×

Używamy ciasteczek, aby ulepszyć LingQ. Odwiedzając stronę wyrażasz zgodę na nasze polityka Cookie.


image

"Записки из подполья" Фёдор Достоевский, I

I

Я человек больной… Я злой человек. Непривлекательный я человек. Я думаю, что у меня болит печень. Впрочем, я ни шиша не смыслю в моей болезни и не знаю наверно, что у меня болит. Я не лечусь и никогда не лечился, хотя медицину и докторов уважаю. К тому же я еще и суеверен до крайности; ну, хоть настолько, чтоб уважать медицину. (Я достаточно образован, чтоб не быть суеверным, но я суеверен). Нет-с, я не хочу лечиться со злости. Вот этого, наверно, не изволите понимать. Ну-с, а я понимаю. Я, разумеется, не сумею вам объяснить, кому именно я насолю в этом случае моей злостью; я отлично хорошо знаю, что и докторам я никак не смогу «нагадить» тем, что у них не лечусь; я лучше всякого знаю, что всем этим я единственно только себе поврежу и никому больше. Но все-таки, если я не лечусь, так это со злости. Печенка болит, так вот пускай же ее еще крепче болит!

Я уже давно так живу — лет двадцать. Теперь мне сорок. Я прежде служил, а теперь не служу. Я был злой чиновник. Я был груб и находил в этом удовольствие. Ведь я взяток не брал, стало быть, должен же был себя хоть этим вознаградить. (Плохая острота; но я ее не вычеркну. Я ее написал, думая, что выйдет очень остро; а теперь, как увидел сам, что хотел только гнусно пофорсить, — нарочно не вычеркну!) Когда к столу, у которого я сидел, подходили, бывало, просители за справками, — я зубами на них скрежетал и чувствовал неумолимое наслаждение, когда удавалось кого-нибудь огорчить. Почти всегда удавалось. Большею частию все был народ робкий: известно — просители. Но из фертов я особенно терпеть не мог одного офицера. Он никак не хотел покориться и омерзительно гремел саблей. У меня с ним полтора года за эту саблю война была. Я наконец одолел. Он перестал греметь. Впрочем, это случилось еще в моей молодости. Но знаете ли, господа, в чем состоял главный пункт моей злости? Да в том-то и состояла вся штука, в том-то и заключалась наибольшая гадость, что я поминутно, даже в минуту самой сильнейшей желчи, постыдно сознавал в себе, что я не только не злой, но даже и не озлобленный человек, что я только воробьев пугаю напрасно и себя этим тешу. У меня пена у рта, а принесите мне какую-нибудь куколку, дайте мне чайку с сахарцем, я, пожалуй, и успокоюсь. Даже душой умилюсь, хоть уж, наверно, потом буду вам на себя скрежетать зубами и от стыда несколько месяцев страдать бессонницей. Таков уж мой обычай.

Это я наврал про себя давеча, что я был злой чиновник. Со злости наврал. Я просто баловством занимался и с просителями и с офицером, а в сущности никогда не мог сделаться злым. Я поминутно сознавал в себе много-премного самых противоположных тому элементов. Я чувствовал, что они так и кишат во мне, эти противоположные элементы. Я знал, что они всю жизнь во мне кишели и из меня вон наружу просились, но я их не пускал, не пускал, нарочно не пускал наружу. Они мучили меня до стыда; до конвульсий меня доводили и — надоели мне наконец, как надоели! Уж не кажется ли вам, господа, что я теперь в чем-то перед вами раскаиваюсь, что я в чем-то у вас прощенья прошу?.. Я уверен, что вам это кажется… А впрочем, уверяю вас, что мне все равно, если и кажется…

Я не только злым, но даже и ничем не сумел сделаться: ни злым, ни добрым, ни подлецом, ни честным, ни героем, ни насекомым. Теперь же доживаю в своем углу, дразня себя злобным и ни к чему не служащим утешением, что умный человек и не может серьезно чем-нибудь сделаться, а делается чем-нибудь только дурак. Да-с, умный человек девятнадцатого столетия должен и нравственно обязан быть существом по преимуществу бесхарактерным; человек же с характером, деятель, — существом по преимуществу ограниченным. Это сорокалетнее мое убеждение. Мне теперь сорок лет, а ведь сорок лет — это вся жизнь; ведь это самая глубокая старость. Дальше сорока лет жить неприлично, пошло, безнравственно! Кто живет дольше сорока лет, — отвечайте искренно, честно? Я вам скажу, кто живет: дураки и негодяи живут. Я всем старцам это в глаза скажу, всем этим почтенным старцам, всем этим сребровласым и благоухающим старцам! Всему свету в глаза скажу! Я имею право так говорить, потому что сам до шестидесяти лет доживу. До семидесяти лет проживу! До восьмидесяти лет проживу!.. Постойте! Дайте дух перевести…

Наверно, вы думаете, господа, что я вас смешить хочу? Ошиблись и в этом. Я вовсе не такой развеселый человек, как вам кажется или как вам, может быть, кажется; впрочем, если вы, раздраженные всей этой болтовней (а я уже чувствую, что вы раздражены), вздумаете спросить меня: кто ж я таков именно? — то я вам отвечу: я один коллежский асессор. Я служил, чтоб было что-нибудь есть (но единственно для этого), и когда прошлого года один из отдаленных моих родственников оставил мне шесть тысяч рублей по духовному завещанию, я тотчас же вышел в отставку и поселился у себя в углу. Я и прежде жил в этом углу, но теперь я поселился в этом углу. Комната моя дрянная, скверная, на краю города. Служанка моя — деревенская баба, старая, злая от глупости, и от нее к тому же всегда скверно пахнет. Мне говорят, что климат петербургский мне становится вреден и что с моими ничтожными средствами очень дорого в Петербурге жить. Я все это знаю, лучше всех этих опытных и премудрых советчиков и покивателей знаю. Но я остаюсь в Петербурге; я не выеду из Петербурга! Я потому не выеду… Эх! да ведь это совершенно все равно — выеду я иль не выеду.

А впрочем: о чем может говорить порядочный человек с наибольшим удовольствием? Ответ: о себе.

Ну так и я буду говорить о себе.

I I I I

Я человек больной… Я злой человек. Ich bin ein kranker Mensch ... Ich bin ein böser Mensch. I am a sick person ... I am an evil person. Непривлекательный я человек. I'm an unattractive person. Я думаю, что у меня болит печень. I think my liver hurts. Впрочем, я ни шиша не смыслю в моей болезни и не знаю наверно, что у меня болит. However, I don't know a shit about my illness, and I don't know for sure what hurts. Я не лечусь и никогда не лечился, хотя медицину и докторов уважаю. I am not treated and have never been treated, although I respect medicine and doctors. К тому же я еще и суеверен до крайности; ну, хоть настолько, чтоб уважать медицину. Besides, I am also superstitious to the extreme; well, at least enough to respect medicine. (Я достаточно образован, чтоб не быть суеверным, но я суеверен). (I'm educated enough not to be superstitious, but I'm superstitious.) Нет-с, я не хочу лечиться со злости. No, sir, I don't want to be treated out of anger. Вот этого, наверно, не изволите понимать. This is probably not something you deign to understand. Ну-с, а я понимаю. Well, I understand. Я, разумеется, не сумею вам объяснить, кому именно я насолю в этом случае моей злостью; я отлично хорошо знаю, что и докторам я никак не смогу «нагадить» тем, что у них не лечусь; я лучше всякого знаю, что всем этим я единственно только себе поврежу и никому больше. I, of course, will not be able to explain to you exactly whom I will annoy in this case with my anger; I know very well that I can’t "screw up" the doctors either by not treating them; I know better than anyone that with all this I will only harm myself and no one else. Но все-таки, если я не лечусь, так это со злости. But all the same, if I am not being treated, it’s out of spite. Печенка болит, так вот пускай же ее еще крепче болит! The liver hurts, so let it hurt even more!

Я уже давно так живу — лет двадцать. I have been living this way for a long time - twenty years. Теперь мне сорок. Now I'm forty. Я прежде служил, а теперь не служу. I used to serve, and now I don't. Я был злой чиновник. I was a wicked official. Я был груб и находил в этом удовольствие. I was rude and took pleasure in it. Ведь я взяток не брал, стало быть, должен же был себя хоть этим вознаградить. After all, I did not take bribes, so I had to reward myself at least with this. (Плохая острота; но я ее не вычеркну. (Bad pungency; but I will not delete it. Я ее написал, думая, что выйдет очень остро; а теперь, как увидел сам, что хотел только гнусно пофорсить, — нарочно не вычеркну!) I wrote it thinking that it would come out very sharp; and now, as I saw myself that I only wanted to show off, I will not delete it on purpose!) Когда к столу, у которого я сидел, подходили, бывало, просители за справками, — я зубами на них скрежетал и чувствовал неумолимое наслаждение, когда удавалось кого-нибудь огорчить. When applicants came up to the table at which I was sitting for information, I gnashed my teeth on them and felt an inexorable pleasure when I managed to upset someone. Почти всегда удавалось. Almost always succeeded. Большею частию все был народ робкий: известно — просители. For the most part, they were all timid people: it is known that they were petitioners. Но из фертов я особенно терпеть не мог одного офицера. But of the ferts, I especially hated one officer. Он никак не хотел покориться и омерзительно гремел саблей. He did not want to submit and thundered disgustingly with his saber. У меня с ним полтора года за эту саблю война была. I had a war with him for a year and a half for this saber. Я наконец одолел. I finally got it. Он перестал греметь. He stopped rattling. Впрочем, это случилось еще в моей молодости. However, this happened in my youth. Но знаете ли, господа, в чем состоял главный пункт моей злости? But do you know, gentlemen, what was the main point of my anger? Да в том-то и состояла вся штука, в том-то и заключалась наибольшая гадость, что я поминутно, даже в минуту самой сильнейшей желчи, постыдно сознавал в себе, что я не только не злой, но даже и не озлобленный человек, что я только воробьев пугаю напрасно и себя этим тешу. Yes, that was the whole thing, that was the most disgusting thing, that every minute, even at the moment of the strongest bile, I was shamefully aware in myself that I was not only not evil, but even not an angry person, that I only frighten the sparrows in vain and amuse myself with it. У меня пена у рта, а принесите мне какую-нибудь куколку, дайте мне чайку с сахарцем, я, пожалуй, и успокоюсь. I have foam at my mouth, but bring me some doll, give me some tea with sugar, I think I'll calm down. Даже душой умилюсь, хоть уж, наверно, потом буду вам на себя скрежетать зубами и от стыда несколько месяцев страдать бессонницей. I will even be touched by my soul, even though I will probably grind my teeth at myself later and suffer from insomnia for several months from shame. Таков уж мой обычай. This is my custom.

Это я наврал про себя давеча, что я был злой чиновник. I lied to myself just now that I was an evil official. Со злости наврал. Out of anger, he lied. Я просто баловством занимался и с просителями и с офицером, а в сущности никогда не мог сделаться злым. I was just playing pampering with both the petitioners and the officer, but in fact I could never become evil. Я поминутно сознавал в себе много-премного самых противоположных тому элементов. I was constantly aware of many, many very opposite elements in myself. Я чувствовал, что они так и кишат во мне, эти противоположные элементы. I felt that they swarmed in me, these opposite elements. Я знал, что они всю жизнь во мне кишели и из меня вон наружу просились, но я их не пускал, не пускал, нарочно не пускал наружу. I knew that they had been swarming in me all my life and were asking out of me, but I did not let them in, did not let them in, deliberately did not let them out. Они мучили меня до стыда; до конвульсий меня доводили и — надоели мне наконец, как надоели! They tortured me to the point of shame; they drove me to convulsions and - they finally bothered me, how tired! Уж не кажется ли вам, господа, что я теперь в чем-то перед вами раскаиваюсь, что я в чем-то у вас прощенья прошу?.. Don't you think, gentlemen, that I now regret something in front of you, that I am asking for your forgiveness for something? .. Я уверен, что вам это кажется… А впрочем, уверяю вас, что мне все равно, если и кажется… I am sure that it seems to you ... But by the way, I assure you that I do not care if it seems ...

Я не только злым, но даже и ничем не сумел сделаться: ни злым, ни добрым, ни подлецом, ни честным, ни героем, ни насекомым. I was not only evil, but I didn’t even manage to become anything: neither evil, nor kind, nor scoundrel, nor honest, nor hero, nor insect. Теперь же доживаю в своем углу, дразня себя злобным и ни к чему не служащим утешением, что умный человек и не может серьезно чем-нибудь сделаться, а делается чем-нибудь только дурак. Now I live in my corner, teasing myself with an evil and no consolation that an intelligent person cannot seriously become something, but only a fool becomes something. Да-с, умный человек девятнадцатого столетия должен и нравственно обязан быть существом по преимуществу бесхарактерным; человек же с характером, деятель, — существом по преимуществу ограниченным. Yes, sir, an intelligent man of the nineteenth century must and is morally obliged to be a creature par excellence spineless; a man with character, a doer, a being for the most part limited. Это сорокалетнее мое убеждение. This is my forty-year conviction. Мне теперь сорок лет, а ведь сорок лет — это вся жизнь; ведь это самая глубокая старость. I am now forty years old, but forty years is all life; because this is the deepest old age. Дальше сорока лет жить неприлично, пошло, безнравственно! To live further forty years is indecent, vulgar, immoral! Кто живет дольше сорока лет, — отвечайте искренно, честно? Who lives more than forty years - answer sincerely, honestly? Я вам скажу, кто живет: дураки и негодяи живут. I'll tell you who lives: fools and scoundrels live. Я всем старцам это в глаза скажу, всем этим почтенным старцам, всем этим сребровласым и благоухающим старцам! I will tell all the elders this in the eyes, all these venerable elders, all these silver-haired and fragrant elders! Всему свету в глаза скажу! I'll tell the whole world in the eyes! Я имею право так говорить, потому что сам до шестидесяти лет доживу. I have the right to say that because I myself will live to be sixty. До семидесяти лет проживу! I'll live to seventy years! До восьмидесяти лет проживу!.. I'll live up to eighty years! .. Постойте! Wait a minute! Дайте дух перевести… Let me take a breath ...

Наверно, вы думаете, господа, что я вас смешить хочу? Perhaps you think, gentlemen, that I want to make you laugh? Ошиблись и в этом. We made a mistake in this too. Я вовсе не такой развеселый человек, как вам кажется или как вам, может быть, кажется; впрочем, если вы, раздраженные всей этой болтовней (а я уже чувствую, что вы раздражены), вздумаете спросить меня: кто ж я таков именно? I am not at all such a cheerful person as you think, or as it may seem to you; however, if you, irritated by all this chatter (and I already feel that you are irritated), take it into their head to ask me: who am I exactly? — то я вам отвечу: я один коллежский асессор. - then I will answer you: I am one collegiate assessor. Я служил, чтоб было что-нибудь есть (но единственно для этого), и когда прошлого года один из отдаленных моих родственников оставил мне шесть тысяч рублей по духовному завещанию, я тотчас же вышел в отставку и поселился у себя в углу. I served so that there was something to eat (but only for this), and when last year one of my distant relatives left me six thousand rubles in a spiritual will, I immediately retired and settled in my corner. Я и прежде жил в этом углу, но теперь я поселился в этом углу. I have lived in this corner before, but now I have settled in this corner. Комната моя дрянная, скверная, на краю города. My room is crappy, nasty, on the edge of town. Служанка моя — деревенская баба, старая, злая от глупости, и от нее к тому же всегда скверно пахнет. My maid is a village woman, old, angry with stupidity, and besides, she always smells bad. Мне говорят, что климат петербургский мне становится вреден и что с моими ничтожными средствами очень дорого в Петербурге жить. They tell me that the Petersburg climate is becoming harmful to me and that it is very expensive to live in Petersburg with my paltry funds. Я все это знаю, лучше всех этих опытных и премудрых советчиков и покивателей знаю. I know all this, I know better than all these experienced and wise advisers and pokers. Но я остаюсь в Петербурге; я не выеду из Петербурга! But I remain in Petersburg; I will not leave Petersburg! Я потому не выеду… Эх! That is why I will not leave ... Eh! да ведь это совершенно все равно — выеду я иль не выеду. but it’s all the same - I’ll go or I don’t go.

А впрочем: о чем может говорить порядочный человек с наибольшим удовольствием? However: what can a decent person talk about with the greatest pleasure? Ответ: о себе. Answer: about yourself.

Ну так и я буду говорить о себе. Well, I will also talk about myself.