×

我们使用cookies帮助改善LingQ。通过浏览本网站,表示你同意我们的 cookie 政策.


image

вДудь, ВИЧ в России / HIV in Russia part 1 (2)

ВИЧ в России / HIV in Russia part 1 (2)

— Парню на свидании говорят, что у девушки ВИЧ, и он говорит «окей»? — Да.

Значит... Да. В чём...

Я согласен, что это, ну, странно.

Мне, наверное, в чём-то повезло с учителями. Мне очень повезло с родителями.

Почему — потому что я помню, первое:

в школе нам достаточно адекватно году в 98-м,

то ли это было на биологии, то ли это кто-то приходил с какими-то лекциями,

давали тему по ВИЧу

и, собственно, про презики.

Вот эта история, что презервативы защищают. В 98 году!

— В питерской школе? — Да.

— Мгм.

И у меня были очень вменяемые родители, с которыми я говорил о сексе

и которые, более того, понимая, что я с ними не могу обсуждать, может быть, всё,

они мне покупали очень прикольные книжки.

Например, есть такой чувак Ди Снайдер из группы Twisted Sister.

И он написал книжку о пубертате для мальчишек:

о взрослении половом, о половых инфекциях, о том, как себя защитить.

И там тоже огромное внимание, в этой книжке, было уделено презикам.

И у меня лет с 13-14 в голове засело,

что, собственно, ВИЧ — это некруто,

про лечение, естественно, я ничего не знал на тот момент,

но я знал про то, что защититься от него возможно с помощью презерватива.

И второе, уже когда я познакомился с Машей,

я несколько лет работал в организации, которая занималась помощью

людям, выходящим из мест лишения свободы.

Среди них ВИЧ-инфекция была довольно-таки частым явлением.

И я понимал в общих чертах, что бывает лечение

и если сильно напрячься, его (ВИЧ) можно как-то вырубить.

Чем ВИЧ отличается от СПИДа?

СПИД — это запущенный ВИЧ.

Если не лечиться, если не принимать терапию,

если отказываться

и не признавать вообще существование вируса иммунодефицита человека,

то в конечном итоге ВИЧ превратится в СПИД и ты умрёшь.

Например, самая известная по этому поводу история.

Сейчас часто говорят про ВИЧ- диссидентов здесь в России.

Но ВИЧ-диссидентство, как мы понимаем, — это не русское изобретение.

ВИЧ-диссиденты появились там, где появилась эпидемия, — в США.

Так вот, был в Америке такой журнал, выпускаемый ВИЧ-диссидентами,

который прямо из месяца в месяц рассказывал о том, что никакого вируса нет,

посмотрите, там, Мэгги из Массачусетса,

она живёт уже 15 лет с вирусом, и ничего —

ей говорят, что у неё вирус, а у неё всё нормально и трое детей.

Журнал закрылся. Причина прекрасная:

все сотрудники редакции умерли от СПИДа.

(Дудь) Расскажи, как у тебя появился ВИЧ.

У меня была любов. Опять же ж.

Естественно, мне казалось, что это навсегда и всё такое.

— Сколько тебе было лет? — 16.

Так.

Мы встречались.

Причём, наверное, может быть, первые полгода у нас не было секса.

То есть я в этом плане, ну...

Я не умею, как бы, там, из серии «секс — не повод для знакомства».

Не то чтобы я шибко принципиальная,

просто я не чувствую человека, и не понимаю, как бы — да? — то есть...

Вот.

Потом у нас был секс, и бла-бла-бла.

Я думаю, что это то ли с первого, то ли со второго раза получилось.

И всё.

А осенью уже я хотела ложиться на полное обследование

в Военно-медицинскую академию.

Мне сказали стандартные анализы вот эти базовые сдать для госпитализации.

Я их сдала благополучно.

Пришла в кабинет к врачу. С мамой.

Потому что я же ещё мелкая была. Я без неё ничего не могла.

Дала справки. Он так посмотрел, говорит: «Ну а чё ж ты не сказала, что у тебя ВИЧ?»

Вот так я об этом узнала.

Вот.

То есть. И...

У меня сразу вот эти все карты в голове сошлись: про этого человечка...

Ну, потому что он практиковал всё, что можно было практиковать.

— Он был наркоманом? — Ну да.

На тот момент, мне кажется, в Кировском районе вообще трезвых людей не было.

Ну, потому что родители все батрачили на заводе.

Не то что это были какие-то там плохие люди.

Просто все работали вот это вот «в три смены», знаешь?

У меня мама работала воспитателем, а ночью в этом же садике — сторожем.

Ну просто чтобы выжить, вот это вот.

И на тот момент кто что мог, то долбил.

Клей «Момент», я не знаю, анашу — ну, вот это вот всё.

Поэтому да, он подкалывался, я об этом знала.

— Почему он тебя заразил? Вы не предохранялись? — Мы не предохранялись.

Я считала, что презервативы нужно использовать вот той Тане во дворе, которая всем даёт.

— Таня? — Ну, у нас такая была Таня...

Она, наверное, в каждом дворе в те времена была —

такая Таня, к которой мог пойти каждый и поиметь секс.

А я такая была больше как пацанка что ли.

Я со всеми бегала по каким-то крышам, гудрон жрала со всеми вместе, и так далее.

Ну то есть вот обычная пацанка.

И ко мне в принципе мало когда подкатывали с какими-то этими историями.

Мне казалось, что вот Тане 100% нужны презервативы,

потому что у неё по несколько человек в неделю,

ну, и стрёмно, а мне не надо.

Потому что у меня серьёзные отношения как бы.

Может быть, тогда ещё просто логические цепочки, в 16, не особо возможны.

Нежелательная беременность — об этом вы не думали?

То есть своему ровеснику ты доверяла как мастеру всё сделать вовремя?

Вот именно, что у меня была эта иллюзия —

что если раньше вытащить, то ничего не произойдёт.

И слава богу, меня пронесло,

потому что предэякулят — он ровно так же как бы,

в общем-то, может гарантировать беременность.

— Давай просто я проговорю это? — Давай.

— Забеременеть можно, даже если кончил не внутрь. — Да.

Просто потому что идут выделения, которые сравнимы со спермой.

Ну, там, да, перед тем, как мужчина кончил,

есть ещё одна жидкость, в которой тоже достаточное количество...

— Потенциальных детишек. — Да.

Да.

Вот.

И конечно мы все, там, срочно пользовались «Мирамистином».

До и после вот этого вот.

Обязательно надо пописать после полового акта.

И это 100% почти ото всего избавляет.

Ну и раньше времени как бы

успеть вытащить.

Но эти глюки были только потому, что с нами никто не разговаривал.

Моя мама вообще на слово «пенис» реагировала — была красная, как эта стена.

Я в принципе всю информацию узнавала от таких же ровесников, как и я.

Наивняк такой.

Я никогда не воспринимал Машу как больную чем-то.

Я...

Ну, то есть для меня это как-то даже странно.

Для меня больной — это человек в терминальной, может быть, стадии ВИЧ-инфекции,

то есть в стадии СПИДа, когда у него саркома Капоши, туберкулёз,

он лежит, и должен его держать за ручку, потому что он уходит.

Ну, а Маша... — красотка,

офигенная полноценная женщина просто.

Чё её жалеть как бы?

Ну... (смеётся) Нет.

Как отреагировала мама? Она с тобой находилась в..?

Она со мной была в кабинете, я сидела на стуле.

Она стояла около стены, и я так слышу: она сползает медленно.

И как бы... Сказать, что я напугалась за неё — это ничего не сказать.

Ну, чтобы понимать, моя мама два раза в жизни курила, и её засмеяли.

Ну, потому что «не надо, Валя».

Пару раз в жизни ругалась матами, и ей то же самое сказали:

«Валя, тебе не идёт. Не надо смешить людей».

Ну и пару раз в жизни бухала.

То есть она такой педагог младших групп, да? и тут у неё просто, видимо, рушится мир, её работа накрывается медным тазом.

Ну как бы... Она вырастила не одно поколение в нашем дворе.

— И я прям... — Потому что дочь..? — Да.

Да.

И у неё прям паника. Вот.

И нам врач, короче, сказал о том, что, естественно, меня никуда не положат,

потому что нужно дальше дообследоваться и так далее.

Но, слава богу, он тогда сказал: «Езжайте в Центр СПИДа.

«Там вам всё расскажут».

И опять же... Ну вот я говорю: это какой-то благословенный день, из серии,

потому что мы сделали всё по рекомендациям.

Мы поехали в Центр СПИДа, с нами разговаривал эпидемиолог.

Она с мамой проговорила часа полтора. Вот.

Мне она быстро разъяснила всё. Она поняла, что я не особо в анабиозе.

Она: «Всё нормально, жить будешь.

«Сюда, главное, ходи, анализы сдавай — и всё чин чинарём».

А с мамой она проговорила часа полтора.

Она ей объяснила, что ни в какие санэпидемстанции сообщать не надо,

что это не сифилис, не туберкулёз,

когда идёт вот эта вся история.

И как бы...

Мы поехали домой плюс-минус уже спокойные. Вот.

Когда я приехала домой, мама позвонила медсестре в детский садик.

И там из серии: «Таня! Всё!»

Она говорит: «Выдыхай! нормально всё. Ты никуда не должна сообщать.

«И лучше не ори об этом, чтоб у тебя потом дочку не съели с говном во дворе».

И всё.

Мама дальше начала работать.

Ей объяснили, что я безопасна в бытовом плане.

Я ни разу в жизни не видела отдельную кружку, ложку, расчёску, полотенце.

После меня не санировали всё что можно.

Ей очень доходчиво вложили информацию, которая помогла ей успокоиться.

Допустим, я узнал, что у меня ВИЧ. Что я должен делать?

Ну, здесь просто.

Надо узнать адрес Центра СПИД,

— в каждом регионе у нас есть такой Центр,

в столице регионе, в столице области —

и туда идти срочно, и вставать на учёт,

и получишь таблетки через некоторое время после обследования.

Если сочтут, что у тебя состояние угрожающее,

то сразу же выдадут лекарства бесплатно.

Центр СПИД — это типа поликлиника, которая занимается конкретно ВИЧ и СПИД?

Да, это специальная поликлиника, которая ВИЧ и СПИД занимается.

— А у тебя рука болит, да? — Рука болит ещё больше.

Я решил, что я велосипедист.

Толстый. Решил на работу ездить на велосипеде.

30 км туда, 30 — обратно.

— Думаю: «Пять дней в неделю, 60 км каждый день — в порядке. Подскину маленько». — Но?

— Я понял, что... — Подскинул здоровья в итоге? — Нет. Другая маленько история.

— Не то что Россия — Новосибирск не предназначен для велосипедистов. — Правда?

Да.

Меня прямо на трассе притёрли к отбойникам, улетел и связки порвал.

А это где-то вот там было, где ракета «наш ответ Трампу»?

Нет.

С другой стороны города.

— А-а. Ну, близко. — Ну да.

Что Варламов говорит про велодорожки в Новосибирске?

Я не знаю, кто такой Варламов, и не знаю, что такое велодорожки в Новосибирске.

Ага. Ну прекрасно.

(автомобильный шум)

(Дудь) Чё-то мы далеко от центра уехали.

(Ульянов) Да! Ну потому что хорошие, добрые дела делаются далеко от центра.

— (Дудь) Правда? — Да!

— (Дудь) Что здесь? Здесь твоё производство? — Да.

Почему здесь?

— Аренда дешёвая. — Это сколько?

50 рублей за квадратный метр.

Так.

И сколько там метров?

80 с копейками. 81-82.

— То есть реально можно брать в аренду что-то в России за 4000 рублей в месяц? — Что-то далеко от центра.

Погнали.

(собачий лай, лязг замка)

(Дудь) Выглядит как место, где заложников держат для выкупа.

(Дудь громко чихает) Расти большой!

Пылинка!

— Ты на производстве. — Да-а!

— Слушай! Очень вкусно пахнет краской. Это оттуда? — Да.

— Там покрасочный этот..? — Там малярка, да.

Слушай, так здесь можно токсикоманить, нет?

— Или у вас респираторы? — Ну, мы в респираторах, в масках работаем.

(Дудь) Что вы тут делаете?

(Ульянов) Изделия из искусственного камня и вообще

(Дудь снова чихает) всякое, всякое, всякое.

Так?

Матрицы снимаем, собственно, балясины, малые архитектурные изделия.

Всё то, с чего можно снять матрицу, и всё то, что красиво блестит и долговечно.

Вот это что такое? Это столешница с раковиной сразу.

Да.

Это «интегрированный камень» называется.

А как это происходит? То есть в чём твой бизнес?

Тебе заказывают такую столешницу, и ты её делаешь?

Грубо говоря, да.

Это одно из направлений, которое мы делаем.

А кто заказывает? Магазы или люди?

Нет, люди. Это индивидуально, это не потоковое производство.

Сделать одно и то же изделие два раза одинакового размера

и одинаковой формы не получится.

Не получится, и просто нахуй надо?

Это индивидуальная работа, индивидуальный заказ.

Сколько такая столешница стоит, если бы я заказывал её к себе в Москву?

Ты?

Допустим, мы не знакомы, то есть я с улицы пришёл.

— Тем более ты. — Д-да.

(оба смеются) Хорошо.

Э-э, тысяч, наверно, сорок.

Я написала очередной текст про ВИЧ, писала, писала, писала,

и мне нужно было прийти на общественные слушания,

которые были посвящены тому, как СПИД Центр будет дальше жить.

Кроме моих знакомых из общественной организации,

которые меня в целом в контекст вводили,

там оказалось ещё какое-то количество людей мне неизвестных, в частности пациентов.

И вот один из них поднялся и давай задавать министру здравоохранения вопросы.

Такой, в очочках, в галстучке то ли в рубашке — в общем, довольно цивильный,

но мне показалось, что это какая-то маска что ли была, что они в жизни не такой.

Я к нему подошла взять комментарий, что-то ещё.

Ещё через несколько дней или неделю он написал,

что хочет мутить какую-то акцию протестную, вроде как пикеты,

за доступ к таблеткам, которых тоже тогда не очень хватало.

«Приходите, Маргарита, напишете».

Я говорю: «Ну, ок. Как будешь собираться мутить, я приду».

Он говорит: «А пока до этого пойдём я тебя на вейке покатаю.

«Там у нас озеро». Вот это всё.

А я говорю: «Ммм, нет». А я только развелась, у меня ребёнок маленький.

Короче, я, ну, работаю как не в себя.

Какой..? Чё-то какие-то..? Что? Пациенты? Озеро? Кататься?

И просто на исходе лета думаю:

«А чё я теряю-то? Пойду схожу познакомлюсь хоть, чё за чувак», — ну и сходила, всё, и...

Зашёл в гости, так и не вышел, в общем.

— Уже три года? — Ну, по-моему, да.

Да, у меня была такая мечта из разряда ебанутых мечт —

поехать зимой на Байкал,

увидеть этот прозрачный лёд, который мы видим в соцсетях и так далее.

А это как раз был тот период, когда у нас с Ритой завязывались какие-то отношения,

и не было у меня решения: быть мне с этой девушкой или не быть —

и я сказал Рите о том, что я собираюсь туда, с тобой или без тебя я поеду,

на что Рита сказала: «Конечно я поеду».

И меня вообще подкупают в этой девчонке вот такие вещи —

она не думая это делает, на автомате.

И... меня это тронуло.

Естественно, мы туда приехали, и там как-то всё получилось.

И я там уже принял окончательное решение строить семью с Ритой.

Вот объясни для всех тех, кто подумает:

«Блин! Она стала встречаться с чуваком, у которого ВИЧ!»

Почему тебя это не смущало?

Потому что я знала, что ВИЧ- положительный человек,

принимающий регулярно и ответственно терапию,

не может передать вирус дальше никому.

Вообще никак?

Ну, по данным исследований, которые мы читаем на профильных медиа, да.

Потому что, в конце концов, если бы меня сильно что-то смущало,

и в общем это был такой какой-то период притирки,

ну, презервативы — наши друзья, чего уж?

Поначалу мы не планировали детей.

ВИЧ в России / HIV in Russia part 1 (2)

— Парню на свидании говорят, что у девушки ВИЧ, и он говорит «окей»? — Да.

Значит... Да. В чём...

Я согласен, что это, ну, странно.

Мне, наверное, в чём-то повезло с учителями. Мне очень повезло с родителями.

Почему — потому что я помню, первое:

в школе нам достаточно адекватно году в 98-м,

то ли это было на биологии, то ли это кто-то приходил с какими-то лекциями,

давали тему по ВИЧу

и, собственно, про презики.

Вот эта история, что презервативы защищают. В 98 году!

— В питерской школе? — Да.

— Мгм.

И у меня были очень вменяемые родители, с которыми я говорил о сексе

и которые, более того, понимая, что я с ними не могу обсуждать, может быть, всё,

они мне покупали очень прикольные книжки.

Например, есть такой чувак Ди Снайдер из группы Twisted Sister.

И он написал книжку о пубертате для мальчишек:

о взрослении половом, о половых инфекциях, о том, как себя защитить.

И там тоже огромное внимание, в этой книжке, было уделено презикам.

И у меня лет с 13-14 в голове засело,

что, собственно, ВИЧ — это некруто,

про лечение, естественно, я ничего не знал на тот момент,

но я знал про то, что защититься от него возможно с помощью презерватива.

И второе, уже когда я познакомился с Машей,

я несколько лет работал в организации, которая занималась помощью

людям, выходящим из мест лишения свободы.

Среди них ВИЧ-инфекция была довольно-таки частым явлением.

И я понимал в общих чертах, что бывает лечение

и если сильно напрячься, его (ВИЧ) можно как-то вырубить.

Чем ВИЧ отличается от СПИДа?

СПИД — это запущенный ВИЧ.

Если не лечиться, если не принимать терапию,

если отказываться

и не признавать вообще существование вируса иммунодефицита человека,

то в конечном итоге ВИЧ превратится в СПИД и ты умрёшь.

Например, самая известная по этому поводу история.

Сейчас часто говорят про ВИЧ- диссидентов здесь в России.

Но ВИЧ-диссидентство, как мы понимаем, — это не русское изобретение.

ВИЧ-диссиденты появились там, где появилась эпидемия, — в США.

Так вот, был в Америке такой журнал, выпускаемый ВИЧ-диссидентами,

который прямо из месяца в месяц рассказывал о том, что никакого вируса нет,

посмотрите, там, Мэгги из Массачусетса,

она живёт уже 15 лет с вирусом, и ничего —

ей говорят, что у неё вирус, а у неё всё нормально и трое детей.

Журнал закрылся. Причина прекрасная:

все сотрудники редакции умерли от СПИДа.

(Дудь) Расскажи, как у тебя появился ВИЧ.

У меня была любов. Опять же ж.

Естественно, мне казалось, что это навсегда и всё такое.

— Сколько тебе было лет? — 16.

Так.

Мы встречались.

Причём, наверное, может быть, первые полгода у нас не было секса.

То есть я в этом плане, ну...

Я не умею, как бы, там, из серии «секс — не повод для знакомства».

Не то чтобы я шибко принципиальная,

просто я не чувствую человека, и не понимаю, как бы — да? — то есть...

Вот.

Потом у нас был секс, и бла-бла-бла.

Я думаю, что это то ли с первого, то ли со второго раза получилось.

И всё.

А осенью уже я хотела ложиться на полное обследование

в Военно-медицинскую академию.

Мне сказали стандартные анализы вот эти базовые сдать для госпитализации.

Я их сдала благополучно.

Пришла в кабинет к врачу. С мамой.

Потому что я же ещё мелкая была. Я без неё ничего не могла.

Дала справки. Он так посмотрел, говорит: «Ну а чё ж ты не сказала, что у тебя ВИЧ?»

Вот так я об этом узнала.

Вот.

То есть. И...

У меня сразу вот эти все карты в голове сошлись: про этого человечка...

Ну, потому что он практиковал всё, что можно было практиковать.

— Он был наркоманом? — Ну да.

На тот момент, мне кажется, в Кировском районе вообще трезвых людей не было.

Ну, потому что родители все батрачили на заводе.

Не то что это были какие-то там плохие люди.

Просто все работали вот это вот «в три смены», знаешь?

У меня мама работала воспитателем, а ночью в этом же садике — сторожем.

Ну просто чтобы выжить, вот это вот.

И на тот момент кто что мог, то долбил.

Клей «Момент», я не знаю, анашу — ну, вот это вот всё.

Поэтому да, он подкалывался, я об этом знала.

— Почему он тебя заразил? Вы не предохранялись? — Мы не предохранялись.

Я считала, что презервативы нужно использовать вот той Тане во дворе, которая всем даёт.

— Таня? — Ну, у нас такая была Таня...

Она, наверное, в каждом дворе в те времена была —

такая Таня, к которой мог пойти каждый и поиметь секс.

А я такая была больше как пацанка что ли.

Я со всеми бегала по каким-то крышам, гудрон жрала со всеми вместе, и так далее.

Ну то есть вот обычная пацанка.

И ко мне в принципе мало когда подкатывали с какими-то этими историями.

Мне казалось, что вот Тане 100% нужны презервативы,

потому что у неё по несколько человек в неделю,

ну, и стрёмно, а мне не надо.

Потому что у меня серьёзные отношения как бы.

Может быть, тогда ещё просто логические цепочки, в 16, не особо возможны.

Нежелательная беременность — об этом вы не думали?

То есть своему ровеснику ты доверяла как мастеру всё сделать вовремя?

Вот именно, что у меня была эта иллюзия —

что если раньше вытащить, то ничего не произойдёт.

И слава богу, меня пронесло,

потому что предэякулят — он ровно так же как бы,

в общем-то, может гарантировать беременность.

— Давай просто я проговорю это? — Давай.

— Забеременеть можно, даже если кончил не внутрь. — Да.

Просто потому что идут выделения, которые сравнимы со спермой.

Ну, там, да, перед тем, как мужчина кончил,

есть ещё одна жидкость, в которой тоже достаточное количество...

— Потенциальных детишек. — Да.

Да.

Вот.

И конечно мы все, там, срочно пользовались «Мирамистином».

До и после вот этого вот.

Обязательно надо пописать после полового акта.

И это 100% почти ото всего избавляет.

Ну и раньше времени как бы

успеть вытащить.

Но эти глюки были только потому, что с нами никто не разговаривал.

Моя мама вообще на слово «пенис» реагировала — была красная, как эта стена.

Я в принципе всю информацию узнавала от таких же ровесников, как и я.

Наивняк такой.

Я никогда не воспринимал Машу как больную чем-то.

Я...

Ну, то есть для меня это как-то даже странно.

Для меня больной — это человек в терминальной, может быть, стадии ВИЧ-инфекции,

то есть в стадии СПИДа, когда у него саркома Капоши, туберкулёз,

он лежит, и должен его держать за ручку, потому что он уходит.

Ну, а Маша... — красотка,

офигенная полноценная женщина просто.

Чё её жалеть как бы?

Ну... (смеётся) Нет.

Как отреагировала мама? Она с тобой находилась в..?

Она со мной была в кабинете, я сидела на стуле.

Она стояла около стены, и я так слышу: она сползает медленно.

И как бы... Сказать, что я напугалась за неё — это ничего не сказать.

Ну, чтобы понимать, моя мама два раза в жизни курила, и её засмеяли.

Ну, потому что «не надо, Валя».

Пару раз в жизни ругалась матами, и ей то же самое сказали:

«Валя, тебе не идёт. Не надо смешить людей».

Ну и пару раз в жизни бухала.

То есть она такой педагог младших групп, да? и тут у неё просто, видимо, рушится мир, её работа накрывается медным тазом.

Ну как бы... Она вырастила не одно поколение в нашем дворе.

— И я прям... — Потому что дочь..? — Да.

Да.

И у неё прям паника. Вот.

И нам врач, короче, сказал о том, что, естественно, меня никуда не положат,

потому что нужно дальше дообследоваться и так далее.

Но, слава богу, он тогда сказал: «Езжайте в Центр СПИДа.

«Там вам всё расскажут».

И опять же... Ну вот я говорю: это какой-то благословенный день, из серии,

потому что мы сделали всё по рекомендациям.

Мы поехали в Центр СПИДа, с нами разговаривал эпидемиолог.

Она с мамой проговорила часа полтора. Вот.

Мне она быстро разъяснила всё. Она поняла, что я не особо в анабиозе.

Она: «Всё нормально, жить будешь.

«Сюда, главное, ходи, анализы сдавай — и всё чин чинарём».

А с мамой она проговорила часа полтора.

Она ей объяснила, что ни в какие санэпидемстанции сообщать не надо,

что это не сифилис, не туберкулёз,

когда идёт вот эта вся история.

И как бы...

Мы поехали домой плюс-минус уже спокойные. Вот.

Когда я приехала домой, мама позвонила медсестре в детский садик.

И там из серии: «Таня! Всё!»

Она говорит: «Выдыхай! нормально всё. Ты никуда не должна сообщать.

«И лучше не ори об этом, чтоб у тебя потом дочку не съели с говном во дворе».

И всё.

Мама дальше начала работать.

Ей объяснили, что я безопасна в бытовом плане.

Я ни разу в жизни не видела отдельную кружку, ложку, расчёску, полотенце.

После меня не санировали всё что можно.

Ей очень доходчиво вложили информацию, которая помогла ей успокоиться.

Допустим, я узнал, что у меня ВИЧ. Что я должен делать?

Ну, здесь просто.

Надо узнать адрес Центра СПИД,

— в каждом регионе у нас есть такой Центр,

в столице регионе, в столице области —

и туда идти срочно, и вставать на учёт,

и получишь таблетки через некоторое время после обследования.

Если сочтут, что у тебя состояние угрожающее,

то сразу же выдадут лекарства бесплатно.

Центр СПИД — это типа поликлиника, которая занимается конкретно ВИЧ и СПИД?

Да, это специальная поликлиника, которая ВИЧ и СПИД занимается.

— А у тебя рука болит, да? — Рука болит ещё больше.

Я решил, что я велосипедист.

Толстый. Решил на работу ездить на велосипеде.

30 км туда, 30 — обратно.

— Думаю: «Пять дней в неделю, 60 км каждый день — в порядке. Подскину маленько». — Но?

— Я понял, что... — Подскинул здоровья в итоге? — Нет. Другая маленько история.

— Не то что Россия — Новосибирск не предназначен для велосипедистов. — Правда?

Да.

Меня прямо на трассе притёрли к отбойникам, улетел и связки порвал.

А это где-то вот там было, где ракета «наш ответ Трампу»?

Нет.

С другой стороны города.

— А-а. Ну, близко. — Ну да.

Что Варламов говорит про велодорожки в Новосибирске?

Я не знаю, кто такой Варламов, и не знаю, что такое велодорожки в Новосибирске.

Ага. Ну прекрасно.

(автомобильный шум)

(Дудь) Чё-то мы далеко от центра уехали.

(Ульянов) Да! Ну потому что хорошие, добрые дела делаются далеко от центра.

— (Дудь) Правда? — Да!

— (Дудь) Что здесь? Здесь твоё производство? — Да.

Почему здесь?

— Аренда дешёвая. — Это сколько?

50 рублей за квадратный метр.

Так.

И сколько там метров?

80 с копейками. 81-82.

— То есть реально можно брать в аренду что-то в России за 4000 рублей в месяц? — Что-то далеко от центра.

Погнали.

(собачий лай, лязг замка)

(Дудь) Выглядит как место, где заложников держат для выкупа.

(Дудь громко чихает) Расти большой!

Пылинка!

— Ты на производстве. — Да-а!

— Слушай! Очень вкусно пахнет краской. Это оттуда? — Да.

— Там покрасочный этот..? — Там малярка, да.

Слушай, так здесь можно токсикоманить, нет?

— Или у вас респираторы? — Ну, мы в респираторах, в масках работаем.

(Дудь) Что вы тут делаете?

(Ульянов) Изделия из искусственного камня и вообще

(Дудь снова чихает) всякое, всякое, всякое.

Так?

Матрицы снимаем, собственно, балясины, малые архитектурные изделия.

Всё то, с чего можно снять матрицу, и всё то, что красиво блестит и долговечно.

Вот это что такое? Это столешница с раковиной сразу.

Да.

Это «интегрированный камень» называется.

А как это происходит? То есть в чём твой бизнес?

Тебе заказывают такую столешницу, и ты её делаешь?

Грубо говоря, да.

Это одно из направлений, которое мы делаем.

А кто заказывает? Магазы или люди?

Нет, люди. Это индивидуально, это не потоковое производство.

Сделать одно и то же изделие два раза одинакового размера

и одинаковой формы не получится.

Не получится, и просто нахуй надо?

Это индивидуальная работа, индивидуальный заказ.

Сколько такая столешница стоит, если бы я заказывал её к себе в Москву?

Ты?

Допустим, мы не знакомы, то есть я с улицы пришёл.

— Тем более ты. — Д-да.

(оба смеются) Хорошо.

Э-э, тысяч, наверно, сорок.

Я написала очередной текст про ВИЧ, писала, писала, писала,

и мне нужно было прийти на общественные слушания,

которые были посвящены тому, как СПИД Центр будет дальше жить.

Кроме моих знакомых из общественной организации,

которые меня в целом в контекст вводили,

там оказалось ещё какое-то количество людей мне неизвестных, в частности пациентов.

И вот один из них поднялся и давай задавать министру здравоохранения вопросы.

Такой, в очочках, в галстучке то ли в рубашке — в общем, довольно цивильный,

но мне показалось, что это какая-то маска что ли была, что они в жизни не такой.

Я к нему подошла взять комментарий, что-то ещё.

Ещё через несколько дней или неделю он написал,

что хочет мутить какую-то акцию протестную, вроде как пикеты,

за доступ к таблеткам, которых тоже тогда не очень хватало.

«Приходите, Маргарита, напишете».

Я говорю: «Ну, ок. Как будешь собираться мутить, я приду».

Он говорит: «А пока до этого пойдём я тебя на вейке покатаю.

«Там у нас озеро». Вот это всё.

А я говорю: «Ммм, нет». А я только развелась, у меня ребёнок маленький.

Короче, я, ну, работаю как не в себя.

Какой..? Чё-то какие-то..? Что? Пациенты? Озеро? Кататься?

И просто на исходе лета думаю:

«А чё я теряю-то? Пойду схожу познакомлюсь хоть, чё за чувак», — ну и сходила, всё, и...

Зашёл в гости, так и не вышел, в общем.

— Уже три года? — Ну, по-моему, да.

Да, у меня была такая мечта из разряда ебанутых мечт —

поехать зимой на Байкал,

увидеть этот прозрачный лёд, который мы видим в соцсетях и так далее.

А это как раз был тот период, когда у нас с Ритой завязывались какие-то отношения,

и не было у меня решения: быть мне с этой девушкой или не быть —

и я сказал Рите о том, что я собираюсь туда, с тобой или без тебя я поеду,

на что Рита сказала: «Конечно я поеду».

И меня вообще подкупают в этой девчонке вот такие вещи —

она не думая это делает, на автомате.

И... меня это тронуло.

Естественно, мы туда приехали, и там как-то всё получилось.

И я там уже принял окончательное решение строить семью с Ритой.

Вот объясни для всех тех, кто подумает:

«Блин! Она стала встречаться с чуваком, у которого ВИЧ!»

Почему тебя это не смущало?

Потому что я знала, что ВИЧ- положительный человек,

принимающий регулярно и ответственно терапию,

не может передать вирус дальше никому.

Вообще никак?

Ну, по данным исследований, которые мы читаем на профильных медиа, да.

Потому что, в конце концов, если бы меня сильно что-то смущало,

и в общем это был такой какой-то период притирки,

ну, презервативы — наши друзья, чего уж?

Поначалу мы не планировали детей.