30 30 30

Покинув Коулмонт под вечер (по шоссе Икс – не помню номера), я бы мог доехать до Рамздэля на рассвете, если бы не соблазнился мнимым сокращением пути. Leaving Colemont in the late afternoon (via Highway X - can't remember the number), I could have reached Ramsdale at dawn if I hadn't been tempted by the supposed shortening of the journey. Мне нужно было попасть на автостраду Игрек. I needed to get on the Ygrek freeway. Карта невозмутимо показывала, что сразу за Вудбайном, до которого я доезжал к ночи, я мог покинуть шоссе Икс и добраться до автострады по немощеной поперечной дороге. The map nonchalantly showed that just beyond Woodbine, which I was reaching by nightfall, I could leave Highway X and reach the freeway via an unpaved cross road. Ехать по ней надо было всего около часа (сорок миль). It only took about an hour (forty miles) to drive it. В противном случае пришлось бы продолжать по шоссе Икс еще миль сто и только тогда воспользоваться петлистым, ленивым шоссе Зед, чтобы попасть на нужную мне автостраду. Otherwise, I'd have to continue on Highway X for another hundred miles and only then use the looping, lazy Zed Highway to get to the freeway I needed.

Немощеная дорога, однако, становилась все хуже, ухабы – все ужаснее, грязь – все гуще, и, когда после десяти миль подслеповатого, чертовского, черепашьего продвижения, я попытался повернуть вспять, мой старый, слабый Икар застрял в глубокой глине. The unpaved road, however, grew worse, the bumps worse, the mud thicker, and when, after ten miles of under-blind, bloody, turtle-like progress, I tried to turn back, my old, feeble Icarus got stuck in deep clay. Кругом было темно, все было напитано сыростью и безнадежностью. It was dark all around, everything was saturated with dampness and hopelessness. Мои фары повисали над широкой канавой, полной воды. My headlights hung over a wide ditch full of water. Окрестность, если и существовала, сводилась к черной пустыне. The surrounding area, if there was any, was reduced to a black desert. Сколько я ни пытался высвободиться, мои задние колеса только выли в слякоти и тоске. No matter how much I tried to free myself, my rear tires only howled in slush and yearning. Проклиная судьбу, я снял щегольской костюм, надел рабочие штаны, галоши, изрешеченный пулями свитер и обратно прошел по грязи мили четыре к придорожной ферме. Cursing fate, I took off my dapper suit, put on my work pants, galoshes, and bullet-riddled sweater, and walked back through the mud four miles to the roadside farm. Пока я шел, дождь полил как из ведра, но у меня не хватило сил вернуться за макинтошем. It rained like a bucket as I walked, but I didn't have the energy to go back for my raincoat. Подобные происшествия убедили меня, что у меня в сущности здоровое сердце – несмотря на недавние диагнозы. Incidents like this have convinced me that I have an essentially healthy heart - despite recent diagnoses. Около полуночи ремонтник вызволил мою машину. Around midnight, the repairman recovered my car. Я вернулся кое-как на шоссе Икс и покатил дальше. I got back on highway X and drove on. После часа езды на меня нашло крайнее изнеможение. After an hour of driving, I was extremely exhausted. Я остановился у тротуара в анонимном городишке и во мраке всласть насосался сладкого джина из верной фляги. I stopped at a sidewalk in an anonymous little town, and in the darkness sucked sweet gin from a trusty flask.

Дождь был давно отменен. Чернела теплая аппалачская ночь. Blackened the warm Appalachian night. Изредка проезжали мимо меня автомобили: удаляющиеся рубины, приближающиеся бриллианты; но городок спал. Occasionally automobiles passed me: receding rubies, approaching diamonds; but the town was asleep. Не было на тротуарах той веселой толкучки прохлаждающихся граждан, какую видишь у нас по ночам в сладкой, спелой, гниющей Европе. There was not on the sidewalks that merry throng of chilling citizens that you see at night in sweet, ripe, rotting Europe. Я один наслаждался тут благотворностью невинной ночи и страшными своими думами. I alone enjoyed here the wholesomeness of an innocent night and the dreadfulness of my thoughts. Проволочная корзина у панели была чрезвычайно щепетильна насчет принимаемого: «Для Сора и Бумаги, но не для Отбросов» говорила надпись. The wire basket by the panel was extremely sensitive about what it accepted: "For Sore and Paper, but not Trash" said the sign. Хересовые литеры светились над магазином фотоаппаратов. Sherry lettering glowed above the camera store. Громадный градусник с названием слабительного прозябал на фронтоне аптеки. A huge thermometer with the name of a laxative loitered on the gable of the drugstore. Ювелирная лавка Рубинова щеголяла витриной с искусственными самоцветами, отражавшимися в красном зеркале. Rubinov's jewelry shop flaunted a showcase with artificial gems reflected in a red mirror. Фосфористые часы с зелеными стрелками плавали в полотняных глубинах прачешной «Момент». A phosphoric clock with green hands floated in the canvas depths of the Momentum laundry room. По другой стороне улицы гараж сквозь сон говорил «Автора убили» (на самом деле – «Автомобили»). On the other side of the street, a garage was sleepily saying, "The author was murdered" (actually, "Cars"). Самолет, который тот же Рубинов разукрасил камушками, пролетел, с гудением, по бархатным небесам. The airplane, which the same Rubinov had painted with pebbles, flew, humming, through the velvet skies. Как много перевидал я спавших мертвым сном городишек! How many dead sleepy little towns I've seen! Этот был еще не последний.

Позвольте мне поболтаться немножко без дела – ведь участь его решена. Let me hang around for a little while, because his fate is sealed. Ритм неоновых огней, мерцавших по ту сторону улицы, был вдвое медленнее биения моего сердца: очерк большого кофейника над рестораном через каждые две секунды вспыхивал изумрудной жизнью, и, как только он гас, его там же сменяли розовые буквы, провозглашавшие «Отличная Кухня», – но кофейник все еще дразнил глаз латентной тенью перед своим новым изумрудным воскресением из мертвых. The rhythm of the neon lights flickering across the street was twice as slow as my heartbeat: the outline of a large coffee pot above the restaurant would flash to emerald life every two seconds, and as soon as it went out, it would be replaced there by pink letters proclaiming "Excellent Kitchen"-but the pot still tantalized the eye with a latent shadow before its new emerald resurrection from the dead. Мы делали рентгеновские снимки, это считалось страшно забавным. We took x-rays, it was considered scary fun. Рубиново-изумрудный городок находился не очень далеко от «Зачарованных Охотников». Ruby Emerald Township wasn't very far from the Enchanted Hunters. Я опять рыдал, пьянея от невозможного прошлого. I sobbed again, intoxicated by the impossible past.