LE CRÉPUSCULE DU SOIR THE EVENING TWILIGHT

Le jour tombe. Дневной свет падает. Un grand apaisement se fait dans les pauvres esprits fatigués du labeur de la journée ; et leurs pensées prennent maintenant les couleurs tendres et indécises du crépuscule. Бедные умы, уставшие от дневных трудов, успокаиваются, и их мысли обретают нежные, нерешительные краски сумерек.

Cependant du haut de la montagne arrive à mon balcon, à travers les nues transparentes du soir, un grand hurlement, composé d'une foule de cris discordants, que l'espace transforme en une lugubre harmonie, comme celle de la marée qui monte ou d'une tempête qui s'éveille. Однако с вершины горы на мой балкон, сквозь прозрачные вечерние облака, доносится великий вой, состоящий из толпы разноречивых криков, которые в пространстве превращаются в тоскливую гармонию, подобную приливу или пробуждающейся буре.

Quels sont les infortunés que le soir ne calme pas, et qui prennent, comme les hiboux, la venue de la nuit pour un signal de sabbat ? Кто же те несчастные, которых не успокаивает вечер, и которые, подобно совам, воспринимают наступление ночи как сигнал к наступлению субботы? Cette sinistre ululation nous arrive du noir hospice perché sur la montagne ; et, le soir, en fumant et en contemplant le repos de l'immense vallée, hérissée de maisons dont chaque fenêtre dit : « C'est ici la paix maintenant ; c'est ici la joie de la famille ! Эти зловещие звуки доносятся до нас из черного хосписа, расположенного на горе, а вечером, когда мы курим и созерцаем покой огромной долины, усыпанной домами, каждое окно которых говорит: "Теперь здесь мир, здесь радость семьи! » je puis, quand le vent souffle de là-haut, bercer ma pensée étonnée à cette imitation des harmonies de l'enfer. "Когда ветер дует сверху, я могу убаюкать свои изумленные мысли сном в этой имитации адских гармоний.

Le crépuscule excite les fous. Сумерки возбуждают безумцев. — Je me souviens que j'ai eu deux amis que le crépuscule rendait tout malades. - Помню, у меня было два друга, которым стало очень плохо в сумерках. L'un méconnaissait alors tous les rapports d'amitié et de politesse, et maltraitait, comme un sauvage, le premier venu. One then ignored all relations of friendship and politeness, and mistreated, like a savage, the first comer. Один из них пренебрег всеми правилами дружбы и вежливости и обошелся с первым встречным как с дикарем. Je l'ai vu jeter à la tête d'un maître d'hôtel un excellent poulet, dans lequel il croyait voir je ne sais quel insultant hiéroglyphe. Я видел, как он бросил в голову официанту отличную курицу, в которой, как ему показалось, он увидел какой-то оскорбительный иероглиф. Le soir, précurseur des voluptés profondes, lui gâtait les choses les plus succulentes. Вечер, предвестник глубокого сладострастия, баловал его самыми сочными вещами.

L'autre, un ambitieux blessé, devenait, à mesure que le jour baissait, plus aigre, plus sombre, plus taquin. Другой, уязвленный честолюбец, с каждым днем становился все более горьким, мрачным и дразнящим. Indulgent et sociable encore pendant la journée, il était impitoyable le soir ; et ce n'était pas seulement sur autrui, mais aussi sur lui-même, que s'exerçait rageusement sa manie crépusculeuse. Indulgent and sociable even during the day, he was ruthless in the evening; and it was not only on others, but also on himself, that his twilight mania was furiously exercised. Снисходительный и общительный днем, он был безжалостен вечером; и не только на других, но и на самом себе его сумеречная мания проявлялась с яростью.

Le premier est mort fou, incapable de reconnaître sa femme et son enfant ; le second porte en lui l'inquiétude d'un malaise perpétuel, et fût-il gratifié de tous les honneurs que peuvent conférer les républiques et les princes, je crois que le crépuscule allumerait encore en lui la brûlante envie de distinctions imaginaires. Первый умер в безумии, не узнав жену и ребенка; второй носит в себе беспокойство вечного недомогания, и даже если бы он был удостоен всех почестей, которые могут даровать республики и принцы, я полагаю, что сумерки все равно разожгли бы в нем жгучее стремление к воображаемым отличиям. La nuit, qui mettait ses ténèbres dans leur esprit, fait la lumière dans le mien ; et, bien qu'il ne soit pas rare de voir la même cause engendrer deux effets contraires, j'en suis toujours comme intrigué et alarmé. Ночь, омрачившая их умы, теперь проливает свет на мои, и хотя нередко одна и та же причина приводит к двум противоположным последствиям, я всегда заинтригован и встревожен.

Ô nuit ! ô rafraîchissantes ténèbres ! Освежающая темнота! vous êtes pour moi le signal d'une fête intérieure, vous êtes la délivrance d'une angoisse ! Для меня вы - сигнал к внутреннему торжеству, вы - избавление от мук! Dans la solitude des plaines, dans les labyrinthes pierreux d'une capitale, scintillement des étoiles, explosion des lanternes, vous êtes le feu d'artifice de la déesse Liberté ! В одиночестве равнин, в каменистых лабиринтах столицы, в мерцании звезд, во взрывах фонарей, вы - фейерверк богини Свободы!

Crépuscule, comme vous êtes doux et tendre ! Сумерки, как ты мила и нежна! Les lueurs roses qui traînent encore à l'horizon comme l'agonie du jour sous l'oppression victorieuse de sa nuit, les feux des candélabres qui font des taches d'un rouge opaque sur les dernières gloires du couchant, les lourdes draperies qu'une main invisible attire des profondeurs de l'Orient, imitent tous les sentiments compliqués qui luttent dans le cœur de l'homme aux heures solennelles de la vie. Розовое сияние, которое еще держится на горизонте, как агония дня под победным гнетом ночи, огни канделябров, которые делают непрозрачными красные пятна на последних славах заката, тяжелые драпировки, которые невидимая рука тянет из глубин Востока, имитируют все те сложные чувства, которые борются в сердце человека в торжественные часы жизни.

On dirait encore une de ces robes étranges de danseuses, où une gaze transparente et sombre laisse entrevoir les splendeurs amorties d'une jupe éclatante, comme sous le noir présent transperce le délicieux passé ; et les étoiles vacillantes d'or et d'argent, dont elle est semée, représentent ces feux de la fantaisie qui ne s'allument bien que sous le deuil profond de la Nuit. It still looks like one of those strange dancing dresses, where a transparent and dark gauze lets glimpse the damped splendors of a dazzling skirt, as under the black present pierces the delicious past; and the flickering stars of gold and silver, with which it is strewn, represent those fires of fantasy which only light up well under the deep mourning of Night. Он все еще похож на одно из тех странных платьев танцовщиц, где прозрачная темная сетка дает представление о пышности ослепительной юбки, как под черным настоящим пробивается восхитительное прошлое; а мерцающие звезды из золота и серебра, которыми он усыпан, представляют собой те огни фантазии, которые хорошо горят только под глубоким трауром Ночи.