Как Русь стала частью христианского мира Wie Russland Teil der christlichen Welt wurde How Russia became part of the Christian world Comment la Russie est devenue une partie du monde chrétien Jak Rosja stała się częścią chrześcijańskiego świata Rusya nasıl Hristiyan dünyasının bir parçası oldu?

Крещение Древней Руси святым князем Владимиром можно рассматривать в различных аспектах: в государственно-политическом, в хозяйственно-экономическом. The baptism of Ancient Rus by the holy prince Vladimir can be viewed in various aspects: in the state-political, in the economic-economic. Но как для современников этого события, так и для нас Крещение Руси имеет прежде всего духовно-религиозное и культурно-историческое значение. But both for the contemporaries of this event and for us, the Baptism of Rus is primarily of spiritual-religious and cultural-historical significance. Именно с этой точки зрения мы попытаемся поразмышлять над историей православной церкви в судьбе нашего отечества. From this point of view, we will try to reflect on the history of the Orthodox Church in the fate of our homeland.

Если говорить кратко о значении Крещения Руси святым князем Владимиром с культурно-исторической, с цивилизационной точки зрения, то его можно было бы сформулировать следующим образом: святой князь Владимир сумел ввести разноплеменную, языческую и в своем язычестве весьма еще примитивную страну в христианскую цивилизацию. In short, if we talk about the significance of the Baptism of Rus' by Saint Prince Vladimir from a cultural-historical, and civilization point of view, it could be formulated as follows: Saint Prince Vladimir managed to introduce a diverse, pagan, and still quite primitive country into the Christian civilization. В ту цивилизацию, которая существовала в Европе уже около тысячи лет и которая, в особенности в юго-восточной ее части, в Византийской империи, представляла собой одну из вершин в истории христианской цивилизации как таковой. Into the civilization that had existed in Europe for about a thousand years and which, especially in its southeastern part, in the Byzantine Empire, represented one of the peaks in the history of Christian civilization as a whole. Действительно, Византия сумела не просто воцерковить современную ей культуру, но, бережно вбирая в себя античную, эллинистическую культуру, культуры ряда восточных народов, сумела осуществить синтез самых различных культурных традиций в парадигме христианского мировоззрения. Indeed, Byzantium was able not only to church the culture contemporary to it, but, carefully absorbing the ancient, Hellenistic culture, cultures of a number of eastern peoples, managed to realize the synthesis of the most diverse cultural traditions in the paradigm of the Christian worldview. Вот почему мы можем говорить о том, что выбор князя Владимира предопределил не только религиозную историю, но и культурную историю страны: обширная, но окраинная страна европейского мира, Русь приняла христианство в форме, которая была наиболее развитой именно в культурном отношении. That is why we can say that the choice of Prince Vladimir predetermined not only the religious history, but also the cultural history of the country: a vast but marginal country of the European world, Russia adopted Christianity in a form that was the most culturally developed.

На протяжении многих веков в Византийской империи выработалась очень оригинальная форма сохранения, развития и передачи христианской традиции. Over the centuries, the Byzantine Empire developed a very original form of preserving, developing and transmitting the Christian tradition. Матрицей этой формы был прежде всего православный храм с его очень развитым, очень сложным богослужением. The matrix of this form was first of all the Orthodox church with its very developed, very complex worship. Неслучайно ведь и летопись напоминает нам о том, что более всего потрясло послов князя Владимира в Константинополе богослужение в храме Святой Софии, когда они не могли даже понять, на небе они находятся или на земле. It is no coincidence that the annals remind us that the service in the temple of St. Sophia, when they could not even understand whether they were in heaven or on earth, shocked the ambassadors of Prince Vladimir in Constantinople. Чтобы понять эту особенность византийской, а впоследствии древнерусской культуры, нужно поговорить о предыстории Крещения Руси. To understand this peculiarity of Byzantine and later Old Russian culture, we need to talk about the prehistory of the Baptism of Russia.

В Византии, в особенности после V века, латинский язык постепенно перестает быть государственным — и во всех аспектах жизни утверждается греческий язык, знакомый ромеям, как называли себя византийцы, практически с детских лет. In Byzantium, especially after the 5th century, Latin gradually ceased to be the state language - and in all aspects of life, the Greek language, familiar to the Romaeans, as the Byzantines called themselves, practically from childhood, became established. На нем говорили и в афинской Академии, которую закрыл, а правильнее сказать — реорганизовал император Юстиниан; на рыночных площадях; в термах, где проводили время ромейские аристократы; и в монастырских кельях, где предавались молитвенно-аскетическим упражнениям византийские иноки. It was spoken in the Athenian Academy, which was closed, or more correctly - reorganized by the Emperor Justinian, in the market squares, in the thermae, where the Roman aristocrats spent their time, and in the monastic cells, where Byzantine monks indulged in prayer and ascetic exercises. На греческом звучало богослужение, на него давно была переведена Библия, на нем было написано Евангелие, произносились проповеди и писали Отцы Церкви. Greek was the language of worship, the Bible was translated into it long ago, the Gospels were written in it, sermons were preached, and the Church Fathers wrote in it. Образованный византиец — это человек, изучавший в системе византийских школ греческую грамматику (на основе текстов как античных авторов, так и Отцов Церкви) и одновременно с греческим языком философию, литературу, естественные науки, математику, римское право. An educated Byzantine was a person who studied Greek grammar (based on texts of both ancient authors and the Church Fathers) in the Byzantine school system and, simultaneously with Greek, philosophy, literature, natural sciences, mathematics, and Roman law.

Изучив греческий, духовно, интеллектуально взыскующий византиец, кем бы он ни был — государственным чиновником или монахом, церковным иерархом или воином, мог при желании читать в оригинале Отцов Церкви. А именно православная догматика I тысячелетия, по существу, была средоточием христианского вероучения — западная догматика на ее фоне была чем-то вторичным, хотя и весьма оригинальным. Но наряду со Святыми Отцами православный византиец читал с детства знакомых ему античных писателей и философов, которые своими изысканными литературными формами в значительной степени влияли и на развитие греческого языка периода Византии, в том числе языка богослужебного.

И здесь возникает вопрос: а при чем же здесь богослужение? Но если мы возьмем богослужебные книги: наряду с Евангелием и «Апостолом»   это Постная и Цветная триоди, октоих, минеи, служебник и требник, — все эти книги, написанные по-гречески, ставили перед собой задачу не просто осуществлять богослужение, преображающее душу человека и мироздание, но и донести основополагающие истины вероучения. Неслучайно в написании этих книг принимали участие многие ведущие богословы византийской церкви, как, например, преподобный Иоанн Дамаскин.

Содержание богослужебных книг представляло собой собрание очень глубоких богословских догматических истин, осмысленных в категориях эллинистической философии, изложенных в форме изысканной византийской поэзии, восходившей еще к античным авторам. И все это было призвано дать возможность византийцу в процессе богослужения через тексты, которые читались или пелись, воспринять полноту церковного вероучения. Работа над текстами осуществлялась веками и напоминала лучшие образцы еще античной культуры, когда, например, в своих «Диалогах» Платон облекал в поэтические формы самые отвлеченные философские истины. The work on texts was carried out for centuries and resembled the best examples of ancient culture, when, for example, in his Dialogues, Plato put the most abstract philosophical truths into poetic forms. Вот эти богослужебные тексты, доступные всем, были формой сохранения и передачи церковного предания, которая выработалась в Византии.

Когда речь шла об обращении к языческим народам — а византийцы не очень отличались миссионерской активностью, — как правило, воцерковление языческих народов происходило в контексте ассимиляции их в культуре самой Византийской империи. Так, мы до сих пор спорим, например, о том, кем же были святые равноапостольные просветители славянства Мефодий и Кирилл — то ли с детства хорошо знавшими славянский язык ромеями греческого происхождения, то ли ромеями славянского происхождения, эллинизировавшимися еще в поколении своих родителей. Но как бы то ни было, с византийской точки зрения, стать христианином означало прежде всего стать ромеем. И вот, когда речь заходит о соприкосновении Византии с только что возникшими варварскими государствами славян, открывалась совершенно другая перспектива: византийцы не ставили перед собой задачу христианизировать славянские народы и, в частности, Древнюю Русь, приобщив ее к традиции греческого языка.

Надо сказать, что, в отличие от западной церкви, где существовало учение о трех священных языках — греческом, латинском и древнееврейском — и только на этих языках многие века считалось возможным совершать богослужение и читать Священное Писание, Византия, сосуществуя с другими древними государствами и народами, знала о литургических традициях на других древних языках — сирийском, армянском, коптском.

И вот тогда, в IX веке, святые Мефодий и Кирилл предпринимают поразительное начинание. Они пытаются, создав более или менее полноценный литературный славянский язык, способный вместить в себя богатство греческого языка, перевести на этот язык прежде всего богослужебные книги. Это была титаническая работа, и сами Мефодий и Кирилл, конечно, не смогли бы справиться с ней в одиночку — в процессе этой деятельности им пришлось создать целую школу. У них было немало учеников, которые продолжали их дело сначала в Моравии, потом в Болгарии. И к моменту Крещения Руси уже существовал более-менее полный корпус богослужебных книг, переведенных на язык, который впоследствии назовут церковнославянским. Это был литературный славянский язык, никогда дотоле не существовавший, построенный по принципам греческой грамматики. Который никогда не был разговорным языком и письменность которого — глаголица и кириллица — предполагала зависимость от языка греческого.

При этом Мефодий и Кирилл и их ученики не ставили своей целью перевести на славянский язык весь корпус книг Библии, например Ветхий Завет (все книги Ветхого Завета были переведены на славянский язык лишь к концу XV века) или многочисленные сочинения Святых Отцов. Они мыслили в привычной парадигме, что проникновение в содержание богослужебных книг постепенно откроет для славянских христиан полноту церковного вероучения, не задумываясь над тем, что богословская глубина богослужебных книг может быть доступна лишь человеку, уже имеющему определенный уровень просвещенности и все-таки владеющего греческим языком.

Но в Древней Руси церковная жизнь начиналась не с чтения новообращенными христианами богослужебных книг: подавляющее большинство новообращенных были неграмотны. Православная жизнь на Руси начиналась с храмового богослужения. Попытаемся представить себе древнего новокрещеного славянина в храме. Во-первых, появившиеся на Руси храмы разрушали традиционное представление славян о пространстве. Ведь до этого им не было известно ничего, кроме довольно убогих хижин и более-менее укрепленных деревянных построек в тех многочисленных городищах, которые находились на пути «из варяг в греки». Это была примитивная архитектура. И вот любой храм, построенный по древним канонам, восходившим еще к античности, деревянный, а уж тем более каменный, открывал для обращенного из язычников славянина совершенно особое пространство. Переступив порог храма, славянин видел православные иконы, которые не могли не потрясти его воображение. Что было ведомо ему до Крещения Руси? Довольно примитивные изображения идолов, преимущественно деревянных. Вспомним рассказ о статуе Перуна в Киеве — деревянной, лишь с серебряной головой и золотыми усами. Так вот, на место этого изобразительного искусства языческой Руси через храмы приходила православная иконопись, вбиравшая в себя практически двухтысячелетний опыт античной, эллинистической, восточной и собственно византийской живописи.

Наконец, то, что звучало в храме, тоже было поразительно. Ведь, кроме камланий шаманов, волхвов да скоморошьих дудок и бубнов, славянин не слышал ничего. А здесь в храме звучало пение того самого октоиха, осьмогласника, музыкальные конструкции которого восходили еще к античной музыке, которая вбирала в себя музыкальные открытия целого созвездия народов Средиземноморья. Это была музыка самого высокого уровня, и она воспринималась славянином опять-таки как откровение Церкви.

Наконец, звучавшее слово. Да, оно было, к сожалению, полупонятно для славянина, и это потом будет иметь печальные последствия для развития нашей духовной культуры и в особенности богословия. Но все-таки ощущение приоткрывавшегося Слова Божия посещало христианина Древней Руси. Он ощущал себя в храме как в месте, где звучит все-таки его родной язык. Наконец, имея в виду определенного рода инфантилизм всех вот таких примитивных, не имевших развитой культуры народов, славяне, жившие, в общем, в чаде и смраде своих жилищ, потрясались, как любой ребенок, и ароматом фимиама, который исходил из кадил, и, конечно же, ароматом евхаристии. Действительно, переступив порог храма, славянин открывал для себя целый мир — мир преображенного Христом Божьего творения.

Надо напомнить, что богослужебный устав был очень сложным, богослужение было исполнено глубочайшего символизма, который многим, в общем-то, из славян был недоступен, и возникает вопрос: а кто же мог совершать это богослужение в Древней Руси? На Русь приезжали священнослужители, владевшие славянским языком, из Византии, из Болгарии — славянского происхождения. Но очень быстро и епископат, не говоря о приходском духовенстве и монашестве, стал наполняться именно представителями автохтонного населения, которые были объединены именно новым для них, полупонятным, надо сказать, церковнославянским языком. Освоить его было не так уж сложно, но можно ли было на этом языке понять всю глубину литургического предания? Не владея языком греческим, который, напомним, открывал путь не только к литургическим текстам, но и к тексту всей Библии, и к сочинениям Отцов Церкви, пока недоступным славянам.

Конечно, проблема пополнения кадров духовенства в православной церкви решалась легче, чем в католической, в том смысле, что приходское духовенство было женато и сыновья священнослужителей занимали их места в храмах, совершая богослужение, с детства им знакомое. Но вот парадокс: для того, чтобы стать священником, ему практически не нужно было учиться, да и учиться было негде. Славянскую грамоту осваивали даже в тех школах, которые стали появляться на Руси, прежде всего читая Псалтирь, Евангелие и «Апостол», и на этом все заканчивалось. Нередки были случаи, когда с детства выраставшие при храмах дети священников наизусть запоминали необходимые тексты и впоследствии становились священниками, даже не владея грамотой. А мог ли такой малограмотный, умевший лишь читать и писать священник быть полноценным проповедником и миссионером, просветителем и учителем для своей паствы? Впоследствии будут проходить века, и русские приходские священники так и не будут получать образования, так и будут воспринимать богослужение как воспроизведение — впрочем, правильное, соответствующее требованиям устава в своей форме — непонятных им самим литургических текстов.

Правда, в Древней Руси появляется институт, который и в самой Византии всегда и задавал тон богословию, — монастырское монашество. И мы встречаем среди древнерусских монастырских монахов людей, не только хорошо знавших переведенную на славянский язык книжность византийской церкви, но и греческий язык, открывавший им всю полноту церковного предания. Но их было очень немного, и судьба их после начала монгольского завоевания будет во многом трагичной. Но ведь это были монастырские монахи, а главным воспитателем, просветителем древних славян, обратившихся ко Христу, продолжал оставаться приходской священник, который из поколения в поколение учился правильно совершать богослужение, но не знал, почему оно совершается именно так.

Мы часто говорим о том, что христианство на Руси распространилось быстро и почти бескровно, о чем свидетельствует практически полное отсутствие мучеников среди православных просветителей и миссионеров. Но связано это было с тем, что оно было воспринято во многом поверхностно. И впоследствии церковная жизнь Древней Руси будет происходить двойственно. Она будет являть собой типичное двоеверие, когда рудименты языческой религиозности будут сосуществовать веками с часто плохо понимаемыми истинами православного вероучения.

Древняя Русь оказалась, по существу, перед проблемой полудоступности ей полноты церковного предания. И нередко приходится задумываться над тем, а может быть, если бы не этот поразительный в своем величии опыт святых Мефодия и Кирилла, если бы русское духовенство с самого начала было обязано изучать греческий язык, чтобы быть способным совершать богослужение, возможно, наше духовенство гораздо быстрее исполнилось бы более глубокого понимания сути православной веры и смогло бы более глубоко привнести ее в сознание своей паствы? Приобщившись к наиболее культурно богатой форме христианства, существовавшей тогда в мире, Русь оказалась перед практически неразрешимой в тех условиях задачей адекватного, глубокого постижения этой культуры. На это должны были потребоваться века, и веками будет происходить мучительный процесс постепенного усвоения не только мирянами, но и духовенством основополагающих принципов церковной культуры.