×

Mes naudojame slapukus, kad padėtume pagerinti LingQ. Apsilankę avetainėje Jūs sutinkate su mūsų slapukų politika.


image

"Портрет" Николай Гоголь (The Portrait by Gogol), Часть Вторая, глава 1

Часть Вторая, глава 1

Часть II, глава 1

Множество карет, дрожек и колясок стояло перед подъездом дома, в

котором производилась аукционная продажа вещей одного из тех богатых

любителей искусств, которые сладко продремали всю жизнь свою, погруженные в

зефиры и амуры, которые невинно прослыли меценатами и простодушно издержали

для этого миллионы, накопленные их основательными отцами, а часто даже

собственными прежними трудами. Таких меценатов, как известно, теперь уже

нет, и наш ХIХ век давно уже приобрел скучную физиономию банкира,

наслаждающегося своими миллионами только в виде цифр, выставляемых на

бумаге. Длинная зала была наполнена самою пестрою толпой посетителей,

налетевших, как хищные птицы на неприбранное тело. Тут была целая флотилия

русских купцов из Гостиного двора и даже толкучего рынка, в синих немецких

сюртуках. Вид их и выраженье лиц были здесь как-то тверже, вольнее и не

означались той приторной услужливостью, которая так видна в русском купце,

когда он у себя в лавке перед покупщиком. Тут они вовсе не чинились,

несмотря на то что в этой же зале находилось множество тех аристократов,

перед которыми они в другом месте готовы были своими поклонами смести пыль,

нанесенную своими же сапогами. Здесь они были совершенно развязны, щупали

без церемонии книги и картины, желая узнать доброту товара, и смело

перебивали цену, набавляемую графами-знатоками. Здесь были многие

необходимые посетители аукционов, постановившие каждый день бывать в нем

вместо завтрака; аристократы-знатоки, почитавшие обязанностью не упустить

случая умножить свою коллекцию и не находившие другого занятия от 12 до 1

часа; наконец, те благородные господа, которых платья и кармены очень худы,

которые являются ежедневно без всякой корыстолюбивой цели, но единственно,

чтобы посмотреть, чем что кончится, кто будет давать больше, кто меньше, кто

кого перебьет и за кем что останется. Множество картин было разбросано

совершенно без всякого толку; с ними были перемешаны и мебели, и книги с

вензелями прежнего владетеля, может быть, не имевшего вовсе похвального

любопытства в них заглядывать. Китайские вазы, мраморные доски для столов,

новые и старые мебели с выгнутыми линиями, с грифами, сфинксами и львиными

лапами, вызолоченные и без позолоты, люстры, кенкеты - все было навалено, и

вовсе не в таком порядке, как в магазинах. Все представляло какой-то хаос

искусств. Вообще ощущаемое нами чувство при виде аукциона страшно: в нем все

отзывается чем-то похожим на погребальную процессию. Зал, в котором он

производится, всегда как-то мрачен; окна, загроможденные мебелями и

картинами, скупо изливают свет, безмолвие, разлитое на лицах, и погребальный

голос аукциониста, постукивающего молотком и отпевающего панихиду бедным,

так странно встретившимся здесь искусствам. Все это, кажется, усиливает еще

более странную неприятность впечатленья.

Аукцион, казалось, был в самом разгаре. Целая толпа порядочных людей,

сдвинувшись вместе, хлопотала о чем-то наперерыв. Со всех сторон

раздававшиеся слова: "Рубль, рубль, рубль", - не давали времени аукционисту повторять надбавляемую цену, которая уже возросла вчетверо больше

объявленной. Обступившая толпа хлопотала из-за портрета, который не мог не

остановить всех, имевших сколько-нибудь понятия в живописи. Высокая кисть

художника выказывалась в нем очевидно. Портрет, по-видимому, уже несколько

раз был реставрирован и поновлен и представлял смуглые черты какого-то

азиата в широком платье, с необыкновенным, странным выраженьем в лица; но

более всего обступившие были поражены необыкновенной живостью глаз. Чем

более всматривались в них, тем более они, казалось, устремлялись каждому

вовнутрь. Эта странность, этот необыкновенный фокус художника заняли

вниманье почти всех. Много уже из состязавшихся о нем отступились, потому

что цену набили неимоверную. Остались только два известные аристократа,

любители живописи, не хотевшие ни за что отказаться от такого приобретенья.

Они горячились и набили бы, вероятно, цену до невозможности, если бы вдруг

один из тут же рассматривавших не произнес:

- Позвольте мне прекратить на время ваш спор. Я, может быть, более,

нежели всякий другой, имею право на этот портрет.

Слова эти вмиг обратили на него внимание всех. Это был стройный

человек, лет тридцати пяти, с длинными черными кудрями. Приятное лицо,

исполненное какой то светлой беззаботности, показывало душу, чуждую всех

томящих светских потрясений; в наряде его не было никаких притязаний на

моду: все показывало в нем артиста. Это был, точно, художник Б., знаемый

лично многими из присутствовавших.

- Как ни странным вам покажутся слова мои, - продолжал он, видя

устремившееся на себя всеобщее внимание, - но если вы решитесь выслушать

небольшую историю, может быть, вы увидите, что я был вправе произнести их.

Все меня уверяют, что портрет есть тот самый, которого я ищу.

Весьма естественное любопытство загорелось почти на лицах всех, и самый

аукционист, разинув рот, остановился с поднятым в руке молотком,

приготовляясь слушать. В начале рассказа многие обращались невольно глазами

к портрету, но потом все вперились в одного рассказчика, по мере того как

рассказ его становился занимательней.

- Вам известна та часть города, которую называют Коломною.- Так он

начал. - Тут все непохоже на другие части Петербурга; тут не столица и не

провинция; кажется, слышишь, перейдя в коломенские улицы, как оставляют тебя

всякие молодые желанья и порывы. Сюда не заходит будущее, здесь все тишина и

отставка, все, что осело от столичного движенья. Сюда переезжают на житье

отставные чиновники, вдовы, небогатые люди, имеющие знакомство с сенатом и

потому осудившие себя здесь почти на всю жизнь; выслужившиеся кухарки,

толкающиеся целый день на рынках, болтающие вздор с мужиком в мелочной

лавочке и забирающие каждый день на пять копеек кофию да на четыре сахару,

и, наконец, весь тот разряд людей, который можно назвать одним словом:

пепельный, - людей, которые с своим платьем, лицом, волосами, глазами имеют

какую-то мутную, пепельную наружность, как день, когда нет на небе ни бури,

ни солнца, а бывает просто ни се ни то: сеется туман и отнимает всякую

резкость у предметов. Сюда можно причислить отставных театральных

капельдинеров, отставных титулярных советников, отставных питомцев Марса с

выколотым глазом и раздутою губою. Эти люди вовсе бесстрастны: идут, ни на

что не обращая глаз, молчат, ни о чем не думая. В комнате их не много добра;

иногда просто штоф чистой русской водки, которую они однообразно сосут весь

день без всякого сильного прилива в голове, возбуждаемого сильным приемом,

какой обыкновенно любит задавать себе по воскресным дням молодой немецкий

ремесленник, этот удалец Мещанской улицы, один владеющий всем тротуаром,

когда время перешло за двенадцать часов ночи.

Жизнь к Коломне страх уединенна: редко покажется карета, кроме разве

той, в которой ездят актеры, которая громом, звоном и бряканьем своим одна

смущает всеобщую тишину. Тут все пешеходы; извозчик весьма часто без седока

плетется, таща сено для бородатой лошаденки своей. Квартиру можно сыскать за

пять рублей в месяц, даже с кофием поутру. Вдовы, получающие пенсион, тут

самые аристократические фамилии; они ведут себя хорошо, метут часто свою

комнату, толкуют с приятельницами о дороговизне говядины и капусты; при них

часто бывает молоденькая дочь, молчаливое, безгласное, иногда миловидное

существо, гадкая собачонка и стенные часы с печально постукивающим

маятником. Потом следуют актеры, которым жалованье не позволяет выехать из

Коломны, народ свободный, как все артисты, живущие для наслажденья. Они,

сидя в халатах, чинят пистолет, клеют из картона всякие вещицы, полезные для

дома, играют с пришедшим приятелем в шашки и карты, и так проводят утро,

делая почти то же ввечеру, с присоединеньем кое-когда пунша. После сих тузов

и аристократства Коломны следует необыкновенная дробь и мелочь. Их так же

трудно поименовать, как исчислить то множество насекомых, которое

зарождается в старом уксусе. Тут есть старухи, которые молятся; старухи,

которые пьянствуют; старухи, которые и молятся и пьянствуют вместе; старухи,

которые перебиваются непостижимыми средствами, как муравьи - таскают с собою

старое тряпье и белье от Калинкина мосту до толкучего рынка, с тем чтобы

продать его там за пятнадцать копеек; словом, часто самый несчастный осадок

человечества, которому бы ни один благодетельный политический эконом не

нашел средств улучшить состояние.

Я для того привел их, чтобы показать вам, как часто этот народ

находится в необходимости искать одной только внезапной, временной помощи,

прибегать к займам; и тогда поселяются между ними особого рода ростовщики,

снабжающие небольшими суммами под заклады и за большие проценты. Эти

небольшие ростовщики бывают в несколько раз бесчувственней всяких больших,

потому что возникают среди бедности и ярко выказываемых нищенских лохмотьев,

которых не видит богатый ростовщик, имеющий дело только с приезжающими в

каретах. И потому уже слишком рано умирает в душах их всякое чувство

человечества.

Часть Вторая, глава 1 Zweiter Teil, Kapitel 1 Part Two, Chapter 1 Segunda parte, capítulo 1 Deel twee, hoofdstuk 1 第二部分,第一章

Часть II, глава 1

Множество карет, дрожек  и  колясок  стояло  перед  подъездом  дома,  в ||fiacres||||||| A multitude of carriages, drozeks and carriages stood in front of the entrance of the house, in

котором  производилась  аукционная  продажа  вещей  одного  из  тех  богатых which was the auction sale of the things of one of those rich

любителей искусств, которые сладко продремали всю жизнь свою, погруженные  в art lovers who have sweetly dozed off their whole lives, immersed in

зефиры и амуры, которые невинно прослыли меценатами и простодушно  издержали marshmallows and cupids, who were innocently known as patrons of the arts and innocently spent

для этого миллионы, накопленные  их  основательными  отцами,  а  часто  даже for this, the millions accumulated by their solid fathers, and often even

собственными прежними трудами. by their own previous labors. Таких меценатов,  как  известно,  теперь  уже Such patrons, as you know, are now

нет,  и  наш  ХIХ  век  давно  уже  приобрел  скучную  физиономию   банкира, no, and our nineteenth century has long acquired the boring face of a banker,

наслаждающегося своими  миллионами  только  в  виде  цифр,  выставляемых  на enjoying his millions only in the form of numbers displayed on

бумаге. paper. Длинная  зала  была  наполнена  самою  пестрою  толпой  посетителей, The long hall was filled with the most colorful crowd of visitors,

налетевших, как хищные птицы на неприбранное тело. flew like birds of prey on an untidy body. Тут была  целая  флотилия There was a whole fleet

русских купцов из Гостиного двора и даже толкучего рынка, в  синих  немецких russes|||du marché couvert|||||||| Russian merchants from Gostiny Dvor and even a pusher market, in blue German

сюртуках. frock coats. Вид их и выраженье лиц были здесь  как-то  тверже,  вольнее  и  не |||||||||plus fermes||| Their appearance and facial expressions were here somehow firmer, freer and not

означались той приторной услужливостью, которая так видна в  русском  купце, ||||||bien visible||| signified by that sugary servility, which is so visible in the Russian merchant,

когда он у себя в  лавке  перед  покупщиком. when he is in his shop in front of the buyer. Тут  они  вовсе  не  чинились, Here they were not repaired at all,

несмотря на то что в этой же зале  находилось  множество  тех  аристократов, despite the fact that in the same hall there were many of those aristocrats,

перед которыми они в другом месте готовы были своими поклонами смести  пыль, before which they in another place were ready to sweep away the dust with their bows,

нанесенную своими же сапогами. |||par leurs bottes inflicted by their own boots. Здесь они были  совершенно  развязны,  щупали Here they were completely cheeky, groping

без церемонии  книги  и  картины,  желая  узнать  доброту  товара,  и  смело without the ceremony of books and pictures, wanting to know the kindness of the goods, and boldly

перебивали  цену,   набавляемую   графами-знатоками. surenchérissaient||ajoutée par|| overcame the price added by the expert counts. Здесь   были   многие There were many

необходимые посетители аукционов, постановившие каждый  день  бывать  в  нем necessary visitors to the auctions who decided to visit it every day

вместо завтрака; аристократы-знатоки, почитавшие  обязанностью  не  упустить instead of breakfast; aristocratic connoisseurs who considered it their duty not to miss

случая умножить свою коллекцию и не находившие другого занятия от  12  до  1 chance to multiply your collection and find no other occupation from 12 to 1

часа; наконец, те благородные господа, которых платья и кармены очень  худы, hours; finally, those noble gentlemen whose dresses and carmen are very thin,

которые являются ежедневно без всякой корыстолюбивой цели,  но  единственно, qui sont quotidiennement|||||intéressée||| who appear daily without any selfish purpose, but only,

чтобы посмотреть, чем что кончится, кто будет давать больше, кто меньше, кто to see how it ends, who will give more, who will give less, who

кого перебьет и за кем  что  останется. whom he will interrupt and for whom what will remain. Множество  картин  было  разбросано Many paintings were scattered

совершенно без всякого толку; с ними были перемешаны и  мебели,  и  книги  с completely useless; with them were mixed both furniture and books with

вензелями прежнего владетеля, может  быть,  не  имевшего  вовсе  похвального the monograms of the former owner, who, perhaps, did not have a commendable

любопытства в них заглядывать. curiosity to look at them. Китайские вазы, мраморные доски  для  столов, Chinese vases, marble table tops,

новые и старые мебели с выгнутыми линиями, с грифами, сфинксами  и  львиными ||||||||griffons||| new and old furniture with curved lines, with fingerboards, sphinxes and lions

лапами, вызолоченные и без позолоты, люстры, кенкеты - все было навалено,  и ||||||candélabres|||| paws, gilded and without gilding, chandeliers, kenkets - everything was piled up, and

вовсе не в таком порядке, как в магазинах. not at all in the same order as in stores. Все  представляло  какой-то  хаос Everything represented some kind of chaos

искусств. Вообще ощущаемое нами чувство при виде аукциона страшно: в нем все In general, the feeling we feel at the sight of an auction is scary: everything is

отзывается чем-то похожим на  погребальную  процессию. responds with something like a funeral procession. Зал,  в  котором  он The room where he

производится,  всегда  как-то  мрачен;  окна,  загроможденные   мебелями   и produced, always somehow gloomy; windows cluttered with furniture

картинами, скупо изливают свет, безмолвие, разлитое на лицах, и погребальный paintings, sparingly pour out light, silence, spilled on faces, and funeral

голос аукциониста, постукивающего молотком и  отпевающего  панихиду  бедным, ||||||messe funèbre| the voice of the auctioneer tapping with a hammer and singing a requiem for the poor,

так странно встретившимся здесь искусствам. so strangely encountered here arts. Все это, кажется, усиливает  еще All this seems to reinforce even more

более странную неприятность впечатленья. a stranger nuisance of experience.

Аукцион, казалось, был в самом разгаре. The auction seemed to be in full swing. Целая толпа  порядочных  людей, A whole crowd of decent people

сдвинувшись  вместе,  хлопотала  о  чем-то   наперерыв. ||s'affairait|||| moving together, she fussed about something in vain. Со   всех   сторон From all sides

раздававшиеся слова: "Рубль, рубль, рубль", - не давали времени  аукционисту the words rang out: "Ruble, ruble, ruble" - did not give the auctioneer time повторять  надбавляемую  цену,  которая   уже   возросла   вчетверо   больше repeat a premium price that has already quadrupled

объявленной. announced. Обступившая толпа хлопотала из-за портрета, который не  мог  не Foule entourant||||||||| The crowd encircling it bustled about the portrait, which could not help but

остановить всех, имевших сколько-нибудь понятия в  живописи. stop everyone who had any idea of painting. Высокая  кисть High brush

художника выказывалась в нем очевидно. the artist was evident in him. Портрет, по-видимому,  уже  несколько The portrait, apparently, is already several

раз был реставрирован  и  поновлен  и  представлял  смуглые  черты  какого-то |||||||teints basanés||| once restored and refurbished and represented the swarthy features of some

азиата в широком платье, с необыкновенным, странным выраженьем в  лица;  но an Asian in a wide dress, with an extraordinary, strange expression on his face; but

более всего обступившие были  поражены  необыкновенной  живостью  глаз. most of all, those who surrounded them were struck by the extraordinary liveliness of their eyes. Чем

более всматривались в них, тем более  они,  казалось,  устремлялись  каждому the more peered at them, the more they seemed to rush to each

вовнутрь. inside. Эта  странность,  этот  необыкновенный  фокус  художника   заняли This oddity, this extraordinary trick of the artist took

вниманье почти всех. the attention of almost everyone. Много уже из состязавшихся о  нем  отступились,  потому Many of those who had already competed about him backed down, because

что цену набили неимоверную. that the price was incredible. Остались  только  два  известные  аристократа, There are only two famous aristocrats left,

любители живописи, не хотевшие ни за что отказаться от такого  приобретенья. lovers of painting who did not want to give up such an acquisition for anything.

Они горячились и набили бы, вероятно, цену до невозможности, если  бы  вдруг They got excited and would probably have filled the price to the point of impossibility, if suddenly

один из тут же рассматривавших не произнес: one of those who immediately looked at it did not say:

- Позвольте мне прекратить на время ваш спор. “Let me put an end to your argument for a while. Я,  может  быть,  более, I may be more,

нежели всякий другой, имею право на этот портрет. than any other, I have the right to this portrait.

Слова эти вмиг  обратили  на  него  внимание  всех. These words instantly drew everyone's attention to him. Это  был  стройный It was slender

человек, лет тридцати пяти,  с  длинными  черными  кудрями. a man, about thirty-five, with long black curls. Приятное  лицо, nice face,

исполненное какой то светлой беззаботности,  показывало  душу,  чуждую  всех filled with some kind of light carelessness, showed a soul alien to all

томящих светских потрясений; в наряде его  не  было  никаких  притязаний  на languishing secular upheavals; in his attire there was no claim to

моду: все показывало в нем артиста. fashion: everything showed an artist in it. Это был,  точно,  художник  Б.,  знаемый It was, for sure, the artist B., the famous

лично многими из присутствовавших. personnellement||| personally by many of those present.

- Как ни странным  вам  покажутся  слова  мои,  -  продолжал  он,  видя `` Strange as it may seem to you my words, '' he continued, seeing

устремившееся на себя всеобщее внимание, - но  если  вы  решитесь  выслушать directed at everyone's attention - but if you dare to listen

небольшую историю, может быть, вы увидите, что я был вправе  произнести  их. a little history, maybe you will see that I was entitled to say them.

Все меня уверяют, что портрет есть тот самый, которого я ищу. Everyone assures me that the portrait is the one I'm looking for.

Весьма естественное любопытство загорелось почти на лицах всех, и самый A very natural curiosity lit up almost on the faces of all, and the most

аукционист,  разинув  рот,  остановился  с   поднятым   в   руке   молотком, The auctioneer, his mouth open, stopped with the hammer raised in his hand,

приготовляясь слушать. getting ready to listen. В начале рассказа многие обращались невольно  глазами At the beginning of the story, many turned involuntarily with their eyes

к портрету, но потом все вперились в одного рассказчика, по  мере  того  как to the portrait, but then everyone stared at the same narrator, as

рассказ его становился занимательней. his story became more interesting.

- Вам известна та часть города,  которую  называют  Коломною.-  Так  он - You know that part of the city, which is called Kolomna. - So he

начал. started. - Тут все непохоже на другие части Петербурга; тут не  столица  и  не - Everything here is unlike other parts of St. Petersburg; this is not the capital and not

провинция; кажется, слышишь, перейдя в коломенские улицы, как оставляют тебя provinces; it seems that you hear, having crossed into the streets of Kolomna, how they leave you

всякие молодые желанья и порывы. all sorts of young desires and impulses. Сюда не заходит будущее, здесь все тишина и The future does not come here, everything is quiet and

отставка, все, что осело от столичного движенья. resignation, everything that has settled from the capital's movement. Сюда  переезжают  на  житье They move here to live

отставные чиновники, вдовы, небогатые люди, имеющие знакомство с  сенатом  и retired officials, widows, poor people who are familiar with the senate and

потому осудившие себя здесь  почти  на  всю  жизнь;  выслужившиеся  кухарки, |s'étant condamnées|||||||| therefore condemned themselves here almost for the whole life; retired cooks,

толкающиеся целый день на рынках,  болтающие  вздор  с  мужиком  в  мелочной hustling all day in the markets, talking nonsense with a guy in a petty

лавочке и забирающие каждый день на пять копеек кофию да на  четыре  сахару, ||||||||du café|||| the shop and taking away every day for five cents of coffee and four for sugar,

и, наконец, весь тот разряд  людей,  который  можно  назвать  одним  словом: and, finally, the whole category of people that can be called in one word:

пепельный, - людей, которые с своим платьем, лицом, волосами, глазами  имеют ashy, - people who with their dress, face, hair, eyes have

какую-то мутную, пепельную наружность, как день, когда нет на небе ни  бури, some kind of muddy, ashy appearance, like a day when there is not a storm in the sky,

ни солнца, а бывает просто ни се ни  то:  сеется  туман  и  отнимает  всякую neither the sun, but it happens simply neither this nor that: a fog is sown and takes away all

резкость  у  предметов. sharpness of objects. Сюда   можно   причислить   отставных   театральных This includes retired theater

капельдинеров, отставных титулярных советников, отставных питомцев  Марса  с chaplains, retired titular advisers, retired pets of Mars with

выколотым глазом и раздутою губою. gouged out eye and swollen lip. Эти люди вовсе бесстрастны: идут,  ни  на These people are completely dispassionate: they go, neither on

что не обращая глаз, молчат, ни о чем не думая. that without looking, they are silent, not thinking about anything. В комнате их не много добра; There are not many of them in the room;

иногда просто штоф чистой русской водки, которую они однообразно сосут  весь sometimes just a bottle of pure Russian vodka, which they uniformly suck the whole

день без всякого сильного прилива в голове, возбуждаемого  сильным  приемом, a day without any strong rush in the head, excited by a strong reception,

какой обыкновенно любит задавать себе по воскресным  дням  молодой  немецкий which a young German usually likes to ask himself on Sundays

ремесленник, этот удалец Мещанской улицы,  один  владеющий  всем  тротуаром, ||brave artisan|||||| artisan, this daredevil of Meshchanskaya Street, alone owning the entire sidewalk,

когда время перешло за двенадцать часов ночи. when the time passed twelve o'clock in the morning.

Жизнь к Коломне страх уединенна: редко покажется  карета,  кроме  разве Life to Kolomna is a solitary fear: the carriage rarely appears, except perhaps

той, в которой ездят актеры, которая громом, звоном и бряканьем  своим  одна the one in which the actors ride, which, with thunder, ringing and clanging, is alone

смущает всеобщую тишину. embarrassed by the general silence. Тут все пешеходы; извозчик весьма часто без  седока All are pedestrians; a cab driver often without a rider

плетется, таща сено для бородатой лошаденки своей. he weaves, pulling hay for his bearded horse. Квартиру можно сыскать за The apartment can be found for

пять рублей в месяц, даже с кофием поутру. five rubles a month, even with coffee in the morning. Вдовы,  получающие  пенсион,  тут Pension widows here

самые аристократические фамилии; они ведут себя  хорошо,  метут  часто  свою the most aristocratic surnames; they behave well, they often sweep their

комнату, толкуют с приятельницами о дороговизне говядины и капусты; при  них a room, they talk with friends about the high cost of beef and cabbage; with them

часто бывает молоденькая дочь,  молчаливое,  безгласное,  иногда  миловидное ||jeune fille||||| often there is a young daughter, silent, mute, sometimes pretty

существо,  гадкая  собачонка  и  стенные  часы  с   печально   постукивающим creature, ugly dog and wall clock with a sad tapping

маятником. pendulum. Потом следуют актеры, которым жалованье не позволяет  выехать  из |suivent||||||| Then there are the actors, whose salary does not allow them to leave

Коломны, народ свободный, как все артисты,  живущие  для  наслажденья. |||||artistes||| Kolomna, a free people, like all artists who live for pleasure. Они,

сидя в халатах, чинят пистолет, клеют из картона всякие вещицы, полезные для sitting in dressing gowns, mending a pistol, gluing all sorts of gizmos from cardboard that are useful for

дома, играют с пришедшим приятелем в шашки и карты,  и  так  проводят  утро, at home, playing checkers and cards with a friend who came, and so they spend the morning,

делая почти то же ввечеру, с присоединеньем кое-когда пунша. doing almost the same thing in the evening, with the addition of some punch. После сих тузов ||des as After these aces

и аристократства Коломны следует необыкновенная дробь и мелочь. and aristocracy of Kolomna is followed by an extraordinary fraction and pettiness. Их  так  же They are the same

трудно  поименовать,  как  исчислить   то   множество   насекомых,   которое |nommer||compter|||| it is difficult to name how to count the multitude of insects that

зарождается в старом уксусе. naît dans le||| originates in old vinegar. Тут есть  старухи,  которые  молятся;  старухи, There are old women here who are praying; old women,

которые пьянствуют; старухи, которые и молятся и пьянствуют вместе; старухи, who get drunk; old women who both pray and drink together; old women,

которые перебиваются непостижимыми средствами, как муравьи - таскают с собою who survive by incomprehensible means, like ants - dragging with them

старое тряпье и белье от Калинкина мосту до толкучего  рынка,  с  тем  чтобы |vieux chiffons et linge||||||||||| old rags and linen from Kalinkin bridge to the pusher market in order to

продать его там за пятнадцать копеек; словом, часто самый несчастный  осадок ||||||||||résidu misérable sell it there for fifteen kopecks; in short, often the most unfortunate sediment

человечества, которому бы ни  один  благодетельный  политический  эконом  не of humanity, to whom no beneficent political economist

нашел средств улучшить состояние. found the means to improve the condition.

Я для того  привел  их,  чтобы  показать  вам,  как  часто  этот  народ I brought them in order to show you how often these people

находится в необходимости искать одной только внезапной,  временной  помощи, is in the need to seek only one sudden, temporary help,

прибегать к займам; и тогда поселяются между ними особого  рода  ростовщики, ||recours aux prêts|||||||| resort to loans; and then a special kind of usurers settle among them,

снабжающие небольшими  суммами  под  заклады  и  за  большие  проценты. ||petites sommes||gages|||| supplying small sums of money against mortgages and at high interest rates. Эти These

небольшие ростовщики бывают в несколько раз бесчувственней  всяких  больших, small usurers are several times more insensitive than any large ones,

потому что возникают среди бедности и ярко выказываемых нищенских лохмотьев, because they arise in the midst of poverty and vividly displayed beggarly rags,

которых не видит богатый ростовщик, имеющий дело  только  с  приезжающими  в which is not seen by the rich usurer, who deals only with those who come to

каретах. carriages. И потому уже  слишком  рано  умирает  в  душах  их  всякое  чувство And therefore, too early, every feeling in their souls dies

человечества. humanity.