Часть 3
Вечер был тихий, розовый.
Зажглись цветные фонарики на буйках, и волшебно, сонно скользил между ними пароход. Пассажиры рано разбрелись по каютам, только на нижней палубе еще возились тесно нагруженные пильщики-плотники да скулил комариную песню татарин. На носу шевелилась ветерком белая легкая шалька, притянула Платонова. Маленькая фигурка капитановой жены прильнула к борту и не двигалась.
-- Мечтаете?
-- спросил Платонов. Она вздрогнула, обернулась испуганно.
-- Ох!
Я думала, опять этот...
-- Вы думали, этот медик?
А? Действительно, пошловатый тип.
Тогда она повернула к нему свое нежное худенькое личико с огромными глазами, цвет которых различить уже было трудно.
Платонов говорил тоном серьезным, внушающим доверие. Осудил медика за шансонетки очень строго. Даже выразил удивление, что могут его занимать такие пошлости, когда судьба дала ему полную возможность служить святому делу помощи страдающему человечеству. Маленькая капитанша повернулась к нему вся целиком, как цветок к солнцу, и даже ротик открыла. Выплыла луна, совсем молодая, еще не светила ярко, а висела в небе просто как украшение. Чуть плескала река. Темнели леса нагорного берега. Тихо. Платонову не хотелось уходить в душную каюту, и, чтобы удержать около себя это милое, чуть белеющее ночное личико, он все говорил, говорил на самые возвышенные темы, иногда даже сам себя стыдясь: "Ну и здоровая же брехня!" Уже розовела заря, когда, сонный и душевно умиленный, пошел он спать.
На другой день было это самое роковое двадцать третье июля, когда должна была сесть на пароход -- всего на несколько часов, на одну ночь -- Вера Петровна. По поводу этого свидания, надуманного еще весною, он получил уже с дюжину писем и телеграмм. Нужно было согласовать его деловую поездку в Саратов с ее неделовой, к знакомым в имение. Представлялось чудное поэтическое свидание, о котором никто никогда не узнает. Муж Веры Петровны занят был постройкой винокуренного завода и проводить ее не мог. Все шло как по маслу. Предстоящее свидание не волновало Платонова. Он не видел Веры Петровны уже месяца три, а для флирта это срок долгий. Выветривается. Но все же, встреча представлялась приятной, как развлечение, как перерыв между сложными петербургскими делами и неприятными деловыми свиданиями, ожидавшими его в Саратове. Чтобы сократить время, он сразу после завтрака лег спать и проспал часов до пяти. Тщательно причесался, обтерся одеколоном, прибрал на всякий случай свою каюту и вышел на палубу справиться, скоро ли та самая пристань. Вспомнил капитаншу, поискал глазами, не нашел. Ну, да она теперь и ни к чему. У маленькой пристани стояла коляска и суетились какие-то господа и дама в белом платье. Платонов решил, что на всякий случай благоразумнее будет спрятаться. Может быть, сам супруг провожает. Он зашел за трубу и вышел, когда пристань уже скрылась из глаз.
-- Аркадий Николаевич!
-- Дорогая!
Вера Петровна, красная, с прилипшими ко лбу волосами -- "восемнадцать верст по этой жаре!" -- тяжело дыша от волнения, сжимала его руку.
-- Безумно... безумно... -- повторял он, не зная, что сказать.
И вдруг за спиной радостный вопль неприятно знакомого голоса:
-- Тетечка!
Вот так суприз! Куда вы это? -- вопил холерный студент. Он оттер плечом Платонова и, напирая на растерянную даму, чмокнул ее в щеку.
-- Это... разрешите познакомить... -- с выражением безнадежного отчаяния залепетала та, -- это племянник мужа.
Вася Окулов.
-- Да мы уже отлично знакомы, -- добродушно веселился студент.
-- А вы знаете, тетечка, вы в деревне здорово разжирели!
Ей-богу! Бока какие! Прямо постамент!
-- Ах, оставьте!
-- чуть не плача, лепетала Вера Петровна.
-- А я и не знал, что вы знакомы!
-- продолжал веселиться студент. -- А может быть, вы нарочно и встретились? Рандеву? Ха-ха-ха! Идемте, тетечка, я покажу вам вашу каюту. До свиданья, мосье Платонов. Обедать будем вместе? Он весь вечер так и не отставал ни на шаг от несчастной Веры Петровны. Только за обедом пришла ему блестящая мысль пойти самому в буфет распечь за теплую водку. Этих нескольких минут едва хватило, чтобы выразить отчаяние, и любовь, и надежду, что, может быть, ночью негодяй угомонится.
-- Когда все заснут, приходите на палубу, к трубе, я буду ждать, -- шепнул Платонов.
-- Только, ради бога, осторожней! Он может насплетничать мужу.
