилась, и веселость вернулась к ней; стали оба смеяться. Потом, когда они вышли, на набережной не было ни души, город со своими кипарисами имел совсем мертвый вид, но море еще шумело и билось о берег; один баркас качался на волнах, и на нем сонно мерцал фонарик. Нашли извозчика и поехали в Ореанду. - Я сейчас внизу в передней узнал твою фамилию: на доске написано фон Дидериц, - сказал Гуров. - Твой муж немец?? - Нет, у него, кажется, дед был немец, но сам он православный. В Ореанде сидели на скамье, недалеко от церкви, смотрели вниз на море и молчали. Ялта была едва видна сквозь утренний туман, на вершинах гор неподвижно стояли белые облака. Листва не шевелилась на деревьях, кричали цикады и однообразный, глухой шум моря, доносившийся снизу, говорил о покое, о вечном сне, какой ожидает нас. Так шумело внизу, когда еще тут не было ни Ялты, ни Ореанды, теперь шумит и будет шуметь так же равнодушно и глухо, когда нас не будет. И в этом постоянстве, в полном равнодушии к жизни и смерти каждого из нас кроется, быть может, залог нашего вечного спасения, непрерывного движения жизни на земле, непрерывного совершенства. Сидя рядом с молодой женщиной, которая на рассвете казалась такой красивой, успокоенный и очарованный в виду этой сказочной обстановки - моря, гор, облаков, широкого неба, Гуров думал о том, как, в сущности, если вдуматься, все прекрасно на этом свете, все, кроме того, что мы сами мыслим и делаем, когда забываем о высших целях бытия, о своем человеческом достоинстве. Подошел какой-то человек - должно быть, сторож, - посмотрел на них и ушел. И эта подробность показалась такой таинственной и тоже красивой. Видно было, как пришел пароход из Феодосии, освещенный утренней зарей, уже без огней. - Роса на траве, - сказала Анна Сергеевна после молчания. - Да. Пора домой. Они вернулись в город. Потом каждый полдень они встречались на набережной, завтракали вместе, обедали, гуляли, восхищались морем. Она жаловалась, что дурно спит и что у нее тревожно бьется сердце, задавала все одни и те же вопросы, волнуемая то ревностью, то страхом, что он недостаточно ее уважает. И часто на сквере в саду, когда вблизи их никого не было, он вдруг привлекал ее к себе и целовал страстно. Совершенная праздность, эти поцелуи среди белого дня, с оглядкой и страхом, как бы кто не увидел, жара, запах моря и постоянное мелькание перед глазами праздных, нарядных, сытых людей точно переродили его: он говорил Анне Сергеевне о том, как она хороша, как соблазнительна, был нетерпеливо страстен, не отходил от нее ни на шаг, а она часто задумывалась и все просила его сознаться, что он ее не уважает, нисколько не любит, а только видит в ней пошлую женщину. Почти каждый вечер попозже они уезжали куда-нибудь за город, в Ореанду или на водопад; и прогулка удавалась, впечатления неизменно всякий раз были прекрасны, величавы. Ждали, что приедет муж. Но пришло от него письмо, в котором он извещал, что у него разболелись глаза, и умолял жену поскорее вернуться домой. Анна Сергеевна заторопилась. - Это хорошо, что я уезжаю, - говорила она Гурову. - Это сама судьба. Она поехала на лошадях, и он провожал ее. Ехали целый день. Когда она садилась в вагон курьерского поезда и когда пробил второй звонок, она говорила: - Дайте я погляжу на вас еще... Погляжу еще раз. Вот так. Она не плакала, но была грустна, точно больна, и лицо у нее дрожало. - Я буду о вас думать... вспоминать, - говорила она. - Господь с вами, оставайтесь. Не поминайте лихом. Мы навсегда прощаемся, это так нужно, потому что не следовало бы вовсе встречаться. Ну, господь с вами. Поезд ушел быстро, его огни скоро исчезли, и через минуту уже не было слышно шума, точно все сговорилось нарочно, чтобы прекратить поскорее это сладкое забытье, это безумие. И, оставшись один на платформе и глядя в темную даль, Гуров слушал крик кузнечиков и гудение телеграфных проволок с таким чувством, как будто только что проснулся. И он думал о том, что вот в его жизни было еще одно похождение или приключение, и оно тоже уже кончилось, и осталось теперь воспоминание... Он был растроган, грустен и испытывал легкое раскаяние; ведь эта молодая женщина, с которой он больше уже никогда не увидится, не была с ним счастлива; он был приветлив с ней и сердечен, но все же в обращении с ней, в его тоне и ласках сквозила тенью легкая насмешка, грубоватое высокомерие счастливого мужчины, который к тому же почти вдвое старше ее. Все время она называла его добрым, необыкновенным, возвышенным; очевидно, он казался ей не тем, чем был на самом деле, значит невольно обманывал ее... Здесь на станции уже пахло осенью, вечер был прохладный. "Пора и мне на север, - думал Гуров, уходя с платформы. - Пора!"

Learn languages from TV shows, movies, news, articles and more! Try LingQ for FREE

Антон Павлович Чехов. ||Tchekhov Anton Pavlovich Chekhov. Die Dame mit dem Hund. Kapitel 2. Anton Chekhov. The Lady with the Doggy. Chapter 2. Antón Pávlovich Chéjov. Anton Pavlovich Tchekhov. La dame au chien. Chapitre 2. Anton Pavlovich Cechov. La signora con il cane. Capitolo 2. Anton Pavlovitsj Tsjechov. Dame met een hond. Hoofdstuk 2. Anton Pavlovich Chekhov. A Dama com o Cão. Capítulo 2. Anton Pavlovich Chekhov. Дама с собачкой. Глава 2.

Прошла неделя после знакомства. passed|week||meeting A week has passed since they met. Cela fait une semaine que nous nous sommes rencontrés. Tanışalı bir hafta oldu. Был праздничный день. |holiday| It was a holiday. Fue un día festivo. C'était un jour férié. Era um dia feriado. Şenlikli bir gündü. В  комнатах  было душно, а на улицах вихрем носилась пыль, срывало шляпы. |rooms(1)||stuffy||||whirlwind|whirled|dust|blew off|hats The rooms were stuffy, and in the streets there was a whirlwind of dust, tearing off hats. Las habitaciones estaban abarrotadas, las calles se llenaban de polvo y los sombreros se arrancaban. Les chambres étaient étouffantes, les rues pleines de poussière et les chapeaux arrachés. Os quartos eram abafados e as ruas estavam cheias de pó e os chapéus eram arrancados. Odalar havasızdı, sokaklar toz içindeydi ve şapkalar yırtılmıştı. Весь  день  хотелось пить, и Гуров часто заходил в павильон и предлагал Анне Сергеевне то воды  с сиропом, то мороженого. |||||||stopped by||pavilion||offered||Sergeyevna||||syrup||ice cream I was thirsty all day, and Gurov often went into the pavilion and offered Anna Sergeyevna either water with syrup or ice cream. Todo el día tenía sed, y Gurov entraba a menudo en el pabellón y ofrecía a Anna Sergeevna agua y sirope o helado. Il avait soif toute la journée et Gourov entrait souvent dans le pavillon et offrait à Anna Sergeevna tantôt de l'eau avec du sirop, tantôt de la crème glacée. Durante todo o dia tive sede, e Gurov entrava muitas vezes no pavilhão e oferecia a Anna Sergeyevna água com xarope ou gelado. Bütün gün susadılar ve Gurov sık sık pavyona gelip Anna Sergeevna'ya su, şurup ya da dondurma ikram etti. Некуда было деваться. nowhere||go There was nowhere to go. No había adónde ir. Il n'y avait nul part où aller. Não havia para onde ir. Gidecek hiçbir yer yoktu. Вечером, когда немного утихло, они пошли на мол, чтобы посмотреть,  как придет  пароход. evening|||calmed down||||pier||||arrive|steamboat In the evening, when it calmed down a bit, they went to the pier to see how the steamer would come. Al anochecer, cuando había amainado un poco, fueron al rompeolas para ver llegar el vapor. Le soir, quand cela s'était un peu calmé, ils se rendirent à l'embarcadère pour voir comment arriverait le paquebot. Ao fim da tarde, quando o tempo já tinha acalmado um pouco, foram até ao quebra-mar para ver o vapor a chegar. Akşam, hava biraz yatıştığında, vapurun gelişini izlemek için dalgakırana gittiler. На  пристани  было  много  гуляющих;  собрались  встречать кого-то, держали букеты. |pier|||strollers|gathered||||held|bouquets There were many people walking on the pier; gathered to meet someone, kept bouquets. Había muchos paseantes en el muelle; reunidos para encontrarse con alguien, sosteniendo ramos de flores. Il y avait beaucoup de promeneurs sur la jetée ; réunis pour rencontrer quelqu'un, tenant des bouquets. No cais, havia muitos passeantes; reunidos para se encontrarem com alguém, segurando ramos de flores. İskelede birileriyle buluşmak için toplanmış, ellerinde buketler olan birçok gezgin vardı. И тут отчетливо бросались в глаза  две  особенности нарядной ялтинской толпы: пожилые дамы были одеты как молодые и  было  много генералов. ||clearly|stood out||||features|colorful|Yalta|crowd|elderly|||dressed||||||generals And then two features of the elegant Yalta crowd were distinctly striking: old ladies were dressed as young and there were many generals. También aquí se apreciaban claramente dos características de la elegante multitud de Yalta: las señoras mayores iban vestidas de jóvenes y había muchos generales. Et ici, deux caractéristiques de la foule élégante de Yalta étaient clairement évidentes: les dames âgées étaient habillées comme des jeunes et il y avait de nombreux généraux. E aqui duas peculiaridades da multidão inteligente de Yalta chamaram claramente a atenção: as senhoras idosas estavam vestidas como jovens e havia muitos generais. Burada da akıllı Yalta kalabalığının iki özelliği açıkça görülüyordu: yaşlı hanımlar genç insanlar gibi giyinmişti ve çok sayıda general vardı. По случаю волнения на  море  пароход  пришел  поздно,  когда  уже  село солнце, и, прежде чем пристать к молу, долго поворачивался. |occasion|turbulence|||steamboat||||already|village|sun||before||dock||pier||turned On the occasion of unrest at sea, the steamer came late, when the sun had already set, and, before sticking to the pier, turned for a long time. Debido a la mala mar, el barco llegó tarde, cuando el sol ya se estaba poniendo, y dio una larga vuelta antes de atracar en el rompeolas. En raison d'une mer agitée, le paquebot est arrivé en retard, alors que le soleil s'était déjà couché, et avant d'atterrir à l'embarcadère, il a mis beaucoup de temps à faire demi-tour. Devido à agitação no mar, o vapor chegou tarde, quando o sol já se tinha posto, e antes de atracar no quebra-mar demorou muito tempo a dar a volta. Denizin dalgalı olması nedeniyle tekne, güneş batmak üzereyken geç geldi ve dalgakırana yanaşmadan önce uzun bir dönüş yaptı. Анна  Сергеевна смотрела в лорнетку на пароход и на пассажиров, как бы отыскивая знакомых, и когда обращалась к Гурову, то глаза у нее блестели. |Sergeyevna|||opera glasses||steamboat||||||searching||||turned||Gurov|||||sparkled Anna Sergeevna looked at the steamer and the passengers, as if searching for acquaintances, and when she turned to Gurov, her eyes sparkled. Anna Sergeevna a regardé à travers sa lorgnette le navire et les passagers, comme si elle cherchait des connaissances, et quand elle s'est tournée vers Gourov, ses yeux brillaient. Anna Sergeyevna olhou através da sua lorgnette para o vapor e para os passageiros, como se procurasse conhecidos, e quando se voltou para Gurov os seus olhos brilharam. Anna Sergeevna lorgnette'den vapura ve yolculara bakıyordu, sanki tanıdığı birini arıyordu ve Gurov'a döndüğünde gözleri parladı. Она  много  говорила,  и вопросы у нее  были  отрывисты,  и  она  сама  тотчас  же  забывала,  о  чем спрашивала; потом потеряла в толпе лорнетку. ||||||||disjointed||||immediately||forgot|||asked||lost||crowd|opera glasses She talked a lot, and her questions were abrupt, and she herself immediately forgot what she was asking; then she lost a lorgnet in the crowd. Hablaba mucho y sus preguntas eran cortantes y enseguida olvidaba lo que estaba preguntando; luego perdía su lorgnette entre la multitud. Elle parlait beaucoup, et ses questions étaient abruptes, et elle-même oublia immédiatement ce qu'elle demandait ; puis elle a perdu sa lorgnette dans la foule. Falava muito, as suas perguntas eram curtas e ela própria se esquecia imediatamente do que estava a perguntar; depois perdeu a sua lorgnette no meio da multidão. Çok konuştu, soruları kısaydı ve ne sorduğunu hemen unuttu; sonra kalabalığın içinde lorgnette'ini kaybetti. Нарядная толпа расходилась, уже не было видно лиц, ветер стих совсем, а Гуров и Анна Сергеевна  стояли,  точно  ожидая,  не  сойдет  ли  еще  кто  с парохода. festive|crowd|dispersed||||visible|||calmed||||||Sergeyevna|||waiting||come|||||steamboat The smart crowd was dispersing, no one could see the faces, the wind completely abated, and Gurov and Anna Sergeyevna stood, as if expecting if anyone else would get off the ship. La elegante multitud se marchaba, ya no se veían caras, el viento se había calmado, y Gurov y Anna Sergeevna se quedaron esperando a ver si alguien más bajaba del barco. La foule élégante se dispersait, aucun visage n'était visible, le vent s'était complètement calmé et Gurov et Anna Sergeevna se tenaient debout, comme s'ils attendaient de voir si quelqu'un d'autre descendrait du navire. A multidão esperta estava a dispersar-se, já não se viam mais caras, o vento tinha abrandado completamente, e Gurov e Anna Sergeyevna ficaram à espera de ver se mais alguém saía do vapor. Zarif kalabalık ayrılıyordu, artık yüzler görünmüyordu, rüzgâr dinmişti ve Gurov ile Anna Sergeevna tekneden başka birinin inip inmeyeceğini görmek için bekliyorlardı. Анна Сергеевна уже молчала и нюхала цветы, не глядя на Гурова. |Sergeyevna||||smelled|||||Gurov Anna Sergeevna was already silent and smelled the flowers without looking at Gurov. Anna Sergeevna ya estaba en silencio y olfateaba las flores sin mirar a Gurov. Anna Sergeevna était déjà silencieuse et reniflait les fleurs, sans regarder Gourov. Anna Sergeyevna já estava em silêncio e cheirava as flores sem olhar para Gurov. - Погода к вечеру стала получше, - сказал  он. ||evening||better|| “The weather got better by evening,” he said. - El tiempo ha mejorado por la tarde", dijo. "Le temps s'est amélioré le soir", a-t-il déclaré. - O tempo melhorou ao fim da tarde", disse. -  Куда  же  мы  теперь пойдем? - Where are we going now? - Où allons nous maintenant? Не поехать ли нам куда-нибудь? Shouldn't we go somewhere? ¿No deberíamos ir a algún sitio? Não devíamos ir a algum lado? Она ничего не ответила. She didn't answer anything. Тогда он пристально посмотрел на нее и вдруг обнял  ее  и  поцеловал  в губы, и его  обдало  запахом  и  влагой  цветов,  и  тотчас  же  он  пугливо огляделся: не видел ли кто? ||intently||||||hugged|||kissed||lips|||overwhelmed him|scent||moisture|flowers||immediately|||fearfully|looked around|||| Then he gazed at her intently and suddenly embraced her and kissed her on the lips, and the smell and moisture of flowers poured over him, and at once he looked around fearfully: did anyone see? Entonces la miró fijamente y de repente la abrazó y la besó en los labios, y el aroma y la humedad de las flores le golpearon, e inmediatamente miró a su alrededor temeroso para ver si alguien la había visto. Alors il la regarda fixement, et soudain l'embrassa et l'embrassa sur les lèvres, et il fut baigné dans l'odeur et l'humidité des fleurs, et aussitôt il se retourna timidement : quelqu'un l'avait-il vu ? Depois, olhou-a atentamente e, de repente, abraçou-a e beijou-a nos lábios, e foi invadido pelo cheiro e pela humidade das flores, e imediatamente olhou em volta com medo, perguntando-se se alguém o teria visto. Sonra ona baktı ve aniden onu kucaklayıp dudaklarından öptü ve çiçeklerin kokusu ve nemi ona çarptı ve hemen onu gören olup olmadığını görmek için korkuyla etrafına bakındı. - Пойдемте к вам... - проговорил он тихо. let's go||||| - Let's go to you ... - he said quietly. "Allons à toi..." dit-il calmement. - Vamos para tua casa... - disse ele suavemente. - Hadi senin evine gidelim. - usulca konuştu. И оба пошли быстро. And both went quickly. Et les deux sont allés vite. У нее в номере было душно, пахло духами, которые она купила в  японском магазине. |||||stuffy|smelled|perfume|||||Japanese| Her room was stuffy and smelled of perfume she had bought in a Japanese store. Sa chambre était étouffante, sentant le parfum qu'elle avait acheté dans un magasin japonais. O seu quarto estava abafado, cheirava a perfume que tinha comprado numa loja japonesa. Odası havasızdı ve bir Japon dükkânından aldığı parfüm kokuyordu. Гуров, глядя на не теперь, думал: "Каких только не бывает в  жизни встреч! Gurov|looking|||||||||||meetings Gurov, looking at not now, thought: "What meetings just do not happen in life! Gurov, mirándolo ahora, pensó: "¡Qué encuentros hay en la vida! Gurov, regardant pas maintenant, pensa: «Il y a tellement de réunions dans la vie! Gurov, olhando agora para ela, pensou: "Que quantidade de encontros há na vida! Gurov, şimdi ona bakarak şöyle düşündü: "Hayatta ne toplantılar var! "  От  прошлого  у  него  сохранилось  воспоминание  о   беззаботных, добродушных женщинах, веселых от любви, благодарных ему за счастье, хотя  бы очень короткое; и о таких, - как, например, его жена, - которые  любили  без искренности,  с  излишними  разговорами,  манерно,  с  истерией,   с   таким выражением, как будто  то  была  не  любовь,  не  страсть,  а  что-то  более значительное; и о таких двух-трех, очень красивых, холодных, у которых вдруг промелькало на лице хищное выражение, упрямое  желание  взять,  выхватить  у жизни больше, чем она может дать, и это были не первой молодости, капризные, не рассуждающие, властные, не умные женщины, и когда Гуров охладевал к  ним, то красота их возбуждала в нем ненависть, и кружева  на  их  белье  казались тогда похожими на чешую. |past|||remained|memory||carefree|good-natured||cheerful|||grateful|||||||short|||||||||||sincerity||excessive|conversations|affectedly||hysteria(1)|||expression||||||||passion|||||significant|||||three|||cold||||flashed|||predatory|expression|stubborn|desire|take|snatch|||||||||||||youth|whimsical||reflective|authoritative|not||||||grew cold||||beauty||excited||||||||||||| “From the past, he has a memory of carefree, good-natured women, cheerful with love, grateful to him for his happiness, at least very brief; and about those, such as his wife, who loved without sincerity, with excessive conversations, mannered , with hysteria, with such an expression, as if it was not love, not passion, but something more significant; and about such two or three, very beautiful, cold, who suddenly had a predatory expression on their face, a stubborn desire to take, grab more from life than it can give, and it was not the first spine, capricious, not reason, power is not a smart woman, and when Gurov grew cold to them their beauty excited his hatred, and the lace on their linen seemed then like scales. "Del pasado le quedaban recuerdos de mujeres despreocupadas, bonachonas, alegres de amor, agradecidas por su felicidad, aunque fuera muy corta; y de tales, -como, por ejemplo, su mujer-, que amaban sin sinceridad, con charla superflua, amaneradas, con histeria, con una expresión tal que parecía que no era amor, ni pasión, sino algo más significativo; Y tales dos o tres, muy bonitas y frías, en cuyo rostro destellaba de pronto una expresión depredadora, un obstinado deseo de tomar, de arrebatar a la vida más de lo que podía dar; y éstas no eran las primeras mujeres jóvenes, caprichosas, irrazonables, imperiosas, no inteligentes, y cuando Gurov se enfriaba con ellas, su belleza despertaba en él odio, y el encaje de su ropa interior parecía entonces escamas. « Du passé, il gardait le souvenir de femmes insouciantes, de bonne humeur, gaies d'amour, reconnaissantes pour le bonheur, même très court ; et de celles - comme, par exemple, sa femme - qui aimaient sans sincérité, avec discours excessif, maniéré, avec hystérie, avec une telle expression, comme si ce n'était pas de l'amour, pas de la passion, mais quelque chose de plus significatif ; et environ deux ou trois d'entre eux, très beaux, froids, qui ont soudainement affiché une expression prédatrice sur leurs visages , un désir obstiné de prendre, d'arracher plus de la vie qu'elle ne peut donner, et ce n'étaient pas les premiers jeunes, des femmes capricieuses, pas raisonnantes, dominatrices, pas intelligentes, et quand Gurov s'est refroidi envers elles, leur beauté a suscité la haine en lui , et la dentelle de leur linge ressemblait alors à des écailles. "Do passado, tinha a memória de mulheres despreocupadas, bem-humoradas, alegres de amor, gratas a ele pela felicidade, por mais breve que fosse; e de mulheres como a sua mulher, que amavam sem sinceridade, com conversas desnecessárias, com afetação, com histeria, com uma expressão como se não fosse amor, não fosse paixão, mas algo mais significativo; e de duas ou três mulheres muito bonitas e frias, cujos rostos de repente se iluminavam com uma expressão predatória, um desejo obstinado de tomar, de arrancar da vida mais do que ela podia dar, e essas não eram da primeira juventude, mulheres caprichosas, irracionais, imperiosas, pouco inteligentes, e quando Gurov se arrefecia com elas, a sua beleza fazia-o odiá-las, e as rendas das suas cuecas pareciam então escamas. "Geçmişten, kaygısız, iyi huylu, sevgiyle neşelenen, çok kısa da olsa mutluluğu için minnettar olan kadınları ve -örneğin karısı gibi- içtenlikten yoksun, gereksiz konuşmalarla, edepsizce, histeriyle, sanki aşk değil, tutku değil de daha önemli bir şeymiş gibi bir ifadeyle sevenleri hatırlıyordu; Ve çok güzel ve soğuk olan, yüzlerinde aniden yırtıcı bir ifade, inatçı bir alma arzusu, hayattan verebileceğinden fazlasını koparma arzusu parlayan iki ya da üç tanesi; ve bunlar ilk genç, kaprisli, mantıksız, buyurgan, zeki olmayan kadınlar değildi ve Gurov onlara karşı soğuk davrandığında, güzellikleri onda nefret uyandırdı ve iç çamaşırlarındaki danteller o zaman teraziye benziyordu. Но тут все та же несмелость, угловатость неопытной молодости,  неловкое чувство; и было впечатление растерянности, как будто кто  вдруг  постучал  в дверь. ||||||awkwardness|||||||impression|confusion||||||| But here there is still the same timidity, the angularity of inexperienced youth, an awkward feeling; and there was an impression of confusion, as if someone suddenly knocked on the door. Pero aquí estaba la misma indecisión, la angulosidad de la juventud inexperta, la sensación de torpeza; y había la impresión de confusión, como si alguien hubiera llamado de repente a la puerta. Mais c'est toujours la même timidité, l'angularité de la jeunesse inexpérimentée, un malaise ; et il y avait une impression de confusion, comme si quelqu'un avait soudainement frappé à la porte. Mas aqui continuava a mesma falta de ousadia, a angulosidade de uma juventude inexperiente, a sensação de incómodo; e havia uma impressão de confusão, como se alguém tivesse batido à porta de repente. Ama burada da aynı kararsızlık, deneyimsiz gençliğin köşeliliği, garip duygu vardı; ve sanki biri aniden kapıyı çalmış gibi bir kafa karışıklığı izlenimi vardı. Анна Сергеевна,  эта  "дама  с  собачкой",  к  тому,  что  произошло, отнеслась как-то особенно, очень серьезно, точно к  своему  падению,  -  так казалось, и это было странно и некстати. |||||||||||||||||||||||||||inappropriately Anna Sergeyevna, this "lady with a dog", reacted to what happened especially seriously, very seriously, as if to her fall - it seemed so, and it was strange and out of place. Anna Serguéyevna, aquella "señora del perro", se tomó lo que había sucedido de algún modo particular, muy en serio, precisamente su perdición -así lo parecía, y era extraño y fuera de lugar. Anna Sergeyevna, esta "senhora com o cão", levou muito a sério o que tinha acontecido de uma forma especial, precisamente para sua própria ruína - assim parecia, e era estranho e pouco habitual. Anna Sergeyevna, o "köpekli kadın", olanları bir şekilde özellikle, çok ciddiye aldı, tam olarak onun çöküşü - öyle görünüyordu ve garip ve yersizdi. У нее опустились, завяли черты и по сторонам лица печально висели длинные волосы, она задумалась в унылой  позе, точно грешница на старинной картине. ||dropped|wilted|||||||||||pondered||melancholy|||sinner||old-fashioned| Her features went down, her features wilted, and long hair sadly hung on the sides of her face, she thought in a dismal pose, like a sinner in an old painting. Con las facciones caídas y mustias y el largo cabello colgando tristemente a los lados de la cara, reflexionaba en una pose abatida, como una pecadora en un cuadro antiguo. As suas feições descaíam e murchavam e os seus longos cabelos pendiam tristemente para os lados do rosto, e ela cismava numa pose aborrecida, como uma pecadora num quadro antigo. Yüz hatları sarkmış ve solmuş, uzun saçları üzgün bir şekilde yüzünün kenarlarından aşağı sarkmış, eski bir tablodaki günahkâr gibi kederli bir pozda düşüncelere dalmıştı. - Нехорошо, - сказала она. not good|| - Not good," she said. - İyi değil," dedi. - Вы же первый меня не уважаете теперь. |||||respect| - You first don't respect me now. - Ahora eres el primero que me falta al respeto. - És o primeiro a desrespeitar-me agora. - Bana saygısızlık eden ilk kişi sensin. На столе в номере был арбуз. |||||watermelon There was a watermelon on the table in the room. Havia melancia na mesa da sala. Odadaki masanın üzerinde karpuz vardı. Гуров отрезал себе ломоть и стал  есть  не спеша. |cut||||||| Gurov cut off a slice for himself and began to eat slowly. Gurov se cortó un trozo y comió tranquilamente. Gurov s'est coupé une tranche et a commencé à manger lentement. Gurov cortou um pedaço e começou a comer com calma. Gurov kendine bir dilim kesti ve yavaşça yedi. Прошло по крайней мере полчаса в молчании. At least half an hour passed in silence. Pasó al menos media hora en silencio. Au moins une demi-heure se passa en silence. Passou pelo menos meia hora em silêncio. En az yarım saat sessizlik içinde geçti. Анна Сергеевна была трогательна,  от  нее  веяло  чистотой  порядочной, наивной, мало жившей  женщины;  одинокая  свеча,  горевшая  на  столе,  едва освещала ее лицо, но было видно, что у нее нехорошо на душе. |||touching|||radiated|||||lived|||candle|burning||||illuminated||||||||||| Anna Sergeevna was touching, she breathed with the purity of a decent, naive woman who lived little; a lone candle burning on the table barely illuminated her face, but it was clear that she was not well at heart. Anna Sergeevna era conmovedora, apestaba a la pureza de una mujer decente, ingenua y poco vivida; una sola vela encendida sobre la mesa apenas iluminaba su rostro, pero estaba claro que no se encontraba bien. Anna Sergeevna était touchante, elle dégageait la pureté d'une femme honnête, naïve et éphémère; une seule bougie allumée sur la table éclairait à peine son visage, mais il était clair qu'elle ne se sentait pas bien dans son âme. Anna Sergeyevna era comovente, tinha a pureza de uma mulher decente, ingénua e pouco vivida; a vela solitária que ardia sobre a mesa iluminava mal o seu rosto, mas era evidente que não estava bem do coração. Anna Sergeevna dokunaklı, saf, az yaşamış bir kadının saflığı kokuyordu; masanın üzerinde yanan tek bir mum yüzünü zar zor aydınlatıyordu ama iyi olmadığı belliydi. - Отчего бы я мог перестать уважать тебя? - Why could I stop respecting you? - ¿Por qué iba a dejar de respetarte? - Porque é que eu deixaria de te respeitar? - Sana saygı duymayı neden bırakayım? - спросил Гуров. - Ты сама не знаешь, что говоришь. “You yourself don't know what you're saying.” - Vous ne savez pas de quoi vous parlez. - Пусть бог меня простит! - May God forgive me! - ¡Que Dios me perdone! - Que Dieu me pardonne ! - Que Deus me perdoe! - Tanrı beni affetsin! - сказала она,  и  глаза  у  нее  наполнились слезами. ||||||filled| she said, and her eyes filled with tears. - disse ela, e os seus olhos encheram-se de lágrimas. - Это ужасно. - This is terrible. - C'est terrible. - Ты точно оправдываешься. ||justify - You are definitely making excuses. - Definitivamente estás poniendo excusas. - Vous avez certainement raison. - Está definitivamente a inventar desculpas. - Kesinlikle bahane uyduruyorsun. - Чем мне оправдаться? ||justify - How can I justify myself? - ¿Cuál es mi excusa? - Comment puis-je me justifier ? - Qual é a minha desculpa? - Benim bahanem ne? Я дурная, низкая женщина, я себя презираю  и  об оправдании не думаю. ||||||despise||||| I am a bad, low woman, I despise myself and do not think about justification. Soy una mujer mala, baja, me desprecio y no pienso en excusas. Je suis une femme mauvaise et basse, je me méprise et ne pense pas à la justification. Sou uma mulher má e baixa, desprezo-me a mim própria e não penso em justificações. Ben kötü, alçak bir kadınım, kendimi küçümsüyorum ve mazeret düşünmüyorum. Я не мужа обманула, а самое себя. I did not deceive my husband, but myself. No engañé a mi marido, me engañé a mí misma. Je n'ai pas trompé mon mari, mais moi-même. Eu não enganei o meu marido, enganei-me a mim própria. И не сейчас только, а уже давно обманываю. |||||||deceive And not only now, but for a long time I’m deceiving. Et pas seulement maintenant, mais depuis longtemps je trompe. Мой муж, быть может, честный, хороший человек, но  ведь он лакей! ||||honest||||||lackey My husband may be an honest, good man, but he is a lackey! ¡Mi marido puede ser un hombre honesto y bueno, pero es un lacayo! Mon mari est peut-être un homme honnête et bon, mais c'est un laquais ! O meu marido pode ser um homem honesto e bom, mas é um lacaio! Kocam dürüst ve iyi bir adam olabilir ama o bir uşak! Я не знаю, что он делает там, как служит, я знаю  только,  что  он лакей. I don't know what he does there, how he serves, I only know that he is a footman. Je ne sais pas ce qu'il fait là, comment il sert, je sais seulement que c'est un laquais. Мне,  когда  я  вышла  за  него,  было  двадцать  лет,  меня  томило любопытство, мне хотелось чего-нибудь получше; ведь есть же,  -  говорила  я себе, - другая жизнь. |||||||||||curiosity|||||||||||||life When I married him I was twenty years old, curiosity tormented me, I wanted something better; there is, I said to myself, another life. Tenía veinte años cuando me casé con él, y sentía curiosidad, quería algo mejor; había, me decía, otra vida. J'avais vingt ans quand je l'ai épousé, j'étais tourmenté par la curiosité, je voulais quelque chose de mieux ; après tout, il y a, - me disais-je, - une autre vie. Tinha vinte anos quando casei com ele, era curiosa, queria algo melhor; havia, disse a mim própria, outra vida. Onunla evlendiğimde yirmi yaşındaydım ve merak ediyordum, daha iyi bir şey istiyordum; kendime başka bir hayat olduğunu söyledim. Хотелось пожить! I wanted to live! je voulais vivre ! Пожить и пожить...  Любопытство  меня жгло... вы этого не понимаете, но, клянусь богом, я  уже  не  могла  владеть собой, со мной что-то делалось, меня нельзя было удержать, я  сказала  мужу, что больна, и  поехала  сюда...  И  здесь  все  ходила,  как  в  угаре,  как безумная... и вот я стала пошлой, дрянной  женщиной,  которую  всякий  может презирать. live|||||burned||||||swear||||||control||||||||||hold||||||||||||went|||frenzy|||||||vulgar|terrible|||||despise To live and live ... Curiosity burned me ... you do not understand this, but, I swear to God, I could no longer control myself, something was done to me, I could not be restrained, I told my husband that I was sick, and I went here ... And here everything went as if in a frenzy, like a mad woman ... and so I became a vulgar, trashy woman whom everyone can despise. Vive y deja vivir... La curiosidad me quemaba... no entiendes esto, pero te juro por Dios, no podía controlarme más, algo me estaba pasando, no podía contenerme, le dije a mi marido que estaba enferma y vine aquí... Y aquí estaba caminando como una lunática, como una loca... y así me convertí en una mujer sucia y despreciable que todo el mundo puede despreciar. Vivre et vivre... La curiosité m'a brûlé... tu ne comprends pas cela, mais, je le jure devant Dieu, je ne pouvais plus me contrôler, on m'a fait quelque chose, il était impossible de me garder, j'ai dit à mon mari que j'étais malade, et que je suis allée ici... Et là, elle se promenait, comme dans une frénésie, comme une folle... et maintenant je suis devenue une femme vulgaire et misérable que tout le monde peut mépriser. Viver e deixar viver... A curiosidade estava a queimar-me. Não se apercebem, mas juro por Deus, não me conseguia controlar, algo se passava comigo, não me podia conter, disse ao meu marido que estava doente e vim para aqui... E aqui continuei a andar como uma louca, como uma maluca... e agora tornei-me numa mulher ordinária, uma mulher de mau gosto que qualquer um pode desprezar. Yaşa ve yaşat. Merak beni yakıyordu. Siz anlamazsınız ama yemin ederim, artık kendimi kontrol edemiyordum, bana bir şeyler oluyordu, zapt edemiyordum, kocama hasta olduğumu söyledim ve buraya geldim... Ve burada bir deli gibi, bir çılgın kadın gibi dolaşıyordum. ve böylece herkesin hor görebileceği pis, değersiz bir kadın oldum. Гурову  было  уже  скучно  слушать,  его  раздражал  наивный  тон,  это покаяние, такое неожиданное и неуместное; если бы не  слезы  на  глазах,  то можно было бы подумать, что она шутит или играет роль. |||boring|||irritated||||repentance||unexpected||inappropriate||||||||||||||jokes||| Gurov was already bored of listening, he was irritated by the naive tone, this repentance, so unexpected and inappropriate; if not for the tears in her eyes, one would think that she was joking or playing a role. Gurov ya se aburría de escuchar, molesto por el tono ingenuo, ese arrepentimiento tan inesperado e inoportuno; si no fuera por las lágrimas de sus ojos, uno habría pensado que estaba bromeando o interpretando un papel. Gurov s'ennuyait déjà à l'écouter, il était agacé par le ton naïf, ce repentir, si inattendu et inapproprié ; sans les larmes aux yeux, on aurait pu croire qu'elle plaisantait ou jouait un rôle. Gurov já se aborrecia de ouvir, irritava-se com aquele tom ingénuo, aquele arrependimento, tão inesperado e inoportuno; se não fossem as lágrimas nos olhos dela, pensar-se-ia que estava a brincar ou a representar um papel. Gurov dinlemekten çoktan sıkılmıştı, bu naif tondan, bu beklenmedik ve uygunsuz pişmanlıktan rahatsız olmuştu; gözlerindeki yaşlar olmasa, şaka yaptığını ya da bir rol oynadığını düşünebilirdi. - Я не понимаю, - сказал он тихо, - что же ты хочешь? - I don't understand," he said quietly, "what do you want? - No lo entiendo -dijo en voz baja-, ¿qué quieres? "Je ne comprends pas," dit-il doucement, "que veux-tu ?" Она спрятала голову у него на груди и прижалась к нему. |hid||||||||| She hid her head on his chest and pressed against him. Elle cacha sa tête contre son torse et se blottit contre lui. Ela escondeu a cabeça no seu peito e aconchegou-se a ele. - Верьте, верьте мне, умоляю вас... - говорила она. |believe||beg||| - Believe, believe me, I beg you ... - she said. - Créeme, créeme, te lo ruego... - ella dijo. - Я люблю  честную, чистую жизнь, а грех мне гадок, я сама не  знаю,  что  делаю. ||honest|pure||||||||||| - I love an honest, pure life, but sin is disgusting to me, I myself do not know what I am doing. - Amo una vida honesta y pura, y el pecado es desagradable para mí. - J'aime une vie honnête et propre, mais le péché me dégoûte, moi-même je ne sais pas ce que je fais. - Gosto de uma vida honesta e pura, e o pecado é vil para mim, não sei o que estou a fazer. Простые  люди говорят: нечистый попутал. ||||got confused Ordinary people say: unclean beguiled. La gente corriente dice: el diablo se ha apoderado de ti. Les gens ordinaires disent : l'impur a séduit. As pessoas comuns dizem: o maligno tomou o controlo. Sıradan insanlar şöyle der: Şeytan seni ele geçirmiş. И я  могу  теперь  про  себя  сказать,  что  меня попутал нечистый. |||||||||got carried away| And now I can say to myself that I was confused by an unclean person. Y ahora puedo decirme a mí mismo que he sido desviado por el maligno. Et je peux maintenant me dire que j'ai été séduit par un impur. E agora posso dizer a mim próprio que fui desviado do meu caminho. Ve şimdi kendime, şeytan tarafından yoldan çıkarıldığımı söyleyebilirim. - Полно, полно... - бормотал он. - Full, full ... - he muttered. - Plein, plein ... - marmonna-t-il. - Cheio, cheio... - murmurou. Он смотрел ей в неподвижные, испуганные глаза, целовал ее, говорил тихо и ласково, и она понемногу успокоилась, и веселость вернулась к  ней;  стали оба смеяться. ||||motionless|||||||||||||||||||| He looked into her motionless, frightened eyes, kissed her, spoke softly and affectionately, and she gradually calmed down, and gaiety returned to her; both began to laugh. Il regarda dans ses yeux immobiles et effrayés, l'embrassa, parla doucement et gentiment, et peu à peu elle se calma, et sa gaieté lui revint ; tous deux se mirent à rire. Olhou-a nos seus olhos fixos e assustados, beijou-a, falou-lhe com suavidade e afeto e, pouco a pouco, ela acalmou-se, voltou a ser alegre e os dois começaram a rir. Adam onun durgun, korkmuş gözlerine baktı, onu öptü, yumuşak ve şefkatli bir şekilde konuştu ve kadın yavaş yavaş sakinleşti ve neşesi geri geldi; ikisi de gülmeye başladı. Потом, когда они вышли, на набережной не было ни души, город со  своими кипарисами имел совсем мертвый вид, но море еще шумело  и  билось  о  берег; один баркас качался  на  волнах,  и  на  нем  сонно  мерцал  фонарик. |||||||||||||cypress trees||||||||||crashed||||boat|rocked||waves|||||twinkled|flashlight Then, when they left, there was not a soul on the embankment, the city with its cypresses had a completely dead look, but the sea was still rustling and beating against the shore; one longboat rocked on the waves, and a flashlight flickered sleepily on it. Puis, quand ils sortirent, il n'y avait personne sur le talus, la ville avec ses cyprès avait l'air complètement morte, mais la mer était encore bruyante et battait contre le rivage; une chaloupe se balançait sur les vagues, et une lanterne y vacillait d'un air endormi. Depois, quando saíram, não havia ninguém no cais, a cidade com os seus ciprestes tinha um ar morto, mas o mar continuava barulhento e a bater contra a costa; um barco balançava nas ondas, e nele uma lanterna tremeluzia sonolenta. Dışarı çıktıklarında rıhtımda kimsecikler yoktu, kasaba ve selviler tamamen ölmüştü, ama deniz hâlâ gümbürdeyerek kıyıya vuruyordu; bir mavna dalgaların üzerinde sallanıyordu ve üzerinde bir fener uykulu uykulu titriyordu. Нашли извозчика и поехали в Ореанду. |driver||||Oreanda We found a cab and drove to Oreanda. Nous avons trouvé un taxi et sommes allés à Oreanda. Encontrámos um cocheiro e fomos para Oreanda. Bir taksici bulduk ve Oreanda'ya gittik. - Я сейчас внизу в передней узнал твою фамилию: на доске  написано  фон Дидериц, - сказал Гуров. ||||||||||||Diderich|| “I just learned your last name downstairs in the hall: von Diederitz is written on the board,” said Gurov. - Acabo de reconocer tu nombre abajo, en el salón: en el tablón pone von Diederitz -dijo Gurov-. - Je viens de découvrir votre nom dans le couloir en bas: von Diederitz est écrit au tableau, - a déclaré Gurov. - Reconheci o seu apelido agora lá em baixo na frente: diz von Diederitz no quadro", disse Gurov. - Aşağıda, ön tarafta isminizi yeni tanıdım: panoda von Diederitz yazıyor," dedi Gurov. - Твой муж немец?? - Your husband is German ?? - Нет, у него, кажется, дед был немец, но сам он православный. - No, he seems to have a German grandfather, but he himself is Orthodox. - Non, il semble que son grand-père était allemand, mais lui-même est orthodoxe. - Não, ele parece ter tido um avô alemão, mas ele próprio é ortodoxo. - Hayır, Alman bir dedesi varmış gibi görünüyor ama kendisi Ortodoks. В Ореанде сидели на скамье, недалеко от церкви, смотрели вниз на море и молчали. |Oriana||||||church|||||| In Oreanda they sat on a bench, not far from the church, looked down at the sea and were silent. A Oreanda, ils s'asseyaient sur un banc non loin de l'église, regardaient la mer et se taisaient. Em Oreanda, sentámo-nos num banco perto da igreja, olhámos para o mar e ficámos em silêncio. Oreanda'da kilisenin yakınındaki bir sıraya oturduk, denize baktık ve sessiz kaldık. Ялта была  едва  видна  сквозь  утренний  туман,  на  вершинах  гор неподвижно стояли белые облака. ||||||||peaks||||| Yalta was barely visible through the morning fog, white clouds stood motionless on the tops of the mountains. Yalta était à peine visible à travers le brouillard matinal, des nuages blancs se tenaient immobiles au sommet des montagnes. Ialta mal se via através do nevoeiro matinal, as nuvens brancas permaneciam imóveis no cimo das montanhas. Yalta, dağların tepelerinde hareketsiz duran beyaz bulutlarla sabah sisinin arasından zorlukla görülebiliyordu. Листва не шевелилась  на  деревьях,  кричали цикады и однообразный, глухой шум моря, доносившийся снизу, говорил о покое, о вечном сне, какой ожидает нас. ||moved||||||||||coming|||||||||| The foliage did not move on the trees, cicadas shouted and the monotonous, dull noise of the sea coming from below spoke of peace, of the eternal sleep that awaits us. As folhas não se mexiam nas árvores, as cigarras gritavam e o barulho monótono e ensurdecedor do mar lá de baixo falava de paz, do sono eterno que nos espera. Ağaçlarda yapraklar kıpırdamıyor, ağustos böcekleri çığlık atıyor ve aşağıdan gelen denizin monoton, boğuk sesi bizi bekleyen huzuru, sonsuz uykuyu anlatıyordu. Так шумело внизу, когда еще тут не было  ни Ялты, ни Ореанды, теперь шумит и будет шуметь так  же  равнодушно  и  глухо, когда нас не будет. |||||||||Yalta|||now|roars|||||||||||| It was so noisy down below, when there was neither Yalta, nor Oreanda, now it is noisy and will make noise just as indifferently and deafly when we are gone. Era tan ruidoso cuando aún no habían llegado Yalta y Oreanda, ahora lo es y será igual de indiferente y apagado cuando nos hayamos ido. Era tão barulhento lá em baixo quando ainda não existia Yalta nem Oreanda, agora é barulhento e continuará a sê-lo com a mesma indiferença e ensurdecimento quando nós partirmos. И в этом постоянстве, в  полном  равнодушии  к  жизни  и смерти каждого из нас кроется, быть может, залог  нашего  вечного  спасения, непрерывного движения жизни на земле, непрерывного совершенства. |||constancy|||||||||||||||||||||||continuous|perfection And in this constancy, in complete indifference to the life and death of each of us, there is perhaps a guarantee of our eternal salvation, the continuous movement of life on earth, and continuous perfection. Y en esta constancia, en la indiferencia total a la vida y a la muerte de cada uno de nosotros reside tal vez la clave de nuestra salvación eterna, el movimiento ininterrumpido de la vida en la tierra, la perfección ininterrumpida. E nessa constância, nessa indiferença total à vida e à morte de cada um de nós, está, talvez, o penhor da nossa salvação eterna, o movimento contínuo da vida na terra, a perfeição contínua. Сидя рядом с молодой  женщиной,  которая  на  рассвете  казалась  такой красивой, успокоенный и очарованный в виду этой сказочной обстановки - моря, гор, облаков, широкого неба, Гуров  думал  о  том,  как,  в  сущности,  если вдуматься, все прекрасно на этом свете, все, кроме того, что мы сами  мыслим и делаем,  когда  забываем  о  высших  целях  бытия,  о  своем  человеческом достоинстве. |||||||||||calm|||||||setting|||clouds|wide||||||||||reflect||||||||||||thought||do||forget|||purposes|being|||human|dignity Sitting next to a young woman who at dawn seemed so beautiful, calm and fascinated by this fabulous setting - the sea, mountains, clouds, wide sky, Gurov thought about how, in fact, if you think about it, everything is fine in this world, everything except that we ourselves think and do when we forget about the higher goals of being, about our human dignity. Sentado junto a la joven, que parecía tan hermosa al amanecer, apaciguado y encantado por este escenario de cuento de hadas -mar, montañas, nubes, amplio cielo-, Gurov pensó en cómo, de hecho, si lo piensas, todo en este mundo es hermoso, todo excepto lo que nosotros mismos pensamos y hacemos cuando nos olvidamos de los objetivos más elevados del ser, de nuestra dignidad humana. Sentado ao lado da jovem, que parecia tão bela ao amanhecer, tranquila e encantada perante aquele cenário fabuloso - o mar, as montanhas, as nuvens, o céu amplo -, Gurov pensou em como, de facto, se pensarmos bem, tudo é belo neste mundo, tudo exceto aquilo que pensamos e fazemos quando nos esquecemos dos objectivos superiores da existência, da nossa dignidade humana. Подошел какой-то человек - должно быть, сторож, - посмотрел  на  них  и ушел. ||||||guard||||| A man came up - must have been a watchman - looked at them and left. Um homem aproximou-se - devia ser um vigia - olhou para eles e foi-se embora. И эта подробность показалась такой таинственной и тоже красивой. ||detail|||||| And this detail seemed so mysterious and also beautiful. E esse pormenor parecia tão misterioso e belo também. Видно было, как пришел пароход из Феодосии, освещенный  утренней  зарей,  уже  без огней. ||||||Feodosia|||||| One could see how the steamer came from Feodosia, lit by the morning dawn, already without lights. Vimos chegar o vapor de Teodósia, iluminado pela aurora matinal, já sem luzes. - Роса на траве, - сказала Анна Сергеевна после молчания. dew||||||| “Dew on the grass,” Anna Sergeevna said after a silence. - O orvalho na relva", disse Anna Sergeyevna depois de um silêncio. - Да. Пора домой. Time to go home. Они вернулись в город. They're back in town. Потом каждый полдень они встречались на набережной, завтракали  вместе, обедали, гуляли, восхищались морем. |||||||||||admired| Then every afternoon they met on the embankment, had breakfast together, dined, walked, admired the sea. Depois, todas as tardes, encontravam-se à beira-mar, tomavam o pequeno-almoço juntos, almoçavam, passeavam, admiravam o mar. Она жаловалась, что дурно спит и  что  у нее тревожно бьется сердце, задавала все одни и те же вопросы, волнуемая  то ревностью, то страхом, что он недостаточно ее уважает. |||||||||anxiously||||||||||worried||||||||| She complained that she was sleeping badly and that her heart was beating uneasily, she asked all the same questions, worried either by jealousy or by the fear that he did not respect her enough. Queixava-se de que dormia mal e de que o seu coração batia desconfortavelmente, fazendo sempre as mesmas perguntas, preocupada ora com o ciúme, ora com o medo de que ele não a respeitasse o suficiente. И часто на  сквере  в саду, когда вблизи их никого не было, он вдруг привлекал ее к себе и целовал страстно. ||||||||||||||||||||passionately And often on the square in the garden, when there was no one near them, he suddenly drew her to him and kissed her passionately. E, muitas vezes, na praça do jardim, quando não havia ninguém perto deles, atraía-a de repente para si e beijava-a apaixonadamente. Совершенная праздность, эти поцелуи среди белого дня, с оглядкой и страхом, как бы кто не увидел, жара, запах моря и постоянное мелькание перед глазами праздных, нарядных, сытых людей точно  переродили  его:  он  говорил Анне Сергеевне о том, как она хороша, как  соблазнительна,  был  нетерпеливо страстен, не отходил от нее ни на  шаг,  а  она  часто  задумывалась  и  все просила его сознаться, что он ее не уважает, нисколько не  любит,  а  только видит  в  ней  пошлую  женщину. ||||||||glance||||||||||||||||idle|festive|sated|||reborn||||||||||||tempting||impatiently|passionate||faded||||||||||||||confess||||||||||||||racy| Complete idleness, these kisses in broad daylight, with a glance and fear, as if someone would not see, the heat, the smell of the sea and the constant flickering before the eyes of idle, smart, well-fed people, as if he was reborn: he told Anna Sergeevna how good she was, how seductive, he was impatiently passionate, did not leave her a single step, and she often pondered and kept asking him to confess that he did not respect her, did not love her in the least, but only saw her as a vulgar woman. A perfeita ociosidade, esses beijos em pleno dia, com o medo de ser visto, o calor, o cheiro a maresia, e o constante passar de olhos por pessoas ociosas, bem vestidas e bem alimentadas, tinham-no exatamente feito renascer: Ele falava com Anna Sergeyevna de como ela era boa, de como era tentadora, era impacientemente apaixonado, não a deixava dar um passo, e ela hesitava muitas vezes e pedia-lhe que confessasse que não a respeitava, que não a amava de todo, mas que só a via como uma mulher vulgar. Почти  каждый  вечер  попозже  они  уезжали куда-нибудь за город, в  Ореанду  или  на  водопад;  и  прогулка  удавалась, впечатления неизменно  всякий  раз  были  прекрасны,  величавы. ||||||||||||||waterfall|||was successful|||||||majestic Almost every evening later they went somewhere out of town, to Oreanda or to a waterfall; and the walk was a success, the impressions invariably were beautiful and majestic every time. Quase todas as noites, mais tarde, iam para algum sítio fora da cidade, para Oreanda ou para uma cascata; e o passeio era um sucesso, as impressões eram sempre invariavelmente belas e majestosas. Ждали,  что приедет муж. They waited for her husband to come. Estou à espera que o meu marido chegue. Но пришло от него письмо, в котором  он  извещал,  что  у  него разболелись глаза, и умолял жену поскорее вернуться  домой. ||||||||informed||||hurt|||begged|||| But a letter came from him, in which he announced that his eyes hurt, and begged his wife to return home as soon as possible. Mas chegou uma carta dele, informando-o de que tinha os olhos doridos e pedindo-lhe que a mulher voltasse depressa para casa. Анна  Сергеевна заторопилась. ||hurried up Anna Sergeevna was in a hurry. Anna Sergeyevna afastou-se a toda a pressa. - Это хорошо, что я уезжаю, - говорила она Гурову. “It's good that I'm leaving,” she said to Gurov. - Это  сама  судьба. - This is fate itself. Она поехала на лошадях, и он  провожал  ее. |||horses|||| She rode on horseback, and he accompanied her. Ela montava os cavalos e ele acompanhava-a. Ехали  целый  день. We drove all day. Когда  она садилась в вагон курьерского  поезда  и  когда  пробил  второй  звонок,  она говорила: - Дайте я погляжу на вас еще... Погляжу еще раз. ||got in|||express train|||||||||||||||look|| When she got on the courier train car and when the second bell struck, she said: “Let me look at you again ... I'll see again.” Ao entrar na carruagem do comboio de correio e quando a segunda campainha tocou, ela disse: - "Deixa-me olhar para ti outra vez... Deixa-me olhar para ti outra vez. Вот так. Like this. Она не плакала, но была грустна, точно больна, и лицо у нее дрожало. ||||||||||||trembled She did not cry, but she was sad, as if ill, and her face trembled. Não chorou, mas estava triste, definitivamente doente, e o seu rosto estava a tremer. - Я буду о вас думать...  вспоминать,  -  говорила  она. “I’ll think about you ... remember,” she said. -  Господь  с  вами, оставайтесь. |||stay - The Lord is with you, stay. Не поминайте лихом. ||bad Do not remember dashingly. Não o menciones. Мы  навсегда  прощаемся,  это  так  нужно, потому что не следовало бы вовсе встречаться. ||say goodbye|||||||||| We say goodbye forever, it is so necessary, because we should not meet at all. Dizemos adeus para sempre, é tão necessário porque nem sequer nos devíamos ter conhecido. Ну, господь с вами. Well, God be with you. Поезд ушел быстро, его огни скоро исчезли, и через минуту уже  не  было слышно шума, точно все сговорилось нарочно, чтобы  прекратить  поскорее  это сладкое забытье, это безумие. |||||||||||||||||conspired|on purpose|||||sweet|oblivion|| The train left quickly, its lights soon disappeared, and in a minute there was no more noise, as if everything had conspired on purpose to end this sweet oblivion as soon as possible, this madness. O comboio partiu rapidamente, as suas luzes desapareceram e, num minuto, não se ouvia mais nenhum ruído, como se tudo tivesse conspirado de propósito para acabar com este doce esquecimento, esta loucura. И, оставшись  один  на  платформе  и  глядя  в темную даль, Гуров слушал крик кузнечиков и гудение телеграфных  проволок  с таким чувством, как будто только что проснулся. |remaining|||||||dark|||||||||wires|||||||| And, left alone on the platform and looking into the dark distance, Gurov listened to the cries of grasshoppers and the buzz of telegraph wires with the feeling that he had just woken up. E, deixado sozinho na plataforma e olhando para a distância escura, Gurov escutava o grito dos gafanhotos e o zumbido dos fios telegráficos com uma sensação como se tivesse acabado de acordar. И он думал о том, что вот  в его жизни  было  еще  одно  похождение  или  приключение,  и  оно  тоже  уже кончилось, и осталось теперь воспоминание... Он  был  растроган,  грустен  и испытывал легкое раскаяние; ведь эта молодая женщина, с  которой  он  больше уже никогда не увидится, не была с ним счастлива; он был приветлив с  ней  и сердечен, но все же в обращении с ней, в его тоне и  ласках  сквозила  тенью легкая насмешка, грубоватое высокомерие счастливого мужчины, который к  тому же почти вдвое старше ее. |||||||||||||adventure||||||||||||||moved|sad||felt|||after all|||||||||||||||||||friendly||||heartfelt|||||appeal|||||||caresses|shone|shadow||mockery|rough|arrogance|happy||||||||| And he thought that in his life there was another adventure or adventure, and it too had already ended, and now the memory remained ... He was moved, sad, and felt a slight remorse; for this young woman, with whom he would never meet again, was not happy with him; he was friendly with her and cordial, but still in his treatment, in his tone and affection, a slight mockery shone through the shadow, the gross arrogance of a happy man, who was also almost twice her age. E pensou que tinha havido outra aventura ou aventuras na sua vida, e que também elas já tinham terminado, e o que restava agora era uma memória..... Estava comovido, triste, e sentia um ligeiro remorso; porque aquela jovem, que nunca mais veria, não era feliz com ele; ele era amigo e cordial com ela, mas ainda no seu trato com ela, no seu tom e nas suas carícias, havia uma sombra de ligeira zombaria, a arrogância rude de um homem feliz, que tinha quase o dobro da sua idade. Все время она называла его добрым, необыкновенным, возвышенным; очевидно, он казался ей не тем, чем был на самом  деле,  значит невольно обманывал ее... Здесь на станции уже пахло осенью, вечер был прохладный. |||||||elevated||||||||||||||||||||||||cool All the time she called him kind, extraordinary, exalted; obviously, he seemed to her not what he really was, which means he unwittingly deceived her ... Here at the station it smelled of autumn, the evening was cool. Ela chamava-lhe sempre amável, extraordinário, sublime; evidentemente, ele não lhe parecia o que realmente era e, por isso, enganava-a sem querer.... Já cheirava a outono aqui na estação, a noite estava fresca. "Пора и мне на север, - думал Гуров, уходя с платформы. "It's time for me to go north," thought Gurov, leaving the platform. "É altura de eu também ir para norte", pensou Gurov ao sair da plataforma. - Пора!" - It's time!"