×

我們使用cookies幫助改善LingQ。通過流覽本網站,表示你同意我們的 cookie 政策.


image

"Скверный анекдот" Достоевский ("Bad Joke" by Dostoevsky), ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ ДОСТОЕВСКИЙ "СКВЕРНЫЙ АНЕКДОТ", глава 11

ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ ДОСТОЕВСКИЙ "СКВЕРНЫЙ АНЕКДОТ", глава 11

11.

Главное дело в том, что обстоятельства Пселдонимова были гораздо хуже того, чем можно было их представить, несмотря на всю непривлекательность и одной теперешней обстановки.

И покамест Иван Ильич лежит на полу, а Пселдонимов стоит над ним, в отчаянии теребя свои волосы, прервем избранное нами течение рассказа и скажем несколько пояснительных слов собственно о Порфирии Петровиче Пселдонимове. Еще не далее как за месяц до своего брака он погибал совершенно безвозвратно.

Происходил он из губернии, где отец его чем-то когда-то служил и где умер под судом. Когда, месяцев пять до женитьбы, Пселдонимов, целый уже год погибавший в Петербурге, получил свое десятирублевое место, он было воскрес и телом и духом, но вскоре опять принизился обстоятельствами.

На всем свете Пселдонимовых осталось только двое, он и мать его, бросившая губернию после смерти мужа.

Мать и сын погибали вдвоем на морозе и питались сомнительными материалами. Бывали дни, что Пселдонимов с кружкой сам ходил на Фонтанку за водой, чтоб там и напиться. Получив место, он кое-как устроился вместе с матерью где-то в углах.

Она принялась стирать на людей белье, а он месяца четыре сколачивал экономию, чтоб как-нибудь завести себе сапоги и шинелишку. И сколько бедствий он вынес в своей канцелярии: к нему подходило начальство с вопросом, давно ли он был в бане?

Про него ходила молва, что у него под воротником вицмундира гнездами заводятся клопы. Но Пселдонимов был характера твердого.

С виду он был и смирен и тих; образование имел самое маленькое, разговору от него почти не было слышно никогда. Не знаю положительно: мыслил ли он, созидал ли планы и системы, мечтал ли об чем-нибудь? Но взамен того в нем выработывалась какая-то инстинктивная, кряжевая, бессознательная решимость выбиться на дорогу из скверного положения.

В нем было упорство муравьиное: у муравьев разорите гнездо, и они тотчас же вновь начнут созидать его, разорите другой раз — и другой раз начнут, и так далее без устали. Это было существо устроительное и домовитое.

На лбу его было видно, что он добьется дороги, устроит гнездо и, может быть, даже скопит и про запас. Одна только мать и любила его в целом свете и любила без памяти.

Женщина она была твердая, неустанная, работящая, а вместе с тем и добрая. Так бы и жили они в своих углах, может быть, еще лет пять или шесть, до перемены обстоятельств, если б не столкнулись они с отставным титулярным советником Млекопитаевым, бывшим казначеем и служившим когда-то в губернии, в последнее же время основавшимся и устроившим себя в Петербурге с своим семейством.

Пселдонимова он знал и отцу его был чем-то когда-то обязан.

Деньжонки у него водились, конечно небольшие, но они были; сколько их действительно было, — про это никто не знал, ни жена его, ни старшая дочь, ни родственники. Было у него две дочери, а так как он был страшный самодур, пьяница, домашний тиран и, сверх того, больной человек, то и вздумалось ему вдруг выдать одну дочь за Пселдонимова: «Я, дескать, знаю его, отец его был хороший человек, и сын будет хороший человек».

Млекопитаев что хотел, то и делал; сказано — сделано.

Это был очень странный самодур. Большею частию он проводил время, сидя на креслах, лишившись употребления ног от какой-то болезни, что не мешало ему, однако ж, пить водку. По целым дням он пил и ругался. Человек он был злой; ему надобно было непременно кого-нибудь и беспрерывно мучить. Для этого он держал при себе несколько дальних родственниц: свою сестру, больную и сварливую; двух сестер жены своей, тоже злых и многоязычных; потом свою старую тетку, у которой по какому-то случаю было сломано одно ребро.

Держал еще одну приживалку, обрусевшую немку, за талант ее рассказывать ему сказки из «Тысячи одной ночи». Всё удовольствие его состояло шпынять над всеми этими несчастными нахлебницами, ругать их поминутно и на чем свет стоит, хотя те, не исключая и жены его, родившейся с зубною болью, не смели пред ним пикнуть слова.

Он ссорил их между собою, изобретал и заводил между ними сплетни и раздоры и потом хохотал и радовался, видя, как все они чуть не дерутся между собою. Он очень обрадовался, когда старшая дочь его, бедствовавшая лет десять с каким-то офицером, своим мужем, и наконец овдовевшая, переселилась к нему с тремя маленькими больными детьми.

Детей ее он терпеть не мог, но так как с появлением их увеличился матерьял, над которым можно было производить ежедневные эксперименты, то старик был очень доволен. Вся эта куча злых женщин и больных детей вместе с их мучителем теснилась в деревянном доме на Петербургской, недоедала, потому что старик был скуп и деньги выдавал копейками, хотя и не жалел себе на водку; недосыпала, потому что старик страдал бессонницею и требовал развлечений.

Одним словом, всё это бедствовало и проклинало судьбу свою. В это-то время Млекопитаев и наглядел Пселдонимова.

Он был поражен его длинным носом и смиренным видом. Тщедушной и невзрачной младшей дочке его минуло тогда семнадцать лет. Она хотя и ходила когда-то в какую-то немецкую шуле, но из нее почти ничего, кроме азов, не вынесла. Затем росла, золотушная и худосочная, под костылем безногого и пьяного родителя, в содоме домашних сплетней, шпионств и наговоров.

Подруг у ней никогда не бывало, ума тоже. Замуж ей давно уже хотелось. При людях была она бессловесна, а дома, возле маиньки и приживалок, зла и сверлива, как буравчик.

Она особенно любила щипаться и раздавать колотушки детям сестры своей, фискалить на них за утащенный сахар и хлеб, отчего между ней и старшей сестрой ее существовала бесконечная и неутолимая ссора. Старик сам предложил ее Пселдонимову.

Как ни бедствовал тот, но, однако, попросил несколько времени на размышленье. Долго они вместе с матерью раздумывали. Но на невестино имя записывали дом, хоть и деревянный, хоть и одноэтажный и гаденький, но все-таки чего-нибудь стоивший.

Сверх того, давали четыреста рублей, — когда-то их сам-то накопишь! «Я ведь к чему беру в дом человека?

— кричал пьяный самодур. — Во-первых, для того, что все вы бабье, а мне надоело одно бабье. Я хочу, чтоб и Пселдонимов по моей дудке плясал, потому я ему благодетель. Во-вторых, потому беру, что вы все того не хотите и злитесь. Ну так вот назло вам и сделаю. Что сказал, то и сделаю! А ты, Порфирка, ее бей, когда женой тебе будет; в ней семь бесов от рождения сидит. Всех изгони, и клюку изготовлю...» Пселдонимов молчал, но он уж решился.

Их с матерью приняли в дом еще до свадьбы, обмыли, одели, обули, дали денег на свадьбу. Старик их покровительствовал, может быть, именно потому, что всё семейство на них злобствовало. Старуха Пселдонимова ему даже понравилась, так что он удерживался и над ней не шпынял. Впрочем, самого Пселдонимова заставил еще за неделю до свадьбы проплясать перед собой казачка.

«Ну довольно, я хотел только видеть, не забываешься ли ты передо мной», — сказал он по окончании танца. Денег он дал на свадьбу в обрез и созвал всех родственников и знакомых своих. Со стороны Пселдонимова был только сотрудник «Головешки» и Аким Петрович, почетный гость.

Пселдонимов очень хорошо знал, что невеста к нему питает отвращение и что ей очень бы хотелось за офицера, а не за него. Но он всё переносил, уж такой у них уговор был с матерью. Весь свадебный день и весь вечер старик ругался скверными словами и пьянствовал.

Вся семья по случаю свадьбы приютилась в задних комнатах и стеснилась там до смрада. Передние же комнаты предназначались для бала и ужина. Наконец, когда старик заснул, совершенно пьяный, часов в одиннадцать вечера, мать невесты, особенно злившаяся в этот день на мать Пселдонимова, решилась переменить гнев на милость и выйти к балу и к ужину.

Появление Ивана Ильича всё перевернуло.

Млекопитаева сконфузилась, обиделась и начала ругаться, зачем ее не предуведомили, что звали самого генерала. Ее уверяли, что он пришел сам, незваный, — она была так глупа, что не хотела верить. Потребовалось шампанское.

У матери Пселдонимова нашелся один только целковый, у самого Пселдонимова ни копейки. Надо было кланяться злой старухе Млекопитаевой, просить денег на одну бутылку, потом на другую. Ей представляли будущность служебных отношений, карьеру, усовещивали. Она дала наконец собственные деньги, но заставила Пселдонимова выпить такую чашу желчи и отца, что он, уже неоднократно вбегая в комнатку, где приготовлено было брачное ложе, схватывал себя молча за волосы и бросался головой на постель, предназначенную для райских наслаждений, весь дрожа от бессильной злости.

Да!

Иван Ильич не знал, чего стоили две бутылки джаксона, выпитые им в этот вечер. Каковы же были ужас Пселдонимова, тоска и даже отчаяние, когда дело с Иваном Ильичом окончилось таким неожиданным образом. Опять представлялись хлопоты и, может быть, на целую ночь взвизги и слезы капризной новобрачной, укоры бестолковой невестиной родни. У него и без того уже голова болела, и без того уже чад и мрак застилали ему глаза.

А тут Ивану Ильичу потребовалась помощь, надо было искать в три часа утра доктора или карету, чтобы свезти его домой, и непременно карету, потому что на ваньке в таком виде и такую особу нельзя было отправить домой. А где взять денег хотя бы для кареты? Млекопитаева, взбешенная тем, что генерал не сказал с ней двух слов и даже не посмотрел на нее за ужином, объявила, что у ней нет ни копейки.

Может быть, и в самом деле не было ни копейки. Где взять? Что делать? Да, было отчего теребить себе волосы.

ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ ДОСТОЕВСКИЙ "СКВЕРНЫЙ АНЕКДОТ", глава 11 FEDOR MICHAILOWITSCH Dostojewski, "DER SCHWERE ANEKdOTE", Kapitel 11. FEDOR MIKHAILOVICH Dostoevsky, "THE SCVERNY ANECDOTE," Chapter 11. FEDOR MIKHAILOVITCH Dostoïevski, "L'ANECDOTE SCVERNIQUE", chapitre 11. O ANECDOTE DA ESQUERDA, de FEDOR MIKHAILOVICH Dostoiévski, Capítulo 11

11.

Главное дело в том, что обстоятельства Пселдонимова были гораздо хуже того, чем можно было их представить, несмотря на всю непривлекательность и одной теперешней обстановки. Die Hauptsache ist, dass Pseldonimovs Umstände viel schlimmer waren, als man sich hätte vorstellen können, trotz aller Unattraktivität der jetzigen Situation allein. The main thing is that Pseldonimov's circumstances were much worse than they could have been imagined, despite all the unattractiveness and the current situation alone.

И покамест Иван Ильич лежит на полу, а Пселдонимов стоит над ним, в отчаянии теребя свои волосы, прервем избранное нами течение рассказа и скажем несколько пояснительных слов собственно о Порфирии Петровиче Пселдонимове. And while Ivan Ilyich is lying on the floor, and Pseldonimov is standing over him, pulling his hair in despair, let us interrupt the course of the story we have chosen and say a few explanatory words about Porfiry Petrovich Pseldonimov itself. Еще не далее как за месяц до своего брака он погибал совершенно безвозвратно. Nicht mehr als einen Monat vor seiner Hochzeit starb er völlig unwiderruflich. As early as a month before his marriage, he died completely irrevocably.

Происходил он из губернии, где отец его чем-то когда-то служил и где умер под судом. Er stammte aus der Provinz, in der sein Vater einst in irgendeiner Weise gedient hatte und wo er vor Gericht starb. He came from the province, where his father once served as something and where he died on trial. Когда, месяцев пять до женитьбы, Пселдонимов, целый уже год погибавший в Петербурге, получил свое десятирублевое место, он было воскрес и телом и духом, но вскоре опять принизился обстоятельствами. When, five months before his marriage, Pseldonimov, who had already been dying for a year in Petersburg, received his ten-ruble place, he was resurrected in body and spirit, but soon again he was humiliated by circumstances.

На всем свете Пселдонимовых осталось только двое, он и мать его, бросившая губернию после смерти мужа. Es gibt nur noch zwei Pseldonimows auf der ganzen Welt, er und seine Mutter, die nach dem Tod ihres Mannes die Provinz verlassen hat. In the whole world there are only two Pseldonimovs left, he and his mother, who left the province after the death of her husband.

Мать и сын погибали вдвоем на морозе и питались сомнительными материалами. Mutter und Sohn starben gemeinsam in der Kälte und aßen zweifelhafte Materialien. Mother and son died together in the cold and ate dubious materials. Бывали дни, что Пселдонимов с кружкой сам ходил на Фонтанку за водой, чтоб там и напиться. There were days that Pseldonimov with a mug himself went to the Fontanka for water, so that he could get drunk there. Получив место, он кое-как устроился вместе с матерью где-то в углах. Having received a place, he somehow settled down with his mother somewhere in the corners.

Она принялась стирать на людей белье, а он месяца четыре сколачивал экономию, чтоб как-нибудь завести себе сапоги и шинелишку. She began to wash the linen of the people, and he made up savings for four months in order to somehow get himself boots and an overcoat. И сколько бедствий он вынес в своей канцелярии: к нему подходило начальство с вопросом, давно ли он был в бане? Und wie viele Katastrophen er in seinem Büro erlebt hat: Die Behörden kamen mit der Frage auf ihn zu, wie lange er schon in der Badewanne gewesen sei? And how many disasters he endured in his office: the authorities approached him with a question, how long had he been in the bath?

Про него ходила молва, что у него под воротником вицмундира гнездами заводятся клопы. There was a rumor about him that bedbugs were nesting under his jacket under the collar. Но Пселдонимов был характера твердого. But Pseldonimov was of a firm character.

С виду он был и смирен и тих; образование имел самое маленькое, разговору от него почти не было слышно никогда. On the surface he was both humble and quiet; he had the smallest education, almost never heard a conversation from him. Не знаю положительно: мыслил ли он, созидал ли планы и системы, мечтал ли об чем-нибудь? I don’t know in a positive way: did he think, did he create plans and systems, did he dream about anything? Но взамен того в нем выработывалась какая-то инстинктивная, кряжевая, бессознательная решимость выбиться на дорогу из скверного положения. Aber im Gegenzug dafür entwickelte sich in ihm eine Art instinktive, dicke, unbewusste Entschlossenheit, aus einer schlechten Situation heraus auf die Straße zu kommen. But instead of that, he developed some kind of instinctive, ridged, unconscious determination to get out of a bad situation on the road.

В нем было упорство муравьиное: у муравьев разорите гнездо, и они тотчас же вновь начнут созидать его, разорите другой раз — и другой раз начнут, и так далее без устали. In ihm war die Zähigkeit einer Ameise: Zerstöre das Ameisennest, und sie werden sofort wieder anfangen, es zu bauen, ein anderes Mal zerstören - und ein anderes Mal werden sie anfangen, und so weiter, unermüdlich. There was an ant's stubbornness in him: ruin the nest of ants, and they immediately begin to build it up again, ruin it another time - and another time they will start, and so on tirelessly. Это было существо устроительное и домовитое. Es war ein gut organisiertes und gemütliches Geschöpf. It was a dispensable and homely creature.

На лбу его было видно, что он добьется дороги, устроит гнездо и, может быть, даже скопит и про запас. An seiner Stirn war zu erkennen, dass er sich einen Weg bahnen, ein Nest bauen und vielleicht sogar als Reserve sparen würde. It was evident on his forehead that he would achieve a road, make a nest, and perhaps even save up for a reserve. Одна только мать и любила его в целом свете и любила без памяти. Only his mother loved him in the whole world and loved him without memory.

Женщина она была твердая, неустанная, работящая, а вместе с тем и добрая. She was a firm woman, tireless, hard-working, and at the same time kind. Так бы и жили они в своих углах, может быть, еще лет пять или шесть, до перемены обстоятельств, если б не столкнулись они с отставным титулярным советником Млекопитаевым, бывшим казначеем и служившим когда-то в губернии, в последнее же время основавшимся и устроившим себя в Петербурге с своим семейством. So they would have lived in their corners, perhaps for another five or six years, before the change of circumstances, if they had not encountered a retired titular adviser Mlekopitaev, a former treasurer and once served in the province, who recently founded and arranged himself in St. Petersburg with his family.

Пселдонимова он знал и отцу его был чем-то когда-то обязан. He knew Pseldonimov and was once obliged to his father.

Деньжонки у него водились, конечно небольшие, но они были; сколько их действительно было, — про это никто не знал, ни жена его, ни старшая дочь, ни родственники. He had little money, of course, but he did have it; how many of them really were - no one knew about this, neither his wife, nor his eldest daughter, nor his relatives. Было у него две дочери, а так как он был страшный самодур, пьяница, домашний тиран и, сверх того, больной человек, то и вздумалось ему вдруг выдать одну дочь за Пселдонимова: «Я, дескать, знаю его, отец его был хороший человек, и сын будет хороший человек». He had two daughters, and since he was a terrible tyrant, a drunkard, a domestic tyrant and, moreover, a sick person, he suddenly took it into his head to marry one daughter to Pseldonimov: “I, they say, know him, his father was a good man and the son will be a good person. "

Млекопитаев что хотел, то и делал; сказано — сделано. Mlekopitaev did what he wanted; no sooner said than done.

Это был очень странный самодур. It was a very strange tyrant. Большею частию он проводил время, сидя на креслах, лишившись употребления ног от какой-то болезни, что не мешало ему, однако ж, пить водку. For the most part, he spent time sitting on armchairs, having lost the use of his legs from some kind of illness, which did not prevent him, however, from drinking vodka. По целым дням он пил и ругался. He drank and swore all day long. Человек он был злой; ему надобно было непременно кого-нибудь и беспрерывно мучить. He was a wicked man; he had to be sure to torment someone and incessantly. Для этого он держал при себе несколько дальних родственниц: свою сестру, больную и сварливую; двух сестер жены своей, тоже злых и многоязычных; потом свою старую тетку, у которой по какому-то случаю было сломано одно ребро. For this, he kept several distant relatives with him: his sister, sick and grumpy; his wife's two sisters, who are also wicked and multilingual; then his old aunt, who for some reason had one rib broken.

Держал еще одну приживалку, обрусевшую немку, за талант ее рассказывать ему сказки из «Тысячи одной ночи». I kept another hanger, a Russianized German woman, for her talent in telling him tales from "A Thousand and One Nights." Всё удовольствие его состояло шпынять над всеми этими несчастными нахлебницами, ругать их поминутно и на чем свет стоит, хотя те, не исключая и жены его, родившейся с зубною болью, не смели пред ним пикнуть слова. All his pleasure consisted of poking over all these unfortunate freeloaders, scolding them every minute and for whatever reason, although they, not excluding his wife, who was born with a toothache, did not dare to utter a word in front of him.

Он ссорил их между собою, изобретал и заводил между ними сплетни и раздоры и потом хохотал и радовался, видя, как все они чуть не дерутся между собою. Er zankte sich unter ihnen, erfand und begann Klatsch und Streit unter ihnen und lachte und freute sich dann, als er sah, wie sie sich fast alle stritten. He quarreled them among himself, invented and instigated gossip and discord between them, and then he laughed and rejoiced, seeing how they all nearly fought among themselves. Он очень обрадовался, когда старшая дочь его, бедствовавшая лет десять с каким-то офицером, своим мужем, и наконец овдовевшая, переселилась к нему с тремя маленькими больными детьми. Er war sehr glücklich, als seine älteste Tochter, die zehn Jahre lang mit einem Offizier, ihrem Mann und schließlich verwitwet, in Armut lebte, mit drei kleinen kranken Kindern zu ihm zog. He was very happy when his eldest daughter, who had been in poverty for ten years with some officer, her husband, and finally widowed, moved with him with three small sick children.

Детей ее он терпеть не мог, но так как с появлением их увеличился матерьял, над которым можно было производить ежедневные эксперименты, то старик был очень доволен. He could not stand her children, but since their appearance increased the material on which it was possible to carry out daily experiments, the old man was very pleased. Вся эта куча злых женщин и больных детей вместе с их мучителем теснилась в деревянном доме на Петербургской, недоедала, потому что старик был скуп и деньги выдавал копейками, хотя и не жалел себе на водку; недосыпала, потому что старик страдал бессонницею и требовал развлечений. This whole bunch of angry women and sick children, together with their tormentor, crowded into a wooden house on Petersburg, malnourished, because the old man was stingy and gave out money in kopecks, although he did not spare himself vodka; did not sleep enough, because the old man suffered from insomnia and demanded entertainment.

Одним словом, всё это бедствовало и проклинало судьбу свою. In a word, all this was in poverty and cursed their fate. В это-то время Млекопитаев и наглядел Пселдонимова. It was at this time that Mlekopitaev saw Pseldonimov.

Он был поражен его длинным носом и смиренным видом. He was amazed at his long nose and humble appearance. Тщедушной и невзрачной младшей дочке его минуло тогда семнадцать лет. His wimpy and unprepossessing youngest daughter was then seventeen years old. Она хотя и ходила когда-то в какую-то немецкую шуле, но из нее почти ничего, кроме азов, не вынесла. Although she once went to some kind of German shula, she could not take out almost anything from her, except for the basics. Затем росла, золотушная и худосочная, под костылем безногого и пьяного родителя, в содоме домашних сплетней, шпионств и наговоров. Then she grew up, scrofulous and skinny, under the crutch of a legless and drunk parent, in the sodom of domestic gossip, spying and slander.

Подруг у ней никогда не бывало, ума тоже. She never had friends, and she never had a mind. Замуж ей давно уже хотелось. She had long wanted to get married. При людях была она бессловесна, а дома, возле маиньки и приживалок, зла и сверлива, как буравчик. In public she was wordless, but at home, near the little girl and the hangers-on, she was angry and drilled like a gimbal.

Она особенно любила щипаться и раздавать колотушки детям сестры своей, фискалить на них за утащенный сахар и хлеб, отчего между ней и старшей сестрой ее существовала бесконечная и неутолимая ссора. She especially loved to pinch and hand out beaters to her sister's children, to tax them for the stolen sugar and bread, which is why there was an endless and unquenchable quarrel between her and her older sister. Старик сам предложил ее Пселдонимову. The old man himself offered it to Pseldonimov.

Как ни бедствовал тот, но, однако, попросил несколько времени на размышленье. No matter how poor he was, but, nevertheless, asked for some time to think. Долго они вместе с матерью раздумывали. For a long time they thought about it with their mother. Но на невестино имя записывали дом, хоть и деревянный, хоть и одноэтажный и гаденький, но все-таки чего-нибудь стоивший. But a house was written down in an unknown name, although it was wooden, though one-story and ugly, but nevertheless it was worth something.

Сверх того, давали четыреста рублей, — когда-то их сам-то накопишь! Moreover, they gave four hundred rubles - one day you will save them yourself! «Я ведь к чему беру в дом человека? “Why am I taking a person into the house?

— кричал пьяный самодур. - the drunken tyrant shouted. — Во-первых, для того, что все вы бабье, а мне надоело одно бабье. - Firstly, because all of you are women, and I am tired of one woman. Я хочу, чтоб и Пселдонимов по моей дудке плясал, потому я ему благодетель. I want Pseldonimov to dance to my tune, because I am his benefactor. Во-вторых, потому беру, что вы все того не хотите и злитесь. Secondly, I’m taking it because you don’t want that and you’re angry. Ну так вот назло вам и сделаю. Well, just to spite you, I'll do it. Что сказал, то и сделаю! I will do what I said! А ты, Порфирка, ее бей, когда женой тебе будет; в ней семь бесов от рождения сидит. And you, Porfirka, beat her when you will be your wife; seven demons are sitting in it from birth. Всех изгони, и клюку изготовлю...» Drive everyone out, and I will make a stick ... " Пселдонимов молчал, но он уж решился. Pseldonimov was silent, but he made up his mind.

Их с матерью приняли в дом еще до свадьбы, обмыли, одели, обули, дали денег на свадьбу. They were taken into the house with their mother even before the wedding, washed, dressed, shod, and given money for the wedding. Старик их покровительствовал, может быть, именно потому, что всё семейство на них злобствовало. The old man patronized them, perhaps precisely because the whole family was angry at them. Старуха Пселдонимова ему даже понравилась, так что он удерживался и над ней не шпынял. He even liked the old woman Pseldonimova, so he held back and did not scoff at her. Впрочем, самого Пселдонимова заставил еще за неделю до свадьбы проплясать перед собой казачка. However, Pseldonimov himself made a Cossack dance in front of him a week before the wedding.

«Ну довольно, я хотел только видеть, не забываешься ли ты передо мной», — сказал он по окончании танца. “Well enough, I just wanted to see if you are not forgotten in front of me,” he said at the end of the dance. Денег он дал на свадьбу в обрез и созвал всех родственников и знакомых своих. He gave barely enough money for the wedding and called all his relatives and friends. Со стороны Пселдонимова был только сотрудник «Головешки» и Аким Петрович, почетный гость. From Pseldonimov's side there was only an employee of "Goloveshka" and Akim Petrovich, an honored guest.

Пселдонимов очень хорошо знал, что невеста к нему питает отвращение и что ей очень бы хотелось за офицера, а не за него. Pseldonimov knew very well that the bride was disgusted with him and that she would very much like for the officer, and not for him. Но он всё переносил, уж такой у них уговор был с матерью. But he endured everything, they had such an agreement with their mother. Весь свадебный день и весь вечер старик ругался скверными словами и пьянствовал. All the wedding day and the whole evening the old man swore bad words and drank.

Вся семья по случаю свадьбы приютилась в задних комнатах и стеснилась там до смрада. The whole family on the occasion of the wedding took refuge in the back rooms and shy there to the point of stench. Передние же комнаты предназначались для бала и ужина. The front rooms were for a ball and dinner. Наконец, когда старик заснул, совершенно пьяный, часов в одиннадцать вечера, мать невесты, особенно злившаяся в этот день на мать Пселдонимова, решилась переменить гнев на милость и выйти к балу и к ужину. Finally, when the old man fell asleep, completely drunk, at about eleven in the evening, the bride's mother, who was especially angry that day with Pseldonimov's mother, decided to change her anger to mercy and go out to the ball and dinner.

Появление Ивана Ильича всё перевернуло. The appearance of Ivan Ilyich turned everything upside down.

Млекопитаева сконфузилась, обиделась и начала ругаться, зачем ее не предуведомили, что звали самого генерала. Mlekopitaeva was embarrassed, offended and began to swear, why she was not informed that the name of the general himself was. Ее уверяли, что он пришел сам, незваный, — она была так глупа, что не хотела верить. She was assured that he had come himself, uninvited — she was so stupid that she did not want to believe. Потребовалось шампанское. It took champagne.

У матери Пселдонимова нашелся один только целковый, у самого Пселдонимова ни копейки. Pseldonimov's mother had only one ruble, and Pseldonimov himself had not a penny. Надо было кланяться злой старухе Млекопитаевой, просить денег на одну бутылку, потом на другую. I had to bow to the evil old woman Mlekopitaeva, ask for money for one bottle, then for another. Ей представляли будущность служебных отношений, карьеру, усовещивали. She was introduced to the future of service relations, a career, and consulted. Она дала наконец собственные деньги, но заставила Пселдонимова выпить такую чашу желчи и отца, что он, уже неоднократно вбегая в комнатку, где приготовлено было брачное ложе, схватывал себя молча за волосы и бросался головой на постель, предназначенную для райских наслаждений, весь дрожа от бессильной злости. She finally gave her own money, but made Pseldonimov drink such a cup of bile and his father that he, more than once running into the room where the marriage bed was prepared, grabbed himself silently by the hair and threw himself on the bed, designed for heavenly pleasures, all shaking with powerless anger.

Да!

Иван Ильич не знал, чего стоили две бутылки джаксона, выпитые им в этот вечер. Ivan Ilyich did not know what the two bottles of Jackson, which he had drunk that evening, were worth. Каковы же были ужас Пселдонимова, тоска и даже отчаяние, когда дело с Иваном Ильичом окончилось таким неожиданным образом. Imagine Pseldonimov's horror, melancholy and even despair when the affair with Ivan Ilyich ended in such an unexpected way. Опять представлялись хлопоты и, может быть, на целую ночь взвизги и слезы капризной новобрачной, укоры бестолковой невестиной родни. Again, chores were presented and, perhaps, for the whole night, the screams and tears of the capricious newlywed, reproaches to the stupid bride's relatives. У него и без того уже голова болела, и без того уже чад и мрак застилали ему глаза. He already had a headache, and even without that, smoke and darkness covered his eyes.

А тут Ивану Ильичу потребовалась помощь, надо было искать в три часа утра доктора или карету, чтобы свезти его домой, и непременно карету, потому что на ваньке в таком виде и такую особу нельзя было отправить домой. And then Ivan Ilyich needed help, he had to look for a doctor or a carriage at three o'clock in the morning to take him home, and certainly a carriage, because such a person could not be sent home in a vanka. А где взять денег хотя бы для кареты? And where to get money, at least for the carriage? Млекопитаева, взбешенная тем, что генерал не сказал с ней двух слов и даже не посмотрел на нее за ужином, объявила, что у ней нет ни копейки. Mlekopitaeva, enraged that the general did not say two words to her and did not even look at her at dinner, announced that she did not have a penny.

Может быть, и в самом деле не было ни копейки. Maybe there really wasn't a penny. Где взять? Where to get? Что делать? What to do? Да, было отчего теребить себе волосы. Yes, there was good reason to fiddle with my hair.