027 - 25 ИЮЛЯ 2014 - Россия на архитектурном биеннале в Венеции
РОССИЯ НА АРХИТЕКТУРНОМ БИЕННАЛЕ В ВЕНЕЦИИ
О.ЧИЖ:11:12 в Москве, это программа «Город от ума». Добрый всем день. Меня зовут Оксана Чиж. С большим удовольствием и наших гостей, и мою — сегодня это соведущая, сегодня Катя у нас в статусе соведущей - Екатерина Серова
руководитель проекта Urban Data, добрый день.
Е.СЕРОВА: Здравствуйте.
О.ЧИЖ:Говорить мы сегодня будем о российской экспозиции архитектурном биеннале в Венеции. Поэтому я с большим удовольствием представляю наших сегодняшних гостей. Антон Кальгаев и Дарья Парамонова, кураторы от института “Стрелка”, который, собственно и представляет нашу экспозицию там. Все верно?
Д.ПАРАМОНОВА: Да.
А.КАЛЬГАЕВ:Да, здравствуйте.
Д.ПАРАМОНОВА: Здравствуйте.
О.ЧИЖ:Я думаю, наверное, для начала, давайте мы поймем вообще концепцию биеннале в этом году. Ведь есть четкое — не хочется говорить техзадание, конечно, по отношению к этому событию, но есть какие-то определенные рамки, которыми вы руководствовались, когда ехали туда?
Д.ПАРАМОНОВА: Да, но в этом году вообще биеннале отличается от предыдущих. Там есть какие-то фактические вещи, есть концептуально-фактические. Она, например, длиннее на три месяца, чем была раньше. Обычно это три месяца, начиналась в сентябре и шла до ноября, а в этом году она началась в июне, потому что куратор всей биеннале Рем Колхас, известный голландский архитектор, изо всех сил старается сделать архитектуру такой темой, которая была бы интересна широкой общественности, то есть, вывести ее из какой-то профессиональной узкой среды, и чтобы об этом говорили так же, как, например, говорят о современном искусстве. В общем, создать конкуренцию биеннале современного искусства, которая также проходит в Венеции раз в два года.
И он также предложил впервые для национальных павильонов общую тему. Общая тема звучит Absorbing Modernity 1914 — 2014. Если так перевести на русский... ну, грубо говоря, “Становясь современным”. И он попросил все национальные павильоны рассказать, как за 100 лет эволюционировала архитектура и, согласно его некоему утверждению, его тезис заключается в том, что, в общем-то, архитектура модернизма, она как бы стала главной и превратила… ну, как бы распространила единый, глобализированный язык архитектуры. То есть, грубо говоря, все города сегодня более менее становятся одинаковыми. Так произошла эволюция, что внешне они становятся одинаковыми. То есть, если в начале века можно говорить о том, что была китайская, русская, там еще какая-то архитектура, то сейчас ее нет, она интернациональная.
О.ЧИЖ: Глобализация?
Д.ПАРАМОНОВА: Именно.
А.КАЛЬГАЕВ: Но это Колхас, вообще-то.
Д.ПАРАМОНОВА: Это так считает Колхас. Ну и мы, соответственно, были приглашены как-то рассказать об этом. Важно отметить, что Колхас, он человек, который, можно сказать, такой является... самый основной двигатель подхода к архитектуре на основе исследования, потому что в его понимании архитектура - это не просто владение какими-то навыками, умение создавать какие-то гармоничные объемы, а это также вещь, которая также очень сильно связана с политикой, с экономикой, культурой и так далее. И он... У него даже есть отдельное большое архитектурное бюро, которое называется АМО, как бы наоборот к его, которое называется ОМА, архитектурном, которое, собственно. занимается вот этими исследованиями. и он, опять-таки, в этом году призвал архитекторов отойти вот от такой эгоистической
довольно парадигмы, которая всегда существовала до этого на биеннале. когда, в общем, архитекторы рассказывали о себе, о том какие они классные сделали проекты. В этом году он попросил сделать все национальные павильоны-исследования, то есть, рассказать, а для того, чтобы рассказать, тебе, естественно, нужно провести какую-то работу.
О.ЧИЖ: Фактически он попросил их рассказать, как они вписываются в архитектуру, а не как архитектура выглядит в их голове?
Д.ПАРАМОНОВА: Ну, можно сказать и так, но он не просил вообще говорить о том, какую роль тот или иной архитектор занимает. он попросил рассказать, как это случилось. и для этого необходимо, грубо говоря, провести некую научную, или - в случае с Ремом - надо понимать, что когда он говорит “исследования”, там очень много таких… как бы fiction и осознанных спекуляций, которыми он пользуется, это как бы часть провокаций, которые он создает, которые чрезвычайно важны для всей его какой-то риторики, которую он создает. И он на первой встрече, на которой собрали всех кураторов, он, собственно, сказал - готовы ли мы участвовать в этом исследовании? И все, в общем, многие национальные павильоны это подтвердили, то есть, выстроить некий единый нарратив для всей биеннале. это впервые, потому что раньше - каждый как бы делает какой-то свой проект, и вот, в общем, никогда не знаешь, что будет в соседнем.
Мы также приняли участие в этом процессе, но у нас… мы, можно сказать, немножко обхитрили, как мы считаем, Рема Колхаса, потому что мы не только ответили, вот, собственно, содержанием выставки, контентом, но сама концепция, сам формат выставки, экспозиция, отвечала на вопрос, который поставил перед нами куратор. Выставка, которую мы сделали, внешним своим видом похожа или выглядит точно так же. Как любое коммерческое… как любая коммерческая ярмарка или экспо. То есть, если вы себе представляете… не знаю… Нахимовский двор, как она называется, или…
А.КАЛЬГАЕВ: Крокус-экспо…
Д.ПАРАМОНОВА: ...да, Крокус-экспо, спасибо. То это вот такая вот история. То есть, есть некое общее пространство, в нем такие киоски, в киосках - компания, которая продает какой-то товар. Почему, собственно, такая концепция? Потому что нам кажется, что вот, собственно, такие ярмарки, которые действуют именно, ну, с конца прошлого века — начала XX-го, простите, позапрошлого и начала XX-го века, они как раз и являлись теми двигателями вот этого прогресса и, собственно, двигателем глобализации. Удивительным образом все эти ярмарки почти не отличаются друг от друга, то есть, если поехать в Шанхай или в Нью-Йорк. Или в Москву, они выглядят совершенно одинаково, и вот эта вот коммерция, которая и является, собственно их основным как бы моджо, она и двигает вот эти идеи по всему миру. Также распространяли идеи собственно архитектурные, также распространялись идеи урбанистические. Все известные выставки, произошедшие в начале века, они как бы заложили эти истории.
И мы решили, что на нашей ярмарке мы тоже будем продавать, чтобы как бы включиться в этот общий тренд. Но продавали мы, собственно, никакие не товары, а продавали мы архитектурные идеи. Архитектурные идеи. Которые были реализованы за прошедшие 100 лет в России. И тем самом, грубо говоря, создавали, можно сказать, какую-то альтернативу той глобализации, которая существует через эти экспо.
О.ЧИЖ: То есть, в павильоне представлен ряд киосков, в которых представлена каким-то образом каждая из архитектурных идей?
А.КАЛЬГАЕВ: Да, вы общем, так и есть.
О.ЧИЖ: Как это выглядит?
А.КАЛЬГАЕВ: Даша почему-то забыла сказать одну из самых важных вещей, что выставка называется Fair enough. И это, в общем, такое двойное значение имеет, что с одной стороны — fair enough по-английски, это такое выражение согласия с чем-то, как-то принятия той ситуации, в которой тот или иной человек оказался, с другой стороны, это можно разложить на две части, fair по-английски «ярмарка», enough - «хватит». То есть, таким образом, мы с одной стороны соглашаемся с тем коммерческим языком, которым пользуется архитектура, с другой стороны — мы занимаем некоторую такую рефлексивную, критическую позицию по поводу биеннале, которая сама, в общем, выросла из ярмарки венецианской, и в этом смысле, может быть, даже в гораздо большем смысле, чем организаторы и участники хотят признать, до сих пор является ярмаркой. И, соответственно, как это выглядело. Действительно, такие нарезанные клетушки, такого обычного формата. То есть, у нас в павильоне были, все это из стандартных совершенно материалов сделано, мы специально работали с компаниями, которые делают такие ярмарки, вместе с ними это все... ну, не придумывали, но во всяком случае — собирали. В общем...
О.ЧИЖ: То есть, это такие пластиковые лавочки?
А.КАЛЬГАЕВ: Это не пластиковые лавочки, но это алюминиевые какие-то конструкции, между которыми натянуты какие-то баннеры, все такое... То есть, это совершенно какой-то коммерческий язык. Для нас это было чрезвычайно важным создать полное ощущение узнавания, чтобы человек, попадая туда, сразу же понимал, с чем он столкнулся. И просто... как сказать... это все не только игра, но, парадоксальным образом выяснилось, что вот этот формат экспо, он позволяет... это наилучший формат для того, чтобы делать выставку, которая основана на исследовании. Потому что мы старались максимально избежать какой-то ситуации, когда участник биеннале или тот, кто делает российский павильон, допустим, делает какую-то такую масштабную архитектурную инсталляцию.
Для нас было чрезвычайно важно от этой эстетической части немножко отойти, и вот этот формат экспо, он позволил это сделать, потому что когда вы попадаете на ярмарку, а мы их посетили достаточное количество для того, чтобы понять, что это за язык. Очень странная вещь происходит, буквально минуты через две вы абсолютно перестанете смотреть по сторонам в смысле эстетическом, то есть, вы перестаете замечать, как это сделано чисто эстетически, у вас туннелируется зрение...
О.ЧИЖ: Вы смотрите, что на прилавке?
А.КАЛЬГАЕВ: Да. Что именно там, то есть — вникает, будь то... не знаю... это одно из самых ярких впечатлений для нас в этом смысле — выставка «Интешарм», где... там... не знаю, как... рекламируют всякие кремы, обкалывают женщин ботаксом и все такое, то есть, вроде бы как-то странно этим интересоваться, но мы провели там полтора часа, абсолютно погрузившись в этот невероятный контент. И этого же эффекта мы хотели добиться на нашей выставке.
Д.ПАРАМОНОВА: Но просто каждая выставка, которая выставляет исследования, она еще грешит тем, что для посетителей довольно сложно воспринимать такое количество информации, становится просто тупо скучно, и люди уходят и говорят как бы... не знаю... какая-то нудятина была, я ничего не понял.
А.КАЛЬГАЕВ: С другой стороны, они посмотрели там... а-а-а, ну, да, красиво — и пошел. Про что была выставка, в общем...
Д.ПАРАМОНОВА: Другая крайность — это вот какие-то красивые инсталляции, за которыми, вроде, нету какой-то глубины. Вот нам, кажется, несмотря на то, что вот это экспо — какая-то такая противоречивая история, потому что Венеция — это, прежде всего, красота. Как бы... там есть художественная биеннале, архитектурная биеннале соревнуются в том, чтобы сделать наиболее эффектный с точки зрения визуального какого-то восприятия павильон. И тут как бы ты привозишь торговцев. И, казалось бы, это совершенно неуместно, однако, оказалось, что это лучший способ рассказать о каких-то глубинных находках, которые мы имели, и здесь нам очень сильно помогли некоторые вещи, которыми обладают такие экспо, это продавцы.
Потому что в нашем павильоне, вот особенно в важные дни вернисажа — я сейчас попозже могу рассказать, какая это была такая ирония биеннале в какой-то степени — вот дни вернисажа, которые длятся там пять дней, когда вся пресса съезжается, соответственно, быстренько написать разгромные рецензии, или там приходят посетители уже первые два дня, там наибольший наплыв. Вот в это время происходит самая как бы основная активность. И мы привезли перформеров, которые собственно, продавали наши идеи. Но в нашем случае это были не актеры, не какие-то нанятые люди, это были все в основном историки архитектуры, архитекторы, журналисты, то есть, люди, которые в той или иной... исследователи той или иной темы, которые они продавали. То есть, каждый раз, когда вы с ними общались, дальше вы могли настолько, насколько вам интересно, погрузиться в глубину тех знаний, которыми обладал человек.
О.ЧИЖ: То есть, они стояли у каждого там киоска, который представлял тут или иную концепцию...
А.КАЛЬГАЕВ: Да, здесь просто важно сказать, что у нас вот те архитектурные идеи, которые мы отобрали, которые в некотором смысле иллюстрируют вот этот процесс модернизации России за эти 100 лет, для того чтобы... то есть, мы не хотели делать, знаете, историческую выставку, что, в общем, было так, потом стало так, после этого еще как-то, да? Для нас было чрезвычайно важно показать, что те идеи, которые были выработаны за 100 лет, они до сих пор остаются актуальными. И для этого мы провернули еще один такой трюк, как с этим экспо, мы придумали такие воображаемые компании, которые бы вот сегодня, в 2014 году, продавали те же самые идеи, показывая, насколько они до сих пор адекватны современным урбанистическим, архитектурным проблемам. И, соответственно, каждый киоск, это была отдельная компания, которая о себе рассказывала, а на самом деле, конечно, через это рассказывала о той первоначальной идее, про которую речь идет. Ну, и участник перфоманса, он был как бы торговым представителем этой компании. То есть, это как такая игра, когда…
О.ЧИЖ: Менеджер по продажам.
А.КАЛЬГАЕВ: Да, по сути дела, у вас есть… как сказать… гид, который играет в продавца. Оказывается, что вот эта вот игра, помогает, в общем, рассказывать и доносить максимально доступным образом для посетителя какие-то сложные вещи.
Д.ПАРАМОНОВА: И надо сказать, что очень многие журналисты и критики отметили этот момент, что, в общем, это было, ну, совершенно… не знаю, как сказать… инновационно для такого формата, как архитектурная биеннале, вот использовать вербальный способ донесения информации. Все это реально отметили. То есть, сказали, что, может быть, нам хватит уже вывешивать, надо уже разговаривать начать. И это было действительно здорово, потому что мы очень хотели какого-то… вот… что-то сдвинуть в той истории, которая, в общем-то, много лет существует за счет вклада каких-то очень сильных интеллектуальных участников, и как бы вот в такой ситуации что-то внести новое для нас было чрезвычайно важно. Нам кажется, что в этом смысле нам это удалось, конечно.
А.КАЛЬГАЕВ: И в этом смысле это совершенно неограниченная интерактивность, то есть, это не интерактивность, когда можно мышкой пощелкать, это живой человек, который в этом понимает…
О.ЧИЖ: И с которым можно поговорить.
А.КАЛЬГАЕВ: …с которым можно поговорить, которому можно задать вопрос, который, может быть, давно хотел задать, вообще, тут, наконец, есть специалист, с которым можно поговорить.
Е.СЕРОВА: Мне кажется, замечательно сочетается формат и концепция воедино. Я вот вспомнила об одном подходе к восприятию пространства, когда вы говорили про то, как человек воспринимает пространство ярмарки, не ориентируясь по средовым ощущениям, просто идя своим путем. Это получается такая своего рода ирония, когда архитектурная выставка выстраивается таким образом, потому что существуют две крайности пространственного восприятия. Город как парк, когда человек ощущает вокруг себя вообще среду, и выставка архитектурная, по сути, может быть таким городом-парком, где человек взаимодействует со средой, с другой стороны, бывает город как музей, город как библиотека, или, например, город как экспо, когда человек ориентируется не средовыми ощущениями, переживаниями, а просто навигацией по буквам, как бывает на экспо, или, там, по номерам киосков, и так далее.
С одной стороны, такая ирония относительно отсутствия взаимодействия со средой, с другой стороны – удобней так, действительно, воспринимать исследование, если оно каталогизировано. Вот по поводу этого каталога идей я и хотела задать вопрос. У вас их было 20 штук, насколько известно. Сколько у вас их набралось изначально, в начале исследования, и как вы их, по какому принципу вы их отобрали?
Д.ПАРАМОНОВА: Я просто, прежде чем ответить на вопрос, хочу прокомментировать историю по поводу восприятия города как парка и города как библиотеки. На самом деле, не надо недооценивать силу коммерческого языка с точки зрения его работы визуальной. Потому что на экспо, конечно, мы можете ориентироваться по номерам, там, искать нужную вам компанию, продающую конкретные товары, но коммерческий язык, лучшие примеры, бренды вроде известных каких-то марок, которые цепляют свои визуальными решениями, логотипами, всеми историями, это как раз и есть вот этот «трактор», который работает для посетителей.
То есть, в нашем павильоне это очень важный момент был – разработка графического дизайна при помощи художника. Маша Косарева, которая с нами работала, проделала совершенно потрясающую работу, потому что она, собственно, разработала для каждой вымышленной компании, о которой сказал Антон, свой логотип, свой фирменный стиль, так же, как и для все ярмарки, и это все в самом пространстве павильона выглядит потрясающе, ярко и здорово, то есть, это как бы на самом деле, то, что мне кажется, удалось нам, это как раз совместить эту библиотеку с парком. И мне кажется, что это совершенно универсальная история Вот, теперь я позволю своему коллеге рассказать…
Е.СЕРОВА: Тонкий комментарий. Я просто вспомнила, что как раз очень поддерживала эту идею, как раз сам же Рем Колхас коммерческое совместил с уникальным архитектурным, когда он сделал магазин Prado известный в Нью-Йорке/ Абсолютный архитектурный шедевр, но при этом – магазин, а не нечто там…
Д.ПАРАМОНОВА: Но его сотрудничество с Прадой вообще про это, как бы, про то, как коммерция и искусство могут соединяться.
А.КАЛЬГАЕВ: Там самым парадоксальным образом и на этой биеннале тоже там была очень интересная… даже на его выставке, там, как бы биеннале состояла из трех частей. То есть, вот это была выставка национальных павильонов, Absorbing Modernity, была выставка про Италию, Mondo Italia, огромная просто в Арсенале, была выставка собственно Рема Колхаса, которая называлась Elements of Architecture, это была история отдельных архитектурных элементов. И она, зачастую, вот, по отзывам посетителей, выглядела как такой строительный магазин, потому что там, условно говоря, история дверей, и там просто миллиард вариантов дверей.
О.ЧИЖ: Ну, мы еще обязательно продолжим эту тему, и как раз поговорим про 20 идей, которые были первоначально, сейчас прервемся на новости, Ирина Меркулова уже в студии.
11:35, программа «Город от ума». Оксана Чиж, Екатерина Серова. И кураторы института «Стрелка» Антон Кальгаев и Дарья Парамонова, которые представляют российскую экспозицию на биеннале в Венеции. Здравствуйте еще раз. Мы прервали Антона как раз, когда он рассказывал про те идеи, которые были первоначально.
А.КАЛЬГАЕВ: Ну, первоначально, конечно, было не 20 идей, 20 идей только вошли в финальную экспозицию. Ну, вообще, чтобы рассказать вообще о том, почему этих идей 20, мне кажется, надо рассказать о том, как мы делали это исследование. Тут, наверное, стоит заметить, что мы только там на четвертом месяце вообще работы пришли к этой концепции, потому что хотелось рассказать о многом, о разном…
О.ЧИЖ: Концепции ярмарки?
А.КАЛЬГАЕВ: Да, концепции ярмарки. Потому что хотелось показать весь вот этот противоречивый процесс модернизации, весь XX век, какое это влияние оказывало на архитектуру. Но когда все-таки мы определились, мы для себя так решили, что, конечно, будет странно, если мы сами просто выбирать эти идеи какие-то, те или иные постройки. Поэтому мы обратились к экспертам и мы действительно поговорили более, чем с 50 иностранными и российскими экспертами, которым мы задавали один простой вопрос: какие по вашему постройки или архитектурные идеи являются самыми главными для вот этих 100 лет? И мы постепенно, за несколько месяцев двигались, сокращая эти идеи. То есть, сначала их было более 100, потом их стало 50, 25 и, наконец, остались эти 20. и для нас было чрезвычайно важным не только... то есть, несколько аспектов, конечно.
Это, во-первых, то, что эти идеи должны были иллюстрировать этот противоречивый процесс модернизации, они должны были каким-то образом характеризовать то время, в которое они родились, тем самым мы отвечали на вопрос Колхаса, как вот эта Modernity произошла в России. С другой стороны, для нас было чрезвычайно важно, чтобы эти идеи до сих пор оставались актуальными, даже если их актуальность не совсем с первого взгляда понятна. Это потому что мы хотели показывать, как-то делать прогноз вперед и русскими идеями решать проблему сегодняшнего и завтрашнего дня. Таким образом их стало 20 штук.
О.ЧИЖ: Ну, кстати говоря. В смысле какого-то российского века с 1914 по 20154, то тут еще нужно попробовать при думать, как идеи, которые в прошлом веке рождались, остались актуальными сейчас, потому что очень многое изменилось.
А.КАЛЬГАЕВ: Ну, на самом деле, каждую из 20 можно брать и на ней показывать, как этот процесс придумывания, в общем, происходил. Но можно взять просто простой, допустим, пример. Вот если Колхас нас спрашивает, как за 100 лет архитектура потеряла свои национальные черты, мы на это, в общем, достаточно ироническим образом отвечаем такой воображаемой компанией «Эстетика ltd», которая, наследуя русскому и нео-русскому стилю начала XX века, говорит о том, что да, сегодня можно сделать такие вот какие-то молдинги в русском стиле. Которые позволят любой интерьер любого панельного или какого-то здания превратить в русские. Таким образом, то есть, с одной стороны, конечно, иронический комментарий по поводу того, национальные черты можно прямо сейчас просто вернуть, с другой стороны, это действительно вполне исторический ответ на ту же проблему, которая век назад существовала, и на которую архитекторы размышляли.
О.ЧИЖ: Вот мы начинали разговор с того, что впервые в этом годе, да... это такая история про единый город. Я имею в виду, про город, который, не смотря на то, на каком континенте он находится, похож на другой город с другого континента. Но, исходя из того, что рассказываете вы, все должно выглядеть на финальной стадии в Венеции сейчас совсем не так. То есть, ровно наоборот.
Д.ПАРАМОНОВА: То есть, Вы имеете в виду, что все показывают разное... но надо сказать, несмотря на то, что все согласились участвовать в этом эксперименте, делать исследования, все экспозиции, так или иначе, ну, у всех есть какие-то приоритеты. И кто-то выбрал какой-то конкретный период, кто-то там... японцы рассказывают, там, про метаболизм, который был в 60-х — 70-х годах, и так далее. То есть, нельзя сказать, что все, так или иначе, все равно рассказали какие-то истории, которые можно было бы сравнить, если я правильно поняла Ваш вопрос. Все-таки очень разные все равно форматы, очень разные как бы периоды времени, то есть, так вот, чтобы захватить 100 лет, я думаю...
О.ЧИЖ: Я просто о том, что один и тот же город не получается.
А.КАЛЬГАЕВ: Нет, конечно, но это... на самом деле, это гипотеза, которую Рем высказал. Он, мне кажется, сам прекрасно себе дает отчет в том, что это провокация в первую очередь, конечно. Потому что никакой единой архитектуры ни у кого не получилось...
Д.ПАРАМОНОВА: Ну, она как есть, так ее и нет, на самом деле. Ну, то есть, мы проводили... у нас есть такая, когда мы презентовали нашу концепцию попечительскому совету и «Стрелке», у нас есть два слайда. На первом слайде Москва Сити, а на втором — CBD Center Сан-Франциско. Это две идентичные фотографии. Вы не можете почти понять — ну, если не подписано — где это находится. А следующая фотография — у нас были дачи, у нас был замечательный Триумф-Палас, вот этот необъяснимый жилой современный комплекс огромный на Ленинградском проспекте. У нас там был комплекс в Измайлово, вот этот вот весь тоже непонятно как бы к чему, к каким истокам апеллирующий, но при этом совершенно полноценное архитектурное высказывание.
И когда ты смотришь на всю эту палитру, ты как бы, с одной стороны, ты видишь — да, у нас есть вот эта архитектура, которая как бы глобализирована или одинакова,а с другой стороны, есть какие-то черты, которые совершенно туда не вписываются. И про это как бы тоже наша ярмарка. То есть, разнообразие идей, которые мы там показали — а там есть от авангарда до, извините, 90-х, когда... Кстати, важно отметить, вот, идея про то, что у нас не все идеи хорошие, не все идеи позитивные. Есть идеи предостерегающие. Вот, например, история про... компания, которая называлась Financial Solution, рассказывала про идею, которая была популярна в 90-х: снести исторический памятник и построить на его месте такой же, но лучше, потому что он сделан из современных материалов, у него есть подземная парковка...
О.ЧИЖ: Еще и в «нулевые» эта идея находила поклонников...
Д.ПАРАМОНОВА: Ну, она родилась в 90-е, ну, вообще идея пор инвестицию как единственный способ регулирования городского пространства, она как бы была в 90-х, где в конце 90-х, собственно, был генплан на этом основан. И на рубеже 2000-х, да, естественно, Военторг, гостиница «Москва», это как бы пример вот действия этой компании. Она, собственно, рассказывала: это наши лучшие объекты, вот мы гордимся этим и так далее...но это как бы идея, которая, когда вы ее покупаете, должны понимать, что дальше вы лишаетесь памятника архитектурного наследия. Ну, как бы это... это такая идея-предостережение.
Это было очень важно для нас, что были не только позитивные истории рассказаны, у нас обязательно есть как бы такие... немножко страшненькие. И в этом как бы... вот Катя сказала слово «ирония», оно для нас было каким-то ключевым вообще в отношении, которое мы пытались выстроить вокруг экспозиции, потому что понятно, что... вообще, архитекторы, архитектура, все очень серьезно это воспринимают, это так. Но иногда, чтобы понять — в чем проблема, вообще сдвинуть какие-то стереотипные представления, которые на самом деле губят и превращают все в какую-то заскорузлую историю, нужно немножко дистанцироваться. Ирония прекрасно позволяет дистанцироваться и как-то критически, но не депрессивно посмотреть на ту ситуацию, в которой мы находимся.
И вот собственно, это разнообразие, которое мы пытались сформировать в павильоне за счет совершенно разных идей, оно как бы и описывает то, в чем мы сегодня живем, и, собственно, рассказываем то, как эти идеи определили наше сегодняшнее, нашу среду, наш архитектурный ландшафт.
О.ЧИЖ: Кстати говоря, вы сейчас сказали про предостережение, и я подумала: все-0таки очень специфические отношения с архитектурными объектами, особенно с историческими архитектурными объектами. Вот эта история, она понятна в других странах? Я имею в виду, что, казалось бы, такой универсальный язык продажи, но слишком специфический национальный колорит.
А.КАЛЬГАЕВ: Мне кажется, ничего вообще... ну, как, инвестиционные отношения к городу — это не в Москве изобрели. Это очень много где.
Е.СЕРОВА: Но в этом контексте очень интересный пример: у вас есть одна из идей, это здание Наркомфина, которое находится в исключительно рентабельном месте, но в исключительно аварийном состоянии и является тоже архитектурным шедевром, но при этом такая с ним печальная история.
Д.ПАРАМОНОВА: Ну, Наркомфин попал у нас в выставку, это правда, удивительным образом вчера мы встречались, на «Стрелке» у нас была неделя биеннале, посвященная, во-первых, тому, что мы получили Special mention, это «Особое упоминание», очень важный для нас приз. Среди 85 павильонов 65 стран мы были в пятерке лучших, что для нас, да, большой успех, и признание международного сообщества чрезвычайно важно, потому что это прежде всего — международная выставка. Так вот, неделя биеннале, которая проходила всю неделю на «Стрелке», сегодня, на самом деле, заканчивается последней дискуссией, где участники расскажут, что лучше всего покупали, в 8 вечера, приходите.
Значит, мы вчера обсуждали, собственно, вопрос гибкости архитектуры, и тема Наркомфина там была представлена как одна из тем, которые мы представляли на биеннале, и приходил Александр Сенаторов, девелопер, который сейчас вызывает очень много обсуждений, его концепция. И мы пытались тему вот этого наследия и вот этой всей истории посмотреть как раз через новые, нестереотипные точки зрения.
О.ЧИЖ: Понятно. Спасибо большое. Это была программа «Город от ума». Антон Кальгаев, Дарья Парамонова. Спасибо вам огромное. Екатерина Серова, Оксана Чиж. Спасибо.
