Деревянко – депрессия, Венесуэла, фрилав / вДудь (4)
который переодевается в графиню Ржевскую, и вот тут у меня был вопрос.
К графине Ржевской, я имею в виду.
Потому что до этого у меня был опыт,
фильм «Люби меня» Веры Сторожевой,
где мой герой Шурик
переодевается в девушку,
чтобы там кого-то соблазнить, что-то такое.
Никогда до этого момента мне не было так тяжело, то есть мне было стремно
приходить на съемочную площадку и одевать это…
— …эту женскую… — Прости, пожалуйста — «надевать».
Извини, что я тебя поправляю — «надевать».
— Я тебя хотел проверить, Юр.
Молодец!
— Ну ты несколько раз ошибся до этого, я как бы держал в себе…
— А я ждал, когда ты!
Сможет или нет? Молодец!
Приходил на съемочную площадку, надевал это платье, Юр.
Это было дико тяжело, потому что…
потому что…
Ну, как мне тогда казалось,
не было никакой формы четкой, ну это ж…
…жанр должен быть, форма, чтобы…
А тут просто надевал это платье и…
…должен был (изменяет голос на тонкий) изменять немножко голос на женский и говорить.
И это было так противно мне.
Я говорю: «Вер, а что я? Как?»
Она говорит: «Все хорошо, делай!»
А я понимал, что это (шепотом) пиздец как плохо все.
Ну так мне казалось, чудовищно плохо все.
— Снимался Мишка Ефремов. — Ага.
— И Никита Сергеевич Михалков
как-то посмотрел этот фильм.
И они снимали потом «13 разгневанных мужчин».
— Нет, просто «13».
— И он подошел к Мише такой, говорит:
«"Люби меня", говоришь?
Ну-ну».
И Миша просто…
— Стебал, да? — Ну да.
— «"Люби меня", говоришь? Ну-ну».
Вот, и я говорю: «Слушай, Марюс…»
А там нужно… Мой герой, Ржевский, переодевается
в графиню Ржевскую, чтобы остановить
— …наступление наполеоновских войск. — Да.
— А остановить их может только женщина. — Да.
— Их может остановить только… — Исторический сюжет, да.
— Так и было все. — Да.
— Реально, один к одному. — Основа.
— И я говорю: «Марюс, слушай, ну у меня был такой жуткий опыт, неудачный стремный опыт».
Такой я в платье…
То есть осадок у меня ужасный после этого остался.
Он говорит:
«Все будет хорошо. Все будет нормально».
Но в общем, помимо этого все было замечательно.
— Мы… — Ну кроме фильма итогового.
— Это…
Мнение, Юра,
как жопа —
у каждого своя.
Вот, поэтому…
Поэтому… я люблю этот фильм.
Я люблю все, что с ним связано.
Мы познакомились там с Володей Зеленским.
— Ты целовался в губы с Владимиром Зеленским там.
— В губы? Нет.
Там не было поцелуев, че ты придумываешь-то?
— Сейчас появляется здесь, как вы прям реально, того…
Ну просто поцелуй в губы не значит поцелуй с языком. В этом смысле.
Там прям… прям…
Даже мы с Серегой не позволяли себе такой близости,
— …хотя у нас много чего было. — Да ладно, рассказывайте, ребят, все я про вас знаю.
— Слушай, ну может и было.
Может и было че, я не…
— А, ну ты не помнишь? — Время-то прошло, не помню.
— Угу.
— И что?
— А что, Юр?
(музыкальная заставка)
— Ты приходил к Урганту как-то.
И я прям возненавидел тебя после этого прихода.
Потому что он там показал фотографию,
как ты выглядишь без одежды.
И ты сказал, что тебе даже делать ничего для этого не нужно.
Что ты просто…
— А, ты в этом смысле возненавидел? — Да.
Да, что у тебя там просто идеальная фигура,
— …а ты вообще ничего не делаешь для этого. — Представляешь?
— Максимум раз в неделю
зайдешь в зальчик, что-то там…
— …помоешься в душе и все. — Есть такое.
Мне нужно постоянно есть,
жрать, как я называю, чтобы не похудеть, то есть у меня проблемы с похуданием.
— С набором веса, вернее. — Ага.
— То есть мне нужно худеть, мне нужно толстеть постоянно.
Я поэтому пью протеины какие-то, чтобы…
— Чтобы мясо появлялось. — Чтобы из 62 выйти килограммов.
— Ты весишь 62 килограмма? — Да, 62.
(оба смеются)
— Извините. — Завело.
(за кадром) — Если ты хочешь это примонтировать к тому моменту, то уже поздно.
— Ну ладно.
— Да никто не увидит! (за кадром) — Ну да.
— Никто не увидит, я уверяю вас.
Когда в кино происходят какие-то ляпы, ну много,
и у Голливуда, и здесь.
Всегда кто-то не в той одежде вышел, знаешь,
перепутали как бы, вот.
И обычно говорят:
«Да это никто не увидит никогда, я вам клянусь!
Когда такие артисты в кадре, никто никогда этого не увидит!»
— Твоя цитата:
«Я никого не боюсь играть,
кроме, наверное, людей с нетрадиционной сексуальной орентацией.
Не потому, что не смогу,
а из-за предрассудков своих и общества,
которые развили во мне какую-то несвободу».
Ты сказал это несколько лет назад.
— Поменялось ли что-то сейчас, в 2020 году? — Даже много уже.
Даже много уже лет назад сказал, я думаю.
— Поменялось ли сейчас?
— Знаешь, Юра, я думаю…
Во многом вот эти слова были продиктованы
вот тем временем.
Я сам из Таганрога, я рос с пацанами.
Вокруг все это.
Вокруг нас были эти зоны, и это…
Ну, блатная романтика была всегда рядом с нами, всегда.
«Голуби летят над нашей…» Вот.
И среди вот этого народа, да,
было абсолютно однозначное отношение
ко всему вот этому.
— А сейчас?
— Эм-м-м…
Посмотрев «Полное затмение» с Леонардо ди Каприо,
там где он Рембо играл, верно?
— Рембо. — Рембо.
— Я понял как же они свободны.
И насколько нам нужно расширять свои рамки, так сказать.
Так, и вот я хочу расширить свои рамки.
И тут как раз Саша Шейн,
Александр Шейн…
— Режиссер-авангардист.
— Точно.
Предлагает мне сценарий, который называется «Смеситель».
Мой герой…
— Сантехник-гей?
— Я не помню, кто он.
Любовник Гоши Куценко,
который потом беременеет от него.
То есть слушайте, ребят,
знаете, у меня большой… сейчас серьезно.
У меня болшой прорыв, потому что я…
…очень долгое время… Мне кто-то даже там, когда-то, в каких-то интервью упоминал это,
и я ненавидел этого человека в тот момент.
Мне настолько было противно, мне настолько было больно, мне настолько было стыдно
за то, что я делал.
А сейчас я это говорю!
— Легко. — Класс!
— Шикарно. — Да.
— Так вот… — Я скривился, потому что он беременел.
— Не потому что он гей, на всякий случай. — Да ладно.
— Потому что это уже в треш переходит. — Давай насыпай.
— Мы все это сыграли, и когда я это увидел, это конечно было отвратительно.
Отвратительно.
Это на долгое время мне испортило все мое…
Я был разочарован.
Одно дело — когда это какая-то серьезная работа, какая-то серьезная роль, допустим
«Человек, который всех удивил». Женя Цыганов.
— Там страшные сцены. — Страшные, страшные, но блин ну…
— Но это круто.
— Но это круто! — Да.
— Он меня реально удивил, я никак не ожидал от Женьки этого.
Жень.
— Ты спрашиваешь, как у меня изменилось отношение к этому ко всему? — Да.
— Эта цитата неактуальна?
— Сейчас? — Да.
— Ну нет конечно.
— Окей. — Ну нет конечно.
— Просто если сейчас будет какое-то интересное предложение… — Да.
— …то я с удовольствием это сделаю, вот и все.
— Если в Гугл вбивать «Павел Деревянко»,
то там то ли третьей, то ли пятой ссылкой появляется «Павел Деревянко ботокс».
— Ботокс? — Да.
— Так. — Почему?
— Я не знаю, «Павел Деревянко ботокс».
— Ты делал пластику когда-то?
— Нет. — Никогда?
— Нет, я делал… экспериментировал со лбом,
чтоб не было больших морщин, глубоких, я делал как-то…
А, ну вот, я пробовал этим ботоксом.
Ну вот собственно на фильме «Счастливый конец» у меня лоб в ботоксе.
Вот, но это было чудовищно.
Я…
— Ты колол?.. Тебе кололи вот сюда?
Тебе, 35-летнему?
— Ну да, мне не нравились свои морщины.
— Слушай, а вот у меня есть же морщины?
— У тебя? — Да.
— Парочка есть.
— Так, и то есть ты смотрел… Я просто даже не очень понимаю, что такое морщины.
— Нет, понимаешь… — Ты, молодой мужик, это делал?
— Ну понимаешь, у меня на лбу
такие были глубокие прорезы.
Такие морщины. Ну вот,
как-то от них хотелось избавиться, да.
— Тебе понравилось? — Нет.
Это было очень плохо.
— И ты отказался от этих вещей?
— Отказался.
— Вот я… — Улучшайзинг.
— Это называется… — Улучшайзинг?
— Перфекционизм, вот одна из степеней.
То есть хочется всегда чего-то
приближенного к идеальному.
Ну знаешь, понятно, что далеко не…
…идеален, но хотелось всегда, вот.
И хочется, собственно.
— Так а стареть же тоже красиво можно.
— Ну вот я долгое время не мог с этим примириться,
а сейчас я, кстати, не знаю.
Насколько я со старением своим…
Хочется же вечно молодым и вечно пьяным быть.
— Да? — Ну.
— Слушай, а вот у меня куча седых волос, выяснилось.
Когда я лишился доступа к парикмахеру,
выяснилось, что у меня прямо седины дофигища, вот.
А у тебя есть?
— Ну какая-то есть, но мне делали, знаешь, «мезотерапия».
Мезотерапия и типа плазмолифтинг в голову,
укольчики достаточно болючие, но
волосы хорошо растут,
от выпадения волос
и от седины они спасают.
— Да? — Да.
— Я сейчас чувствую… — Мезотерапия!
— Но если без этого, все равно можно же обойтись, можно же жить?
— Да, живут люди.
— О, супер.
Слушай, про ботокс.
А ты вот когда на вождя смотришь…
…как думаешь, есть он там или нет?
— Есть конечно.
— А понимаешь логику?
— В смысле понимаю?
— Я не понимаю просто — вот на фига?
— Ну в смысле? Чтобы эстетично все как-то выглядело.
Но это нормально, я не считаю это ненормальным.
Я считаю, это норма.
На него все смотрят… Это все лишние детали, которые могут
кого-то раздражать,
кого-то уводить от сути.
Ну понимаешь.
— Когда тебе будет 60 с лишним, будешь колоть, как думаешь?
— Ну надо дожить, я не знаю.
Может я буду смирившимся уже
С собой, и может буду нравиться себе старичком.
(музыкальная заставка)
— Даша, твоя жена. — Да.
— Она пекарь.
— Да.
Да, у нее есть прекрасная компания, называется Sasha Bread.
Саша — зовут младшую мою дочку так.
Дашку зовут многие Сашей, потому что думают, что она в честь себя назвала компанию.
У нас семейная пекарня.
Более ста позиций, они пекут безумно вкусный хлеб.
Все на закваске.
Все с большой любовью.
Очень много сейчас стало позиций,
сейчас несколько позиций появилось безглютенового хлеба,
шикарных.
— Это здесь печется?
— Нет. — Или у них заводик?
— Небольшая есть пекарня, но сейчас,
по-моему вчера она мне сказала как раз.
Ночью мы валялись,
обсуждали всякие темки,
и она говорила, что она нашла себе новое здание
и будет переезжать.
Потому что сейчас есть
форма хорошая.
Форма — я имею в виду хлеб, классный вкусный хлеб, качественный.
Но нет образцово-показательной пекарни.
И я прям на этом настаиваю.
— Пекарня в смысле то, где это можно выставлять продавать?
— Нет, ну чтоб красиво все было.
Хоршее здание, хорошее помещение, чтоб все это было…
— Да-да, я слышал, что ты прямо такой перфекционист.
Ты очень паришься на внешнее все такое.
— Перфекционист хуев, как я себя называю.
— Да? — Да.
— Расскажи, как ты познакомился со своей женой.
— У нас был спектакль много-много лет назад, «Вий» назывался он.
— Так. — Поставила его Нина Чусова, которой я говорил спасибо.
— Дай угадаю, по Гоголю?
— Молоде-е-ец.
— Мы играли его с Викой Исаковой. — О!
— С Вичкой Исаковой. — Большой русской актрисой.
— Да, с моей подруженькой прекрасной.
Викуся.
И Викуля мне говорит как-то.
Ну мы дружили там, общались.
Она говорит:
— «Поехали на Николину Гору, я тебя познакомлю с одной семьей классной, Мясищевых». — Ага.
— Она говорит: «Там такая бабка, бабуся…»
Гарик Сукачев, «Моя бабушка курит трубку,
Трубку курит бабушка моя».
— Про нее. — Это не про нее, но это про нее.
— Ага.
— И Гарик там тоже бывал, и Харатьяны, все
бывали в этом семействе, раньше это было прям…
Я приехал, меня сразу как-то приняли.
Бабуся была такая огонь!
Сейчас ей уже 90 вот исполняется,
сейчас подослабла хватка ее,
а раньше — просто…
Я приехал в эту семью.
Познакомился со всеми, познакомился с младшей сестрой Машей,
Дашу никак не видел я там.
Два или три раза приезжали мы.
Вот, как-то увидел ее на пляже.
На Николиной Горе.
И, не знаю, года три мы были знакомы с ней.
Встречались раз в полгода примерно на каких-то вечеринках.
Очень симпатизировали друг другу,
но то у нее кто-то был, то у меня кто-то был в это время.
И на одной из таких вечеринок кстати…
Я помню хотел отношений каких-то серьезных, но никак не мог найти.
И Марюс…
Мой друг Марюс…
Мы с Дашкой увиделись, она отошла куда-то,
на какой-то вечеринке, и Марюс говорит…
Вот, в общем.
Три года спустя где-то…
— Так…
— Где-то три года спустя
ноченькой темной я у себя дома.
Что-то делаю, в начале первого, по-моему. Звонит Дашуля.
Даша, Даша Мясищева мне.
Я говорю: «Алло». Она: «Привет, как дела?
Я здесь неподалеку…
как же клуб этот был…«Солянка».
В Солянке».
— Ты ходил в «Солянку»?
— Ну я там немножко ходил, я не особенно ходил, если честно, не особенно.
