×

Мы используем cookie-файлы, чтобы сделать работу LingQ лучше. Находясь на нашем сайте, вы соглашаетесь на наши правила обработки файлов «cookie».


image

История Православной Культуры, Как Римская империя стала христианской (2)

Как Римская империя стала христианской (2)

Но политика эта особого рода. Иисус Христос ведь действительно Царь, но царство Его, говоря Его собственными словами, не от мира сего, то есть не имеет ничего общего с привычными нам политическими институтами. Даже напротив, оно противостоит им, так же как узаконенное насилие, главный атрибут государства, противостоит убеждению и вере. Главная идея христианства, которая красной нитью проходит через весь Новый Завет, заключается в том, что человека нельзя принудить к праведности, она может быть только результатом добровольного стремления к высшему благу, плодом чистой любви к Богу. И если страх перед законом или фарисейский формализм примешиваются к этому, то это еще не приводит человека к подлинному спасению. Но какова же тогда роль государства в такой системе? Значит ли это, что оно вообще не нужно? Действительно, общество святых (а святость, как мы понимаем, для христианина — это нормальное состояние) не нуждается в государстве.

Но где оно, это общество святых? Ни во времена первых христианских общин, бывших крохотными островками в языческом море, ни во времена внешне христианской, но внутренне по большей части всё еще ветхой и далекой от новозаветного идеала Римской империи никто не обманывался (как это, кстати, делал сто лет назад Лев Николаевич Толстой), что устранение насилия откроет дорогу добру. Отнюдь нет — оно откроет дорогу злу. И поэтому даже апостолы, жившие под властью далеко не симпатизировавших им императоров, прекрасно понимали, что государственная власть именно преграждает путь злодеяниям. Поэтому, когда апостол Петр говорит «…будьте покорны всякому человеческому начальству», а апостол Павел — «всякая душа да будет покорна высшим властям» (по-церковнославянски — «властем предержащим»), в этом вовсе нет никакого заискивания перед сильными мира сего, поскольку дальше идет разъяснение: правители посылаются от Бога для наказания преступников, и всякая власть, всякий порядок установлен Богом для устрашения злодеев. Вот это очень важно. Та великая миссия, к которой призван христианин, не означает, что люди в большинстве своем уже готовы к тому, чтобы отменился закон. Но при этом христианин всегда свободен. Он слушается власть, но не как раб царя, а как раб Божий, и если повинуется закону, то не за страх, а за совесть. Поэтому возникает двухэтажная система, в которой на первом этаже закона еще допустимо принуждение, удерживающее человека от падения в скотское состояние, а вторая ступень — ступень благодати, нового совершенства, требующая устранения государства. Здесь действует церковь, священнослужители, закон любви.

Но дальше история показывает нам, как сложно оказалось реализовать христианские идеалы в реальности, тем более в позднеантичной реальности, глубоко пропитанной языческими традициями. Да, в первые века все увлеклись христианством: в IV, V, VI веке по всей империи появляются храмы, образцом для которых, кстати, служат прежние здания императорского культа, так называемые базилики — это некое подобие таких клубов, клубов поклонников императора — и знаменитые апсиды, которые мы знаем по нашим храмам, — это то место, где когда-то возвышалась огромная императорская статуя. Пустыни и города наполняются монахами — людьми, которые в условиях прекращения гонений и повсеместного распространения христианства начинают искать особую подвижническую жизнь для того, чтобы испытать истинность своей веры, своей любви. Ведь в новых условиях очень многие люди переходят в христианство вовсе не потому, что искренне верят в Христа, но просто поскольку это общая тенденция и это теперь удобно и выгодно. Сложные богословские вопросы начинают обсуждаться на рынках, в тавернах, на площадях и подчас становятся причиной (если не предлогом) массовых волнений, кровавых столкновений с войсками, пытающимися утихомирить разбушевавшуюся толпу. Но как это всё далеко от того, о чем говорится в Новом Завете, от учения Христа.

Впрочем, нельзя сказать, что никакого прогресса не было. Во-первых, серьезно изменяется имперское законодательство. Постепенно устраняется рабство. И равноправие женщины и мужчины — это тоже одно из величайших достижений христианства, поскольку женщина возведена именно в этой религиозной традиции на очень высокую ступень, ибо сам Господь Иисус Христос родился от Девы Марии и именно через женщину человечество удостоилось спасения. Это рассматривалось как искупление греха Евы, ибо раньше, в древней традиции, считалось, что грех Евы наложил некое заклятие на весь женский род. И вот теперь через Жену, через Деву Марию, род человеческий спасается, и нет никаких оснований для того, чтобы женщин рассматривать как существ второго сорта. Но наряду с этим император Константин начинает укреплять семью, потому что равноправие женщин в условиях достаточно свободного, рыхлого римского брака приводит к очень нежелательным последствиям: женщины, получая имущество и возможность распоряжаться своим наследством, очень часто выгоняют мужей, и здесь император приходит на помощь институту семьи и устанавливает жесткие запреты для развода. В христианском мире они действовали аж до ХХ века, а в католическом мире существуют до сих пор. И как известно, в католической традиции убийца может быть прощен, а разведенный человек до конца дней своих остается отлучен, за пределами Церкви. Развод становится немыслимым событием, и семья становится главным институтом римского общества.

Церковь формируется как мощная организация, которой в целом при всех имевшихся эксцессах все-таки удается сохранить независимость от государства. Это тоже очень важный аспект. Во всяком случае, церковные каноны, правила, на которых основана внутренняя церковная жизнь (и нарушение которых наказывалось, в том числе и государством, которое рассматривало каноны как закон), категорически запрещали и запрещают вмешательство светских властей любого уровня в избрание епископов, в решение вероучительных вопросов и в другие внутрицерковные проблемы.

Само устройство Церкви при этом представляет собой весьма любопытный сплав самых разных традиций. Здесь есть элементы античной демократии, поскольку все церковные должности выборные; восточной деспотии, поскольку епископ — абсолютный владыка на своей кафедре; есть элементы коллегиальности, поскольку высший орган власти в Церкви — это собор епископов, собор равных; но есть и монархическое единоначалие, поскольку архиерей — это пожизненный властитель и представитель поместной церкви, глава подчиненных ему епископов. Тем самым церковное устройство органично соединяет элементы и сетевой структуры, и вертикальной иерархии. Кстати, само слово «иерархия» как раз и означает «священноначалие». Это позволило Церкви пережить полномасштабные гонения со стороны Римского государства, пережить внутренние склоки и разногласия, и это один из залогов того, что церковь фактически в тех формах, в которых она сложилась в IV веке, существует до сих пор. Но самое главное, что позволяет Церкви сохраняться в почти неизменном виде, — это строжайшая система внутреннего контроля, контроля за вероучением и внутренней дисциплиной.

Первое, то есть вероучение, охраняют так называемые догматы — принципы веры, прописывавшиеся по мере вызревания проблемных вопросов и их коллективного, иногда очень драматичного, разрешения, распутывания в ходе богословских дискуссий. В итоге решения фиксировались — обычно в виде формул. Ключом и фундаментом этих формул является так называемый Символ веры, то есть краткая формула, на которой основана христианская вера. В дальнейшем этот символ дополнялся вероопределениями и другими догматическими формулами, а государство становилось на стражу этих формул, поскольку после того, как Вселенский собор их вырабатывал и утверждал, их нарушение или критика считались государственным преступлением, а люди, которые шли против Церкви, рассматривались как общественно опасные элементы и подвергались ссылкам и другим репрессивным мерам именно как государственные преступники. Заметим: не за свое убеждение, а за свою, если угодно, такую гордость, за свой отказ слушаться мнения большинства. И это тоже очень важно, поскольку внутренний мир, внутренние убеждения человека государство вообще не интересовали. То есть нельзя назвать римское общество этой эпохи тоталитарным. Но под запрет попадали все публичные формы выражения своего несогласия с кафолической верой, поскольку это рассматривалось как источник смут, мятежей, угрозы общественному порядку. И такие лица, так называемые еретики (по-гречески это слово означает «предпочитающие», «выбирающие»), то есть ставящие себя, свое мнение выше соборного решения, подвергались прежде всего церковному наказанию — но церковное наказание может сводиться только к отлучению и к так называемой анафеме (анафема — это высшая форма отлучения, то есть некое откладывание суда над человеком до Страшного суда), но в том числе испытывали и репрессии со стороны закона. Репрессии, которые вовсе не предусматривали смертную казнь. Это тоже нужно иметь в виду, поскольку то, что мы обычно понимаем под наказаниями еретиков (то есть все эти средневековые аутодафе, казни, пытки и другие формы насилия), категорически не допускалось в эту раннехристианскую эпоху. Более того, часто еретики сами получали прощение, а в случае их искреннего покаяния и полностью воссоединялись с Церковью.

Что же касается поддержания дисциплины, то есть того, что регулируется церковными канонами (аморальное поведение духовенства, взяточничество, то есть продажа церковных должностей, воровство, прочие злоупотребления), то поддерживать эту церковную дисциплину было призвано государство, поскольку у самой Церкви нет карательного механизма. И если человек настолько уже потерял совесть, что ему не страшна церковная епитимия, то есть церковное наказание, которое по определению может быть только добровольным (епитимию нельзя наложить принудительно), такого человека отдавали гражданским властям и он уже подвергался соответствующим наказаниям за нарушение закона. Таким образом, Церковь и государство образовывали единство.

Короче говоря, Церковь молилась о государстве, воспитывала народ, а государство охраняло этот самый народ от злодеев (внутренних и внешних), ну и заодно оберегало саму Церковь от смут и морального разложения и охраняло законом нормы, выработанные самой Церковью. Это и есть знаменитая симфони́я или симфóния, то есть система согласия, созвучного и стройного пения, действия двух общественных механизмов (политического в лице государства и религиозного в лице духовенства), которые приводят человека, согласно преамбуле к шестой новелле императора Юстиниана, к достижению всех, какие только ни на есть, благ. И это тоже очень важный принцип, поскольку часто говорят о разделении государства и Церкви как о некоем новшестве. Так вот, как раз главным принципом той религиозной системы, которая сложилась в Римской империи в христианскую эпоху, то есть в эпоху Вселенских соборов, в IV, V, VI веке, была система, согласно которой церковь и государство представляли собой совершенно независимые друг от друга институты. Институты, которые не имели права вмешиваться в дела друг друга: Церковь не имела права назначать императоров или способствовать политической борьбе, государство не имело права вмешиваться в церковную жизнь, императоры не имели возможности назначать епископов или патриархов. Но эти институты тем не менее исполняли одну и ту же задачу, и их служение мыслилось по метафоре пения в хоре. Вот, собственно, то слово «симфони́я», которое использует Юстиниан, «согласное пение», означает, что каждый ведет свою партию, но если он фальшивит, то результата не достигается. Фальшивить же они могут следующим образом: государство — нарушая принцип справедливости, а Церковь — нарушая принцип истинной, правильной веры, то есть ортодоксии, и морального порядка, то есть канонической дисциплины. И вот на этом принципе и началось созидание того большого общественно-политического здания, которое условно можно назвать проектом Константина и целью которого было построение христианского государства.

Как Римская империя стала христианской (2) Wie das Römische Reich christlich wurde (2) How the Roman Empire Became Christian (2) Comment l'Empire romain est devenu chrétien (2) Roma İmparatorluğu Nasıl Hristiyan Oldu (2)

Но политика эта особого рода. But this policy is of a special kind. Иисус Христос ведь действительно Царь, но царство Его, говоря Его собственными словами, не от мира сего, то есть не имеет ничего общего с привычными нам политическими институтами. After all, Jesus Christ is indeed the King, but His kingdom, in His own words, is not of this world, that is, it has nothing to do with the political institutions we are accustomed to. Даже напротив, оно противостоит им, так же как узаконенное насилие, главный атрибут государства, противостоит убеждению и вере. On the contrary, it opposes them, just as legalized violence, the main attribute of the state, opposes conviction and faith. Главная идея христианства, которая красной нитью проходит через весь Новый Завет, заключается в том, что человека нельзя принудить к праведности, она может быть только результатом добровольного стремления к высшему благу, плодом чистой любви к Богу. The main idea of Christianity, which runs like a red thread throughout the entire New Testament, is that a person cannot be forced to righteousness, it can only be the result of a voluntary striving for the highest good, the fruit of pure love for God. И если страх перед законом или фарисейский формализм примешиваются к этому, то это еще не приводит человека к подлинному спасению. And if fear of the law or Pharisaic formalism are mixed with this, this does not yet lead a person to true salvation. Но какова же тогда роль государства в такой системе? But what, then, is the role of the state in such a system? Значит ли это, что оно вообще не нужно? Does this mean that it is not needed at all? Действительно, общество святых (а святость, как мы понимаем, для христианина — это нормальное состояние) не нуждается в государстве. Indeed, a society of saints (and holiness, as we understand, for a Christian is a normal state) does not need a state.

Но где оно, это общество святых? But where is this society of saints? Ни во времена первых христианских общин, бывших крохотными островками в языческом море, ни во времена внешне христианской, но внутренне по большей части всё еще ветхой и далекой от новозаветного идеала Римской империи никто не обманывался (как это, кстати, делал сто лет назад Лев Николаевич Толстой), что устранение насилия откроет дорогу добру. Neither in the days of the first Christian communities, which were tiny islets in the pagan sea, nor in the days of the outwardly Christian, but internally for the most part still decrepit and far from the New Testament ideal of the Roman Empire, no one was deceived (as, by the way, Lev Nikolaevich did a hundred years ago Tolstoy) that the elimination of violence will open the way for good. Отнюдь нет — оно откроет дорогу злу. Far from it - it will open the way for evil. И поэтому даже апостолы, жившие под властью далеко не симпатизировавших им императоров, прекрасно понимали, что государственная власть именно преграждает путь злодеяниям. And therefore, even the apostles, who lived under the rule of emperors who were far from sympathetic to them, understood perfectly well that state power precisely blocks the path of atrocities. Поэтому, когда апостол Петр говорит «…будьте покорны всякому человеческому начальству», а апостол Павел — «всякая душа да будет покорна высшим властям» (по-церковнославянски — «властем предержащим»), в этом вовсе нет никакого заискивания перед сильными мира сего, поскольку дальше идет разъяснение: правители посылаются от Бога для наказания преступников, и всякая власть, всякий порядок установлен Богом для устрашения злодеев. Therefore, when the Apostle Peter says “... be submissive to every human rulership”, and the Apostle Paul - “let every soul be submissive to the highest authorities” (in Church Slavonic - “those in power”), there is absolutely no currying favor with the mighty of this world, as further clarification goes: rulers are sent from God to punish criminals, and every power, every order is established by God to frighten the evildoers. Вот это очень важно. This is very important. Та великая миссия, к которой призван христианин, не означает, что люди в большинстве своем уже готовы к тому, чтобы отменился закон. The great mission to which the Christian is called does not mean that the majority of people are already ready for the abolition of the law. Но при этом христианин всегда свободен. But at the same time, the Christian is always free. Он слушается власть, но не как раб царя, а как раб Божий, и если повинуется закону, то не за страх, а за совесть. He obeys the authority, but not as a slave to the king, but as a servant of God, and if he obeys the law, then not out of fear, but out of conscience. Поэтому возникает двухэтажная система, в которой на первом этаже закона еще допустимо принуждение, удерживающее человека от падения в скотское состояние, а вторая ступень — ступень благодати, нового совершенства, требующая устранения государства. Therefore, a two-story system arises, in which coercion is still permissible on the first floor of the law, which keeps a person from falling into a bestial state, and the second step is the step of grace, new perfection, requiring the elimination of the state. Здесь действует церковь, священнослужители, закон любви. The church, the clergy, the law of love are at work here.

Но дальше история показывает нам, как сложно оказалось реализовать христианские идеалы в реальности, тем более в позднеантичной реальности, глубоко пропитанной языческими традициями. But then history shows us how difficult it turned out to realize Christian ideals in reality, especially in the late antique reality, deeply saturated with pagan traditions. Да, в первые века все увлеклись христианством: в IV, V, VI веке по всей империи появляются храмы, образцом для которых, кстати, служат прежние здания императорского культа, так называемые базилики — это некое подобие таких клубов, клубов поклонников императора — и знаменитые апсиды, которые мы знаем по нашим храмам, — это то место, где когда-то возвышалась огромная императорская статуя. Yes, in the first centuries, everyone was carried away by Christianity: in the IV, V, VI centuries, temples appeared throughout the empire, the model for which, by the way, are the former buildings of the imperial cult, the so-called basilicas are some kind of such clubs, clubs of the emperor's admirers - and the famous the apses that we know from our temples are where a huge imperial statue once stood. Пустыни и города наполняются монахами — людьми, которые в условиях прекращения гонений и повсеместного распространения христианства начинают искать особую подвижническую жизнь для того, чтобы испытать истинность своей веры, своей любви. Deserts and cities are filled with monks - people who, in the conditions of the end of persecution and the widespread spread of Christianity, begin to look for a special ascetic life in order to experience the truth of their faith, their love. Ведь в новых условиях очень многие люди переходят в христианство вовсе не потому, что искренне верят в Христа, но просто поскольку это общая тенденция и это теперь удобно и выгодно. Indeed, under the new conditions, many people are converting to Christianity not at all because they sincerely believe in Christ, but simply because this is a general tendency and it is now convenient and beneficial. Сложные богословские вопросы начинают обсуждаться на рынках, в тавернах, на площадях и подчас становятся причиной (если не предлогом) массовых волнений, кровавых столкновений с войсками, пытающимися утихомирить разбушевавшуюся толпу. Difficult theological issues begin to be discussed in the markets, in taverns, in squares and sometimes become the cause (if not a pretext) of mass unrest, bloody clashes with the troops trying to calm down the raging crowd. Но как это всё далеко от того, о чем говорится в Новом Завете, от учения Христа. But how far from what is said in the New Testament, from the teaching of Christ.

Впрочем, нельзя сказать, что никакого прогресса не было. However, it cannot be said that there was no progress. Во-первых, серьезно изменяется имперское законодательство. First, the imperial legislation is being seriously changed. Постепенно устраняется рабство. Slavery is gradually being eliminated. И равноправие женщины и мужчины — это тоже одно из величайших достижений христианства, поскольку женщина возведена именно в этой религиозной традиции на очень высокую ступень, ибо сам Господь Иисус Христос родился от Девы Марии и именно через женщину человечество удостоилось спасения. And the equality of women and men is also one of the greatest achievements of Christianity, since it is in this religious tradition that a woman is raised to a very high level, for the Lord Jesus Christ himself was born of the Virgin Mary and it was through a woman that mankind was rewarded with salvation. Это рассматривалось как искупление греха Евы, ибо раньше, в древней традиции, считалось, что грех Евы наложил некое заклятие на весь женский род. This was seen as an atonement for Eve's sin, because earlier, in the ancient tradition, it was believed that Eve's sin had put some kind of spell on the entire feminine gender. И вот теперь через Жену, через Деву Марию, род человеческий спасается, и нет никаких оснований для того, чтобы женщин рассматривать как существ второго сорта. And now, through the Wife, through the Virgin Mary, the human race is saved, and there is no reason to consider women as second-class beings. Но наряду с этим император Константин начинает укреплять семью, потому что равноправие женщин в условиях достаточно свободного, рыхлого римского брака приводит к очень нежелательным последствиям: женщины, получая имущество и возможность распоряжаться своим наследством, очень часто выгоняют мужей, и здесь император приходит на помощь институту семьи и устанавливает жесткие запреты для развода. But along with this, Emperor Constantine begins to strengthen the family, because the equality of women in conditions of a fairly free, loose Roman marriage leads to very undesirable consequences: women, receiving property and the opportunity to dispose of their inheritance, very often expel their husbands, and here the emperor comes to the aid of the institution families and sets strict prohibitions on divorce. В христианском мире они действовали аж до ХХ века, а в католическом мире существуют до сих пор. In the Christian world, they operated right up to the twentieth century, and in the Catholic world they still exist. И как известно, в католической традиции убийца может быть прощен, а разведенный человек до конца дней своих остается отлучен, за пределами Церкви. And as you know, in the Catholic tradition, a murderer can be forgiven, and a divorced person remains excommunicated until the end of his days, outside the Church. Развод становится немыслимым событием, и семья становится главным институтом римского общества. Divorce becomes an unthinkable event, and the family becomes the main institution of Roman society.

Церковь формируется как мощная организация, которой в целом при всех имевшихся эксцессах все-таки удается сохранить независимость от государства. The Church is being formed as a powerful organization, which, on the whole, despite all the excesses that have existed, still manages to preserve its independence from the state. Это тоже очень важный аспект. This is also a very important aspect. Во всяком случае, церковные каноны, правила, на которых основана внутренняя церковная жизнь (и нарушение которых наказывалось, в том числе и государством, которое рассматривало каноны как закон), категорически запрещали и запрещают вмешательство светских властей любого уровня в избрание епископов, в решение вероучительных вопросов и в другие внутрицерковные проблемы. In any case, the church canons, the rules on which the internal church life is based (and the violation of which was punished, including by the state, which considered the canons as law), categorically prohibited and prohibit the interference of secular authorities of any level in the election of bishops, in the decision of doctrinal questions and other internal church problems.

Само устройство Церкви при этом представляет собой весьма любопытный сплав самых разных традиций. At the same time, the very structure of the Church is a very curious fusion of the most diverse traditions. Здесь есть элементы античной демократии, поскольку все церковные должности выборные; восточной деспотии, поскольку епископ — абсолютный владыка на своей кафедре; есть элементы коллегиальности, поскольку высший орган власти в Церкви — это собор епископов, собор равных; но есть и монархическое единоначалие, поскольку архиерей — это пожизненный властитель и представитель поместной церкви, глава подчиненных ему епископов. There are elements of ancient democracy here, since all ecclesiastical offices are elective; Eastern despotism, since the bishop is the absolute ruler in his pulpit; there are elements of collegiality, since the highest authority in the Church is a council of bishops, a council of equals; but there is also a monarchical one-man rule, since a bishop is a lifelong ruler and a representative of the local church, the head of the bishops subordinate to him. Тем самым церковное устройство органично соединяет элементы и сетевой структуры, и вертикальной иерархии. Thus, the church structure organically unites the elements of both the network structure and the vertical hierarchy. Кстати, само слово «иерархия» как раз и означает «священноначалие». By the way, the very word "hierarchy" just means "hierarchy". Это позволило Церкви пережить полномасштабные гонения со стороны Римского государства, пережить внутренние склоки и разногласия, и это один из залогов того, что церковь фактически в тех формах, в которых она сложилась в IV веке, существует до сих пор. This allowed the Church to survive full-scale persecution by the Roman state, to survive internal squabbles and disagreements, and this is one of the guarantees that the Church, in fact, in the forms in which it took shape in the IV century, still exists today. Но самое главное, что позволяет Церкви сохраняться в почти неизменном виде, — это строжайшая система внутреннего контроля, контроля за вероучением и внутренней дисциплиной. But the most important thing that allows the Church to remain in an almost unchanged form is the strictest system of internal control, control over the doctrine and internal discipline.

Первое, то есть вероучение, охраняют так называемые догматы — принципы веры, прописывавшиеся по мере вызревания проблемных вопросов и их коллективного, иногда очень драматичного, разрешения, распутывания в ходе богословских дискуссий. The first, that is, the doctrine, is protected by the so-called dogmas - the principles of faith that were prescribed as the problematic issues matured and their collective, sometimes very dramatic, resolution, unraveling in the course of theological discussions. В итоге решения фиксировались — обычно в виде формул. As a result, the solutions were recorded - usually in the form of formulas. Ключом и фундаментом этих формул является так называемый Символ веры, то есть краткая формула, на которой основана христианская вера. The key and foundation of these formulas is the so-called Creed, that is, a short formula on which the Christian faith is based. В дальнейшем этот символ дополнялся вероопределениями и другими догматическими формулами, а государство становилось на стражу этих формул, поскольку после того, как Вселенский собор их вырабатывал и утверждал, их нарушение или критика считались государственным преступлением, а люди, которые шли против Церкви, рассматривались как общественно опасные элементы и подвергались ссылкам и другим репрессивным мерам именно как государственные преступники. In the future, this symbol was supplemented with creeds and other dogmatic formulas, and the state became the guardian of these formulas, since after the Ecumenical Council worked out and approved them, their violation or criticism was considered a state crime, and people who went against the Church were considered socially dangerous elements and were subjected to exile and other repressive measures precisely as state criminals. Заметим: не за свое убеждение, а за свою, если угодно, такую гордость, за свой отказ слушаться мнения большинства. Note: not for your conviction, but for your, if you will, such pride, for your refusal to obey the opinion of the majority. И это тоже очень важно, поскольку внутренний мир, внутренние убеждения человека государство вообще не интересовали. And this is also very important, since the inner world, inner convictions of a person were not interested in the state at all. То есть нельзя назвать римское общество этой эпохи тоталитарным. That is, the Roman society of this era cannot be called totalitarian. Но под запрет попадали все публичные формы выражения своего несогласия с кафолической верой, поскольку это рассматривалось как источник смут, мятежей, угрозы общественному порядку. But all public forms of expressing their disagreement with the catholic faith fell under the ban, since this was seen as a source of unrest, riots, and a threat to public order. И такие лица, так называемые еретики (по-гречески это слово означает «предпочитающие», «выбирающие»), то есть ставящие себя, свое мнение выше соборного решения, подвергались прежде всего церковному наказанию — но церковное наказание может сводиться только к отлучению и к так называемой анафеме (анафема — это высшая форма отлучения, то есть некое откладывание суда над человеком до Страшного суда), но в том числе испытывали и репрессии со стороны закона. And such persons, the so-called heretics (in Greek this word means “preferring”, “choosing”), that is, putting themselves, their opinion above the conciliar decision, were primarily subjected to church punishment - but church punishment can only be reduced to excommunication and to the so-called anathema (anathema is the highest form of excommunication, that is, a kind of postponement of the trial of a person until the Last Judgment), but also experienced repression from the law. Репрессии, которые вовсе не предусматривали смертную казнь. Repression that did not include the death penalty at all. Это тоже нужно иметь в виду, поскольку то, что мы обычно понимаем под наказаниями еретиков (то есть все эти средневековые аутодафе, казни, пытки и другие формы насилия), категорически не допускалось в эту раннехристианскую эпоху. This also needs to be borne in mind, since what we usually understand by the punishment of heretics (that is, all these medieval auto-da-fe, executions, torture and other forms of violence) were categorically not allowed in this early Christian era. Более того, часто еретики сами получали прощение, а в случае их искреннего покаяния и полностью воссоединялись с Церковью. Moreover, often heretics themselves received forgiveness, and in the case of their sincere repentance, they were completely reunited with the Church.

Что же касается поддержания дисциплины, то есть того, что регулируется церковными канонами (аморальное поведение духовенства, взяточничество, то есть продажа церковных должностей, воровство, прочие злоупотребления), то поддерживать эту церковную дисциплину было призвано государство, поскольку у самой Церкви нет карательного механизма. As for the maintenance of discipline, that is, that which is regulated by church canons (immoral behavior of the clergy, bribery, that is, the sale of church posts, theft, other abuses), the state was called to maintain this church discipline, since the Church itself does not have a punitive mechanism. И если человек настолько уже потерял совесть, что ему не страшна церковная епитимия, то есть церковное наказание, которое по определению может быть только добровольным (епитимию нельзя наложить принудительно), такого человека отдавали гражданским властям и он уже подвергался соответствующим наказаниям за нарушение закона. And if a person has already lost his conscience so much that he is not afraid of church penance, that is, church punishment, which, by definition, can only be voluntary (penance cannot be imposed forcibly), such a person was handed over to the civil authorities and he was already subjected to appropriate punishments for breaking the law. Таким образом, Церковь и государство образовывали единство. Thus, the Church and the state formed a unity.

Короче говоря, Церковь молилась о государстве, воспитывала народ, а государство охраняло этот самый народ от злодеев (внутренних и внешних), ну и заодно оберегало саму Церковь от смут и морального разложения и охраняло законом нормы, выработанные самой Церковью. In short, the Church prayed for the state, educated the people, and the state protected this very people from villains (internal and external), and at the same time protected the Church itself from turmoil and moral decay and protected by law the norms developed by the Church itself. Это и есть знаменитая симфони́я или симфóния, то есть система согласия, созвучного и стройного пения, действия двух общественных механизмов (политического в лице государства и религиозного в лице духовенства), которые приводят человека, согласно преамбуле к шестой новелле императора Юстиниана, к достижению всех, какие только ни на есть, благ. This is the famous symphony or symphony, that is, a system of harmony, consonant and harmonious singing, the action of two social mechanisms (political in the person of the state and religious in the person of the clergy), which lead a person, according to the preamble to the sixth story of Emperor Justinian, to the achievement of all, whatever is good. И это тоже очень важный принцип, поскольку часто говорят о разделении государства и Церкви как о некоем новшестве. And this is also a very important principle, since they often talk about the separation of the state and the Church as a kind of innovation. Так вот, как раз главным принципом той религиозной системы, которая сложилась в Римской империи в христианскую эпоху, то есть в эпоху Вселенских соборов, в IV, V, VI веке, была система, согласно которой церковь и государство представляли собой совершенно независимые друг от друга институты. So, just the main principle of the religious system that took shape in the Roman Empire in the Christian era, that is, in the era of the Ecumenical Councils, in the IV, V, VI centuries, was the system according to which the church and the state were completely independent from each other institutions. Институты, которые не имели права вмешиваться в дела друг друга: Церковь не имела права назначать императоров или способствовать политической борьбе, государство не имело права вмешиваться в церковную жизнь, императоры не имели возможности назначать епископов или патриархов. Institutions that did not have the right to interfere in each other's affairs: the Church did not have the right to appoint emperors or contribute to political struggle, the state did not have the right to interfere in church life, the emperors did not have the right to appoint bishops or patriarchs. Но эти институты тем не менее исполняли одну и ту же задачу, и их служение мыслилось по метафоре пения в хоре. But these institutions nevertheless performed the same task, and their ministry was thought of in the metaphor of singing in a choir. Вот, собственно, то слово «симфони́я», которое использует Юстиниан, «согласное пение», означает, что каждый ведет свою партию, но если он фальшивит, то результата не достигается. Here, in fact, the word "symphony" that Justinian uses, "consonant singing", means that everyone leads his own party, but if he is out of tune, then the result is not achieved. Фальшивить же они могут следующим образом: государство — нарушая принцип справедливости, а Церковь — нарушая принцип истинной, правильной веры, то есть ортодоксии, и морального порядка, то есть канонической дисциплины. They can falsify as follows: the state - violating the principle of justice, and the Church - violating the principle of true, correct faith, that is, orthodoxy, and moral order, that is, canonical discipline. И вот на этом принципе и началось созидание того большого общественно-политического здания, которое условно можно назвать проектом Константина и целью которого было построение христианского государства. And it was on this principle that the creation of that large socio-political building began, which can be conditionally called the project of Constantine and whose purpose was to build a Christian state.