Выстрел. Shot. Disparo. Parte 1 Часть 1

Стрелялись мы. Disparamos.

Баратынский.

Я поклялся застрелить его по праву дуэли (за ним остался еще мой выстрел). I vowed to shoot him by right of duel (he still had my shot behind him).

Вечер на бивуаке. Tarde en el vivac.

Мы стояли в местечке ***. We were standing in a place *. Жизнь армейского офицера известна. The life of an army officer is well known. Утром ученье, манеж; обед у полкового командира или в жидовском трактире; вечером пунш и карты. In the morning, training, arena; lunch at the regimental commander's or in the Jewish tavern; evening punch and cards. Por la mañana, entrenamiento, arena; almuerzo en casa del comandante del regimiento o en la taberna judía; ponche de noche y tarjetas. В *** не было ни одного открытого дома, ни одной невесты; мы собирались друг у друга, где, кроме своих мундиров, не видали ничего. In * there was not a single open house, not a single bride; we gathered at each other's, where, apart from our uniforms, we saw nothing.

Один только человек принадлежал нашему обществу, не будучи военным. Only one person belonged to our society, not being a military man. Ему было около тридцати пяти лет, и мы за то почитали его стариком. He was about thirty-five years old, and for that we revered him as an old man. Опытность давала ему перед нами многие преимущества; к тому же его обыкновенная угрюмость, крутой нрав и злой язык имели сильное влияние на молодые наши умы. Experience gave him many advantages over us; moreover, his usual sullenness, tough disposition and evil tongue had a strong influence on our young minds. Какая-то таинственность окружала его судьбу; он казался русским, а носил иностранное имя. Some kind of mystery surrounded his fate; he seemed Russian, but bore a foreign name. Некогда он служил в гусарах, и даже счастливо; никто не знал причины, побудившей его выйти в отставку и поселиться в бедном местечке, где жил он вместе и бедно и расточительно: ходил вечно пешком, в изношенном чёрном сюртуке, а держал открытый стол для всех офицеров нашего полка. Once he served in the hussars, and even happily; no one knew the reason that prompted him to retire and settle in a poor place where he lived together and was poor and wasteful: he always walked in a worn-out black frock coat, and kept an open table for all the officers of our regiment. Правда, обед его состоял из двух или трёх блюд, изготовленных отставным солдатом, но шампанское лилось притом рекою. True, his dinner consisted of two or three dishes prepared by a retired soldier, but champagne flowed like a river. Никто не знал ни его состояния, ни его доходов, и никто не осмеливался о том его спрашивать. No one knew either his fortune or his income, and no one dared to ask him about it. У него водились книги, большею частию военные, да романы. He had books, mostly military ones, and novels. Он охотно давал их читать, никогда не требуя их назад; зато никогда не возвращал хозяину книги, им занятой. He willingly gave them to read, never demanding them back; but he never returned the book he had occupied to the owner. Главное упражнение его состояло в стрельбе из пистолета. His main exercise was pistol shooting. Стены его комнаты были все источены пулями, все в скважинах, как соты пчелиные. The walls of his room were all battered by bullets, all in the holes, like a honeycomb. Богатое собрание пистолетов было единственной роскошью бедной мазанки, где он жил. A rich collection of pistols was the only luxury of the poor hut where he lived. Искусство, до коего достиг он, было неимоверно, и если б он вызвался пулей сбить грушу с фуражки кого б то ни было, никто б в нашем полку не усумнился подставить ему своей головы. The art to which he had achieved was incredible, and if he had volunteered to knock a pear off anyone's cap with a bullet, no one in our regiment would have hesitated to turn their heads over to him. Разговор между нами касался часто поединков; Сильвио (так назову его) никогда в него не вмешивался. The conversation between us touched often on fights; Silvio (that's what I'll call him) never interfered with him. На вопрос, случалось ли ему драться, отвечал он сухо, что случалось, но в подробности не входил, и видно было, что таковые вопросы были ему неприятны. When asked if he had ever fought, he answered dryly, what happened, but did not enter the details, and it was clear that such questions were unpleasant to him. Мы полагали, что на совести его лежала какая-нибудь несчастная жертва его ужасного искусства. We assumed that some unfortunate victim of his terrible art lay on his conscience. Впрочем, нам и в голову не приходило подозревать в нем что-нибудь похожее на робость. However, it never entered our heads to suspect anything like timidity in him. Есть люди, коих одна наружность удаляет таковые подозрения. There are people whose appearance alone removes such suspicions. Нечаянный случай всех нас изумил. The unexpected incident amazed us all.

Однажды человек десять наших офицеров обедали у Сильвио. One day about ten of our officers were dining at Silvio's. Пили по-обыкновенному, то есть очень много; после обеда стали мы уговаривать хозяина прометать нам банк. They drank as usual, that is, a lot; after dinner we began to persuade the owner to sell us the bank. Долго он отказывался, ибо никогда почти не играл; наконец велел подать карты, высыпал на стол полсотни червонцев и сел метать. For a long time he refused, for he almost never played; at last he ordered the cards to be served, poured fifty ducats on the table and sat down to toss. Мы окружили его, и игра завязалась. We surrounded him and the game began. Сильвио имел обыкновение за игрою хранить совершенное молчание, никогда не спорил и не объяснялся. Silvio was in the habit of keeping perfect silence during the game, never arguing or explaining himself. Если понтёру случалось обсчитаться, то он тотчас или доплачивал остальное, или записывал лишнее. If the ponter happened to miscalculate, then he immediately either paid extra for the rest, or wrote down the excess. Мы уж это знали и не мешали ему хозяйничать по-своему; но между нами находился офицер, недавно к нам переведенный. We already knew this and did not interfere with his own management; but between us was an officer who had recently been transferred to us. Он, играя тут же, в рассеянности загнул лишний угол. He, playing right there, absent-mindedly bent an extra corner. Сильвио взял мел и уравнял счет по своему обыкновению. Silvio took the chalk and equalized as usual. Офицер, думая, что он ошибся, пустился в объяснения. The officer, thinking that he was mistaken, launched into an explanation. Сильвио молча продолжал метать. Silvio continued to throw silently. Офицер, потеряв терпение, взял щетку и стёр то, что казалось ему напрасно записанным. The officer, losing patience, took a brush and erased what seemed to him in vain to write down. Сильвио взял мел и записал снова. Silvio took the chalk and wrote it down again. Офицер, разгоряченный вином, игрою и смехом товарищей, почёл себя жестоко обиженным и, в бешенстве схватив со стола медный шандал, пустил его в Сильвио, который едва успел отклониться от удара. The officer, flushed with wine, the game and the laughter of his comrades, considered himself severely offended and, in a frenzy, grabbing a copper shandal from the table, let it into Silvio, who barely had time to deviate from the blow. Мы смутились. We were confused. Сильвио встал, побледнев от злости, и с сверкающими глазами сказал: «Милостивый государь, извольте выйти, и благодарите бога, что это случилось у меня в доме». Silvio got up, turning pale with anger, and with sparkling eyes said: "Dear sir, if you please come out, and thank God that this happened in my house."

Мы не сомневались в последствиях и полагали нового товарища уже убитым, Офицер вышел вон, сказав, что за обиду готов отвечать, как будет угодно господину банкомету. We had no doubts about the consequences and assumed the new comrade had already been killed, the officer went out, saying that he was ready to answer for the insult, as the banker wanted. Игра продолжалась ещё несколько минут; но чувствуя, что хозяину было не до игры, мы отстали один за другим и разбрелись по квартирам, толкуя о скорой вакансии. The game went on for several more minutes; but feeling that the owner had no time for the game, we fell behind one by one and dispersed to our apartments, talking about the imminent vacancy.

На другой день в манеже мы спрашивали уже, жив ли ещё бедный поручик, как сам он явился между нами; мы сделали ему тот же вопрос. The next day in the arena we asked if the poor lieutenant was still alive, how he himself appeared between us; we asked him the same question. Он отвечал, что об Сильвио не имел он еще никакого известия. He replied that he had not yet had any news of Silvio. Это нас удивило. This surprised us. Мы пошли к Сильвио и нашли его на дворе, сажающего пулю на пулю в туза, приклеенного к воротам. We went to Silvio and found him in the yard, putting a bullet on a bullet in an ace glued to the gate. Он принял нас по-обыкновенному, ни слова не говоря о вчерашнем происшествии. He received us in the usual way, not saying a word about yesterday's incident. Прошло три дня, поручик был ещё жив. Three days passed, the lieutenant was still alive. Мы с удивлением спрашивали: неужели Сильвио не будет драться? We asked with surprise: is Silvio really not going to fight? Сильвио не дрался. Он довольствовался очень легким объяснением и помирился. He was content with a very light explanation and reconciled.

Это было чрезвычайно повредило ему во мнении молодежи. This was extremely damaging to him in the opinion of the youth. Недостаток смелости менее всего извиняется молодыми людьми, которые в храбрости обыкновенно видят верх человеческих достоинств и извинение все возможных пороков. Lack of courage is least of all apologized by young people, who usually see in courage the height of human dignity and an excuse for all possible vices. Однако ж мало-помалу всё было забыто, и Сильвио снова приобрел прежнее свое влияние. However, little by little everything was forgotten, and Silvio regained his former influence.

Один я не мог уже к нему приблизиться. Имея от природы романическое воображение, я всех сильнее прежде сего был привязан к человеку, коего жизнь была загадкою, и который казался мне героем таинственной какой-то повести. Having by nature a romantic imagination, I was most strongly attached to a man whose life was a mystery, and who seemed to me the hero of some mysterious story. Он любил меня; по крайней мере, со мной одним оставлял обыкновенное свое резкое злоречие и говорил о разных предметах с простодушием и необыкновенною приятностию. He loved me; at least with me alone he left his usual sharp slander and spoke about various subjects with innocence and unusual pleasantness. Но после несчастного вечера мысль, что честь его была замарана и не омыта по его собственной вине, эта мысль меня не покидала и мешала мне обходиться с ним по-прежнему; мне было совестно на него глядеть. But after the unfortunate evening, the thought that his honor had been soiled and not washed away through his own fault, this thought did not leave me and prevented me from treating him as before; I was ashamed to look at him. Сильвио был слишком умен и опытен, чтобы этого не заметить и не угадывать тому причины. Silvio was too smart and experienced not to notice this and not guess the reasons for it. Казалось, это огорчало его; по крайней мере, я заметил раза два в нем желание со мною объясниться; но я избегал таких случаев, и Сильвио от меня отступился. It seemed to upset him; at least once or twice I noticed in him a desire to explain himself to me; but I avoided such cases, and Silvio backed down on me. С тех пор видался я с ним только при товарищах, и прежние откровенные разговоры наши прекратились. Since then, I saw him only in the presence of my comrades, and our former frank conversations ceased.

Рассеянные жители столицы не имеют понятия о многих впечатлениях, столь известных жителям деревень или городков, например, об ожидании почтового дня: во вторник и пятницу полковая наша канцелярия бывала полна офицерами: кто ждал денег, кто письма, кто газет. The scattered inhabitants of the capital have no idea about many of the impressions so well known to the inhabitants of villages or towns, for example, about waiting for the postal day: on Tuesday and Friday, our regimental office was full of officers: some waiting for money, some letters, some newspapers. Пакеты обыкновенно тут же распечатывались, новости сообщались, и канцелярия представляла картину самую оживленную. The packages were usually immediately printed, the news was reported, and the office presented the most lively picture. Сильвио получал письма, адресованные в наш полк, и обыкновенно тут же находился. Silvio received letters addressed to our regiment and usually stayed there. Однажды подали ему пакет, с которого он сорвал печать с видом величайшего нетерпения. One day they gave him a package, from which he tore the seal with an air of the greatest impatience. Пробегая письмо, глаза его сверкали. Running through the letter, his eyes sparkled. Офицеры, каждый занятый своими письмами, ничего не заметили. The officers, each busy with their letters, noticed nothing. «Господа, — сказал им Сильвио, — обстоятельства требуют немедленного моего отсутствия; еду сегодня в ночь; надеюсь, что вы не откажетесь отобедать у меня в последний раз. “Gentlemen,” Silvio told them, “circumstances demand my immediate absence; I'm going tonight; I hope you will not refuse to dine with me for the last time. Я жду и вас, — продолжал он, обратившись ко мне, — жду непременно». I am waiting for you too,” he continued, turning to me, “I am waiting without fail.” С сим словом он поспешно вышел; а мы, согласясь, соединиться у Сильвио, разошлись каждый в свою сторону. With this word he hurried out; and we, agreeing, to unite at Silvio, each parted in his own direction.

Я пришел к Сильвио в назначенное время и нашёл у него почти весь полк. I came to Silvio at the appointed time and found almost the whole regiment with him. Всё его добро было уже уложено; оставались одни голые, простреленные стены. All his goods were already packed; only bare, bullet-proof walls remained. Мы сели за стол; хозяин был чрезвычайно в духе, и скоро веселость его сделалась общею; пробки хлопали поминутно, стаканы пенились и шипели беспрестанно, и мы со всевозможным усердием желали отъезжающему доброго пути и всякого блага. We sat down at the table; the master was exceedingly in good spirits, and soon his gaiety became general; the corks were popping every minute, the glasses foaming and hissing incessantly, and we wished the departing one a good journey and all the best with all possible zeal. Встали из-за стола уже поздно вечером. We got up from the table late in the evening. При разборе фуражек Сильвио, со всеми прощаясь, взял меня за руку и остановил в ту самую минуту, как собирался я выйти. While disassembling the caps, Silvio, saying goodbye to everyone, took my hand and stopped me at the very moment I was about to leave. «Мне нужно с вами поговорить», — сказал он тихо. Я остался.

Гости ушли; мы остались вдвоём, сели друг противу друга и молча закурили трубки. The guests have left; we were left alone, sat down opposite each other and silently lit our pipes. Сильвио был озабочен; не было уже и следов его судорожной веселости. Silvio was preoccupied; there was no longer a trace of his convulsive gaiety. Мрачная бледность, сверкающие глаза и густой дым, выходящий изо рту, придавали ему вид настоящего дьявола. Gloomy pallor, sparkling eyes and thick smoke coming out of his mouth gave him the appearance of a real devil. Прошло несколько минут, и Сильвио прервал молчание. A few minutes passed, and Silvio broke the silence.

— Может быть, мы никогда больше не увидимся, — сказал он мне, — перед разлукой я хотел с вами объясниться. “Maybe we'll never see each other again,” he said to me, “before parting, I wanted to explain myself to you. Вы могли заметить, что я мало уважаю постороннее мнение; но я вас люблю, и чувствую: мне было бы тягостно оставить в вашем уме несправедливое впечатление. You may have noticed that I have little respect for outside opinion; but I love you, and I feel: it would be painful for me to leave an unfair impression in your mind.

Он остановился и стал набивать выгоревшую свою трубку; я молчал, потупя глаза. He stopped and began to fill his burnt-out pipe; I was silent, drooping my eyes.

— Вам было странно, — продолжал он, — что я не требовал удовлетворения от этого пьяного сумасброда Р ***. “It was strange to you,” he continued, “that I did not demand satisfaction from this drunken madman R *. Вы согласитесь, что, имея право выбрать оружие, жизнь его была в моих руках, а моя почти безопасна: я мог бы приписать умеренность мою одному великодушию, но не хочу лгать. You will agree that, having the right to choose a weapon, his life was in my hands, and mine was almost safe: I could attribute my moderation to generosity alone, but I do not want to lie. Если б я мог наказать Р ***, не подвергая вовсе моей жизни, то я б ни за что не простил его. If I could punish R * without exposing my life at all, then I would never forgive him.

Я смотрел на Сильвио с изумлением. Miré a Silvio con asombro. Таковое признание совершенно смутило меня. This confession completely confused me. Сильвио продолжал. Silvio continued.

— Так точно: я не имею права подвергать себя смерти. “That’s right: I don’t have the right to put myself to death. Шесть лет тому назад я получил пощечину, и враг мой еще жив. Six years ago I received a slap in the face, and my enemy is still alive.

Любопытство моё сильно было возбуждено. My curiosity was greatly aroused. «Вы с ним не дрались? "You didn't fight him? — спросил я. — Обстоятельства, верно, вас разлучили?» “Circumstances, right, separated you?”

— Я с ним дрался, — отвечал Сильвио, — и вот памятник нашего поединка. “I fought him,” answered Silvio, “and here is a monument to our duel.

Сильвио встал и вынул из картона красную шапку с золотою кистью, с галуном (то, что французы называют bonnet de police); он её надел; она была прострелена на вершок ото лба. Silvio got up and took out from the cardboard a red hat with a gold tassel and braid (what the French call bonnet de police); he put it on; she was shot an inch from the forehead.

— Вы знаете, — продолжал Сильвио, — что я служил в *** гусарском полку. “You know,” continued Silvio, “that I served in the Hussars. Характер мой вам известен: я привык первенствовать, но смолоду это было во мне страстию. You know my character: I am accustomed to excel, but from my youth it was a passion in me. В наше время буйство было в моде: я был первым буяном по армии. In our time, riot was in vogue: I was the first riot in the army. Мы хвастались пьянством: я перепил славного Бурцова, воспетого Денисом Давыдовым. We boasted of drunkenness: I drank the glorious Burtsov, sung by Denis Davydov. Дуэли в нашем полку случались поминутно: я на всех бывал или свидетелем, или действующим лицом. Duels in our regiment happened every minute: I was either a witness or an actor at all. Товарищи меня обожали, а полковые командиры, поминутно сменяемые, смотрели на меня, как на необходимое зло. My comrades adored me, and the regimental commanders, who were constantly replaced, looked at me as a necessary evil.

Я спокойно (или беспокойно) наслаждался моею славою, как определился к нам молодой человек богатой и знатной фамилии (не хочу назвать его). I calmly (or restlessly) enjoyed my glory, as a young man of a rich and noble family (I do not want to name him) was determined to us. Отроду не встречал счастливца столь блистательного! I have never met a lucky man so brilliant! Вообразите себе молодость, ум, красоту, веселость самую бешеную, храбрость самую беспечную, громкое имя, деньги, которым не знал он счёта и которые никогда у него не переводились, и представьте себе, какое действие должен был он произвести между нами. Imagine youth, intelligence, beauty, the most frantic gaiety, the most carefree courage, a big name, money with which he did not know the account and which he never transferred, and imagine what action he had to perform between us. Первенство моё поколебалось. Обольщённый моею славою, он стал было искать моего дружества; но я принял его холодно, и он безо всякого сожаления от меня удалился. Enticed by my glory, he began to seek my friendship; but I received him coldly, and without any regret he withdrew from me. Я его возненавидел. Успехи его в полку и в обществе женщин приводили меня в совершенное отчаяние. His successes in the regiment and in the company of women led me to utter despair. Я стал искать с ним ссоры; на эпиграммы мои отвечал он эпиграммами, которые всегда казались мне неожиданнее и острее моих, и которые, конечно, не в пример были веселее: он шутил, а я злобствовал. I began to seek quarrels with him; he answered my epigrams with epigrams, which always seemed to me more unexpected and sharper than mine, and which, of course, were more fun than an example: he joked, and I was malicious. Наконец однажды на бале у польского помещика, видя его предметом внимания всех дам, и особенно самой хозяйки, бывшей со мною в связи, я сказал ему на ухо какую-то плоскую грубость. Finally, one day at a ball with a Polish landowner, seeing him as the object of the attention of all the ladies, and especially the hostess herself, who was in touch with me, I said in his ear some kind of flat rudeness. Он вспыхнул и дал мне пощечину. He flushed and slapped me in the face. Мы бросились к саблям; дамы попадали в обморок; нас растащили, и в ту же ночь поехали мы драться. We rushed to the sabers; the ladies fainted; we were taken away, and on the same night we went to fight.

Это было на рассвете. It was at dawn. Я стоял на назначенном месте с моими тремя секундантами. I stood at the appointed place with my three seconds. С неизъяснимым нетерпением ожидал я моего противника. With inexplicable impatience I awaited my adversary. Весеннее солнце взошло, и жар уже наспевал. The spring sun had risen, and the heat was already humming. Я увидел его издали. I saw him from afar. Он шёл пешком, с мундиром на сабле, сопровождаемый одним секундантом. He walked on foot, with a uniform on a saber, accompanied by one second. Мы пошли к нему навстречу. We went towards him. Он приблизился, держа фуражку, наполненную черешнями. He approached, holding a cap filled with cherries. Секунданты отмерили нам двенадцать шагов. The seconds measured twelve paces for us. Мне должно было стрелять первому: но волнение злобы во мне было столь сильно, что я не понадеялся на верность руки и, чтобы дать себе время остыть, уступал ему первый выстрел; противник мой не соглашался. I had to shoot first: but the excitement of anger in me was so strong that I did not rely on the fidelity of my hand and, in order to give myself time to cool down, conceded the first shot to him; my opponent did not agree. Положили бросить жребий: первый нумер достался ему, вечному любимцу счастия. They decided to draw lots: the first number went to him, the eternal favorite of happiness. Он прицелился и прострелил мне фуражку. He took aim and shot through my cap. Очередь была за мною. Жизнь его, наконец, была в моих руках; я глядел на него жадно, стараясь уловить хотя одну тень беспокойства... Он стоял под пистолетом, выбирая из фуражки спелые черешни и выплевывая косточки, которые долетали до меня. His life was finally in my hands; I looked at him eagerly, trying to catch at least one shadow of anxiety ... He stood under the pistol, picking ripe cherries from his cap and spitting out the bones that reached me. Его равнодушие взбесило меня. His indifference infuriated me. Что пользы мне, подумал я, лишить его жизни, когда он ею вовсе не дорожит? What good is it to me, I thought, to take his life when he doesn't value it at all? Злобная мысль мелькнула в уме моем. An evil thought flashed through my mind. Я опустил пистолет. I put my gun down. «Вам, кажется, теперь не до смерти, — сказал я ему, — вы изволите завтракать; мне не хочется вам помешать...». “It seems that now you are not up to death,” I said to him, “you deign to have breakfast; I do not want to disturb you ... ". — «Вы ничуть не мешаете мне, — возразил он, — извольте себе стрелять, а впрочем как вам угодно: выстрел ваш остаётся за вами; я всегда готов к вашим услугам». “You are not hindering me in the least,” he objected. I am always ready for your service. " Я обратился к секундантам, объявив, что нынче стрелять не намерен, и поединок тем и кончился. I turned to the seconds, announcing that I did not intend to shoot today, and that was the end of the fight.

Я вышел в отставку и удалился в это местечко. I retired and retired to this place. С тех пор не прошло ни одного дня, чтоб я не думал о мщении. Since then, not a single day has passed without me thinking of revenge. Ныне час мой настал...

Сильвио вынул из кармана утром полученное письмо и дал мне его читать. Silvio took the letter he had received from his pocket in the morning and gave it to me to read. Кто-то (казалось, его поверенный по делам) писал ему из Москвы, что известная особа скоро должна вступить в законный брак с молодой и прекрасной девушкой. Someone (it seemed, his attorney for affairs) wrote to him from Moscow that a famous person should soon enter into legal marriage with a young and beautiful girl.

— Вы догадываетесь, — сказал Сильвио, — кто эта известная особа . “You can guess,” said Silvio, “who this famous person is. Еду в Москву. I'm going to Moscow. Посмотрим, так ли равнодушно примет он смерть перед своей свадьбой, как некогда ждал ее за черешнями! Let's see if he will accept death before his wedding so indifferently, as he once waited for her behind the cherries!

При сих словах Сильвио встал, бросил об пол свою фуражку и стал ходить взад и вперед по комнате, как тигр по своей клетке. Я слушал его неподвижно; странные, противоположные чувства волновали меня. I listened to him motionless; strange, opposite feelings agitated me.

Слуга вошел и объявил, что лошади готовы. A servant entered and announced that the horses were ready. Сильвио крепко сжал мне руку; мы поцеловались. Silvio squeezed my hand tightly; we kissed. Он сел в тележку, где лежали два чемодана, один с пистолетами, другой с его пожитками. He sat down in a trolley with two suitcases, one with pistols, the other with his belongings. Мы простились ещё раз, и лошади поскакали. We parted again and the horses galloped off.