Замятин - Мы - Запись 11-я
Zamyatin - Us - Entry 11
Zamyatin - Nous - Entrée 11
Zamiatinas - Mes - Įrašas 11
Zamyatin - Nós - Entrada 11
Запись 11-я. Конспект: …Нет, не могу, пусть так, без конспекта
Entry 11. Summary: ...No, I can't do that without a summary.
Вечер.
Evening.
Легкий туман.
A light fog.
Небо задернуто золотисто-молочной тканью, и не видно: что там – дальше, выше.
|draped|||fabric|||||||
The sky is veiled in a golden-milky fabric, and you can't see what's further up.
Древние знали, что там их величайший, скучающий скептик – Бог.
|knew||||greatest|bored|skeptic|
The ancients knew that their greatest, bored skeptic there was God.
Мы знаем, что там хрустально-синее, голое, непристойное ничто.
We know there's a crystal blue, naked, obscene nothingness out there.
Я теперь не знаю, что там я слишком много узнал.
I don't know now that I've learned too much there.
Знание, абсолютно уверенное в том, что оно безошибочно, – это вера.
||certain|||||||
Knowledge, absolutely certain that it is infallible, is faith.
У меня была твердая вера в себя, я верил, что знаю в себе все.
I had a firm belief in myself, I believed I knew everything about myself.
И вот —
Я – перед зеркалом.
И первый раз в жизни – именно так первый раз в жизни – вижу себя ясно, отчетливо, сознательно – с изумлением вижу себя, как кого-то «его».
And for the first time in my life - exactly the first time in my life - I see myself clearly, distinctly, consciously - with amazement I see myself as someone "him.
Вот я – он: черные, прочерченные по прямой брови; и между ними – как шрам – вертикальная морщина (не знаю, была ли она раньше).
||||drawn||||||||||wrinkle||||||
Here I am him: black, streaked straight eyebrows; and between them - like a scar - a vertical wrinkle (I don't know if it was there before).
Стальные, серые глаза, обведенные тенью бессонной ночи; и за этой сталью… оказывается, я никогда не знал, что там.
|||outlined||||||||||||||
Steel, gray eyes, encircled by the shadow of a sleepless night; and behind that steel...it turns out I never knew what was there.
И из «там» (это «там» одновременно и здесь, и бесконечно далеко) – из «там» я гляжу на себя – на него и твердо знаю: он – с прочерченными по прямой бровями – посторонний, чужой мне, я встретился с ним первый раз в жизни.
||||||||||||||||||||||||drawn||||||||||||||
And from "there" (that "there" is both here and infinitely far away) - from "there" I look at myself - at him and know for sure: he - with his eyebrows drawn in a straight line - is a stranger, a stranger to me, I met him for the first time in my life.
А я настоящий, я – не – он…
And I'm real, I'm not - him...
Нет: точка.
No: period.
Все это – пустяки, и все эти нелепые ощущения – бред, результат вчерашнего отравления… Чем: глотком зеленого яда – или ею?
|||||||||||poisoning|||green|||
All this is nothing, and all these absurd sensations are delirium, the result of yesterday's poisoning... With what: a sip of green poison - or her?
Все равно.
Я записываю это, только чтобы показать, как может странно запутаться и сбиться человеческий – такой точный и острый – разум.
|||||||||||get confused|human|||||
I write this down just to show how strangely confused and confused the human - so precise and sharp - mind can get.
Тот разум, который даже эту, пугавшую древних, бесконечность сумел сделать удобоваримой – посредством…
|||||frightening|||||digestible|
The mind that even this infinity, which frightened the ancients, managed to make it digestible - through...
Щелк нумератора – и цифры: R-13.
A click of the numberer and the numbers are R-13.
Пусть, я даже рад: сейчас одному мне было бы…
|||||alone|||
I'm even glad: right now I would be alone...
Через 20 минут:
in|
In 20 minutes:
На плоскости бумаги, в двухмерном мире – эти строки рядом, но в другом мире… Я теряю цифроощущение: 20 минут – это может быть 200 или 200 000.
|||||||||||||||sense of numbers|||||
On the plane of paper, in a two-dimensional world - these lines are next to each other, but in another world... I lose my digital sense: 20 minutes could be 200 or 200,000.
И это так дико: спокойно, размеренно, обдумывая каждое слово, записывать то, что было у меня с R. Все равно как если бы вы, положив нога на ногу, сели в кресло у собственной своей кровати – и с любопытством смотрели, как вы, вы же – корчитесь на этой кровати.
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||squirm|||beds
And it's so wild: calmly, measuredly, pondering every word, writing down what I had with R. It's like putting your foot down, sitting in a chair by your own bed - and watching with curiosity as you, yourself - squirm on that bed.
Когда вошел R-13, я был совершенно спокоен и нормален.
When R-13 walked in, I was completely calm and normal.
С чувством искреннего восхищения я стал говорить о том, как великолепно ему удалось хореизировать приговор и что больше всего именно этими хореями был изрублен, уничтожен тот безумец.
|||||||||||||choreograph||||||||choruses||chopped|||
With a sense of genuine admiration I began to talk about how magnificently he had managed to choreograph a sentence, and that it was most of all with these choruses that that madman was chopped up, destroyed.
– …И даже так: если бы мне предложили сделать схематический чертеж Машины Благодетеля, я бы непременно – непременно как-нибудь нанес на этом чертеже ваши хореи, – закончил я.
||||||||schematic|drawing||||||||||||||choruses||
- ...And even so: if I were offered to make a schematic drawing of the Benefactor's Machine, I would certainly - certainly somehow put your choruses on that drawing," I finished.
Вдруг вижу: у R – матовеют глаза, сереют губы.
||||dull||turn pale|
Suddenly I see R's eyes matting and lips turning gray.
– Что с вами?
– Что-что?
Ну… Ну просто надоело: все кругом – приговор, приговор.
|||got tired||||
Well... Well, I'm just sick and tired of everything around me - the verdict, the sentence.
Не желаю больше об этом – вот и все.
Ну, не желаю!
||wish
Он насупился, тер затылок – этот свой чемоданчик с посторонним, непонятным мне багажом.
|frowned||||||||||
He frowned, rubbing the back of his head - that suitcase of his with foreign, incomprehensible luggage.
Пауза.
Вот нашел в чемоданчике что-то, вытащил, развертывает, развернул – залакировались смехом глаза, вскочил.
|||||||unfolds||sparkled|||
He found something in his suitcase, took it out, unwrapped it, opened it, his eyes lit up with laughter, and jumped up.
– А вот для вашего «Интеграла» я сочиняю… это – да!
- But for your Integral, I compose... that's a yes!
Это вот да!
Прежний: губы шлепают, брызжут, слова хлещут фонтаном.
|||splash|||
The old one: lips smacking, sputtering, words spurting.
– Понимаете («п» – фонтан) – древняя легенда о рае… Это ведь о нас, о теперь.
||||||paradise||||||
- You see ("p" for fountain) is the ancient legend of paradise... It's about us, now.
Да!
Вы вдумайтесь.
|think
Тем двум в раю – был предоставлен выбор: или счастье без свободы – или свобода без счастья; третьего не дано.
Those two in heaven were given a choice: either happiness without freedom - or freedom without happiness; there was no third.
Они, олухи, выбрали свободу – и что же: понятно – потом века тосковали об оковах.
|fools|||||||||||
They, the oafs, chose freedom - and what: understandably - then they pined for centuries for fetters.
Об оковах – понимаете, – вот о чем мировая скорбь.
About shackles - you know - that's what the world's grief is about.
Века!
Ages!
И только мы снова догадались, как вернуть счастье… Нет, вы дальше – дальше слушайте!
And only we guessed again how to return happiness... No, you keep listening!
Древний Бог и мы – рядом, за одним столом.
The ancient God and we are side by side, at the same table.
Да!
Мы помогли Богу окончательно одолеть диавола – это ведь он толкнул людей нарушить запрет и вкусить пагубной свободы, он – змий ехидный.
|||||devil||||||||||destructive||||sly
We helped God to defeat the devil once and for all - it was he who pushed people to break the prohibition and taste unwholesome freedom, he is the vile serpent.
А мы сапожищем на головку ему – тррах!
||boot||||
And we put our boot on his head, bang!
И готово: опять рай.
And there you have it: paradise again.
И мы снова простодушны, невинны, как Адам и Ева.
|||naive|innocent||||
And we are again simple-hearted, innocent, like Adam and Eve.
Никакой этой путаницы о добре, зле: все – очень просто, райски, детски просто.
||confusion|||||||heavenly||
There is no confusion about good and evil: everything is very simple, heavenly, childishly simple.
Благодетель, Машина, Куб, Газовый Колокол, Хранители – все это добро, все это – величественно, прекрасно, благородно, возвышенно, кристально-чисто.
|||||||||||majestic|||sublimely||
The Benefactor, the Machine, the Cube, the Gas Bell, the Guardians are all good, all majestic, beautiful, noble, sublime, crystal-clear.
Потому что это охраняет нашу несвободу – то есть наше счастье.
|||||unfreedom||||
Because it guards our unfreedom-that is, our happiness.
Это древние стали бы тут судить, рядить, ломать голову – этика, неэтика… Ну, да ладно; словом, вот этакую вот райскую поэмку, а?
||||||judge|||ethics|unethical||||||such|||poem|
The ancients would have been the ones to judge, to judge, to puzzle over - ethics, unethics... Well, come on; in short, here's a little paradise poem, eh?
И при этом тон серьезнейший… понимаете?
||||serious|
And the tone is very serious... you know?
Штучка, а?
thing|
Thing, huh?
Ну еще бы не понять.
Of course you don't.
Помню, я подумал: «Такая у него нелепая, асимметричная внешность и такой правильно мыслящий ум».
I remember thinking, "He has such a ridiculous, asymmetrical appearance and such a right-thinking mind.
И оттого он так близок мне – настоящему мне (я все же считаю прежнего себя – настоящим, все теперешнее – это, конечно, только болезнь).
And that's why he is so close to me - the real me (I still consider the former me - the real me, all the present me - is, of course, only an illness).
R, очевидно, прочел это у меня на лбу, обнял меня за плечи, захохотал.
|||||||forehead|||||
R obviously read it on my forehead, put his arm around my shoulders, and laughed.
– Ах вы… Адам!
Да, кстати, насчет Евы…
Yeah, by the way, about Eve.....
Он порылся в кармане, вытащил записную книжку, перелистал.
He rummaged in his pocket, pulled out a notebook, leafed through it.
– Послезавтра… нет: через два дня – у О розовый талон к вам.
||||||||ticket||
- The day after tomorrow -- no: two days from now -- O has a pink slip for you.
Так как вы?
So how are you?
По-прежнему?
Still?
Хотите, чтобы она…
|to|
– Ну да, ясно.
– Так и скажу.
- I'll say so.
А то сама она, видите ли, стесняется… Такая, я вам скажу, история!
||||||is shy|||||
And she herself, you see, is embarrassed... I'll tell you, such a story!
Меня она только так, розово-талонно, а вас… И не говорит, что это четвертый влез в наш треугольник.
|||||ticket|||||||||insertion|||
She's only so rosy-taloned me, but you... And she doesn't say it's the fourth one to get into our triangle.
Кто – кайтесь, греховодник, ну?
|repent|sinner|
Who - repent, sin-bearer, well?
Во мне взвился занавес, и – шелест шелка, зеленый флакон, губы… И ни к чему, некстати – у меня вырвалось (если бы я удержался!
||||||||||||||inopportunely|||||||
The curtain rose in me, and - the rustle of silk, the green bottle, the lips... And to no avail, inadvertently - I burst out (if I had held back!
):
– А скажите: вам когда-нибудь случалось пробовать никотин или алкоголь?
|||||||nicotine||
- Tell me: Have you ever tried nicotine or alcohol?
R подобрал губы, поглядел на меня исподлобья.
||||||from under his brow
R lifted his lips and looked at me sideways.
Я совершенно ясно слышал его мысли: «Приятель-то ты – приятель… А все-таки…» И ответ:
|||||||||buddy|||||
I could hear his thoughts quite clearly: "You're a buddy, you're a buddy... And yet..." And the answer:
– Да как сказать?
Собственно – нет.
Но я знал одну женщину…
– I, – закричал я.
– Как… вы – вы тоже с нею?
|||||her
– налился смехом, захлебнулся и сейчас брызнет.
filled||choked|||splash
- poured out laughter, choked up and about to splutter.
Зеркало у меня висело так, что смотреться в него надо было через стол: отсюда, с кресла, я видел только свой лоб и брови.
||||||look||||||||||||||||
My mirror was hanging so that I had to look into it through the table: from here, from the chair, I could see only my forehead and eyebrows.
И вот я – настоящий – увидел в зеркале исковерканную прыгающую прямую бровей, и я настоящий – услышал дикий, отвратительный крик:
And so I - the real me - saw a mangled bouncing straight eyebrow in the mirror, and I - the real me - heard a wild, disgusting scream:
– Что «тоже»?
Нет: что такое «тоже»?
Нет – я требую.
No, I demand it.
Распяленные негрские губы.
crucified||
Crucified Negro lips.
Вытаращенные глаза… Я – настоящий крепко схватил за шиворот этого другого себя – дикого, лохматого, тяжело дышащего.
wide||||||||||||||
The gawking eyes... I - the real me - grabbed this other me tightly by the scruff of the neck - wild, shaggy, breathing heavily.
Я – настоящий – сказал ему, R:
I am telling the truth, R:
– Простите меня, ради Благодетеля.
- Forgive me, for the sake of the Benefactor.
Я совсем болен, не сплю.
I am very sick, cannot sleep.
Не понимаю, что со мной…
Толстые губы мимолетно усмехнулись:
The thick lips smirked fleetingly:
– Да-да-да!
Я понимаю – я понимаю!
Мне все это зна-комо… разумеется, теоретически.
I know all this ... in theory, of course.
Прощайте!
Goodbye!
В дверях повернулся черным мячиком – назад к столу, бросил на стол книгу:
||||ball|||||||
At the door he turned black ball - back to the table, threw a book on the table:
– Последняя моя… Нарочно принес – чуть не забыл.
- My last one... I brought it on purpose - I almost forgot.
Прощайте… – «п» брызнуло в меня, укатился…
|||||rolled
Goodbye..." the "p" spluttered at me, rolling away...
Я – один.
Или вернее: наедине с этим, другим «я».
Or rather: alone with this, the other self.
Я – в кресле, и, положив нога на ногу, из какого-то «там» с любопытством гляжу, как я – я же – корчусь на кровати.
I'm in a chair, and with my foot resting on my leg, from some "out there" I watch curiously as I - myself - squirm on the bed.
Отчего – ну отчего целых три года я и О – жили так дружески – и вдруг теперь одно только слово о той, об… Неужели все это сумасшествие – любовь, ревность – не только в идиотских древних книжках?
||||||||||||||||||||||||||||||||books
Why - well, why for three whole years O and I - lived so amicably - and suddenly now just one word about that one, about... Isn't all this madness - love, jealousy - not just in idiotic ancient books?
И главное – я!
Уравнения, формулы, цифры – и… это – ничего не понимаю!
Equations, formulas, numbers - and ... this - I don't understand anything!
Ничего… Завтра же пойду к R и скажу, что —
Неправда: не пойду.
И завтра, и послезавтра – никогда больше не пойду.
Не могу, не хочу его видеть.
Конец!
Треугольник наш – развалился.
Я – один.
Вечер.
Легкий туман.
Небо задернуто молочно-золотистой тканью, если бы знать: что там – выше?
|drawn|||||||||
The sky is draped in a milky-golden cloth, if only we knew what's above it.
И если бы знать: кто – я, какой – я?
||||||what|
And if only I knew: who am I, what am I like?