SÉNÈQUE : De la brièveté de la vie - Chapitre XIII SENECA|||||||| SÉNÈQUE: On the brevity of life - Chapter XIII SÉNÈQUE : Over de kortheid van het leven - Hoofdstuk XIII SÉNÈQUE : Sobre a brevidade da vida - Capítulo XIII

(1) Il serait trop long de parler de ceux qui ont passé toute leur vie à jouer aux échecs, à la paume, ou à exposer leur corps aux ardeurs d’un soleil brûlant. |||||||||||||||||ajedrez|||palma|||||||||| (1) It would be too long to talk about those who have spent their whole life playing chess, palm, or exposing their bodies to the heat of a hot sun. (1) Слишком долго рассказывать о тех, кто всю жизнь играл в шахматы или в парео, или подвергал свое тело палящему солнцу.

Ils ne sont point oisifs, ceux à qui les plaisirs donnent beaucoup d’affaires. They are not idle, those to whom pleasures give much business. Они не бездельники, те, чьи удовольствия дают им много работы. Personne ne doute que ceux qui s’appliquent à d’inutiles études littéraires, ne se donnent beaucoup de peine pour ne rien faire : le nombre en est déjà assez grand chez nous autres Romains. No one doubts that those who apply to useless literary studies, do not take much trouble to do nothing: the number is already quite large among us other Romans. Никто не сомневается, что те, кто занимается бесполезными литературными штудиями, тратят много сил на то, чтобы ничего не делать: среди нас, римлян, таких хватает. (2) C’était la maladie des Grecs de chercher quel était le nombre des rameurs d’Ulysse ; si l’Iliade fut écrite avant l’Odyssée, si ces deux poèmes étaient du même auteur ; et d’autres questions de cette importance, qui, à les garder pour vous, ne peuvent vous procurer aucune satisfaction inférieure, et que vous ne sauriez communiquer aux autres sans leur paraître non pas plus savant, mais plus ennuyeux. |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||sabrías|||||||||||||más aburrido (2) It was the sickness of the Greeks to inquire what was the number of Ulysses' rowers; if the Iliad was written before the Odyssey, if these two poems were of the same author; and other questions of this importance, which, in keeping them for you, can not procure you any inferior satisfaction, and that you will not be able to communicate to others without appearing to them not more learned, but more boring. (2) В Греции было принято спрашивать, сколько гребцов было у Одиссея; была ли "Илиада" написана раньше "Одиссеи"; принадлежат ли эти две поэмы одному автору; и другие вопросы такой важности, которые, если держать их при себе, могут доставить вам не меньшее удовольствие, и которые вы не могли бы сообщить другим, не показавшись им не более учеными, но более скучными.

(3) Ainsi, ne voilà-t-il pas les Romains possédés de cette étrange manie d’acquérir de vaines connaissances ! (3) So are not the Romans possessed of this strange habit of acquiring vain knowledge! (3) И вот римляне одержимы этой странной манией приобретать суетные знания!

J’ai entendu ces jours derniers un certain philosophe rapporter ce que chacun des généraux romains avait fait le premier. |oído|estos|||||filósofo||||||||||| I have heard these last days a certain philosopher report what each of the Roman generals had done first. Несколько дней назад я услышал, как один философ рассказывал о том, что каждый из римских полководцев сделал первым. Duillius avait, le premier, vaincu sur mer ; et le premier, Curius Dentatus, montré des éléphants dans son triomphe. Duillius||||||||||Curius|Dentado|||||| Duillius had, the first, conquered at sea; and the first, Curius Dentatus, showed elephants in his triumph. Дуиллий первым одержал победу на море, а Курий Дентатус первым продемонстрировал слонов во время своего триумфа. Encore que ces connaissances ne mènent pas à la vraie gloire, elles tendent du moins à nous faire connaître par des exemples les exploits de nos concitoyens. |||||||||||||||||||||||hazañas||| Although this knowledge does not lead to true glory, it tends at least to make known to us by examples the exploits of our fellow citizens. И хотя эти знания не ведут к истинной славе, они, по крайней мере, помогают нам на собственном примере узнать о подвигах наших сограждан. Une telle science n’est guère profitable ; néanmoins, en dépit de sa futilité, elle a dans son objet quelque chose de spécieux. ||||||||||||||||su objeto||||engañoso, atractivo Such science is hardly profitable; nevertheless, in spite of its futility, it has in its object something specious. Una ciencia así no es muy provechosa; sin embargo, a pesar de su futilidad, tiene en su objeto algo de especioso. Такая наука вряд ли может быть прибыльной; тем не менее, несмотря на бесполезность, в ее предмете есть нечто разумное. (4) Apprenons à ceux qui aiment ces sortes de recherches, quel fut le premier qui engagea les Romains à monter sur un vaisseau : ce fut Claudius, surnommé pour cette raison Caudex, nom que les anciens donnaient à un assemblage de plusieurs planches ; d’où les tables publiques où sont inscrites nos lois ont été appelées codes ; et de nos jours encore, les bateaux qui, de temps immémorial, apportent à Rome ses subsistances par le Tibre, s’appellent caudicaires. |||||||||||||||||||||barco|||Claudio||||razón|Códice||||||||assemblage|||planchas||||||||||||||||||||||||||||||||Tíber||caudicarios (4) Let us teach those who like this kind of research, who was the first who engaged the Romans to board a ship: it was Claudius, nicknamed for this reason Caudex, a name that the ancients gave to an assembly of several boards; hence the public tables where our laws are inscribed have been called codes; and even in our own day, the boats which, from time immemorial, bring Rome its subsistence by the Tiber, are called caudicaries. (4) Enseñemos a aquellos que aman este tipo de investigaciones, quién fue el primero que instó a los romanos a subir a un barco: fue Claudio, apodado por esta razón Caudex, nombre que los antiguos daban a un ensamblaje de varias tablas; de donde las tablas públicas donde están inscritas nuestras leyes fueron llamadas códigos; y en la actualidad, los barcos que, desde tiempos inmemoriales, llevan a Roma sus suministros por el Tíber, se llaman caudicares. (4) Для тех, кому нравятся подобные исследования, давайте узнаем, кто первым побудил римлян сесть на корабль: это был Клавдий, за что его прозвали Caudex - так древние называли собрание нескольких досок; поэтому общественные таблицы, в которых записаны наши законы, назывались кодексами; и даже сегодня лодки, которые с незапамятных времен доставляют припасы в Рим по Тибру, называются caudicaires.

(5) Il est sans doute bien important de savoir que Valerius Corvinus s’empara, le premier, de la ville de Messana, et fut le premier de la maison Valeria qui, empruntant son nom d’une ville prise, fut appelé Messana, puis vulgairement Messala, au moyen du changement d’une lettre. |||||||||Valerio|Corvino|se apoderó|||||||Mesina||||||||Valeria|||||||||||||Messina|||||| (5) It is perhaps very important to know that Valerius Corvinus first took the town of Messana, and was the first of the Valeria house, which, borrowing its name from a taken city, was called Messana, then vulgarly Messala, by means of the change of a letter. (5) Sin duda, es muy importante saber que Valerio Corvino fue el primero en apoderarse de la ciudad de Mesana, y fue el primero de la casa Valeria que, tomando su nombre de una ciudad tomada, fue llamado Mesana, luego vulgarmente Messala, a través del cambio de una letra. (5) Несомненно, очень важно знать, что Валерий Корвин первым захватил город Мессану и был первым из дома Валерия, кто, изменив одну букву, позаимствовал свое название у захваченного города и стал называться Мессаной, а затем Мессалой.

(6) Permis aussi de chercher à savoir que L.Sylla présenta le premier, dans le cirque, des lions en liberté, tandis qu’auparavant ils étaient attachés, et que le roi Bocchus envoya des archers pour les tuer. ||||||||Sylla||||||||||||||||||||Boccio|||||| (6) Permitted also to inquire that L.Sylla presented the first, in the circus, loose lions, while before they were tied, and that King Bocchus sent archers to kill them. (6) Давайте также попытаемся выяснить, что Л. Силла первым представил львов в цирке на свободе, тогда как до этого они были связаны, и что царь Бокх послал лучников, чтобы убить их.

Eh bien ! passe encore pour cela. still go for that. за это. Mais que Pompée ait donné le premier au peuple un combat de dix-huit éléphants, contre des malfaiteurs ; quel avantage peut-on tirer de la connaissance de ce fait ? |||||||||||||||||malhechores||||||||||| But that Pompey first gave the people a fight of eighteen elephants, against criminals; what advantage can we derive from the knowledge of this fact? Но если Помпей был первым, кто дал народу бой с восемнадцатью слонами против преступников, то какую пользу мы можем извлечь из этого факта? Le premier citoyen de Rome, que son extrême bonté a fait comparer à nos anciens héros, crut donner un spectacle mémorable en inventant un nouveau moyen de faire périr les hommes. ||||||||bondad|||||||||||||||||||||| The first citizen of Rome, whom his extreme goodness has caused to be compared to our ancient heroes, thought he was giving a memorable spectacle by inventing a new means of causing men to perish. Первый гражданин Рима, чья чрезвычайная доброта позволила сравнить его с античными героями, думал, что устроит незабываемое шоу, изобретя новый способ убийства людей. Ils combattent, c’est peu ; ils sont criblés de coups, ce n’est point encore assez : il faut, de plus, qu’ils soient écrasés par l’énorme masse des éléphants. ||||||criblés de||||||||||||||aplastados||||| They fight, it's little; they are riddled with blows, that is still not enough: they must, moreover, be crushed by the enormous mass of elephants. Они сражаются, но этого недостаточно; их осыпают ударами, но и этого мало: более того, их приходится давить огромной массой слонов. (7) Mieux valait laisser de pareilles actions dans l’oubli, pour empêcher que quelque homme puissant ne les connût dans la suite, et n’enchérît sur ces actes que réprouve l’humanité. ||||parecidas|||||||||||||||||aumentara el precio|||||| (7) It was better to leave such actions in oblivion, to prevent some powerful man from knowing them in the future, and to bury on those acts which humanity condemns. (7) Лучше было оставить такие действия в забвении, чтобы в будущем о них не узнал какой-нибудь могущественный человек и не стал развивать эти порицаемые человечеством деяния.

O quelles profondes ténèbres répand dans l’esprit des mortels une grande prospérité ! O what deep darkness spreads in the minds of mortals great prosperity! Какая глубокая тьма царит в умах смертных! Pompée se croyait au-dessus de la nature, lorsqu’il exposait tant d’infortunés à la fureur des bêtes féroces, nées sous un autre ciel ; lorsqu’il mettait aux prises des combattants de forces si disproportionnées, et versait des flots de sang sous les yeux du peuple romain, qu’il devait bientôt forcer d’en répandre davantage. ||||||||||||||||||||||||||||||||desigualadas||||||||||||||||||repartir| Pompey believed himself above nature, when he exposed so many unfortunates to the fury of ferocious beasts, born under another sky; when he confronted the combatants of forces so disproportionate, and poured streams of blood under the eyes of the Roman people, that he must soon force to spread more. Помпей считал себя выше природы, когда подвергал стольких несчастных людей ярости свирепых зверей, рожденных под другим небом; когда он натравливал друг на друга бойцов такой несоразмерной силы и лил потоки крови на глазах римского народа, которого он вскоре должен был заставить пролить еще больше. Plus tard ce même homme, victime d’une affreuse perfidie de la part des Alexandrins, présenta sa tête au fer du dernier des esclaves, et comprit alors sans doute le vain étalage de son surnom. |||||||horrible||||||Alexandros|||||||||||||||||exhibición vana||| Later this same man, victim of a frightful perfidy on the part of the Alexandrians, presented his head with the iron of the last of the slaves, and then no doubt understood the vain display of his nickname. Позже этот же человек, жертва ужасного вероломства со стороны александрийцев, преподнес свою голову железу последнего из рабов, и тогда, несомненно, понял тщеславную демонстрацию своего прозвища. (8) Mais pour revenir au sujet dont je me suis écarté, je vais encore exposer les inutiles efforts de quelques hommes sur des objets différents. ||volver|||||||desviado|||todavía||||||||||| (8) But to return to the subject from which I have departed, I will still expose the useless efforts of some men on different objects. (8) Но чтобы вернуться к теме, от которой я отвлекся, я снова разоблачу бесполезные усилия нескольких людей в различных областях.

Le même savant racontait que Metellus, après sa victoire sur les Carthaginois en Sicile, fut le seul de nos généraux qui fit marcher devant son char de triomphe cent vingt éléphants captifs ; que Sylla fut le dernier des Romains qui agrandit l’enceinte de la ville, ce qui, chez nos ancêtres, ne se pratiquait jamais qu’à la suite de la conquête de quelque territoire en Italie, et non dans les provinces. |||||Metelo||||||cartaginois||||||||generales||||||||||||||||||||||la cerca|||||||||||||||||||||||||||| The same scientist related that Metellus, after his victory over the Carthaginians in Sicily, was the only one of our generals who sent one hundred and twenty captive elephants before his chariot of triumph; that Sylla was the last of the Romans who enlarged the enclosure of the city, which, in our ancestors, was never practiced only after the conquest of some territory in Italy, and not in the provinces. Тот же ученый рассказывал, что Метелл после победы над карфагенянами на Сицилии был единственным из наших полководцев, кто провез перед своей триумфальной колесницей сто двадцать пленных слонов; что Силла был последним из римлян, кто расширил городские стены, чего наши предки не делали никогда, кроме как после завоевания территории в Италии, а не в провинциях. Il est cependant plus utile de savoir cela, que d’apprendre que le mont Aventin était en dehors des murs, pour l’une de ces deux raisons : ou que le peuple s’y était retiré autrefois, ou que Remus, s’étant placé sur cette montagne pour considérer le vol des oiseaux, les auspices ne lui avaient pas été favorables. |||||||||||||Aventino||||||||||||||||||||||Rémus|||||montaña|||||||||||||| It is, however, more useful to know this than to learn that Mount Aventine was outside the walls, for one of two reasons: or that the people had retired there previously, or that Remus, having placed on this mountain to consider the flight of birds, the auspices had not been favorable to him. Однако полезнее знать об этом, чем о том, что гора Авентин находилась за стенами по одной из двух причин: либо люди ушли туда в прошлом, либо Рем, расположившийся на этой горе, чтобы наблюдать за полетом птиц, не был благосклонен к нему. Enfin, il est une infinité d’autres traditions de ce genre, qui sont des fictions ou ressemblent à des mensonges. Finally, there is an infinity of other traditions of this kind, which are fictions or resemble lies. Наконец, существует бесконечное множество других традиций подобного рода, которые являются выдумкой или похожи на ложь. Mais, en accordant que ceux qui les reproduisent soient de bonne foi, et prêts a les appuyer par des preuves, de qui pourront-elles corriger les travers ou réprimer les passions ? ||acordar|||||||||||||||||||||||||||| But, in granting that those who reproduce them are in good faith, and ready to support them with proofs, who will be able to correct the defects or suppress the passions? Но если предположить, что те, кто их воспроизводит, действуют из лучших побуждений и готовы подкрепить свои слова доказательствами, кто сможет исправить их ошибки или обуздать их страсти? qui rendront-elles plus courageux, plus juste, plus libéral ? ||||||||liberal сделают ли они нас смелее, справедливее и либеральнее? Notre ami Fabianus doutait s’il ne valait pas mieux ne rien apprendre, que de s’embarrasser de pareilles études. ||||||||||||||complicarse|||estudios Our friend Fabianus doubted whether it was better to learn nothing than to embarrass himself with such studies. Наш друг Фабианус сомневался, не лучше ли вообще ничему не учиться, чем утруждать себя подобными занятиями.