030 - 22 АВГУСТА 2014 - Современный город архитектора Ле Корбюзье
О.ЧИЖ: 11:13 в Москве, это программа «Город от ума». Всем добрый день. Меня зовут Оксана Чиж. Здесь же Алексей Новиков, руководитель Московского подразделения группы компаний «Thomson Reuters». Добрый день.
А.НОВИКОВ: Добрый день, Оксана.
О.ЧИЖ: А говорить мы сегодня будем о современном городе Ле Корбюзье. Ну, такая жизнь в городе как работа, правильно? Во всяком случае, те самые пять отправных точек современной архитектуры, которые он и опубликовал, и фактически узаконил, они получили такое широкое распространение, что ли, что теперь это кажется, ну, чем-то повсеместным, чем-то вообще настолько привычным, что даже странно, что это кто-то отдельно формулировал.
А.НОВИКОВ: Действительно, Корбюзье сыграл совершенно колоссальную роль в истории архитектуры и в истории градостроительства. И вообще. Когда профессионалы говорят о нем, они полны противоречий, поскольку как архитектор он был абсолютно гениальным человеком, он построил фантастически интересные здания, сформулировал очень интересные теории, и здесь, по всей видимости, в XX-ом веке, ему почти что нет равных. И он повлиял на огромное количество архитекторов и на стиль в архитектуре, и так далее. С другой стороны, он создал теорию градостроительства, которая, на самом деле, не выдерживает никакой критики, которая оказалась невероятно разрушительной. Она, по сути дела, могла, конечно, причинить и больший ущерб, но то, что мы видим, например, в спальных районах Москвы, советских городов и так далее — это не только результат социалистического проекта, но это результат, в том числе, концепции Корбюзье.
Он сам создавал градостроительные концепции и посвящал этому огромное количество времени. Но, тем не менее, ни гуманитарного образования, ни понимания того, что оно ему необходимо для этого, ему не хватило. И поэтому его проекты — современный город на 3 млн человек — о котором мы сегодня будем говорить, проект... план Вуазана, это проект реконструкции Парижа, и концепция «рэдиан сити», все три эти концепции, они очень родственные и, по сути дела, представляют собой такой проект социальной инженерии, городскую утопию, которая человека, по сути дела, и не видит, а если и видит, то человека в его рабочем состоянии. Поэтому тот город, который он предлагал нам — это город рабочего человека, а не человека вообще.
О.ЧИЖ: Ну, да. Получается, что эта концепция оказалась такая... такой востребованной в XX-ом веке со спросом на рабочую силу, что, в общем, она. Как система-паразит, поглотила вокруг себя все.
А.НОВИКОВ: Действительно так. Хотя надо сказать, что к ней Корбюзье шел именно от архитектуры. И вот если бы он не шел к ней, а остановился на собственно архитектуре, если бы он не делал вот этого безответственного шага, будучи великолепным профессионалом в своей области, не решил, что ему можно все за пределами своей области и не создал вот этого социально-инженерного проекта, то тогда бы он, конечно, бы вошел в историю не только как разрушитель... не столько как разрушитель, а именно как гениальный архитектор. Он и вошел в нее как гениальный архитектор, но, к сожалению, вот с большими оговорками.
Очень интересно проследить его судьбу, поскольку он шел к своей концепции не просто так, на него действительно влияла среда, семья и так далее. Он родился в 1887 году в Швейцарии, во французской части Швейцарии в городке Ла-Шо-де-Фон. Городок очень известный, это кантон, в котором в основном... это Юра, горы Юра... кантон, в котором в основном проживали, собственно, часовщики. Он очень известный.
О.ЧИЖ: И отец его, собственно, занимался как раз этим.
А.НОВИКОВ: Да, отец его занимался как раз этим. Сам по себе этот город, он прежде всего известен часами под названием «Омега». Наверное, швейцарские часы «Омега» знаю все. Они действительно там собираются. Он еще помимо Корбюзье породил еще очень интересного, известного человека, который также знаменит по всему миру, это Луи Шевроле, в честь которого назван автомобиль. Он, собственно, там родился, а потом уже переехав в Соединенные Штаты создавал свою модель автомобиля. И они родились, по-моему, с разницей в 9 лет, по-моему, друг друга так и не видели, не встречали, но, тем не менее, явно детство их приходилось на одно и то же время примерно, и проходило вот в этом замечательном городе.
Собственно, действительно Корбюзье, он родился практически в художественной семье. Поскольку его основным занятием в молодости стало как раз дизайнерское искусство, гравировка, и он работал... учился в школе специальной, которая этим занималась. И ему попадались на всем его пути очень интересные люди, и в частности, его первым учителем был такой Леплатенье, человек, который, собственно, не просто учил его гравировке, а который в конечном итоге его толкнул на то, чтобы он стал архитектором. Они с ним читали Раскина, они изучали различные произведения искусства, вот его учитель очень любил Родена, и, короче говоря, помимо семейного, он еще получил очень хорошую школу...
О.ЧИЖ: Ничто не предвещало...
А.НОВИКОВ: Ничто не предвещало, да, абсолютно, он был такой очень гуманитарный человек, хотя тоже с определенными элементами уважения к технологиям, поскольку все это происходило в среде, где новые технологии, в частности — часовые, да, они. В общем-то разрабатывались. И поэтому в голове и Корбюзье, и у его учителя все время вертелась вот эта вот технологическая идея, хотя собственно вот эту функциональную технологическую идею он получил потом уже, в Париже. То есть — от другого учителя, но они, тем не менее, очень активно этим занимались, и Корбюзье даже получил заказ на небольшое здание, которое называется вилла Фалле, и он его спроектировал и затем, на вырученные деньги, поехал на два года путешествовать по Европе.
О.ЧИЖ: Чтобы было понятно — ему ведь, кажется, даже 18 не было.
А.НОВИКОВ: Ему было 17 лет. Он первый свой дом спроектировал где-то, по-моему, в 17 лет, и дальше сообщил родителям, что он едет учиться. Конечно, человек он был невероятно интересный, креативный. Он был энергичный невероятно, и ему было важно посмотреть, как все устроено в других городах Европы. Он поехал в Италию, он совершенно был восхищен Тосканой, и тосканские монастыри, кстати говоря, повлияли на его концепцию современного города. То есть, вот, собственно, вот эта многоэтажное многоквартирное жилье он выстраивал именно по модели тосканских монастырей, имея в виду, в том числе, способ их социальной организации. Мы потом об этом специально поговорим. Потому что его социальная теория, она, собственно... она была очень худосочная, она бы никуда не годилась, абсолютно, и, конечно, вместо того, чтобы прочитать две книги по социологии и по экономике, он должен был прочитать две тысячи, но он этого не сделал. Возможно поэтому, когда...
О.ЧИЖ: Ему понравились первые две.
А.НОВИКОВ: Да, ему понравились первые две. Но так же как и, между прочим, Фрэнк Ллойд Райт, несмотря на общую образованность, вот эта вот зацикленность на каких-то понравившихся случайно авторах, там, экономистах и социологах, она приводила к мгновенной рефлексии архитектурной, потом они выводились в социальную плоскость и становились социально-инженерными проектами, абсолютно непригодными для человека.
Таким образом, после этой вилле Фалле он поехал в Италию, потом — Будапешт, Вену, и. В конечном итоге, в Париж. И уже в Париже он встретил своего второго учителя, Огюста Перре, который был инженером, который настаивал на том, что функция должна доминировать, в том числе — в архитектурной форме, и вот собственно оттуда пошла его увлеченность функцией, в определенной степени — минимализмом...
О.ЧИЖ: Ну, аскетичность, да, такая, подчеркнутая, что ли...
А.НОВИКОВ: И отрицание собственно декоративности как элемента... как существенного элемента. То есть, вся красота должна была исходить из функции в гораздо большей степени, чем чего бы то ни было еще. Кстати, надо сказать, я не упомянул, что звали Ле Корбюзье вовсе не Ле Корбюзье, это его псевдоним, его имя Шарль-Эдуард Жаннере.
О.ЧИЖ: Псевдоним причем литературный, на самом деле. Он с публикациями появился.
А.НОВИКОВ: Да-да-да. Он появился с публикациями, и взял он его из своего семейного архива, то ли дедушка, то ли прадедушка по материнской линии был с похожим именем, но с похожим. А не с именем Ле Корбюзье, оно по-другому писалось. И так вот он стал Ле Корбюзье, тем не менее, его в основном звали Шарль все его друзья, а в конце концов, когда поняли, что он человек невероятно энергичный, креативный, мощный и который мечтал о каких-то глобальных проектах, они его стали звать Гран-Шарль, то есть, Большой Шарль.
Но для того, чтобы закончить с его периодом швейцарским, нужно все-таки сказать, что он со своим учителем задумал проект нового художественного образования после того, как они изучили индустриальный дизайн в Германии. И Леплатенье, его, собственно, учитель, он создал идею так называемого нового подразделения, по-английски — new section или... в Школе искусств и ремесел в вот этом вот городе Ла-Шо-де-Фон. И надо сказать, что он вложился в это очень серьезно, и, более того, Корбюзье должен был написать для муниципального совета, который предполагал финансировать этот проект, специальный отчет по немецкому подходу, который, собственно, он и написал, но к власти в городе пришли социалисты, в конечном счете этот проект не состоялся и был отвергнут, потому что деньги были не выделены. Потому что считалось, что это все... как бы... не соответствует социалистическим идеалам.
О.ЧИЖ: Излишество.
А.НОВИКОВ: Это все излишество, это все некоторый такой буржуазный технократический проект, и для Корбюзье это был удар, потому что он не ожидал этой атаки именно со стороны социалистов, сам он был хоть и не социалистом, но человеком с невероятно тоталитарным мышлением. Он верил в организацию, в централизацию, и в этом смысле он был очень близок социалистам, хотя всегда считал, что он скорее на стороне «невидимой руки» Адама Смита, то есть — на стороне такой рыночной организации. Но из его проектов, из его философии именно градостроительной этого, конечно, совершенно не следует, он гораздо ближе к тоталитарным, социалистическим, коммунистическим идеалам. Вот. И он поссорился, по сути дела, со своим учителем, который считал, что план... обоснование этого плана создания нового художественного образования было не совсем правильно написано, и, в общем, из-за того, что...
О.ЧИЖ: И отсюда и провал...
А.НОВИКОВ: Да, из-за этого, собственно, и провал. Таким образом, фактически, заканчивается его период жизни в этом швейцарском городке, он полностью переезжает в Париж, и вот там вот он начинает бороться с Парижем, он ему не нравится, он кажется ему скученным, и так далее. И вот здесь, мне кажется, очень интересный момент, потому что крупнейшие городские утопии XX-го века, это Эбенезер Говард, это Фрэнк Ллойд Райт, о котором мы говорили, это Корбюзье, они именно утопии, не проекты, а утопии. Они все, в общем, исходят из скорее нелюбви к городу. То есть, архитектор... все вот эти архитекторы любили очень собственно дома, здания и даже попытались поместить их в какие-то там интересные пространства, но все эти пространства к собственно городу, в нынешнем его как бы виде, не имели никакого отношения, они от него отталкивались. Если помните, Фрэнк Ллойд Райт, он создавал этот «броад акр», по сути дела, он создавал идеалистический такой, идеальный пригород с наделами земельными.
Корбюзье считал, что город с такой плотностью, как Париж, он должен быть совершенно другим. Он очень не любил его состояние, такое вот живое и рыночное, организации ему там явно не хватало, он считал, что это все хаос, и, в конечном итоге, создал свою концепцию современного города на 3 млн человек в 1922 году. И надо сказать, так же, как и Фрэнк Ллойд Райт, он создал это в тот момент, когда его немного подзабыли. То есть, все эти его изначальные проекты, они постепенно забылись, и у него были какие-то трудности в целом с признанием и так далее, и вот он начал думать насчет государственного и социального переустройства...
О.ЧИЖ: Подходящий момент заняться социальной философией, да.
А.НОВИКОВ: ...и занялся социальной философией. И вот на Осеннем салоне в 1922 году в Париже он выставляет диараму, ни много ни мало — 100 м2, то есть, это макет, по сути дела, современного города на 3 млн человек. Так он — этот проект — собственно и назывался.
О.ЧИЖ: Это был город, нарисованный с нуля, просто как на чистой земле?
А.НОВИКОВ: Именно. И в этом-то как бы и удивление, потому что вроде бы имело бы смысл обсуждать как город может вписаться в какую-то среду — либо в историческую, либо в природную — но собственно город был, конечно, моделью. Нельзя. Конечно, придираться к этому, потому что это действительно была модель, он не занимался проектированием реального города, и было бы несправедливо сказать, что он как бы на пустом месте строил реальный город. Нет, он строил город-модель, но, честно говоря, модель такой мощной силы. Геометрической и социальной, что она в конечном итоге взрывала все существующие представления.
О.ЧИЖ: В основе этой модели все-таки лежало что? Принцип организации жизни людей... то есть, в зависимости от их места работы, или это какая-то социальная основа в первую очередь?
А.НОВИКОВ: Да, это была проекция социальной теории, очень худосочной, напоминающей теорию Сен-Симона. Все говорят, что он практически последователь Сен-Симона, синдикалиста, человек, который верил в то, что индустриальная элита, она, собственно, организует весь мир и в частности — городское пространство. У меня лично есть большие сомнения, что он читал Сен-Симона, но...
О.ЧИЖ: Услышал чей-то пересказ.
А.НОВИКОВ: ...скорей всего, он сам дошел до этой мысли, и то Сен-Симон, что он, они примерно одного калибра по части, конечно, вот, социальной теории. Потому что калибр крайне низкий, и они все исходят из каких-то соображений, не имеющих к человеческой жизни реальной отношения. Но, так или иначе, это была социальная проекция. Проекция вот этой идеи индустриальной организации. Он очень верил в большие компании, он считал, что они изменят мир, что именно промышленная элита, собственно, в состоянии организовать городское пространство.
О.ЧИЖ: Ну, вот как это выглядело на практике, мы обсудим после новостей.
11:35. Программа «Город от ума». Алексей Новиков, Оксана Чиж. Вот эта самая модель города на 3 млн человек, спроектированная Ле Корбюзье, воплощенная им — ну, по крайней мере, в некой диаграмме, да? В чем его социальная сущность проявлялась? Я имею в виду — как это странное понимание того, как должна быть организована жизнь людей в городе проявляла себя непосредственно в организации улиц, зданий и так далее?
А.НОВИКОВ: Ну, вот если почитать это все, то, конечно, создается ощущение, что это такая диктатура на листе ватмана, потому что город абсолютно плоский, его пересекают две крупные магистрали, по которым машины двигаются очень быстро, в центре пересекаются, а под этими магистралями расположен...
О.ЧИЖ: То есть — крест такой?
А.НОВИКОВ: Да, крест. А под этими магистралями расположен центральный вокзал, куда стекаются и автомобилисты, и те, кто приехал на поезде, и это такая как бы центральная коммуникационная точка. Этот такой символ организации, централизации пространства. Непосредственно в центре города расположено несколько десятков небоскребов, то есть... у Корбюзье, кстати, была довольно забавная теория, что нечего, мол, городам разрастаться, улицы теперь вертикальные, и поэтому как бы целый квартал можно разместить в одном небоскребе, поэтому «улицы будущего», — говорил он — «это лифты». И в этих небоскребах жила предпринимательская элита. Для рабочих он отводил такие города-сателлиты с огородами, где они, соответственно, могли отдыхать после проведенного рабочего дня, 8-часового, в индустриальной зоне. Все очень по порядку.
При это он признавал, что, как он говорил, 8-часовой рабочий день у конвейера — это действительно такая дебилизация человека происходит, поэтому ему нужно придумать досуг, и он, собственно, этот досуг уводил в совершенно другое пространство из центра города в города-сателлиты, в пригороды. В отличие от Фрэнка Ллойда Райта, который, на самом-то деле, видел будущее в том, что работа становится креативной, она становится одновременно и досугом, и удовольствием, то есть, для него это было... он видел слияние этих двух составляющих. Корбюзье их разделял категорически: работа — это работа, а креативная, художественная жизнь и расслабление — это отдельное пространство.
Он придумал — и это действительно очень интересно, и тут, конечно, все архитекторы скажут, что он большой молодец, и действительно он повлиял очень сильно на индустриальную архитектуру, потому что он придумал вот этот вот Domino House, по сути дела — стандартную квартиру, которая собиралась из усиленных бетонных блоков — он вообще в начале своей профессиональной карьеры интересовался материалами, усиленным бетоном, экспериментировал с кирпичами — то есть, ему это все казалось очень важным, потому что он думал об индустриальном строительстве. Строительстве, которое не индивидуальное, а стандартное, индустриальное. Конечно, он повлиял очень мощно на всю индустрию строительства, и в этом скорее его даже позитивная заслуга. Несмотря на то, что вот эти социальные проекты ужасны, но как только он переходил в сферу своей компетенции, а именно — в сферу архитектуры и строительства, он делал совершенно гениальные вещи и очень интересные.
При этом он как бы считал, что вот эти вот квартиры, они должны быть, во-первых, двухэтажными, во-вторых, у них должна быть обязательно терраса.
О.ЧИЖ: Террасы на крышах, по-моему, тоже одна из его...
А.НОВИКОВ: Да, одна из идей, которая, на самом деле, интересна с двух точек зрения. Во-первых, он предполагал, что там должны быть спортивные залы на крышах небоскребов, а во-вторых, он говорил, что на крышах административных зданий должны быть ночные клубы, бары и там всякие ночные развлечения. Это очень модная сейчас теория. Она говорит о том, что функции места должны сменяться в зависимости от времени. И вместо того, чтобы расползаться в пространстве, город может использовать имеющиеся здания для разных целей. И в частности, вот... особенно в таком климате, как во Франции, конечно, крыша — это ресурс, бесспорно. Потому что она не завалена снегом круглый год, и в это смысле... может быть использована, в том числе, и для релакса.
Вот. Но так или иначе, все это было подчинено очень строгой геометрии. И еще одна интересная находка и, кстати говоря, очень правильная, он построил транспортную сеть как фрактал. То есть, он, по сути дела, разделил — то, что сделал Доксиадис в Исламабаде — он разделил транспортную сеть по уровням, то есть — скоростные магистрали, затем какие-то магистрали для среднего скоростного движения, потом пешеходные, велосипедные дорожки — и все это пронизывало целиком город, таким образом уходило на мельчайший уровень дробности. Это, опять же, очень правильная идея, если бы она не подкреплялась соображениями собственно социальной организации. И у него были мысли такого сорта. Он говорил, что свободный человек имеет тенденцию к геометрии. Звучит очень красиво, но почему это так, он не очень объяснял.
О.ЧИЖ: Люди все время мешают, наверное...
А.НОВИКОВ: И к правильной геометрии — к квадрату, кругу, треугольнику, и вот Говард про круг говорил, он — про квадрат, то есть, они все очень любили такого рода вещи. И в принципе, это показало свою состоятельность на многих городских планах, но в отличие, например, от Корбюзье, Серда, вот в Барселоне, он сделал вот эту вот структуру, но она была абсолютна антропоморфная, он и в голове не держал, что человек — это рабочий винтик, он делал город для жизни, он выверял ширину улиц, выверял правильное соотношение проезжей части и пешеходной, длину фасада квартала и так далее. То есть, это была совершенно другая идея, для свободного человека, абсолютно хаотического.
О.ЧИЖ: Обратная мотивация полностью.
А.НОВИКОВ: Абсолютно обратная мотивация приводила к этому. Может быть, в известной степени Корбюзье и был прав, но исходил он совершенно из другого. Он говорил, что город — это прежде всего скорость, поэтому необходимо сделать вот эти вот хайвэи. На самом деле, говорил практически все то, что в конечном итоге привело к транспортному коллапсу, вот вся его вот эта концепция централизации городской, и к проблемам современных городов.
О.ЧИЖ: Нет, ну, город-то, с другой стороны, планировался на 3 млн человек, а не на 10 и не на 12.
А.НОВИКОВ: Верно, да, то есть, он не говорил о таких вот крупных мегаполисах, тем не менее, город и в 3 млн человек вот при такой планировке мог оказаться...
О.ЧИЖ: Все равно вставал?
А.НОВИКОВ: Да, в тяжелом транспортном положении. Затем, на этом как бы его идея не закончилась, потому через несколько лет, в 1925 году, ему вроде бы улыбнулась удача, он нашел спонсора на план реконструкции Парижа, который он сам собственно и придумал. Называется это план Вуазана. Вуазан — это очень известный человек, Габриэль Вуазан, который...один из легендарных французских авиаторов, он вместе со своим братом Шарлем... практически такие братья Райт во французском исполнении. Между прочим, в известной степени даже интереснее, чем братья Райт, поскольку они придумали гидросамолет, они взлетали с Сены, в общем, это очень интересные конструкторы и летчики. И вот Габриэль Вуазан, он был очарован идеями Корбюзье, и он проспонсировал создание этого плана. И честно говоря... бог уберег Париж от вот этого плана, потому что есть его не просто чертежи, есть фотографии модели, и это, на самом деле, полный кошмар, потому что весь центр Парижа, любимый всем миром и нашими гражданами в том числе...
О.ЧИЖ: Стирается с лица земли?
А.НОВИКОВ: ...вообще стирается с лица земли, там появляются 24 башни а-ля башня Монпарнас, которая стоит там. Вы знаете такую башню, да? Которая, в отличие от Эйфелевой, действительно, по-настоящему, Париж таки уродует. И вот таких было 24, и вот вся вот это вот... весь квартал Маре, весь квартал за Сите , к северу...
О.ЧИЖ: Все уходило?
А.НОВИКОВ: ...все полностью уходило, и там появлялись вот эти вот небоскребы, в которых жила индустриальная элита Парижа, и она управляла всем городом.
О.ЧИЖ: Да, но не суждено было этому плану воплотиться в жизнь. Но, с другой стороны, какие-то вещи до сих пор с нами, те же летние террасы на крышах домов, свободная планировка и какие-то такие штуки, которые остались в наследство на десятилетия, практически больше, чем на век. Алексей Новиков, Оксана Чиж. Спасибо всем большое.
А.НОВИКОВ: Всего доброго.
