chapitre 2 Kapitel 2 chapter 2 capítulo 2 capítulo 2

LE LABOUR THE LABOR

Je venais de regarder longtemps et avec une profonde mélancolie le laboureur d'Holbein, et je me promenais dans la campagne, rêvant à la vie des champs et à la destinée du cultivateur. |||||||||||plowman|of Holbein||||was walking||||dreaming|||||||||||farmer I had just looked for a long time and with deep melancholy at the plowman of Holbein, and I was walking in the countryside, dreaming of the life of the fields and of the fate of the farmer. Sans doute il est lugubre de consumer ses forces et ses jours à fendre le sein de cette terre jalouse, qui se fait arracher les trésors de sa fécondité, lorsqu'un morceau de pain le plus noir et le plus grossier est, à la fin de la journée, l'unique récompense et l'unique profit attachés à un si dur labeur. ||||||||||||||||||||||||||||fertility||||||||||||||||||||||||||||| ||||gloomy||consume|||||||fend||bosom||||||||||||||||||||||||coarse|||||||||||||||||hard|labor Doubtless it is lugubrious to consume one's strength and one's life splitting the bosom of this jealous land, which is having the treasures of its fertility torn away, when a piece of the darkest and coarsest bread is, at the end of the day, the only reward and the only profit attached to such hard work. Несомненно, мрачно тратить силы и дни на раскалывание лона этой ревнивой земли, лишенной сокровищ своего плодородия, когда кусок самого черного и грубого хлеба в конце дня - единственная награда и единственная выгода от такого тяжелого труда. Ces richesses qui couvrent le sol, ces moissons, ces fruits, ces bestiaux orgueilleux qui s'engraissent dans les longues herbes, sont la propriété de quelques-uns et les instruments de la fatigue et de l'esclavage du plus grand nombre. |||||soil||harvests||||cattle|proud||fatten||||herbs|||||||||||||||slavery|||| These riches which cover the ground, these harvests, these fruits, these proud cattle which grow fat in the long grass, are the property of a few and the instruments of fatigue and slavery of the greatest number. Богатства, покрывающие землю, урожаи, плоды, гордый скот, откармливающийся в длинной траве, - все это собственность немногих и орудие изнурения и рабства многих. L'homme de loisir n'aime en général pour eux-mêmes, ni les champs, ni les prairies, ni le spectacle de la nature, ni les animaux superbes qui doivent se convertir en pièces d'or pour son usage. ||||||||||||||meadows|||||||||||||||||||| The man of leisure does not like in general for himself, neither the fields, nor the meadows, nor the spectacle of nature, nor the superb animals which must be converted into gold coins for his use. Человек досуга, как правило, не любит ни полей, ни лугов, ни зрелищ природы, ни великолепных животных, которые должны быть превращены в золотые монеты для его использования. L'homme de loisir vient chercher un peu d'air et de santé dans le séjour de la campagne, puis il retourne dépenser dans les grandes villes le fruit du travail de ses vassaux. |||||||||||||||||||||||||||||||vassals ||leisure|||||||||||||||||||||||||||||vassals The man of leisure comes to seek a little air and health in the living room of the countryside, then he returns to spend in the big cities the fruit of the work of his vassals. Человек досуга приезжает в деревню, чтобы подышать свежим воздухом и поправить здоровье, а затем возвращается в большие города, чтобы потратить плоды труда своих вассалов. De son côté, l'homme de travail est trop accablé, trop malheureux, et trop effrayé de l'avenir, pour jouir de la beauté des campagnes et des charmes de la vie rustique. ||||||||überwältigt||||||||||||||||||||| ||||||||overwhelmed|||||||||enjoy|||||||||||| For his part, the working man is too overwhelmed, too unhappy, and too afraid of the future, to enjoy the beauty of the countryside and the charms of rustic life. Со своей стороны, рабочий человек слишком перегружен, слишком несчастен и слишком боится будущего, чтобы наслаждаться красотой сельской местности и прелестями загородной жизни. Pour lui aussi les champs dorés, les belles prairies, les animaux superbes, représentent des sacs d'écus dont il n'aura qu'une faible part, insuffisante à ses besoins, et que pourtant, il faut remplir, chaque année, ces sacs maudits, pour satisfaire le maître et payer le droit de vivre parcimonieusement et misérablement sur son domaine. |||||||||||||||of écus||||||||||||||||||||||||||||||||sparsam||||| ||||||||||||||||||||||||||||however||||||||cursed|||||||||||sparingly||||| For him also the golden fields, the beautiful meadows, the superb animals, represent bags of coins of which he will have only a small part, insufficient for his needs, and which however, these bags must be filled each year. cursed, to satisfy the master and pay for the right to live sparingly and miserably on his domain. Для него золотые поля, прекрасные луга, великолепные животные - это мешки с экю, из которых он получит лишь малую долю, недостаточную для его нужд, и все же каждый год он должен наполнять эти проклятые мешки, чтобы угодить хозяину и заплатить за право скупо и убого жить в своем поместье. Et pourtant, la nature est éternellement jeune, belle et généreuse. И все же природа вечно молода, прекрасна и щедра. Elle verse la poésie et la beauté à tous les êtres, à toutes les plantes, qu'on laisse s'y développer à souhait. |pours|||||||all||||||||||||will It pours poetry and beauty to all beings, to all plants, which can be allowed to develop as desired. Он наполняет поэзией и красотой все существа, все растения, которым позволено развиваться так, как они хотят. Elle possède le secret du bonheur, et nul n'a su le lui ravir. ||||||||||||rauben |||||happiness||no||||it|revoke She possesses the secret of happiness, and no one has been able to steal it from her. Она владеет секретом счастья, и никто не смог отнять его у нее. Le plus heureux des hommes serait celui qui, possédant la science de son labeur, et travaillant de ses mains, puisant le bien-être et la liberté dans l'exercice de sa force intelligente, aurait le temps de vivre par le cur et par le cerveau, de comprendre son uvre et d'aimer celle de Dieu. |||||||||||||Arbeit||||||||||||||||||||||||||Herz||||||||||||| ||||||||||||||||||||||||||||||||would have|||||||heart||||||||work||||| Самым счастливым человеком был бы тот, кто, владея наукой своего труда, работая руками, получая благосостояние и свободу от применения своей разумной силы, имел бы время жить сердцем и мозгом, понимать свою работу и любить работу Бога. L'artiste a des jouissances de ce genre, dans la contemplation et la reproduction des beautés de la nature; mais, en voyant la douleur des hommes qui peuplent ce paradis de la terre, l'artiste au cur droit et humain est troublé au milieu de sa jouissance. ||||||||||||||||||||||||||populate|||||||||||||||||| The artist has enjoyments of this kind, in the contemplation and reproduction of the beauties of nature; but, seeing the pain of the men who inhabit this earthly paradise, the artist with a straight and human heart is troubled in the midst of his enjoyment. Художник получает удовольствие от созерцания и воспроизведения красот природы, но когда он видит страдания людей, населяющих этот земной рай, его честное и гуманное сердце тревожится в самый разгар наслаждения. Le bonheur serait là où l'esprit, le cur et les bras, travaillant de concert sous l'il de la Providence, une sainte harmonie existerait entre la munificence de Dieu et les ravissements de l'âme humaine. |||||||||||||||Auge|||||||||||||||||| ||||||||||||||||||||||||||||||||the soul| Happiness would be there where the spirit, the heart and the arms, working together under the eye of Providence, a holy harmony would exist between the munificence of God and the raptures of the human soul. Счастье там, где ум, сердце и руки, работающие вместе под руководством Провидения, свято блюдут гармонию между Божьим благодеянием и восторгом человеческой души. C'est alors qu'au lieu de la piteuse et affreuse mort, marchant dans son sillon, le fouet à la main, le peintre d'allégories pourrait placer à ses côtés un ange radieux, semant à pleines mains le blé béni sur le sillon fumant. It is then that instead of the pitiful and dreadful death, walking in its furrow, whip in hand, the painter of allegories could place at his side a radiant angel, sowing with both hands the blessed wheat on the furrow. smoking. Тогда вместо жалкой и страшной смерти, шагающей по своей борозде с кнутом в руках, художник аллегорий мог бы поставить рядом с собой лучезарного ангела, сеющего благословенную пшеницу на дымящуюся борозду. Et le rêve d'une existence douce, libre, poétique, laborieuse et simple pour l'homme des champs, n'est pas si difficile à concevoir qu'on doive le reléguer parmi les chimères. ||||||||||||||||||||||||verdrängen||| And the dream of a gentle, free, poetic, laborious and simple existence for the man of the fields is not so difficult to conceive that it must be relegated to chimeras. И мечту о нежном, свободном, поэтическом, трудолюбивом и простом существовании человека полей не так уж сложно представить, чтобы отнести ее к области фантазий. Le mot triste et doux de Virgile: "O heureux l'homme des champs, s'il connaissait son bonheur!" Печальное и сладкое слово Вергилия: "О счастливый человек полей, если бы он знал свое счастье!" est un regret; mais, comme tous les regrets, c'est aussi une prédiction. Это сожаление; но, как и все сожаления, это также и предсказание. Un jour viendra où le laboureur pourra être aussi un artiste, sinon pour exprimer (ce qui importera assez peu alors), du moins pour sentir le beau. Настанет день, когда и пахарь сможет стать художником, если не для того, чтобы выразить (что тогда не будет иметь большого значения), то хотя бы для того, чтобы почувствовать красоту. Croit-on que cette mystérieuse intuition de la poésie ne soit pas en lui déjà à l'état d'instinct et de vague rêverie? ||||||||||||||||||||vague|reverie Do we believe that this mysterious intuition of poetry is not already in him in the state of instinct and vague reverie? Верим ли мы, что это таинственное предчувствие поэзии не было уже в нем в состоянии инстинкта и смутной мечтательности? Chez ceux qu'un peu d'aisance protège dès aujourd'hui, et chez qui l'excès du malheur n'étouffe pas tout développement moral et intellectuel, le bonheur pur, senti et apprécié, est à l'état élémentaire; et, d'ailleurs, si du sein de la douleur et de la fatigue, des voix de poètes se sont déjà élevées, pourquoi dirait-on que le travail des bras est exclusif des fonctions de l'âme? ||||von Wohlstand||||||||||erstickt|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||| ||||of ease|protect||||||||misfortune|stifles||||||||||||||||||moreover|||bosom|||||||||||||||||would say|||||||||||| In those whom a little ease protects today, and in whom the excess of unhappiness does not stifle all moral and intellectual development, pure happiness, felt and appreciated, is in an elementary state; and, moreover, if from the bosom of pain and fatigue the voices of poets have already been raised, why would one say that the work of the arms is exclusive of the functions of the soul? Среди тех, кто уже защищен небольшой легкостью, и в ком избыток несчастий не подавляет всякого морального и интеллектуального развития, чистое счастье, ощущаемое и ценимое, находится в своем элементарном состоянии; и, более того, если голоса поэтов уже поднялись из лона боли и усталости, почему кто-то должен говорить, что работа рук исключает функции души? Sans doute cette exclusion est le résultat général d'un travail excessif et d'une misère profonde; mais qu'on ne dise pas que quand l'homme travaillera modérément et utilement il n'y aura plus que de mauvais ouvriers et de mauvais poètes. Sin duda, esta exclusión es el resultado general del trabajo excesivo y la miseria profunda; pero no se diga que cuando el hombre trabaja moderada y útilmente sólo habrá malos trabajadores y malos poetas. Несомненно, это отчуждение - общий результат чрезмерного труда и глубокой бедности; но не следует говорить, что когда человек работает умеренно и полезно, будут только плохие работники и плохие поэты. Celui qui puise de nobles jouissances dans le sentiment de la poésie est un vrai poète, n'eût-il pas fait un vers dans toute sa vie. He who draws noble pleasures from the sentiment of poetry is a true poet, had he not written a line in all his life. Aquel que obtiene un placer noble del sentimiento de la poesía es un verdadero poeta, si no hubiera escrito un verso en toda su vida. Тот, кто получает благородное удовольствие от поэзии, - настоящий поэт, даже если за всю свою жизнь он не написал ни одного стиха. Mes pensées avaient pris ce cours, et je ne m'apercevais pas que cette confiance dans l'éducatibilité de l'homme était fortifiée en moi par les influences extérieures. |||||||||||||||die Erziehbarkeit|||||||||| My thoughts had taken this course, and I did not realize that this confidence in the educability of man was strengthened in me by outside influences. Мои мысли текли в таком русле, и я не понимал, что эта уверенность в образованности человека укрепляется во мне под влиянием внешних факторов. Je marchais sur la lisière d'un champ que des paysans étaient en train de préparer pour la semaille prochaine. ||||Randgebiet|||||||||||||| Я шел по краю поля, которое фермеры готовили к посеву. L'arène était vaste comme celle du tableau d'Holbein. The arena was as large as that in Holbein's painting. Арена была такой же огромной, как на картине Гольбейна. Le paysage était vaste aussi et encadrait de grandes lignes de verdure, un peu rougie aux approches de l'automne, ce large terrain d'un brun vigoureux où des pluies récentes avaient laissé, dans quelques sillons, des lignes d'eau que le soleil faisait briller comme de minces filets d'argent. The landscape was also vast and framed large lines of greenery, a little reddened at the approach of autumn, this broad ground of a vigorous brown where recent rains had left, in a few furrows, lines of water that the sun shone like thin streaks of silver. Пейзаж тоже был обширным, обрамленным длинными линиями зелени, слегка покрасневшей от приближения осени, - широкая, энергичная коричневая земля, на которой недавние дожди оставили в некоторых бороздах линии воды, которые солнце заставляло блестеть, как тонкие нити серебра. La journée était claire et tiède, et la terre, fraîchement ouverte par le tranchant des charrues, exhalait une vapeur légère. День был ясный и теплый, а земля, только что взрыхленная плугами, выдыхала легкий пар. Dans le haut du champ un vieillard, dont le dos large et la figure sévère rappelaient celui d'Holbein, mais dont les vêtements n'annonçaient pas la misère, poussait gravement son areau de forme antique, traîné par deux bufs tranquilles, à la robe d'un jaune pâle, véritables patriarches de la prairie, hauts de taille, un peu maigres, les cornes longues et rabattues, de ces vieux travailleurs qu'une longue habitude a rendus  frères , comme on les appelle dans nos campagnes, et qui, privés l'un de l'autre, se refusent au travail avec un nouveau compagnon et se laissent mourir de chagrin. |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||abgesenkt||||||||||||||||||||||||||||||||||||| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||grief At the top of the field, an old man, whose broad back and stern face recalled that of Holbein, but whose clothes did not announce misery, gravely pushed his arch of ancient form, dragged by two quiet oxen, dressed of a pale yellow, true patriarchs of the prairie, tall, a little thin, with long and turned down horns, of those old workers whom a long habit has made brothers, as they are called in our countryside, and who, deprived of each other, refuse to work with a new companion and allow themselves to die of grief. На вершине поля старик, чья широкая спина и суровое лицо напоминали о Гольбейне, но одежда не выдавала его бедности, тяжело толкал свой древний арео, за которым тащились два спокойных бафа в бледно-желтых плащах, настоящие патриархи прерий, высокие и немного худые, их рога были длинными и откинутыми назад, как у тех старых рабочих, которые по давней привычке стали братьями, как их называют в нашей деревне, и которые, лишившись друг друга, отказываются работать с новым товарищем и дают себе умереть от горя. Les gens qui ne connaissent pas la campagne taxent de fable l'amitié du buf pour son camarade d'attelage. |||||||||||||||||Zug People who do not know the countryside call the friendship of the ox for his teammate a fable. Люди, не знакомые с сельской местностью, считают дружбу между бычком и его товарищем по команде басней. Qu'ils viennent voir au fond de l'étable un pauvre animal maigre, exténué, battant de sa queue inquiète ses flancs décharnés, soufflant avec effroi et dédain sur la nourriture qu'on lui présente, les yeux toujours tournés vers la porte, en grattant du pied la place vide à ses côtés, flairant les jougs et les chaînes que son compagnon a portés, et l'appelant sans cesse avec de déplorables mugissements. |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||bedauerlichen|miserables Geräusche |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||scratching||||||||||||||||||||||||||| Let them come and see at the back of the barn a poor, thin, exhausted animal, beating with its tail worries its gaunt sides, blowing with fear and disdain on the food that is presented to it, its eyes still turned towards the door, in scratching with his foot the empty place by his side, sniffing out the yokes and chains his companion has worn, and calling him incessantly with deplorable lows. Пусть они придут и увидят у задней стенки хлева бедное, тощее, изможденное животное, которое бьет беспокойным хвостом по истощенным бокам, с опаской и презрением косится на поданную ему еду, его глаза всегда обращены к двери, оно царапает ногой пустое место рядом с ней, обнюхивает ярмо и цепи, надетые на его товарища, и постоянно взывает к нему с плачевными стонами. Le bouvier dira: "C'est une paire de bufs perdue; son frère est mort, et celui-là ne travaillera plus. |Bauerhund||||||||||||||||| |||||||oxen||||||||||| Пастух скажет: "Это потерянная пара волов; его брат умер, и он больше никогда не будет работать". Il faudrait pouvoir l'engraisser pour l'abattre; mais il ne veut pas manger, et bientôt il sera mort de faim." Мы должны были бы откормить его, чтобы зарезать; но он не будет есть и скоро умрет от голода". Le vieux laboureur travaillait lentement, en silence, sans efforts inutiles. Старый пахарь работал медленно, молча, не тратя сил. Son docile attelage ne se pressait pas plus que lui; mais grâce à la continuité d'un labeur sans distraction et d'une dépense de forces éprouvées et soutenues, son sillon était aussi vite creusé que celui de son fils, qui menait, à quelque distance, quatre bufs moins robustes, dans une veine de terres plus fortes et plus pierreuses. ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||oxen|||||vein|||||||rocky Его послушная упряжка спешила не больше, чем он сам, но благодаря непрерывному труду и затрате испытанных сил его борозда была вырыта так же быстро, как и у его сына, который вел четырех менее выносливых волов на расстоянии, в жиле с более прочной и каменистой почвой. Mais ce qui attira ensuite mon attention était véritablement un beau spectacle, un noble sujet pour un peintre. Но то, что привлекло мое внимание, было поистине прекрасным зрелищем, благородным предметом для художника. A l'autre extrémité de la plaine labourable, un jeune homme de bonne mine conduisait un attelage magnifique: quatre paires de jeunes animaux à robe sombre mêlée de noir fauve à reflets de feu, avec ces têtes courtes et frisées qui sentent encore le taureau sauvage, ces gros yeux farouches, ces mouvements brusques, ce travail nerveux et saccadé qui s'irrite encore du joug et de l'aiguillon et n'obéit qu'en frémissant de colère à la domination nouvellement imposée. ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||wild||||||||ruckartig|||||Joch|||der Reiz||||||||||| |||||||||||||||||||||animals||||mottled|||fawn||reflections||fire||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||| At the other end of the arable plain, a good-looking young man led a magnificent team: four pairs of young animals with dark coats mixed with fawn black with fiery reflections, with those short, curly heads that still smell of the wild bull. , those big, fierce eyes, those sudden movements, that nervous and jerky work which is still irritated by the yoke and the sting and only obeys with a quiver of anger the newly imposed domination. На другом конце вспаханной равнины симпатичный молодой человек вел великолепную упряжку: четыре пары молодых животных с темной шерстью, смешанной с черной с огненными отблесками, с короткими кудрявыми головами, которые все еще пахнут дикими быками, большими свирепыми глазами, резкими движениями, нервной, дерганной работой, которая все еще раздражена ярмом и тычком и подчиняется вновь навязанному господству лишь с содроганием от гнева. C'est ce qu'on appelle des bufs  fraîchement liés . Это то, что мы называем свежесвязанным buf. L'homme qui les gouvernait avait à défricher un coin naguère abandonné au pâturage et rempli de souches séculaires, travail d'athlète auquel suffisaient à peine son énergie, sa jeunesse et ses huit animaux quasi indomptés. ||||||||||||Weide||||Stümpfe||||||||||||||||| ||||had||clear (the land)||corner|formerly|||grazing||filled||stumps|centuries-old||of an athlete|which|||barely|||||||eight|||untamed Мужчина, отвечавший за них, должен был расчистить территорию, ранее заброшенную под пастбище и заваленную вековыми пнями, - атлетическая задача, на которую едва хватило его энергии, молодости и восьми почти не прирученных животных. Un enfant de six à sept ans, beau comme un ange, et les épaules couvertes, sur sa blouse, d'une peau d'agneau qui le faisait ressembler au petit saint Jean-Baptiste des peintres de la Renaissance, marchait dans le sillon parallèle à la charrue et piquait le flanc des bufs avec une gaule longue et légère, armée d'un aiguillon peu acéré. |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||Stock|||||||| ||||||||||||||covered||||||||||||||||||||||||furrow|parallel|||plow|||||||||goad||||||goad|little|sharp Ребенок лет шести-семи, красивый, как ангел, с плечами, покрытыми бараньей шкурой поверх плаща, что делало его похожим на маленького святого Иоанна Крестителя художников эпохи Возрождения, шел по борозде параллельно плугу и колол бока волов длинным легким копьем с тупым жалом. Les fiers animaux frémissaient sous la petite main de l'enfant, et faisaient grincer les jougs et les courroies liés à leur front, en imprimant au timon de violentes secousses. |||zitterten||||||||||||||||||||||Zugstange||| |proud||quivered|||||||||grind||yokes|||straps||||||||||| Гордые животные вздрагивали под маленькой рукой ребенка, скрипели привязанными к их лбам ярмами и ремнями, когда они яростно дергали румпель. Lorsqu'une racine arrêtait le soc, le laboureur criait d'une voix puissante, appelant chaque bête par son nom, mais plutôt pour calmer que pour exciter; car les bufs, irrités par cette brusque résistance, bondissaient, creusaient la terre de leurs larges pieds fourchus, et se seraient jetés de côté emportant l'areau à travers champs, si, de la voix et de l'aiguillon, le jeune homme n'eût maintenu les quatre premiers, tandis que l'enfant gouvernait les quatre autres. |root|stopped||plow|||cried|||||||||||||||||||||||||bounded|dug||||||feet|forked|||would have been|thrown|||carrying|plowshare||||||||||the goad||||had not|maintained|||first|while|||||four|other Когда корень останавливал лемех, пахарь кричал сильным голосом, называя каждого зверя по имени, но скорее для успокоения, чем для возбуждения; потому что баф, раздраженные этим внезапным сопротивлением, вскакивали, вгрызались в землю своими широкими когтистыми ногами и бросались в стороны, неся арео по полю, если бы юноша своим голосом и тычком не поддерживал первых четырех, а ребенок управлял остальными четырьмя. Il criait aussi, le pauvret, d'une voix qu'il voulait rendre terrible et qui restait douce comme sa figure angélique. ||||Armer Kerl|||||||||||||| ||||poor fellow|||||||||remained||||| Он тоже кричал, бедняга, голосом, который хотелось сделать ужасным, но который оставался таким же милым, как его ангельское лицо. Tout cela était beau de force ou de grâce: le paysage, l'homme, l'enfant, les taureaux sous le joug; et, malgré cette lutte puissante, où la terre était vaincue, il y avait un sentiment de douceur et de calme profond qui planait sur toutes choses. |||||||||||||||||yoke||despite||struggle||||||defeated|||||||gentleness||||||hovered||| Все было прекрасно в своей силе и грации: пейзаж, человек, ребенок, быки под ярмом; и, несмотря на эту мощную борьбу, в которой побеждала земля, над всем витало ощущение мягкости и глубокого спокойствия. Quand l'obstacle était surmonté et que l'attelage reprenait sa marche égale et solennelle, le laboureur, dont la feinte violence n'était qu'un exercice de vigueur et une dépense d'activité, reprenait tout à coup la sérénité des âmes simples et jetait un regard de contentement paternel sur son enfant, qui se retournait pour lui sourire. |||||||||||||||||Scheinangriff||||||||||||||||||||||||||||||||||| ||||||the team||||even||solemn|||||feigned|||||||||expense|||||||||souls|||threw|||||||||||||| Когда препятствие было преодолено и повозка возобновила свой ровный и торжественный марш, пахарь, чья притворная жестокость была всего лишь упражнением в силе и затратой энергии, вдруг вновь обрел спокойствие простой души и бросил взгляд отеческого удовлетворения на своего ребенка, который повернулся, чтобы улыбнуться ему. Puis la voix mâle de ce jeune père de famille entonnait le chant solennel et mélancolique que l'antique tradition du pays transmet, non à tous les laboureurs indistinctement, mais aux plus consommés dans l'art d'exciter et de soutenir l'ardeur des bufs de travail. ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||die Leidenschaft|||| Then|||male|||||||intoned||chant|solemn||||||||transmits||||||||||experienced|||of exciting|||support|the ardor|||| Затем мужской голос этого молодого отца семейства запел торжественную и меланхоличную песню, которая по древней традиции передается не всем пахарям без разбора, а тем, кто наиболее сведущ в искусстве возбуждать и поддерживать пыл рабочих волов. Ce chant, dont l'origine fut peut-être considérée comme sacrée, et auquel de mystérieuses influences ont dû être attribuées jadis, est réputé encore aujourd'hui posséder la vertu d'entretenir le courage de ces animaux, d'apaiser leurs mécontentements et de charmer l'ennui de leur longue besogne. |||||||||||||||||||||||||||||||||beruhigen||Unmut|||||||| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||toil Эта песня, происхождение которой, возможно, считалось священным, и которой в прошлом приписывали таинственное влияние, по сей день считается, что она поддерживает мужество этих животных, успокаивает их недовольство и избавляет от скуки долгого труда. Il ne suffit pas de savoir bien les conduire en traçant un sillon parfaitement rectiligne, de leur alléger la peine en soulevant ou enfonçant à point le fer dans la terre: on n'est point un parfait laboureur si on ne sait chanter aux bufs, et c'est là une science à part qui exige un goût et des moyens particuliers. Недостаточно уметь хорошо управлять ими, прокладывая идеально прямую борозду, или облегчать их работу, поднимая или вдавливая железо в землю: вы не будете идеальным пахарем, если не умеете петь волам, а это уже целая наука, требующая особого вкуса и средств. Ce chant n'est, à vrai dire, qu'une sorte de récitatif interrompu et repris à volonté. По сути, эта песня - не более чем своеобразный речитатив, прерываемый и возобновляемый по желанию. Sa forme irrégulière et ses intonations fausses selon les règles de l'art musical le rendent intraduisible. ||||||false|according to||||||||untranslatable Неправильная форма и ложные интонации по правилам музыкального искусства делают его непереводимым. Mais ce n'en est pas moins un beau chant, et tellement approprié à la nature du travail qu'il accompagne, à l'allure du buf, au calme des lieux agrestes, à la simplicité des hommes qui le disent, qu'aucun génie étranger au travail de la terre ne l'eût inventé, et qu'aucun chanteur autre qu'un  fin laboureur de cette contrée ne saurait le redire. |||||||||||||||||||||||||||ländlich||||||||||||||||||||||||||||||||| ||||||||||so much|appropriate|||||||||the pace||||||places|rural|||||||||no|||||||||||||||||||||||| Но, тем не менее, это прекрасная песня, настолько соответствующая характеру работы, которую она сопровождает, шагу волов, спокойствию сельской местности, простоте людей, которые ее поют, что ни один гений, чуждый работе на земле, не придумал бы ее, и ни один певец, кроме прекрасного пахаря этого края, не смог бы ее повторить. Aux époques de l'année où il n'y a pas d'autre travail et d'autre mouvement dans la campagne que celui du labourage, ce chant si doux et si puissant monte comme une voix de la brise, à laquelle sa tonalité particulière donne une certaine ressemblance. |||the year|||||||||||||||||||||||||||||||breeze||||||||| В те времена года, когда в сельской местности нет другой работы и другого движения, кроме пахоты, эта песня, такая нежная и такая сильная, поднимается, как голос ветра, с которым ее особая тональность имеет определенное сходство. La note finale de chaque phrase, tenue et tremblée avec une longueur et une puissance d'haleine incroyable, monte d'un quart de ton en faussant systématiquement. |||||||||||||||der Atem||||||||| ||||||held||trembled|||length||||breath||||||||faltering| Последняя нота каждой фразы, удерживаемая и трепещущая с невероятной длительностью и дыханием, поднимается на четверть тона, систематически искажаясь. Cela est sauvage, mais le charme en est indicible, et quand on s'est habitué à l'entendre, on ne conçoit pas qu'un autre chant pût s'élever à ces heures et dans ces lieux-là, sans en déranger l'harmonie. ||||||||unbeschreiblich||||||||||konzipiert|||||||||||||||||| Она дикая, но ее очарование неописуемо, и, привыкнув к ней, вы не сможете представить, что в такое время и в таком месте можно петь какую-то другую песню, не нарушая гармонии. Il se trouvait donc que j'avais sous les yeux un tableau qui contrastait avec celui d'Holbein, quoique ce fût une scène pareille. Так получилось, что у меня перед глазами была картина, которая контрастировала с картиной Гольбейна, хотя это была похожая сцена. Au lieu d'un triste vieillard, un homme jeune et dispos; au lieu d'un attelage de chevaux efflanqués et harassés, un double quadrige de bufs robustes et ardents; au lieu de la mort, un bel enfant; au lieu d'une image de désespoir et d'une idée de destruction, un spectacle d'énergie et une pensée de bonheur. ||||old man|||||able||||team||horses|emaciated||harassed|||quadriga|||||ardent||||||||||||||despair||||||||||||| Вместо грустного старика - молодой, подтянутый мужчина; вместо упряжки исхудалых, усталых лошадей - двойная квадрига крепких, пылких волов; вместо смерти - прекрасный ребенок; вместо образа отчаяния и идеи разрушения - зрелище энергии и мысли о счастье. C'est alors que le quatrain français: |then|||quatrain| Именно тогда появилось французское четверостишие: A la sueur de ton visaige, etc. ||sweat|||face| В поте лица своего визави и т.д.

et le  O fortunatos… agricolas de Virgile me revinrent ensemble à l'esprit, et qu'en voyant ce couple si beau, l'homme et l'enfant, accomplir dans des conditions si poétiques, et avec tant de grâce unie à la force, un travail plein de grandeur et de solennité, je sentis une pitié profonde mêlée à un regret involontaire. ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||Feierlichkeit|||||||||| ||||||Virgil||came back|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||| и "O fortunatos... agricolas" Вергилия снова всплыли в моей памяти, и когда я увидел эту прекрасную пару, мужчину и ребенка, исполняющих в таких поэтических условиях, с таким изяществом в сочетании с силой, произведение, полное величия и торжественности, я почувствовал глубокую жалость, смешанную с невольным сожалением. Heureux le laboureur! Счастливый пахарь! oui, sans doute, je le serais à sa place, si mon bras, devenu tout d'un coup robuste, et ma poitrine devenue puissante, pouvaient ainsi féconder et chanter la nature, sans que mes yeux cessassent de voir et mon cerveau de comprendre l'harmonie des couleurs et des sons, la finesse des tons et la grâce des contours, en un mot la beauté mystérieuse des choses! ||||||||||||||||||||||||befruchten||||||||||||||||||||||||||||||||||||||| yes||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||| Да, без сомнения, я был бы на его месте, если бы моя рука, ставшая вдруг сильной, и моя грудь, ставшая мощной, могли бы таким образом оплодотворять и воспевать природу, не переставая видеть, а мозг понимать гармонию красок и звуков, тонкость тонов и изящество контуров, одним словом, таинственную красоту вещей! et surtout sans que mon cur cessât d'être en relation avec le sentiment divin qui a présidé à la création immortelle et sublime. и, прежде всего, без того, чтобы мое сердце перестало соприкасаться с божественным чувством, управляющим бессмертным и возвышенным творением. Mais, hélas! cet homme n'a jamais compris le mystère du beau, cet enfant ne le comprendra jamais!… Dieu me préserve de croire qu'ils ne soient pas supérieurs aux animaux qu'ils dominent, et qu'ils n'aient pas par instants une sorte de révélation extatique qui charme leur fatigue et endort leurs soucis! ||||||||||||||||||||||||||||dominate||||||||||||||||||| Этот человек никогда не понимал тайны красоты, этот ребенок никогда не поймет! Не дай Бог, чтобы я поверил, что они не превосходят животных, над которыми властвуют, и что временами они не испытывают своего рода экстатическое откровение, которое очаровывает их усталость и заглушает их заботы! Je vois sur leurs nobles fronts le sceau du Seigneur, car ils sont nés rois de la terre bien mieux que ceux qui la possèdent pour l'avoir payée. Я вижу на их благородных челах печать Господню, ибо они рождены царями земли, гораздо лучшими, чем те, кто владеет ею, ибо они заплатили за нее. Et la preuve qu'ils le sentent, c'est qu'on ne les dépayserait pas impunément, c'est qu'ils aiment ce sol arrosé de leurs sueurs, c'est que le vrai paysan meurt de nostalgie sous le harnais du soldat, loin du champ qui l'a vu naître. И доказательством того, что они это чувствуют, является то, что мы не вытесним их безнаказанно, что они любят эту землю, политую их потом, что настоящий крестьянин умирает от ностальгии под солдатской сбруей, вдали от поля, где он родился. Mais il manque à cet homme une partie des jouissances que je possède, jouissances immatérielles qui lui seraient bien dues, à lui, l'ouvrier du vaste temple que le ciel est assez vaste pour embrasser. Но этот человек лишен некоторых из тех удовольствий, которыми обладаю я, нематериальных удовольствий, которые вполне могли бы причитаться ему, работнику огромного храма, для которого небо достаточно обширно. Il lui manque la connaissance de son sentiment. Ему не хватает знания о своих чувствах. Ceux qui l'ont condamné à la servitude dès le ventre de sa mère, ne pouvant lui ôter la rêverie, lui ont ôté la réflexion. Те, кто обрек его на рабство еще в утробе матери, не смогли лишить его сновидений, но лишили его мышления. Eh bien! tel qu'il est, incomplet et condamné à une éternelle enfance, il est encore plus beau que celui chez qui la science a étouffé le sentiment. ||||||||||||||||||||||erstickt|| Такой, какой он есть, неполный и обреченный на вечное детство, он еще прекраснее, чем тот, в ком наука подавила чувства. Ne vous élevez pas au-dessus de lui, vous autres qui vous croyez investis du droit légitime et imprescriptible de lui commander, car cette erreur effroyable où vous êtes prouve que votre esprit a tué votre cur, et que vous êtes les plus incomplets et les plus aveugles des hommes!… J'aime encore mieux cette simplicité de son âme que les fausses lumières de la vôtre; et si j'avais à raconter sa vie, j'aurais plus de plaisir à en faire ressortir les côtés doux et touchants, que vous n'avez de mérite à peindre l'abjection où les rigueurs et les mépris de vos préceptes sociaux peuvent le précipiter. |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||Strenge|||Verachtung|||sozialen Vorschriften|||| |||||||||||||||||||||||||appalling||||proves|||spirit||||heart|||||||||||blind|||||||||||||false|||||||||tell|||would have|more|||||||||||||||||||||||||||||||| Не возвышайте себя над ним, вы, считающие себя наделенными законным и неотъемлемым правом повелевать им, ибо эта ужасающая ошибка, в которой вы оказались, доказывает, что ваш разум убил ваше сердце и что вы самый неполноценный и слепой из людей!... Простота его души мне нравится даже больше, чем ложный свет вашей; и если бы мне пришлось пересказывать его жизнь, я бы с большим удовольствием показал ее нежные и трогательные стороны, чем ваши заслуги в изображении того унижения, до которого его могут довести строгость и презрение ваших общественных заповедей. Je connaissais ce jeune homme et ce bel enfant, je savais leur histoire, car ils avaient une histoire, tout le monde a la sienne, et chacun pourrait intéresser au roman de sa propre vie, s'il l'avait compris… Quoique paysan et simple laboureur, Germain s'était rendu compte de ses devoirs et de ses affections. |knew|||||||||||||||||||||||||||||||||||understood|Although|peasant||||Germain|had||||||||| Я знал этого юношу и этого прекрасного ребенка, я знал их историю, потому что у них была своя история, у каждого своя, и каждый мог бы заинтересоваться историей собственной жизни, если бы понял ее... Будучи крестьянином и простым пахарем, Жермен осознавал свои обязанности и свои привязанности. Il me les avait racontés naïvement, clairement, et je l'avais écouté avec intérêt. ||||||||||||interest Он рассказывал мне о них в своей наивной, понятной манере, а я с интересом слушала. Quand je l'eus regardé labourer assez longtemps, je me demandai pourquoi son histoire ne serait pas écrite, quoique ce fût une histoire aussi simple, aussi droite et aussi peu ornée que le sillon qu'il traçait avec sa charrue. ||||||||||||||||||||a||||||||||||||||| Когда я долго смотрел, как он пашет, я подумал, почему бы его историю не написать, хотя она была такой же простой, такой же прямой и такой же без прикрас, как борозда, которую он прокладывал своим плугом. L'année prochaine, ce sillon sera comblé et couvert par un sillon nouveau. |||||gefüllt|||||Furche| В следующем году эта борозда будет засыпана и покрыта новой бороздой. Ainsi s'imprime et disparaît la trace de la plupart des hommes dans le champ de l'humanité. Так отпечатывается и исчезает след большинства мужчин на поприще человечества. Un peu de terre l'efface, et les sillons que nous avons creusés se succèdent les uns aux autres comme les tombes dans le cimetière. Немного земли стирает его, и борозды, которые мы вырыли, следуют одна за другой, как могилы на кладбище. Le sillon du laboureur ne vaut-il pas celui de l'oisif, qui a pourtant un nom, un nom qui restera, si, par une singularité ou une absurdité quelconque, il fait un peu de bruit dans le monde?… ||||||||||der Müßiggänger|||||||||||||||||||||||||| Разве борозда пахаря не так же хороша, как борозда бездельника, у которого, тем не менее, есть имя, имя, которое будет жить, если благодаря какой-то необычности или нелепости он наделает в мире немного шума?... Eh bien! arrachons, s'il se peut, au néant de l'oubli, le sillon de Germain, le  fin laboureur . pluck|||||nothing||forgetting||furrow||Germain||| Давайте, если сможем, вырвем из пустоты забвения борозду Жермена, прекрасного пахаря. Il n'en saura rien et ne s'en inquiétera guère; mais j'aurai eu quelque plaisir à le tenter. Он ничего об этом не узнает и не будет сильно переживать, но я получу некоторое удовольствие от того, что соблазнила его.