Сергей Бодров - главный русский супергерой / вДудь (3)
Я так думаю.
Как вы думаете, чем бы он занимался сейчас?
Ну, у него, несомненно, рост. Он конечно...
Был бы какой-нибудь известной медиаличностью, наверняка.
В политике был бы он?
Я думаю, что он шагнул бы туда.
У него гражданская позиция сильней была, чем
творческое начало.
(Дудь) А гражданская позиция — как бы вы её описали? Что вы имеете в виду?
(Макиев) Ну, вот...
Очень открытый. Душой видел.
Как будто в душе глаза — вот такое ощущение.
Душой видел.
Такие вещи подчёркивал,
которые, я же говорю, людей...
Как сказать?
Вот я живу и не верю во что-то, допустим.
В свой завтрашний день, да?
Потому что Советский Союз поломался даже.
А я вот хотел при Советском Союзе ледоколом стать, к примеру.
А тут всё рухнуло. А он мне говорит: «Да не печалься ты!
Всё нормально, всё только начинается.
Вот они наши дни-то! Вот они!
Молодой! Сильный! Завтра!
Мы всё сделаем! Мы! Мы!»
У меня были случаи: «А познакомьте с Бодровым», — в очень высоких кабинетах.
Я говорю: «Ну, я не знаю. Если он захочет. Я же не рабовладелец».
— (Дудь) А он? Как реагировал? — Ну, я ему передавал. Не знаю, встречался он или нет.
Были ли попытки втянуть его в политическую деятельность?
— Были. — Какие? Расскажите.
Ну, собственно, значит...
Теневая часть моего бизнеса —
это организация избирательных кампаний.
Я учился по этому профилю,
и когда были разные выборы,
я этим занимался.
В частности, в 1999 году я был замруководителя штаба движения «Единство»,
которое сейчас называется «Единая Россия».
Потом там размен был разный,
короче, мне сказали, что я должен войти в политический совет этой «Единой России»,
когда они объединились, там, Лужков — вот это всё.
Шаймиев.
Ну и я просто говорю: «Слушайте, пацаны, ну никак. Ну я не могу, так сказать.
Это какой-то “Джурассик Парк”, а я не попадаю туда. Ну правда!»
«Ну что-нибудь нам придумай».
Я думаю: «Как же мне так, чтобы от меня отцепились?»
Я говорю: «Бодров! Прекрасная идея!»
Так?
Ну я был уверен, что откажется.
— Я даже ему не сказал, что это я его предложил. — Ага.
— Ну конечно он отказался. — Они пошли к нему...
И он отказался, естественно.
Почему «естественно»?
Ну, мне кажется, это постыдно.
Вот я смотрю фамилии...
В принципе, можно их и назвать, если хотите.
— Потому что у нас все деятели культуры... — Называйте.
Бондарчук, Миронов, кто там ещё —
они все состоят в этой партии.
Сидят где-то там, когда Путин выступает, с умными лицами.
То есть я понимаю, что это даёт что-то для их бизнеса.
Может быть, не деньги напрямую, но какую-то поддержку.
Но это всё какой-то Советский Союз. Вот так было...
Мои родители мне говорили: «Мы вступили в Коммунистическую партию,
потому что, будучи в партии, ты можешь большего добиться,
справедливости для людей».
Но сейчас-то другие времена!
Зачем вестись на всю эту хрень феодальную времён Совка,
когда мы живём в другой стране?
Потому что если мы ведёмся, то тогда и страна не будет другой.
В этом проблема.
Я не против, но сам менталитет...
И Бодров тоже считал это постыдным?
Ну, не постыдным. Просто как-то странно.
Ну либо ты работаешь, либо идёшь в политику — тогда занимайся политикой.
— Правильно? — Мхм.
— Ну правильно же? — Ну конечно!
А если ты чё-то там сидишь...
Я не понимаю: вот чего они там сидят? Для чего они сидят там?
Что это вообще даёт кроме какой-то иллюзии,
что, типа, когда придут, как к Серебренникову,
что позвонит Владимир Владимирович, и они уйдут.
Наверно, да. В нашем феодальном государстве
какой-нибудь, там, сидит следователь, он начинает взвешивать
на условных своих весах слепой, этой, Фемиды:
«Так, здесь меня могут отжать, вот с этим, а с Серебренниковым не могут».
Вот про это мы что ли говорим?
В чём фишка?
(Дудь) Вам помогали власти каким-то образом?
О, бывало... Знаешь, как плохо помогали!
— Плохо? — Ну...
— (Джерапов) Откровенно... — Ну смотрите: был счёт на пожертвования.
Вот сколько ты этих денег видел — столько же и мы.
— (Дудь) То есть? Я не видел. — И я не видел (смеётся).
— (Дудь) Ну как так? — Вот так! — Нельзя же обманывать на таких вещах.
(Джерапов) Ну, все там ответят.
Кто обманывал, все будут там отвечать.
(Дудь) То есть смотрите: был счёт для пожертвований,
перечисляли, в том числе, и со всех частей России,
и вы хотите сказать, что из Москвы, из Петербурга..?
(Джерапов) То, что присылали в письмах, до нас доходило.
(Дудь) Когда в конверт купюры клали?
(Джерапов) Несколько чиновников сами передали.
Я знаю. Они просили не говорить их фамилии.
Но сами передавали.
Ну, небольшие деньги были.
Такие тоже были.
Никаких перечислений, никаких денег —
здесь ничего не было такого.
Это вот...
Значит, когда в конверте приходили деньги,
я вечером громко при всех говорил:
вот конверт, прислал тот-то, привёз его вот тот-то.
Вот здесь, там, 200 тысяч рублей.
Я не хотел брать вообще никогда никакие деньги,
но люди говорили так:
«Это же нам в помощь. Человек хочет помочь.
Это единственное, что он может. Он же не может лопату держать».
— (Дудь) Ну и приехать. — «Но у него есть деньги».
«И вот деньги он и прислал».
(Дудь) Я читал, что вы потратили на поиски все собственные деньги.
Насколько это правда?
Давай не будем считать.
Мы точно знаем, что сейчас
с этим уже...
Надо это просто выбросить из головы, и всё.
— Ну то есть это правда? — Ну, да.
Ага. А какого порядка это были деньги?
— Это были..? — Хорошие... деньги.
Одна из главных фишек Сергея — его бесподобная улыбка.
Несколько лет назад в Париже показывали картину, меня пригласили.
Какое-то было кинематографическое мероприятие.
И показывали картину «Кавказский пленник».
Замечательная копия, огромный экран.
И вот когда ты смотришь,
это тяжело конечно,
на живого сына.
Вот эта последняя его улыбка.
Это, так сказать...
Но она действовала конечно.
Она очень действовала на всех:
и в программе «Взгляд»,
и в других его вещах, и в «Последнем герое»,
и...
и в картинах «Брат» и «Брат 2».
И действительно.
Он по этому поводу говорил, что страна доверяла ему.
Это очень редкое такое качество.
Он, собака, конечно был везучий безумно.
— (Дудь) Бодров? — Я везучий сам по себе.
Это знают люди, которые окружают меня: мои близкие, друзья.
Они знают, что я очень везучий человек.
Но это было невозможно! Потому что...
— Везучий плюс азартный! — (Дудь) Ага.
Мы с ним каждый вечер после разбора эпизода следующего дня
играли в кости.
И играли мы серьёзно, на деньги.
Ну, на не бог весть какие деньги,
Но вы знаете, не на бог весть-не на бог весть, а в результате они у меня кончились.
Но там особо они и не нужны были в Дагестане.
А что там? Кормить нас и так кормили.
Они не нужны были, деньги.
Я их все успешно проиграл ему.
И в конце — это подтвердят те, кто помнят эти наши взаимоотношения с Серёжей, — я ему проиграл пиджак.
Причём на полном серьёзе.
Он у меня выиграл... Он не хотел брать! Серьёзно отказывался.
Я говорю: «Серёж, мы играем. Я проиграл тебе пиджак». А как я должен себя вести? Короче, он взял этот пиджак и очень долгое время его носил. И ему везло... Это было какое-то везение за гранью. Вот просто за гранью. Я ничего не мог понять.
Когда ему нужно выбросить две шестёрки, он выбрасывал две шестёрки. Ну это просто вот... Я проигрывал ему вчистую! Это не борьба была!
Это было унижение какое-то постоянное, каждый вечер. Вы сказали, что ездили на съёмки «Брата». — Это первого? — Первого, да.
Вы понимали, что снимается культовое кино? — Что вы находитесь внутри создания чего-то... — Этого никогда не знаешь.
Никогда этого не знаешь.
— Нет конечно. — Мхм.
Нам было очень интересно, но...
Балабанов не такой человек... С ним приятно выпивать
и вообще общаться — он такой, крепкий уральский мужик. Я помню, как-то мы аж заночевали у него дома. И с утра сушняк был ну такой!
Потому что, честно говоря, приняли изрядно. Эти душевные разговоры о России
довели нас до состояния тяжёлого алкогольного опьянения. И с утра у меня первая мысль:
«Ну, сейчас пойдём куда-нибудь, там, в баню. Или хотя бы супчик».
Знаете, куда меня повёл Балабанов? Натощак.
— (Дудь) Нет. — В кунсткамеру!
Показывать вот этих жутких младенцев в банках. (Дудь) А зачем?
Так он устроен был.
Я потом эту штуку... Вот я вам сейчас первый раз её рассказываю. Я вдруг стал через неё смотреть,
ну, через призму своего этого личного опыта, смотреть на его фильмы. Вот эта его парадоксальность.
Он, естественно, не хотел, чтобы меня стошнило в этом прекрасном учреждении. — А вас стошнило? — Нет. Но почти.
Но это вот была его формула выхода из тяжёлого, значит... — Представляете? — Супер, да.
Он прямо вот такой человек.
И я вот под этим углом потом смотрел «Груз 200», другие его фильмы, —
что там есть вот эта какая-то штука, такой огонь, который вот прямо...
Есть ли самое сумасшедшее проявление славы Бодрова, которое на ваши глаза попадалось? Ну пример. Например, когда он снимался на Кавказе, целые батальоны людей приезжали туда — ну просто вот целый батальон приезжал сфотографироваться с Бодровым. Они прерывали учения или просто на выходной уезжали из части и приезжали. Что-то, что вы видели своими глазами. Ну вот жуткая была история, конечно. Это «Олимпийский». Первый «Последний герой».
Его же вёл Серёжа, и мы...
Был такой у нас ещё,
когда закончилась последняя серия «Последнего героя», в этот же вечер вроде был «Олимпийский», где, там, «Би-2», ну вот все вот эти группы, Бодров на сцене, какие-то там тигры на сцене — в общем, как всегда, это огромное шоу. И когда всё закончилось,
толпы людей, которые пришли, и он... Ну это Ходынка просто.
Как он там вообще, как мы все спаслись там... — А они хлынули к нему? — Да. Чтобы с ним сфотографироваться.
А, он просто вышел со сцены куда-то в общедоступное место? Нет. Мы выходили через служебный вход «Олимпийского», и уже все... Там огромная толпа.
Причём там такие пандусы, ты не видишь: ну, человек сто-двести стоит.
А потом я прямо вижу, что на них наваливается толпа. Как только первые вспышки стали работать на фотоаппаратах, остальные люди, темно же, там поняли, что он здесь. И прямо они хлынули. И это жуть конечно.
(Дудь) Я понимаю, что это довольно жестокий вопрос, но всё равно. Вот смотрите.
— Верх, видимо, до камня метров сто или... — Больше.
Больше. Может быть, несколько сот метров. Мы видим эти валуны, которые весят несколько тонн. Ну ведь у вас же не было никаких сомнений, что никто живым остаться не может? Смысл ты хочешь понять? Я понимаю. — (Дудь) Да. — Почему, да? А вот...
Ну, на тот момент я финансово как бы мог. Деньги были. Ко мне подходят женщины и говорят: нас хотят выгнать отсюдова. — Я говорю: никто нас не... — Женщины, которые искали?
Ну, матери, да. Две женщины.
Это Роза и Таира.
— Роза — это мать главного героя, осетина? — Главного героя, да.
А Таира — мать девочки пятилетней.
Она подошла ко мне с фотографией и говорит: «Вот, я... Моя дочка вот».
(Дудь) А девочка тоже играла?
Она не играла. Она ехала в село. Они там живут, в Даргавсе. Говорит: «Я хочу... Мы можем её найти?» Ну, она тоже уже не... в каком состоянии, да?
Я им говорю: «Нас никто не выгонит. Что вы переживаете? Мы найдём туннель, посмотрим, что там в туннеле. Я не могу пообещать, что кого-то найдём, потому что я не видел,
но я вам обещаю, что мы в него зайдём». (Дудь) Если бы на полчаса раньше или на полчаса позже... (Макиев) На пять минут достаточно было.
— (Дудь) То их бы не смыло? — Да.
(Макиев) К вопросу, почему я задержался, например, да? Значит...
Я Серёже говорил: «Серёжа, здесь святые, ну, много энергетических мест.
Нам надо, как говорится, в традициях наших помолиться, чтоб всё было хорошо».
И он мне сказал: «Сослан, только не сегодня!» Вот он ещё так... Почему «только не сегодня»? Я говорю: «Да уже всё готово. Вон...» Он говорит: «Только не сегодня. Давай завтра». (Дудь) А вы перед предлагали помолиться? Перед, естественно.
Вот. И когда закончились съёмки,
я такой скорости никогда не видел, с какой скоростью группа собралась. Как быстро — вот как по тревоге.
И все спустились вниз.
А мы, ещё один администратор,
два администратора, остались наверху, чтобы устроить, там, технику оставили с ОМОНовцами, лошади и так далее, и так далее.
И вот когда мы уже спускались вниз, то есть по горе такая дорога, она идёт вот так по горе змейкой, и вот когда мы уже сворачивали с этого места, где съёмка,
