Batygin – Russian science celebrity / Батыгин – русская звезда мировой науки (3)
— в 2006 или 2005. — В шестом, да.
— Майк Браун сказал, что
Плутона не существует.
Ну то есть что Плутон — это не планета.
— У него даже в Твиттере аккаунт называется Pluton Killer. — Да.
— И теперь он же
открыл девятую планету.
Для начала, коротко, почему Плутон не планета?
— Потому что маленькая? — Плутон очень маленький, да.
— Тут по правде, если сказать больше, то
Плутон, когда он… Когда его открыли
в 30-м году, его открыл астроном по имени Клайд Томбо.
И когда Плутон открыли,
на тот момент как ни странно
тоже искали большую планету за пределами Нептуна
и подумали, что Плутон — это и есть вот эта вот большая планета.
Изначально подумали, там теория была, что
у Плутона семь земных масс.
Оказывается, что он в 500 или в 5000 раз меньше, чем Земля.
То есть это…
Факт, что его изначально назвали планетой, это была ошибка.
— А-а.
— То есть такая маленькая штуковина не может считаться планетой?
— Да.
Это разница между материком и островом.
Весь вот процесс
астрономии, как вот мы ищем
объекты в дальней Солнечной системе, включая девятую планету.
Это просто берешь телескоп,
смотришь, например, туда.
Если ты думаешь, что там что-то есть.
Ты смотришь туда и…
делаешь фотографии,
одну за другой каждую ночь.
И если ты сделал три…
то ты можешь найти…
Три — это минимум, который… То есть, три дня — это минимум, чтобы
найти какой-то объект в Солнечной системе. Почему?
Потому что за три дня Земля движется.
Окей?
Земля движется по своей орбите.
Да?
Звезды, которые
галактические, которые, считай, бесконечно от нас далеки,
они не двигаются на небе.
А объекты внутри Солнечной системы двигаются.
Это тот же самый эффект, как если ты едешь на машине,
да, и смотришь там…
Сто километров от тебя есть какое-нибудь облако.
Облако — тебе кажется, что оно не движется.
А дерево, которое ты проезжаешь —
тебе кажется, что оно движется.
Хотя
реально, что случается, — и облако, и дерево просто
стационарны, и ты движешься, но
тебе кажется, что вещи, которые ближе к тебе,
движутся быстрее — это называется параллакс.
И это…
эффективно, то есть, это настолько вот просто.
То есть чтобы найти объекты
в Солнечной системе, надо просто каждую ночь
фотографировать небо.
— Как это выглядит в бытовом смысле?
Вы гоните в обсерваторию…
— Она на Гавайях находится? — Да, обсерватория на Гавайях.
— Так. И ночью смотрите.
Во сколько вы на фотоохоту эту выходите?
— Мы выезжаем где-то в пять часов.
То есть в пять часов вечера мы едем наверх.
Уезжаем где-то в шесть утра.
— Всю ночь вы пялитесь в телескоп.
— Всю ночь.
— Так, я слышал, что он какой-то дико дорогой.
— Да, значит телескоп, который мы используем,
это Subaru-телескоп.
Subaru-телескоп — это национальная обсерватория Японии.
— Но на Гавайях?
— Он на Гавайях, да.
— А мы из Америки. — Да, Гавайи — это территория США.
— Гавайи — территория США.
Значит, на…
этой самой… на Мауна-Кеа — это гора на большом острове,
там…
что-то типа 12, может быть, 13 сейчас телескопов.
И там есть японский, американский, английский, канадский телескоп.
Там телескопы со всего мира.
Это, значит…
Вот верх Мауна-Кеа и еще есть гора в Чили —
это наверное самые хорошие места для астрономии вообще в мире.
Потому что там много, много сразу факторов играет.
Это насколько влажный воздух.
Чем менее влажный воздух, тем лучше.
Насколько турбулентная атмосфера — чем менее… Если ты просто
находишься в части Земли, где атмосфера менее турбулентная,
это хорошо для астрономии, потому что свет не преломляется.
То есть, естественно, высота.
То есть все это играет огромную роль.
Не знаю точно,
сколько он стоит, но, по-моему, он стоит что-то типа
доллар в минуту.
— Доллар в секунду, я слышал. — Скорее доллар в секунду.
— И типа за ночь получается $20 000 вот эта вся история. — Да, звучит правильно.
— А кто за это платит?
— Значит…
Отчасти за это платит японское правительство,
это их национальная обсерватория.
Когда мы это делаем, мы делаем это через так называемый exchange.
Значит, есть
японский телескоп.
Около него есть американский телескоп, два, которые называются «Кек».
В которые CalTech сделал огромные вложения.
И поэтому несколько ночей в год
мы меняемся.
Астроному из
CalTech, из других университетов
в Калифорнии, нужно использовать
Subaru, то тогда японцам дается ночь на «Кеке».
— Пока это гипотеза, да?
Пока вы предположили, что это девятая планета?
А когда это оформится в открытие?
То есть когда это будет считаться открытием?
— Я думаю, что
в момент, когда мы получим первые
фотографии планеты, это будет закрытый вопрос.
Это будет закрытый… То есть это станет фактом, и это откроет
огромное количество новых интересных научных вопросов.
Но эта гипотеза станет фактом.
— Подожди, ну это прогнозируемое какое-то время или нет?
То есть, вот фотография. Вам надо ловить это, как лотерейный билет?
— Примерно да.
— То есть вы ловите эти фотки
и можете ловить их хоть всю свою жизнь?
— Потенциально, да.
— Если, например, какой-нибудь японец, или англичанин, или русский
параллельно увидит эту планету, значит открытие станет его?
— Да, это будет… Я буду очень счастлив.
То есть я… я…
Как сказать, я, с одной стороны, хотел бы быть первым, кто увидит
свет девятой планеты, с другой стороны —
было бы…
в сто раз лучше, если бы ее кто-то открыл
быстрее, чем…
чем ждать еще там…
десятилетиями.
— Смотри, а почему предположили только вы?
Предположить же мог… Вы как-то доказывали это предположение?
— Да, конечно.
— Потому что в целом и мы с Серегой могли туда приехать и предположить, что есть девятая планета.
— Да, то есть, естественно,
предположить, просто…
Фантазировать может каждый. Можно сказать:
«А может там две?»
— «А может там как минимум…» — Близняшки.
— Как бы…
То, что отделяет
нашу работу от…
обычного фантазирования —
это то, что…
это математическое доказание.
Это динамическая структура
Солнечной системы за Нептуном,
которая выглядела бы по-другому, если бы девятой планеты не было.
То есть…
весь трюк был в том, чтобы понять, что
орбиты…
астероидов, которые
за Нептуном…
имеют очень специфическую структуру,
которая в себе таит…
таит «сигнал» девятой планеты.
— О том, что за Нептуном есть нечто, что вот эту структуру и делает?
— Да, то есть мы
этого не знали до наверное
середины 90-х годов, но
за Нептуном есть второй пояс ледяных астероидов.
Большинство людей знакомы с обычным поясом астероидов,
который между Марсом и Юпитером,
то есть когда летит астероид, все думают об этих астероидах,
но в Солнечной системе, оказывается, есть еще один
пояс астероидов за пределами Нептуна,
который открыли относительно недавно.
И вот именно структура орбит вот этого второго
пояса астероидов, которая показывает,
что в Солнечной системе есть еще одна планета.
— Если я ничего не путаю,
в «Теории Большого взрыва»
Шелдон Купер, он же занимался теорией струн, да?
— Да, теорией струн, да.
— Да. И там был какой-то момент,
когда он в депрессию впал из-за того, что ну невозможно было это доказать.
Он даже из науки собирался уходить.
— Да.
— Ты задавал себе вопрос, что будет с тобой,
если найти вот эту планету тебе не удастся?
Если годы будут идти — тебе будет 40, 50,
а она все никак не просвечивается в телескоп?
— Я вижу следующую вероят… Два вероятных случая.
Номер один — это просто, что
мы ждем, мы продолжает, и или мы,
или кто-то другой,
или, может быть, просто автоматический телескоп, потому что сейчас
следующее поколение телескопов, как
проект есть, называется LSST.
Это будет просто автоматический телескоп, который будет
небо снимать каждую ночь.
Не все небо, но большой сектор неба.
Может быть, один из вот этих проектов ее откроет.
Окей? Супер. Потом…
Опция номер два.
Это что…
Мы…
Мы сделали какую-то огромную ошибку,
и вот эти 0,2%…
вероятности…
показывают, что вот эта вот структура,
про которую я говорил — структура
астероидного пояса за Нептуном —
она, может быть, не существует, мы ее…
мы неправильно поняли, что-то такое.
И девятой планеты просто не существует, окей? Это…
тоже возможность, у нее вероятность есть 0,2%.
Самое странное будет, если
эта структура существует,
и мы…
не найдем девятую планету, и никто его не найдет там десятилетиями.
Это будет действительно…
Это будет действительно…
странно, и тогда надо будет
начинать, я думаю, думать о более экзотических
вариантах.
Типа, может быть, у Солнца есть
гало темной материи или что-нибудь такое,
то есть, надо будет думать дальше.
— Ну тебе страшно?
— Ты знаешь, нет, мне не страшно, потому что тут,
тут нечего бояться.
Окей? Вот я хожу в клуб бокса,
и по субботам мне набивают морду —
тогда мне страшно.
Окей? А когда там планета —
it's OK, как бы.
— И главный вопрос по самой этой теме.
Когда вы предположение это сделали, был ажиотаж.
Про тебя очень много писали, несколько дней ты был прям
звездой не только науки, но и вообще.
Но возникает вопрос.
Вот докажут…
Вот скажи мне, американец.
Это из фильма «Брат».
— Да-да, я помню, я просто…
Я почувствовал себя
тринадцатилетним опять, когда я смотрел этот фильм.
— Да, вот скажи мне, американец.
Откроешь ты эту девятую планету.
И что?
Вот что от этого будет нам,
нам всем простым ребятам, которые не из науки?
Хм… Это отличный вопрос.
Смотри.
Значит, сделает ли это
каждодневную жизнь… изменит ли это каждодневную жизнь? Конечно же нет.
Да? Не то, что там…
все будут ходить и говорить: «Девятая планета есть.
Я теперь буду жить по совести».
Это скажет ноль людей.
Окей? (смеются)
— А хотелось бы!
— Можно мечтать, но
(смеются)
— Но, при этом,
это полностью изменит
наше понимание
дальней Солнечной системы.
Почему это важно?
Это важно, как мне кажется, потому что
вот человечество вообще — у нас есть что-то в ДНК,
что делает нас
несчастливыми, когда мы не…
не ищем чего-то нового.
Да? То есть человечество…
Может быть, это просто эволюционная вещь,
когда у нас есть…
какой-то драйв, чтобы…
Вот ты живешь там в какой-нибудь норе —
тебе надо обязательно узнать, а что там, за горой?
Там что-то есть или там ничего нет?
Когда ты доходишь до океана — а что за океаном?
Есть там что-нибудь еще? И когда ты изучил
в первом приближении эту планету, то
это тот же самый драйв
дает вопрос: а что за пределами нашей планеты?
А что живет за пределами конца Солнечной системы?
Вот этот интерес — это фундаментальная часть человечества.
— Допустим, кто-то найдет эту планету.
— Круто, если это будет Батыгин. — Да.
— И что дальше?
Вот что нам с этого?
Что вот Сереге, который сидит и хохочет сейчас вот за?..
— Вообще ничего.
Это — главная тайна науки.
Ты вот знаешь… Ты сейчас… Это хороший вопрос.
Я его часто слышу.
Ты вот прям рассуждаешь, как Путин.
Не ожидал ты такого сейчас, да?
Вот когда Владимир Владимирович рассказывает
про фундаментальную науку, он прям
говорит так:
«Нам нужно вкладывать в фундаментальную науку,
чтобы через три года мы совершили
какой-то прорыв».
Да?
Нет.
Фундаментальная наука —
это загадочная вещь.
Это как знаешь?
Если ты строишь красивые дома,
там живут люди лучше, чем они живут в уебищных домах.
Если ты в детстве людям даешь разную музыку,
они вырастают как будто более интересными людьми,
чем если ты не даешь.
Фундаментальная наука — это штука, которая есть.
Весь… Вот эти все айфоны, все вот это —
это побочный продукт.
Это результат того, что какой-то другой Батыгин
когда-то сидел, вот
пример, как открыли матрицы для этих камер.
IBM
такие говорят: «Чуваки, нам кажется, что
полупроводники — это бомба.
Изучайте их».
И вот они значит собрались все, изучают.
И два чувака как-то вечером встречаются и говорят:
«Вот мы пытаемся сделать память
на основании полупроводников, но там в соседнем кабинете чуваки нас уже обогнали.
Нам нужно другое что-то срочно придумать».
Они за полчаса там набросали штуковину.
На следующий день ее собрали, все.
И за это через каких-то там сорок лет получили Нобелевскую премию.
Потому что они просто собрались
и такие типа: «Будет прикольно,
если из этого можно сделать камеру».
И это было не наоборот — они не собрались и не такие типа:
«Давай сделаем камеру».
А это так работает.
Это все — побочный продукт.
— Если коротко,
если на другую метафору, то есть по сути,
наука — это вот поле.
Это чернозем.
— Да.
— Ты из Тамбова, кажется? — Конечно.
— Это чернозем, который нужно поливать.
И что-то оттуда, при условии, если не будут пиздить…
— Да, конечно.
— Оттуда какие-то полезные штуковины произрастут. — Всегда.
— Всегда произрастают.
Не было ни разу… Не было такого, что люди
вкладываются в фундаментальную науку,
фундаментальная наука развивается, и ничего не происходит. Потому что…
Вот я говорил там про ученых, которые всей душой этим болеют.
Знаешь, например… В Венгрии…
было большое количество интересных теорем доказано в концентрационных лагерях.
— Ой. — То есть люди