×

Мы используем cookie-файлы, чтобы сделать работу LingQ лучше. Находясь на нашем сайте, вы соглашаетесь на наши правила обработки файлов «cookie».

image

Евгений Замятин: Мы, Замятин - Мы - Запись 19-я

Замятин - Мы - Запись 19-я

Запись 19-я. Конспект: Бесконечно малая третьего порядка. Исподлобный. Через парапет

Там, в странном коридоре с дрожащим пунктиром тусклых лампочек… или нет, нет – не там: позже, когда мы уже были с нею в каком-то затерянном уголке на дворе Древнего Дома, – она сказала: «послезавтра». Это «послезавтра» – сегодня, и все – на крыльях, день – летит, и наш «Интеграл» уже крылатый: на нем кончили установку ракетного двигателя и сегодня пробовали его вхолостую. Какие великолепные, могучие залпы, и для меня каждый из них – салют в честь той, единственной, в честь сегодня.

При первом ходе (= выстреле) под дулом двигателя оказался с десяток зазевавшихся нумеров из нашего эллинга – от них ровно ничего не осталось, кроме каких-то крошек и сажи. С гордостью записываю здесь, что ритм нашей работы не споткнулся от этого ни на секунду, никто не вздрогнул: и мы, и наши станки – продолжали свое прямолинейное и круговое движение все с той же точностью, как будто бы ничего не случилось. Десять нумеров – это едва ли одна стомиллионная часть массы Единого Государства, при практических расчетах – это бесконечно малая третьего порядка. Арифметически-безграмотную жалость знали только древние: нам она смешна.

И мне смешно, что вчера я мог задумываться – и даже записывать на эти страницы – о каком-то жалком сереньком пятнышке, о какой-то кляксе. Это – все то же самое «размягчение поверхности», которая должна быть алмазно-тверда – как наши стены (древняя поговорка: «как об стену горох»).

Шестнадцать часов. На дополнительную прогулку я не пошел: как знать, быть может, ей вздумается именно сейчас, когда все звенит от солнца…

Я почти один в доме. Сквозь просолнеченные стены – мне далеко видно вправо и влево и вниз – повисшие в воздухе, пустые, зеркально повторяющие одна другую комнаты. И только по голубоватой, чуть прочерченной солнечной тушью лестнице медленно скользит вверх тощая, серая тень. Вот уже слышны шаги – и я вижу сквозь дверь – я чувствую: ко мне прилеплена пластырь-улыбка – и затем мимо, по другой лестнице – вниз…

Щелк нумератора. Я весь кинулся в узенький белый прорез – и… и какой-то незнакомый мне мужской (с согласной буквой) нумер. Прогудел, хлопнул лифт. Передо мною – небрежно, набекрень нахлобученный лоб, а глаза… очень странное впечатление: как будто он говорил оттуда, исподлобья, где глаза.

– Вам от нее письмо… (исподлобья, из-под навеса). Просила, чтобы непременно – все, как там сказано.

Исподлобья, из-под навеса – кругом. Да никого, никого нет, ну, давай же! Еще раз оглянувшись, он сунул мне конверт, ушел. Я один.

Нет, не один: из конверта – розовый талон, и – чуть приметный – ее запах. Это она, она придет, придет ко мне. Скорее – письмо, чтобы прочитать это своими глазами, чтобы поверить в это до конца…

Что? Не может быть! Я читаю еще раз – перепрыгиваю через строчки: «Талон… и непременно спустите шторы, как будто я и в самом деле у вас… Мне необходимо, чтобы думали, что я… мне очень, очень жаль…»

Письмо – в клочья. В зеркале на секунду – мои исковерканные, сломанные брови. Я беру талон, чтобы и его так же, как ее записку —

– «Просила, чтоб непременно – все, как там сказано».

Руки ослабели, разжались. Талон выпал из них на стол. Она сильнее меня, и я, кажется, сделаю так, как она хочет. А впрочем… впрочем, не знаю: увидим – до вечера еще далеко… Талон лежит на столе.

В зеркале – мои исковерканные, сломанные брови. Отчего и на сегодня у меня нет докторского свидетельства: пойти бы ходить, ходить без конца, кругом всей Зеленой Стены – и потом свалиться в кровать – на дно… А я должен – в 13-й аудиториум, я должен накрепко завинтить всего себя, чтобы два часа – два часа не шевелясь… когда надо кричать, топать.

Лекция. Очень странно, что из сверкающего аппарата – не металлический, как обычно, а какой-то мягкий, мохнатый, моховой голос. Женский – мне мелькает она такою, какою когда-то жила маленькая – крючочек-старушка, вроде той – у Древнего Дома.

Древний Дом… и все сразу – фонтаном – снизу, и мне нужно изо всех сил завинтить себя, чтобы не затопить криком весь аудиториум. Мягкие, мохнатые слова – сквозь меня, и от всего остается только одно: что-то – о детях, о детоводстве. Я – как фотографическая пластинка: все отпечатываю в себе с какой-то чужой, посторонней, бессмысленной точностью: золотой серп – световой отблеск на громкоговорителе; под ним – ребенок, живая иллюстрация – тянется к сердцу; засунут в рот подол микроскопической юнифы; крепко стиснутый кулачок, большой (вернее, очень маленький) палец зажат внутрь – легкая, пухлая тень-складочка на запястье. Как фотографическая пластинка – я отпечатываю: вот теперь голая нога – перевесилась через край, розовый веер пальцев ступает на воздух – вот сейчас, сейчас об пол —

И – женский крик, на эстраду взмахнула прозрачными крыльями юнифа, подхватила ребенка – губами – в пухлую складочку на запястье, сдвинула на середину стола, спускается с эстрады. Во мне печатается: розовый – рожками книзу – полумесяц рта, налитые до краев синие блюдечки-глаза. Это – О. И я, как при чтении какой-нибудь стройной формулы, – вдруг ощущаю необходимость, закономерность этого ничтожного случая.

Она села чуть-чуть сзади меня и слева. Я оглянулся; она послушно отвела глаза от стола с ребенком, глазами – в меня, во мне, и опять: она, я и стол на эстраде – три точки, и через эти точки – прочерчены линии, проекции каких-то неминуемых, еще невидимых событий.

Домой – по зеленой, сумеречной, уже глазастой от огней улице. Я слышал: весь тикаю – как часы. И стрелки во мне – сейчас перешагнут через какую-то цифру, я сделаю что-то такое, что уже нельзя будет назад. Ей нужно, чтобы кто-то там думал: она – у меня. А мне нужна она, и что мне за дело до ее «нужно». Я не хочу быть чужими шторами – не хочу, и все.

Сзади – знакомая, плюхающая, как по лужам, походка. Я уже не оглядываюсь, знаю: S. Пойдет за мною до самых дверей – и потом, наверное, будет стоять внизу, на тротуаре, и буравчиками ввинчиваться туда, наверх, в мою комнату – пока там не упадут, скрывая чье-то преступление, шторы…

Он, Ангел-Хранитель, поставил точку. Я решил: нет. Я решил.

Когда я поднялся в комнату и повернул выключатель – я не поверил глазам: возле моего стола стояла О. Или вернее, – висела: так висит пустое, снятое платье – под платьем у нее как будто уж не было ни одной пружины, беспружинными были руки, ноги, беспружинный, висячий голос.

– Я – о своем письме. Вы получили его? Да? Мне нужно знать ответ, мне нужно – сегодня же.

Я пожал плечами. Я с наслаждением – как будто она была во всем виновата – смотрел на ее синие, полные до краев глаза – медлил с ответом. И, с наслаждением, втыкая в нее по одному слову, сказал:

– Ответ? Что ж… Вы правы. Безусловно. Во всем.

– Так значит… (Улыбкою прикрыта мельчайшая дрожь, но я вижу.) Ну, очень хорошо! Я сейчас – я сейчас уйду.

И висела над столом. Опущенные глаза, ноги, руки. На столе еще лежит скомканный розовый талон т о й. Я быстро развернул эту свою рукопись – «МЫ» – ее страницами прикрыл талон (быть может, больше от самого себя, чем от О).

– Вот – все пишу. Уже сто семьдесят страниц… Выходит такое что-то неожиданное…

Голос – тень голоса:

– А помните… я вам тогда на седьмой странице… Я вам тогда капнула – и вы…

Синие блюдечки – через край, неслышные, торопливые капли – по щекам, вниз, торопливые через край – слова:

– Я не могу, я сейчас уйду… я никогда больше, и пусть. Но только я хочу – я должна от вас ребенка – оставьте мне ребенка, и я уйду, я уйду!

Я видел: она вся дрожала под юнифой, и чувствовал: я тоже сейчас – Я заложил назад руки, улыбнулся:

– Что? Захотелось Машины Благодетеля?

И на меня – все так же, ручьями через плотины – слова:

– Пусть! Но ведь я же почувствую – я почувствую его в себе. И хоть несколько дней… Увидеть – только раз увидеть у него складочку вот тут – как там – как на столе. Один день!

Три точки: она, я – и там на столе кулачок с пухлой складочкой…

Однажды в детстве, помню, нас повели на аккумуляторную башню. На самом верхнем пролете я перегнулся через стеклянный парапет, внизу – точки-люди, и сладко тикнуло сердце: «А что, если?» Тогда я только еще крепче ухватился за поручни; теперь – я прыгнул вниз.

– Так вы хотите? Совершенно сознавая, что…

Закрытые – как будто прямо в лицо солнцу – глаза. Мокрая, сияющая улыбка.

– Да, да! Хочу!

Я выхватил из-под рукописи розовый талон – той – и побежал вниз, к дежурному. О схватила меня за руку, что-то крикнула, но что – я понял только потом, когда вернулся.

Она сидела на краю постели, руки крепко зажаты в коленях.

– Это… это ее талон?

– Не все ли равно. Ну – ее, да.

Что-то хрустнуло. Скорее всего – О просто шевельнулась. Сидела, руки в коленях, молчала.

– Ну? Скорее… – Я грубо стиснул ей руку, и красные пятна (завтра – синяки) у ней на запястье, там – где пухлая детская складочка.

Это – последнее. Затем – повернут выключатель, мысли гаснут, тьма, искры – и я через парапет вниз…

Learn languages from TV shows, movies, news, articles and more! Try LingQ for FREE

Замятин - Мы - Запись 19-я Zamyatin - Wir - Eintrag 19 Zamyatin - Us - Entry 19 Zamyatin - Nous - Entrée 19 Zamyatin - Nós - Entrada 19 Zamyatin - 我们 - 条目 19

Запись 19-я. Конспект: Бесконечно малая третьего порядка. Исподлобный. Через парапет |||||||from below||parapet Entry 19. Abstract: Infinitesimal of the third order. Spatialized. Across the parapet.

Там, в странном коридоре с дрожащим пунктиром тусклых лампочек… или нет, нет – не там: позже, когда мы уже были с нею в каком-то затерянном уголке на дворе Древнего Дома, – она сказала: «послезавтра». ||||||with the flickering|dim|||||||later||||||||||lost|||||||| Dort, in einem seltsamen Korridor mit einer zitternden, punktierten Linie aus schummrigen Lichtern... oder nein, nein - nicht dort: später, als wir schon mit ihr in einer verlorenen Ecke im Hof des Alten Hauses waren - sagte sie: "übermorgen". There, in a strange corridor with a shivering dotted line of dim lights... or no, no, not there: later, when we were already with her in some lost corner in the courtyard of the Ancient House, she said: "the day after tomorrow." Это «послезавтра» – сегодня, и все – на крыльях, день – летит, и наш «Интеграл» уже крылатый: на нем кончили установку ракетного двигателя и сегодня пробовали его вхолостую. ||||||wings|||||||winged|||||||||tested||without a load This "day after tomorrow" is today, and everything is on wings, the day is flying, and our "Integral" is already winged: they finished installing the rocket engine on it and tried it today. Какие великолепные, могучие залпы, и для меня каждый из них – салют в честь той, единственной, в честь сегодня. |||salvos|||||||||||||| What magnificent, mighty volleys, and to me each one is a salute to the one, the only one, in honor of today.

При первом ходе (= выстреле) под дулом двигателя оказался с десяток зазевавшихся нумеров из нашего эллинга – от них ровно ничего не осталось, кроме каких-то крошек и сажи. |||the shot||the barrel|||||distracted||||||||||||||||soot At the first stroke (= shot), a dozen gawky numskulls from our boathouse were under the muzzle of the engine - there was nothing left of them but some crumbs and soot. С гордостью записываю здесь, что ритм нашей работы не споткнулся от этого ни на секунду, никто не вздрогнул: и мы, и наши станки – продолжали свое прямолинейное и круговое движение все с той же точностью, как будто бы ничего не случилось. |||||||||||||||||||||||||||circular|||||||||||| I am proud to record here that the rhythm of our work did not falter for a second, no one flinched: both we and our machines continued their straight and circular movement with the same precision as if nothing had happened. Десять нумеров – это едва ли одна стомиллионная часть массы Единого Государства, при практических расчетах – это бесконечно малая третьего порядка. ||||||one hundred millionth|||||||||||| Ten numenera is barely one hundred millionth of the mass of the One State; in practical calculations, it is an infinitesimal third order. Арифметически-безграмотную жалость знали только древние: нам она смешна. |illiterate||||||| Only the ancients knew arithmetic-free pity: it is ridiculous to us.

И мне смешно, что вчера я мог задумываться – и даже записывать на эти страницы – о каком-то жалком сереньком пятнышке, о какой-то кляксе. ||||||||||||||||||greyish|||||a blot And it's funny to me that yesterday I could think about - and even write on these pages - about some pathetic gray spot, some blot. Это – все то же самое «размягчение поверхности», которая должна быть алмазно-тверда – как наши стены (древняя поговорка: «как об стену горох»). |||||softening|||||diamond||||||||||peas This is the same "softening of the surface" that should be diamond-hard - like our walls (ancient saying: "like a pea against a wall").

Шестнадцать часов. Sixteen hours. На дополнительную прогулку я не пошел: как знать, быть может, ей вздумается именно сейчас, когда все звенит от солнца… ||||||||||||||||is ringing|| I didn't go for an extra walk: how do you know, maybe she'll feel like it just now, when everything is ringing with sunshine ...

Я почти один в доме. Сквозь просолнеченные стены – мне далеко видно вправо и влево и вниз – повисшие в воздухе, пустые, зеркально повторяющие одна другую комнаты. Through the sunlit walls - I can see far right and left and down - hanging in the air, empty rooms mirroring one another. И только по голубоватой, чуть прочерченной солнечной тушью лестнице медленно скользит вверх тощая, серая тень. |||||lined||with the faint bluish, slightly outlined sunlight|||||||shadow And only on the bluish staircase, slightly streaked with the sun's ink, a skinny, gray shadow slides slowly upward. Вот уже слышны шаги – и я вижу сквозь дверь – я чувствую: ко мне прилеплена пластырь-улыбка – и затем мимо, по другой лестнице – вниз… |||||||||||||is stuck|band-aid|||||||| Here are already heard footsteps - and I can see through the door - I can feel it: there is a smile patch attached to me - and then past, down another staircase - down...

Щелк нумератора. click of the counter.| The click of the numberer. Я весь кинулся в узенький белый прорез – и… и какой-то незнакомый мне мужской (с согласной буквой) нумер. ||||||opening|||||||||a consonant|| I all flung myself into the narrow white slit - and... and some unfamiliar male (with a consonant letter) numero uno. Прогудел, хлопнул лифт. rang|| The elevator hummed, slammed. Передо мною – небрежно, набекрень нахлобученный лоб, а глаза… очень странное впечатление: как будто он говорил оттуда, исподлобья, где глаза. ||||tilted (describing 'лоб')||||||||||||from under his brow|| In front of me was a careless, brow furrowed, and his eyes... a very strange impression: it was as if he spoke from there, from the side, where the eyes were.

– Вам от нее письмо… (исподлобья, из-под навеса). |||||||from under the awning - You have a letter from her... (sideways, from under the awning). Просила, чтобы непременно – все, как там сказано. She asked me to do exactly what it said.

Исподлобья, из-под навеса – кругом. from under the brow|||canopy| From under the canopy, from under the canopy, all around. Да никого, никого нет, ну, давай же! There's no one, there's no one, come on, come on! Еще раз оглянувшись, он сунул мне конверт, ушел. Looking around once more, he slipped me an envelope, walked away. Я один.

Нет, не один: из конверта – розовый талон, и – чуть приметный – ее запах. ||||||ticket|||noticeable|| No, not one: from the envelope, a pink coupon, and - slightly noticeable - her scent. Это она, она придет, придет ко мне. Скорее – письмо, чтобы прочитать это своими глазами, чтобы поверить в это до конца… Rather - a letter to read it with my own eyes, to believe it to the end..... Plutôt une lettre à lire de ses propres yeux, à croire jusqu'au bout...

Что? What? Не может быть! Я читаю еще раз – перепрыгиваю через строчки: «Талон… и непременно спустите шторы, как будто я и в самом деле у вас… Мне необходимо, чтобы думали, что я… мне очень, очень жаль…» ||||jump over||||||lower|curtains|||||||indeed|||||||||||| I read again - jumping over the lines, "Talon... and be sure to pull down the curtains as if I were actually at your place... I need to be thought to be... I'm very, very sorry..."

Письмо – в клочья. The letter is in shreds. В зеркале на секунду – мои исковерканные, сломанные брови. In the mirror for a second are my mangled, broken eyebrows. Я беру талон, чтобы и его так же, как ее записку — ||ticket|||||||| I'm taking a coupon to get it just like her note -

– «Просила, чтоб непременно – все, как там сказано». - "She asked me to be sure to do exactly as it says."

Руки ослабели, разжались. ||relaxed His hands weakened, unclenched. Талон выпал из них на стол. The coupon fell out of them onto the table. Она сильнее меня, и я, кажется, сделаю так, как она хочет. She's stronger than me, and I seem to do what she wants me to do. А впрочем… впрочем, не знаю: увидим – до вечера еще далеко… Талон лежит на столе. ||||||||||ticket||| And, however... however, I don't know: we'll see - it's still a long way to the evening... The coupon is on the table.

В зеркале – мои исковерканные, сломанные брови. In the mirror are my mangled, broken eyebrows. Отчего и на сегодня у меня нет докторского свидетельства: пойти бы ходить, ходить без конца, кругом всей Зеленой Стены – и потом свалиться в кровать – на дно… А я должен – в 13-й аудиториум, я должен накрепко завинтить всего себя, чтобы два часа – два часа не шевелясь… когда надо кричать, топать. |||||||doctorate|doctoral|||||||||||||||||||||||||||screw|||||||||without moving|||| Why even today I don't have a doctor's certificate: to go walking, walking without end, all around the Green Wall - and then fall into bed - to the bottom... And I have to - to the 13th auditorium, I have to screw all of myself tightly, so that for two hours - two hours without moving... when I have to shout, stomp.

Лекция. Очень странно, что из сверкающего аппарата – не металлический, как обычно, а какой-то мягкий, мохнатый, моховой голос. ||||||||||||||furry||voice It was very strange, coming from a gleaming machine - not metallic as usual, but some soft, mossy, mossy voice. Женский – мне мелькает она такою, какою когда-то жила маленькая – крючочек-старушка, вроде той – у Древнего Дома. ||flashes||||||||hook||like|||| A woman's - I catch a glimpse of her as she used to be - a little hook-nosed old woman like the one at the Ancient House.

Древний Дом… и все сразу – фонтаном – снизу, и мне нужно изо всех сил завинтить себя, чтобы не затопить криком весь аудиториум. |||||fountain||||||||screw||||to flood||| Ancient House... and all at once - fountain - from below, and I have to screw myself up as hard as I can to keep from flooding the entire auditorium with screaming. Мягкие, мохнатые слова – сквозь меня, и от всего остается только одно: что-то – о детях, о детоводстве. |furry|||||||||||||||about raising children The soft, furry words are through me, and the only thing left of everything is something about children, about child-breeding. Я – как фотографическая пластинка: все отпечатываю в себе с какой-то чужой, посторонней, бессмысленной точностью: золотой серп – световой отблеск на громкоговорителе; под ним – ребенок, живая иллюстрация – тянется к сердцу; засунут в рот подол микроскопической юнифы; крепко стиснутый кулачок, большой (вернее, очень маленький) палец зажат внутрь – легкая, пухлая тень-складочка на запястье. ||photographic|plate||imprint|||||||alien|||||light|gleam||loudspeaker||||||stretches||||||hem|microscopic|||clenched|a little fist|||||finger||||||fold|| I am like a photographic record: everything is imprinted in me with some alien, extraneous, meaningless precision: the golden sickle is a light reflection on the loudspeaker; beneath it, a child, a living illustration, reaches for my heart; the hem of a microscopic unifa is shoved into my mouth; a tightly clenched fist, a thumb (or rather, a very small finger) clenched inside - a light, chubby shadow-slip on my wrist. Как фотографическая пластинка – я отпечатываю: вот теперь голая нога – перевесилась через край, розовый веер пальцев ступает на воздух – вот сейчас, сейчас об пол — ||plate|||||||hung over||||fan||steps||||||| Like a photographic record - I imprint: now here's a bare foot - tipped over the edge, a pink fan of toes stepping into the air - now, now against the floor -

И – женский крик, на эстраду взмахнула прозрачными крыльями юнифа, подхватила ребенка – губами – в пухлую складочку на запястье, сдвинула на середину стола, спускается с эстрады. And - a woman's cry, a junifa flapped her transparent wings, picked up the child - with her lips - in a plump fold on her wrist, slid her to the middle of the table, descended from the bandstand. Во мне печатается: розовый – рожками книзу – полумесяц рта, налитые до краев синие блюдечки-глаза. ||prints||||||||||dishes| It prints in me: a pink - horns down - crescent of a mouth, blue saucer-eyes poured to the brim. Это – О. И я, как при чтении какой-нибудь стройной формулы, – вдруг ощущаю необходимость, закономерность этого ничтожного случая. ||||||||||||feel||||insignificant| It is O. And I, as when reading some slender formula, suddenly feel the necessity, the regularity of this insignificant case.

Она села чуть-чуть сзади меня и слева. She sat a little behind me and to my left. Я оглянулся; она послушно отвела глаза от стола с ребенком, глазами – в меня, во мне, и опять: она, я и стол на эстраде – три точки, и через эти точки – прочерчены линии, проекции каких-то неминуемых, еще невидимых событий. ||||||||||with her eyes|||||||||||||||||||crossed|||||inevitable||| I looked back; she obediently took her eyes away from the table with the child, and with her eyes - into me, into me, and again: she, I and the table on the stage - three points, and through these points there were lines, projections of some imminent, still invisible events.

Домой – по зеленой, сумеречной, уже глазастой от огней улице. |||twilight||with eyes||| Home - down the green, dusky, already eyeballing the street from the lights. Я слышал: весь тикаю – как часы. |||was ticking|| I heard it: all ticking like a clock. И стрелки во мне – сейчас перешагнут через какую-то цифру, я сделаю что-то такое, что уже нельзя будет назад. |||||will step over||||||||||||||back And the hands in me - about to go over some number, I'm going to do something that can't be turned back. Ей нужно, чтобы кто-то там думал: она – у меня. She needs someone out there to think: I have her. А мне нужна она, и что мне за дело до ее «нужно». And I need her, and what do I care about her "need". Я не хочу быть чужими шторами – не хочу, и все. |||||curtains|||| I don't want to be someone else's blinders - I don't, that's all.

Сзади – знакомая, плюхающая, как по лужам, походка. ||walking with heavy steps|||puddles|gait From behind is a familiar, spitting, puddle-like gait. Я уже не оглядываюсь, знаю: S. Пойдет за мною до самых дверей – и потом, наверное, будет стоять внизу, на тротуаре, и буравчиками ввинчиваться туда, наверх, в мою комнату – пока там не упадут, скрывая чье-то преступление, шторы… |||look back||||||||||||||||||with drills|screwing in||||||||||||||curtains I no longer look back, I know: S. Will follow me all the way to the door - and then, probably, will stand downstairs, on the sidewalk, and screw up there, upstairs, in my room - until there will not fall, hiding someone's crime, curtains ...

Он, Ангел-Хранитель, поставил точку. He, the Guardian Angel, set the stage. Я решил: нет. Я решил.

Когда я поднялся в комнату и повернул выключатель – я не поверил глазам: возле моего стола стояла О. Или вернее, – висела: так висит пустое, снятое платье – под платьем у нее как будто уж не было ни одной пружины, беспружинными были руки, ноги, беспружинный, висячий голос. |||||||the switch||||||||||||was hanging|||||||||||||||||springs|springless||||springless|hanging| When I went up to the room and turned the switch, I couldn't believe my eyes: near my desk stood O. Or rather, she was hanging: the way an empty, removed dress hangs: it was as if she had not a single spring under her dress, her arms and legs were springless, her arms and legs were springless, and her voice was springless, hanging.

– Я – о своем письме. - I'm about my letter. Вы получили его? Да? Мне нужно знать ответ, мне нужно – сегодня же.

Я пожал плечами. Я с наслаждением – как будто она была во всем виновата – смотрел на ее синие, полные до краев глаза – медлил с ответом. ||||||||||||||||||hesitated||answer I looked at her blue, full to the brim eyes with relish - as if it was all her fault - delayed answering. И, с наслаждением, втыкая в нее по одному слову, сказал: |||inserting|||||| And, with relish, sticking one word in her at a time, said:

– Ответ? Что ж… Вы правы. Безусловно. undoubtedly Во всем.

– Так значит… (Улыбкою прикрыта мельчайшая дрожь, но я вижу.) ||smile||slightest|||| - So... (The smile is covered by the tiniest shiver, but I can see it.) Ну, очень хорошо! Я сейчас – я сейчас уйду.

И висела над столом. And hung over the table. Опущенные глаза, ноги, руки. Lowered eyes, legs, arms. На столе еще лежит скомканный розовый талон т о й. Я быстро развернул эту свою рукопись – «МЫ» – ее страницами прикрыл талон (быть может, больше от самого себя, чем от О). ||||||ticket||||||unfolded|||manuscript|||||ticket||||||||| There is still a crumpled pink talon t o y on the table. I quickly unfolded this manuscript of mine - "WE" - its pages covered the talon (perhaps more from myself than from O).

– Вот – все пишу. - Here - I'm writing everything. Уже сто семьдесят страниц… Выходит такое что-то неожиданное… ||||||||unexpected It's a hundred and seventy pages now... There's something so unexpected coming out.....

Голос – тень голоса: ||voice The voice is the shadow of the voice:

– А помните… я вам тогда на седьмой странице… Я вам тогда капнула – и вы… - Do you remember... I gave you a drop then on page seven... I gave you a drop then - and you.....

Синие блюдечки – через край, неслышные, торопливые капли – по щекам, вниз, торопливые через край – слова: |dishes|||silent|hurried|||||||| Blue saucers - over the edge, inaudible, hurried drops - down the cheeks, down, hurried over the edge - words:

– Я не могу, я сейчас уйду… я никогда больше, и пусть. - I can't, I'm going to leave now...I'll never go again, and let it. Но только я хочу – я должна от вас ребенка – оставьте мне ребенка, и я уйду, я уйду! ||||||||||||||||leave But only I want - I owe you a child - leave me a child, and I'll go away, I'll go away!

Я видел: она вся дрожала под юнифой, и чувствовал: я тоже сейчас – Я заложил назад руки, улыбнулся: ||||||uniform||||||||||smiled I saw: she was trembling under the uniface, and I felt: I, too, was about to - I put my hands back, smiled:

– Что? Захотелось Машины Благодетеля? You want a Benefactor's Car?

И на меня – все так же, ручьями через плотины – слова: ||||||||dams| And upon me - still the same, streams through the dams - words:

– Пусть! Но ведь я же почувствую – я почувствую его в себе. But I'll feel it - I'll feel it in me. И хоть несколько дней… Увидеть – только раз увидеть у него складочку вот тут – как там – как на столе. And just for a few days... To see - just once to see his crease here - like there - like on the table. Один день! One day!

Три точки: она, я – и там на столе кулачок с пухлой складочкой… Three dots: her, me - and there on the table a fist with a puffy crease....

Однажды в детстве, помню, нас повели на аккумуляторную башню. |||||took||| One time when I was a kid, I remember they took us to a battery tower. На самом верхнем пролете я перегнулся через стеклянный парапет, внизу – точки-люди, и сладко тикнуло сердце: «А что, если?» Тогда я только еще крепче ухватился за поручни; теперь – я прыгнул вниз. |||on the very top span|||||parapet|below|||||ticked||||||||||||the railing|||| On the topmost span I leaned over the glass parapet, dots of people below, and my heart ticked sweetly, "What if?" Then I had only grasped the rail even tighter; now I jumped down.

– Так вы хотите? - Is that what you want? Совершенно сознавая, что… |fully aware| Fully aware that...

Закрытые – как будто прямо в лицо солнцу – глаза. Closed eyes - as if facing the sun directly. Мокрая, сияющая улыбка. Wet, shining smile.

– Да, да! Хочу!

Я выхватил из-под рукописи розовый талон – той – и побежал вниз, к дежурному. ||||||ticket||||||duty officer I snatched the pink slip - that one - from under the manuscript and ran downstairs to the clerk on duty. О схватила меня за руку, что-то крикнула, но что – я понял только потом, когда вернулся. |||||||||||||later|| O grabbed my arm, shouted something, but what - I realized only later, when I came back.

Она сидела на краю постели, руки крепко зажаты в коленях. |||||||clenched|| She sat on the edge of the bed, hands clasped tightly in her lap.

– Это… это ее талон? |||ticket - Is that... is that her coupon?

– Не все ли равно. - I don't care. Ну – ее, да.

Что-то хрустнуло. ||cracked Something crunched. Скорее всего – О просто шевельнулась. More likely - O just moved. Сидела, руки в коленях, молчала.

– Ну? Скорее… – Я грубо стиснул ей руку, и красные пятна (завтра – синяки) у ней на запястье, там – где пухлая детская складочка. ||||||||spots|||||||||||fold Hurry... - I clenched her hand roughly, and red spots (tomorrow - bruises) on her wrist, there - where the chubby baby fold.

Это – последнее. That's the last of it. Затем – повернут выключатель, мысли гаснут, тьма, искры – и я через парапет вниз… ||||fade||||||parapet|down Then - a switch is turned, thoughts go out, darkness, sparks - and I'm over the parapet and down....