×

Мы используем cookie-файлы, чтобы сделать работу LingQ лучше. Находясь на нашем сайте, вы соглашаетесь на наши правила обработки файлов «cookie».


image

"Евгений Онегин" Александр Пушкин, "Евгений Онегин" (Глава 6, Часть 1)

"Евгений Онегин" (Глава 6, Часть 1)

Глава шестая, Часть 1.

La sotto i giorni nubilosi e brevi,

Nasce una gente a cui l'morir non dole. (Там где дни облачны и кратки, родится племя, которому умирать не больно)

Petr.

Заметив, что Владимир скрылся,

Онегин, скукой вновь гоним,

Близ Ольги в думу погрузился,

Довольный мщением своим.

За ним и Оленька зевала,

Глазами Ленского искала,

И бесконечный котильон

Ее томил, как тяжкий сон.

Но кончен он. Идут за ужин.

Постели стелют; для гостей

Ночлег отводят от сеней

До самой девичьи. Всем нужен

Покойный сон. Онегин мой

Один уехал спать домой.

II

Все успокоилось: в гостиной

Храпит тяжелый Пустяков

С своей тяжелой половиной.

Гвоздин, Буянов, Петушков

И Флянов, не совсем здоровый,

На стульях улеглись в столовой,

А на полу мосье Трике,

В фуфайке, в старом колпаке.

Девицы в комнатах Татьяны

И Ольги все объяты сном.

Одна, печальна под окном

Озарена лучом Дианы,

Татьяна бедная не спит

И в поле темное глядит.

III

Его нежданным появленьем,

Мгновенной нежностью очей

И странным с Ольгой поведеньем

До глубины души своей

Она проникнута; не может

Никак понять его; тревожит

Ее ревнивая тоска,

Как будто хладная рука

Ей сердце жмет, как будто бездна

Под ней чернеет и шумит...

"Погибну, - Таня говорит, - Но гибель от него любезна.

Я не ропщу: зачем роптать?

Не может он мне счастья дать". IV

Вперед, вперед, моя исторья!

Лицо нас новое зовет.

В пяти верстах от Красногорья,

Деревни Ленского, живет

И здравствует еще доныне

В философической пустыне

Зарецкий, некогда буян,

Картежной шайки атаман,

Глава повес, трибун трактирный,

Теперь же добрый и простой

Отец семейства холостой,

Надежный друг, помещик мирный

И даже честный человек:

Так исправляется наш век!

Бывало, льстивый голос света

В нем злую храбрость выхвалял:

Он, правда, в туз из пистолета

В пяти саженях попадал,

И то сказать, что и в сраженье

Раз в настоящем упоенье

Он отличился, смело в грязь

С коня калмыцкого свалясь,

Как зюзя пьяный, и французам

Достался в плен: драгой залог!

Новейший Регул, чести бог,

Готовый вновь предаться узам,

Чтоб каждым утром у Вери {37}

В долг осушать бутылки три.

VI

Бывало, он трунил забавно,

Умел морочить дурака

И умного дурачить славно,

Иль явно, иль исподтишка,

Хоть и ему иные штуки

Не проходили без науки,

Хоть иногда и сам впросак

Он попадался, как простак.

Умел он весело поспорить,

Остро и тупо отвечать,

Порой расчетливо смолчать,

Порой расчетливо повздорить,

Друзей поссорить молодых

И на барьер поставить их,

VII

Иль помириться их заставить,

Дабы позавтракать втроем,

И после тайно обесславить

Веселойшуткою,враньем.

Sed alia tempora!Удалость

(Как сон любви, другая шалость)

Проходит с юностью живой.

Как я сказал, Зарецкий мой,

Под сень черемух и акаций

От бурь укрывшись наконец,

Живет, как истинный мудрец,

Капусту садит, как Гораций,

Разводит уток и гусей

И учит азбуке детей.

VIII

Он был не глуп; и мой Евгений,

Не уважая сердца в нем,

Любил и дух его суждений,

И здравый толк о том о сем.

Он с удовольствием, бывало,

Видался с ним, и так нимало

Поутру не был удивлен,

Когда его увидел он.

Тот после первого привета,

Прервав начатый разговор,

Онегину, осклабя взор,

Вручил записку от поэта.

К окну Онегин подошел

И про себя ее прочел.

IX

То был приятный, благородный,

Короткий вызов, иль картель:

Учтиво, с ясностью холодной

Звал друга Ленский на дуэль.

Онегин с первого движенья,

К послу такого порученья

Оборотясь, без лишних слов

Сказал, что он всегда готов.

Зарецкий встал без объяснений;

Остаться доле не хотел,

Имея дома много дел,

И тотчас вышел; но Евгений

Наедине с своей душой

Был недоволен сам собой.

И поделом: в разборе строгом,

На тайный суд себя призвав,

Он обвинял себя во многом:

Во-первых, он уж был неправ,

Что над любовью робкой, нежной

Так подшутил вечор небрежно.

А во-вторых: пускай поэт

Дурачится; в осьмнадцать лет

Оно простительно. Евгений,

Всем сердцем юношу любя,

Был должен оказать себя

Не мячиком предрассуждений,

Не пылким мальчиком, бойцом,

Но мужем с честью и с умом.

XI

Он мог бы чувства обнаружить,

А не щетиниться, как зверь;

Он должен был обезоружить

Младое сердце. "Но теперь Уж поздно; время улетело...

К тому ж - он мыслит - в это дело

Вмешался старый дуэлист;

Он зол, он сплетник, он речист...

Конечно, быть должно презренье

Ценой его забавных слов,

Но шепот, хохотня глупцов..." И вот общественное мненье! {38}

Пружина чести, наш кумир!

И вот на чем вертится мир!

XII

Кипя враждой нетерпеливой,

Ответа дома ждет поэт;

И вот сосед велеречивый

Привез торжественно ответ.

Теперь ревнивцу то-то праздник!

Он все боялся, чтоб проказник

Не отшутился как-нибудь,

Уловку выдумав и грудь

Отворотив от пистолета.

Теперь сомненья решены:

Они на мельницу должны

Приехать завтра до рассвета,

Взвести друг на друга курок

И метить в ляжку иль в висок.

XIII

Решась кокетку ненавидеть,

Кипящий Ленский не хотел

Пред поединком Ольгу видеть,

На солнце, на часы смотрел,

Махнул рукою напоследок -

И очутился у соседок.

Он думал Оленьку смутить,

Своим приездом поразить;

Не тут-то было: как и прежде,

На встречу бедного певца

Прыгнула Оленька с крыльца,

Подобна ветреной надежде,

Резва, беспечна, весела,

Ну точно та же, как была.

XIV

"Зачем вечор так рано скрылись?" Был первый Оленькин вопрос.

Все чувства в Ленском помутились,

И молча он повесил нос.

Исчезла ревность и досада

Пред этой ясностию взгляда,

Пред этой нежной простотой,

Пред этой резвою душой! ..

Он смотрит в сладком умиленье;

Он видит: он еще любим;

Уж он, раскаяньем томим,

Готов просить у ней прощенье,

Трепещет, не находит слов,

Он счастлив, он почти здоров...

XV. XVI. XVII

И вновь задумчивый, унылый

Пред милой Ольгою своей,

Владимир не имеет силы

Вчерашний день напомнить ей;

Он мыслит: "Буду ей спаситель. Не потерплю, чтоб развратитель

Огнем и вздохов и похвал

Младое сердце искушал;

Чтоб червь презренный, ядовитый

Точил лилеи стебелек;

Чтобы двухутренний цветок

Увял еще полураскрытый". Все это значило, друзья:

С приятелем стреляюсь я.

XVIII

Когда б он знал, какая рана

Моей Татьяны сердце жгла!

Когда бы ведала Татьяна,

Когда бы знать она могла,

Что завтра Ленский и Евгений

Заспорят о могильной сени;

Ах, может быть, ее любовь

Друзей соединила б вновь!

Но этой страсти и случайно

Еще никто не открывал.

Онегин обо всем молчал;

Татьяна изнывала тайно;

Одна бы няня знать могла,

Да недогадлива была.

XIX

Весь вечер Ленский был рассеян,

То молчалив, то весел вновь;

Но тот, кто музою взлелеян,

Всегда таков: нахмуря бровь,

Садился он за клавикорды

И брал на них одни аккорды,

То, к Ольге взоры устремив,

Шептал: не правда ль? я счастлив.

Но поздно; время ехать. Сжалось

В нем сердце, полное тоской;

Прощаясь с девой молодой,

Оно как будто разрывалось.

Она глядит ему в лицо.

"Что с вами?" - Так. - И на крыльцо.

"Евгений Онегин" (Глава 6, Часть 1) "Eugene Onegin" (Chapter 6, Part 1) "Eugene Onegin" (Capítulo 6, Parte 1)

Глава шестая, Часть 1.

La sotto i giorni nubilosi e brevi, La sotto i giorni nubilosi e brevi,

Nasce una gente a cui l'morir non dole. (Там где дни облачны и кратки, родится племя, которому умирать не больно) (Where the days are cloudy and short, a tribe will be born that does not hurt to die)

Petr.

Заметив, что Владимир скрылся,

Онегин, скукой вновь гоним, Onegin, we drive boredom again,

Близ Ольги в думу погрузился, I plunged into thought near Olga,

Довольный мщением своим.

За ним и Оленька зевала, Olenka yawned after him,

Глазами Ленского искала,

И бесконечный котильон

Ее томил, как тяжкий сон. She was tormented like a heavy dream.

Но кончен он. But it is over. Идут за ужин. Go to dinner.

Постели стелют; для гостей The beds are made; for guests

Ночлег отводят от сеней The lodging is diverted from the vestibule

До самой девичьи. Until the very girlish. Всем нужен

Покойный сон. Restful sleep. Онегин мой Onegin is mine

Один уехал спать домой. One went home to sleep.

II

Все успокоилось: в гостиной

Храпит тяжелый Пустяков Snoring Heavy Trivia

С своей тяжелой половиной. With its heavy half.

Гвоздин, Буянов, Петушков Gvozdin, Buyanov, Petushkov

И Флянов, не совсем здоровый, And Flyanov, not quite healthy,

На стульях улеглись в столовой,

А на полу мосье Трике, And on the floor Monsieur Triquet

В фуфайке, в старом колпаке. In a sweatshirt, in an old cap.

Девицы в комнатах Татьяны Girls in Tatyana's rooms

И Ольги все объяты сном. And Olga is all enveloped in sleep.

Одна, печальна под окном Alone, sad under the window

Озарена лучом Дианы, Illuminated by the ray of Diana

Татьяна бедная не спит Poor Tatyana does not sleep

И в поле темное глядит. And the dark looks in the field.

III

Его нежданным появленьем, His unexpected appearance,

Мгновенной нежностью очей Instant tenderness of the eyes

И странным с Ольгой поведеньем

До глубины души своей

Она проникнута; не может

Никак понять его; тревожит

Ее ревнивая тоска,

Как будто хладная рука As if a cold hand

Ей сердце жмет, как будто бездна Her heart is pressing like an abyss

Под ней чернеет и шумит... It turns black and makes noise under it ...

"Погибну, - Таня говорит, - "I will die, - Tanya says, - Но гибель от него любезна. But death from him is kind.

Я не ропщу: зачем роптать? I do not grumble: why grumble?

Не может он мне счастья дать". He cannot give me happiness. " IV IV

Вперед, вперед, моя исторья! Forward, forward, my story!

Лицо нас новое зовет. A new face is calling us.

В пяти верстах от Красногорья, Five miles from Redridge Mountains,

Деревни Ленского, живет

И здравствует еще доныне

В философической пустыне

Зарецкий, некогда буян,

Картежной шайки атаман,

Глава повес, трибун трактирный, The head of the rake, the tavern tribune,

Теперь же добрый и простой Now kind and simple

Отец семейства холостой, The father of the family is single,

Надежный друг, помещик мирный Reliable friend, peaceful landowner

И даже честный человек: And even an honest man:

Так исправляется наш век! This is how our century is being corrected!

Бывало, льстивый голос света It used to be the flattering voice of light

В нем злую храбрость выхвалял: In it he flaunted evil courage:

Он, правда, в туз из пистолета He's really an ace from a pistol

В пяти саженях попадал,

И то сказать, что и в сраженье

Раз в настоящем упоенье Once in a real rapture

Он отличился, смело в грязь He distinguished himself, bravely into the mud

С коня калмыцкого свалясь, I fell off the Kalmyk horse,

Как зюзя пьяный, и французам Like a drunken zyuzya, and to the French

Достался в плен: драгой залог! Was taken prisoner: a dredge bail!

Новейший Регул, чести бог, The newest Regulus, god of honor,

Готовый вновь предаться узам, Ready to surrender again to bonds

Чтоб каждым утром у Вери {37} So that every morning at Vera {37}

В долг осушать бутылки три.

VI

Бывало, он трунил забавно, He used to make fun of him,

Умел морочить дурака I knew how to fool

И умного дурачить славно, And a smart fool is nice,

Иль явно, иль исподтишка, Or clearly, or surreptitiously,

Хоть и ему иные штуки Although he has other things

Не проходили без науки, Didn't pass without science,

Хоть иногда и сам впросак Although sometimes he roped himself

Он попадался, как простак. He got caught like a simpleton.

Умел он весело поспорить,

Остро и тупо отвечать,

Порой расчетливо смолчать, Sometimes it is prudent to keep silent,

Порой расчетливо повздорить, Sometimes it is prudent to quarrel

Друзей поссорить молодых Friends quarrel young

И на барьер поставить их, And put them on the barrier,

VII

Иль помириться их заставить, Or make them reconcile,

Дабы позавтракать втроем,

И после тайно обесславить

Веселойшуткою,враньем.

Sed alia tempora!Удалость

(Как сон любви, другая шалость)

Проходит с юностью живой.

Как я сказал, Зарецкий мой,

Под сень черемух и акаций

От бурь укрывшись наконец,

Живет, как истинный мудрец,

Капусту садит, как Гораций,

Разводит уток и гусей Breeds ducks and geese

И учит азбуке детей. And teaches the alphabet to children.

VIII

Он был не глуп; и мой Евгений, He was not stupid; and my Eugene,

Не уважая сердца в нем, Not respecting the heart in him,

Любил и дух его суждений, He also loved the spirit of his judgments,

И здравый толк о том о сем. And common sense about this and that.

Он с удовольствием, бывало, He used to be happy

Видался с ним, и так нимало

Поутру не был удивлен,

Когда его увидел он.

Тот после первого привета, The one after the first hello,

Прервав начатый разговор,

Онегину, осклабя взор,

Вручил записку от поэта. I handed over a note from the poet.

К окну Онегин подошел Onegin approached the window

И про себя ее прочел. And read it to myself.

IX

То был приятный, благородный, It was pleasant, noble,

Короткий вызов, иль картель: Short call, il cartel:

Учтиво, с ясностью холодной Courteously, with cold clarity

Звал друга Ленский на дуэль. I called my friend Lensky to a duel.

Онегин с первого движенья, Onegin from the first movement,

К послу такого порученья To the ambassador of such an assignment

Оборотясь, без лишних слов Turning around, without further ado

Сказал, что он всегда готов.

Зарецкий встал без объяснений;

Остаться доле не хотел, I didn't want to stay in the share,

Имея дома много дел, Having a lot of things to do at home,

И тотчас вышел; но Евгений And immediately he went out; but Eugene

Наедине с своей душой Alone with my soul

Был недоволен сам собой. I was dissatisfied with myself.

И поделом: в разборе строгом, And rightly so: in a strict analysis,

На тайный суд себя призвав, Calling myself to a secret judgment,

Он обвинял себя во многом: He blamed himself for many things:

Во-первых, он уж был неправ, First, he was already wrong

Что над любовью робкой, нежной What's over timid, tender love

Так подшутил вечор небрежно.

А во-вторых: пускай поэт

Дурачится; в осьмнадцать лет Fooling around; at eighteen

Оно простительно. It is forgivable. Евгений,

Всем сердцем юношу любя,

Был должен оказать себя Had to lend myself

Не мячиком предрассуждений,

Не пылким мальчиком, бойцом, Not an ardent boy, a fighter,

Но мужем с честью и с умом. But a husband with honor and intelligence.

XI

Он мог бы чувства обнаружить, He could discover feelings

А не щетиниться, как зверь; And do not bristle like a beast;

Он должен был обезоружить He had to disarm

Младое сердце. Young heart. "Но теперь "But now Уж поздно; время улетело... It's too late; time flew away ...

К тому ж - он мыслит - в это дело

Вмешался старый дуэлист; An old duelist intervened;

Он зол, он сплетник, он речист... He is angry, he is a gossip, he is talkative ...

Конечно, быть должно презренье Surely there must be contempt

Ценой его забавных слов, At the cost of his funny words

Но шепот, хохотня глупцов..." But the whisper, the laughter of fools ... " И вот общественное мненье! And here is the public opinion! {38}

Пружина чести, наш кумир! Spring of honor, our idol!

И вот на чем вертится мир! And that's what the world turns on!

XII XII

Кипя враждой нетерпеливой, Seething with impatient enmity,

Ответа дома ждет поэт; The poet is waiting for an answer at home;

И вот сосед велеречивый And here is the eloquent neighbor

Привез торжественно ответ.

Теперь ревнивцу то-то праздник!

Он все боялся, чтоб проказник

Не отшутился как-нибудь,

Уловку выдумав и грудь Invented trick and breasts

Отворотив от пистолета. Turning away from the gun.

Теперь сомненья решены:

Они на мельницу должны They must go to the mill

Приехать завтра до рассвета,

Взвести друг на друга курок Pull the trigger on each other

И метить в ляжку иль в висок. And aim at the thigh or at the temple.

XIII

Решась кокетку ненавидеть, Deciding to hate the coquette,

Кипящий Ленский не хотел Boiling Lensky did not want

Пред поединком Ольгу видеть, Before the fight Olga to see

На солнце, на часы смотрел, I looked at the sun, looked at the clock,

Махнул рукою напоследок - He waved his hand at last -

И очутился у соседок. And he found himself at the neighbors.

Он думал Оленьку смутить,

Своим приездом поразить;

Не тут-то было: как и прежде,

На встречу бедного певца

Прыгнула Оленька с крыльца, Olenka jumped from the porch,

Подобна ветреной надежде, Like a windy hope

Резва, беспечна, весела,

Ну точно та же, как была.

XIV

"Зачем вечор так рано скрылись?" "Why did the evening disappear so early?" Был первый Оленькин вопрос. Olenkin's first question was.

Все чувства в Ленском помутились, All feelings in Lenskoye were clouded,

И молча он повесил нос. And silently he hung up his nose.

Исчезла ревность и досада The jealousy and annoyance disappeared

Пред этой ясностию взгляда, Before this clarity of sight,

Пред этой нежной простотой, Before this gentle simplicity

Пред этой резвою душой! Before this brisk soul! ..

Он смотрит в сладком умиленье; He looks in sweet tenderness;

Он видит: он еще любим; He sees: he is still loved;

Уж он, раскаяньем томим, Already he, tormented by repentance,

Готов просить у ней прощенье, I'm ready to ask her forgiveness

Трепещет, не находит слов, Trembles, cannot find words,

Он счастлив, он почти здоров... He is happy, he is almost healthy ...

XV. XV. XVI. XVII

И вновь задумчивый, унылый And again brooding, sad

Пред милой Ольгою своей, Before my dear Olga,

Владимир не имеет силы

Вчерашний день напомнить ей; Yesterday to remind her;

Он мыслит: "Буду ей спаситель. He thinks: "I will be her savior. Не потерплю, чтоб развратитель I will not tolerate a corrupter

Огнем и вздохов и похвал Fire and sighs and praises

Младое сердце искушал;

Чтоб червь презренный, ядовитый So that the worm is despicable, poisonous

Точил лилеи стебелек;

Чтобы двухутренний цветок

Увял еще полураскрытый". Все это значило, друзья:

С приятелем стреляюсь я.

XVIII

Когда б он знал, какая рана

Моей Татьяны сердце жгла!

Когда бы ведала Татьяна,

Когда бы знать она могла,

Что завтра Ленский и Евгений

Заспорят о могильной сени;

Ах, может быть, ее любовь

Друзей соединила б вновь!

Но этой страсти и случайно

Еще никто не открывал.

Онегин обо всем молчал;

Татьяна изнывала тайно;

Одна бы няня знать могла,

Да недогадлива была.

XIX

Весь вечер Ленский был рассеян,

То молчалив, то весел вновь;

Но тот, кто музою взлелеян,

Всегда таков: нахмуря бровь,

Садился он за клавикорды

И брал на них одни аккорды,

То, к Ольге взоры устремив,

Шептал: не правда ль? я счастлив.

Но поздно; время ехать. Сжалось

В нем сердце, полное тоской;

Прощаясь с девой молодой,

Оно как будто разрывалось.

Она глядит ему в лицо.

"Что с вами?" - Так. - И на крыльцо.